На исходе лета

В последние дни лета в жизни Гриши Капкова случилось удивительное событие – он влюбился. Конечно, если подумать, то ничего особого в этом нет – влюбляются даже кошки, коты и попугаи, испытывая при этом явные помрачения ума и сердечные томления. А Гриша что ж – обычный парень пятнадцати лет; лохматый длиннорукий «ботаник вульгарис» с очками на выдающемся носу. Просто бывает иногда - просыпаешься утром и понимаешь, что ничего в жизни не имеет бОльшего значения, чем её взгляд, её улыбка и голос. Ну что же это, как не то самое, внезапное и всесокрушающее чувство? Гриша не знал. А поделиться ему было не с кем, если не считать…

Дворник Митрич грустно усмехнулся в бороду, посматривая вдаль.

- Влюбился, значит. А в кого?

Лохматая Муся тоже высунула свой собачий нос из-под хозяйской руки и вопросительно уставилась на Гришу. Тот вздохнул.

- В Таню Попову.

Митрич обстоятельно кивнул. Они сидели на крыше шестнадцатиэтажки, и глядели на закат, думая каждый о своём. Ведь друзьям не обязательно болтать о всякой ерунде, когда в небесах такая красота, а на сердце грустная хмарь.

Муська перевела взгляд на хозяина и, повозившись, положила морду на лапы.

- Что ж, хорошая девочка, умная и спокойная. А чего ж ты ворон ловишь?

- В смысле?

- Эх, молодёжь… Парень ты неглупый, на мордуленцию не страшный, стихами можешь при случае задвинуть. Ну и давай, приглашай на свидание! Только надо придумать что-то такое… чтоб на всю жизнь запомнилось!

Покрасневший Гриша кивнул головой.

- А о чем говорить?

- На свиданке-то? Да о чем хочешь! Только это… будь самим собой, не воображай из себя невесть что. Оно для всех полезней. И знаешь, как сказал поэт, даже самые большие мечты так и остаются мечтами, если ты ничего не делаешь. Все когда-то хотят быть космонавтами, а становятся… сам знаешь кем. Так что лети, космонавт!

***

Через несколько дней «мосты были сожжены». Краснея и запинаясь, он выдал заранее приготовленную речь – и Таня удивилась, а потом рассмеялась и согласилась. Бутылка безалкогольного шампанского, конфеты и фрукты, свечки, скатерть, бокалы и даже мягкие «сидушки» были упакованы в коробку и отнесены наверх. В назначенный час Гриша расстелил скатерть, прижав её по краям рыжими апельсинами, распаковал припасы и улегся смотреть в августовскую ночь. На крыше гулял ветер; играя конфетным фантиком, перемешивал шальной воздух, волшебный, как перевёрнутое над головой море. Два самолётных огонька долетели до полной луны и скрылись, пройдя по самому её краю.

Внезапно жуткое ворчание заполнило тишину. Гриша замер. Рокот повторился и снова затих. Парень осторожно огляделся – всё спокойно, никто не шевелится во мраке, собираясь поужинать несчастным смертным. Взглянул на часы – без десяти одиннадцать. Таня сейчас придёт!

Бормотание возобновилось, только теперь к нему примешивались жалобные всхлипы и резкие, отрывистые взрыкивания. Отгоняя нехорошие мысли, Гриша бросился к каморке для всякого барахла, притулившейся в углу площадки. Дверной замок висел на одной дужке, Капков потянул за ручку, и мощный, раскатистый храп ударил ему в лицо. Едва угадываемый в свете луны, раскинув руки среди мётел и пустых вёдер, сном безмятежного праведника дрых дворник.

- Да блин, Митрич! Ну как так…

Храп сбился, друг неразборчиво буркнул и повернулся на бок; завозившаяся в темноте Муська слабо тявкнула. Гриша глянул на часы, прикрыл дверь и побежал к лестнице.

«Чёрт, что делать-то? Разбудить его? А если сам проснётся, выйдет… ой…»

И остановился - на последних чердачных ступеньках стояла Таня. На несколько прекрасных мгновений Гриша забыл всё.

- О, привет… - сказала девушка.

- Привет.

Она вышла на крышу и огляделась.

- Так высоко… Никогда тут не была. Страшно. Но красиво. Ты один?

- Почти, - ляпнул Гриша.

- То есть?

- Ну, ещё ты, небо, звёзды… и вот. – Он отступил на шаг и вытащил из-за угла большой букет. – Это тебе.

- Ой… - Таня обняла цветы и пощекотала нос нежными лепестками. – Хороший сюрприз!

Ободрённый успехом, Гриша широко махнул рукой.

- Прошу к столу!

Свидание оказалось совсем не страшным. Ветер задувал свечи и чудом открытое шампанское залило половину скатерти, выстрелив пробкой в звонкие небеса, но астры кивали бутонами, и Таня по-доброму улыбалась, наполняя Гришу уверенностью и счастьем под сияющими от любви звездами.

Ему нравилась эта игра – что можно дурачиться или быть серьёзным, главное – простым и искренним, зная, что тебя понимают и принимают. Он смотрел на Таню и думал – какая она? Он видел её в школе, на уроках и переменах, среди подруг и в одиночестве, читал её посты и комменты и теперь думал – какая она на самом деле? Серьёзная, задумчивая, смеющаяся, уставшая, раздраженная, утешающая – что за человечек сидит сейчас напротив? Как сказать ей «Я тебя люблю и жить без тебя не могу?» «Точно не можешь?» - шепнул внутренний голос. «А может это всё блажь, ерунда? Может и нет никакой любви, одни гормоны? Как прыщики; выскочили, пройдут…»

- А ты все созвездия знаешь?

Гриша очнулся.

- А? Ну как все, основные... Вон Большая Медведица. Правее Близнецы. А рядом у нас…

Он замолчал. На фоне мирного Возничего в небе дрожали три розовых огонька. «Дождался. Ну надо же…» Огоньки дёрнулись и поползли вниз, становясь ярче и ярче.

- Слушай, там… Что-то непонятное.

- Где?

- Там. Ну… - Он подошёл к Тане и, присев на корточки, вытянул руку. – Вот, видишь?

- Ух, ты… это чего?

- Да фиг знает.

Огоньки росли и вскоре стало понятно, что их не три, а больше, что маленькие розовые лампочки бегают по кругу, и что…

- Вау, тарелка…

- Может, удерём? – спросила Таня, взяв его за руку.

- Блюдечко с розовой каемочкой. Давай, ну его.

Ребята дёрнулись к выходу, но в этот момент из «тарелки» ударил ровный луч и в свете его проявились две фигуры. Прямо у лестницы. Путь был отрезан.

Ростом чуть больше метра, инопланетяне напоминали школьников, заигравшихся в «Звёздные войны». В мягких серебристых скафандрах с открытым верхом, пришельцы смотрели на ребят, моргая внимательными тёмными глазками. Острые ушки прятались в наростах на голом черепе, тонкие губы сливались в линию. Розовый луч, теряясь в воздухе, становился ярче на крыше, окутывая гостей мягким свечением.

Один из пришельцев, явно постарше, поднял чёрную коробочку и что-то прощебетал.

- Привет вам, люди, - сказала коробочка безжизненным тоном.

Гриша кивнул.

- И вам… привет, - осторожно сказала Таня.

Пришельцы переглянулись и дружно изобразили улыбки, показав мелкие зубки. Таня прыснула. Гости снова переглянулись и черная коробочка забормотала.

- Мы не причиним вам вреда. Мир. Дружба.

«Ну это уже хорошо», - подумал Гриша.

- Вы разумные, мы разумные, есть правила. Нужно ваше согласие.

- Согласие? На что?

- Лететь на нашу планету. Путешествия. Исследования.

- Ага, исследования. – Он обнял девушку и прижал её к себе. – Разберут на органы. Идите нафиг.

Таня героически кивнула.

Пришельцы посовещались и коробочка вновь забормотала.

- Не волнуйтесь. Ваша жизнь и здоровье вне опасности. Честное слово. Мы исследуем другое. У человечества есть важное – любовь. У нас нет любви. Мы хотим, чтобы было. Мы изучали вашу культуру, отношения, анатомию. Больше нельзя, неудобно, долго. Нужен образец. У нас есть прибор. Мы сделали прибор.

Старший пришелец глянул на младшего; тот воодушевленно пискнул и достал из воздуха аппарат, похожий на переносной шахтерский фонарь.

- Это любовеметр.

- Чего? – оторопел Гриша.

- Любовеметр, - повторила коробочка. – Он измеряет количество любви в пространстве и в отдельных живых организмах. Мы измерили, сейчас здесь много любви. Мужская и женская особь. Можно лететь. Пожалуйста. Очень нужно.

- Я не хочу, - сказала Таня дрожащим голосом.

Внутри у Гриши всё рухнуло. Падали воздушные замки, осыпались стены, таяли прекрасные сады, где дни напролёт пели птицы, воспевая глаза влюбленных. «Много любви… и женская особь…» Он проглотил подступающий комок и сказал холодным чужим голосом.

- Слушайте, вы ошиблись. – Таня замерла и он крепче прижал её к себе, на мгновение коснувшись щекой мягких волос. – Нет у нас никакой любви. Нету, слышите. Вали отсюда, придурок!

Человечки переглянулись и младший ослепил ребят лучом.

- Не тот показатель… - пробормотала коробочка. Пришелец плавно повёл лучом по крыше. Через миг фонарь вспыхнул и тишина взорвалась собачьим лаем. Дверь грохнула; из каморки вывалился Митрич с метлой наперевес. Муська пряталась позади и заполошисто тявкала.

- Чего это? – Дворник заслонился рукой от света. – Да тихо ты, оглашенная! А ну, кому говорю!

Муська спряталась, дрожа хвостом и подгавкивая. Таня бросилась к знакомому.

- Дядь Егор! Вы не волнуйтесь, это инопланетяне! Они мирные, только странные…

Пришельцы дружно изобразили улыбки. Митрич пригляделся.

- Гриш, ты что ль? Где ж ты их достал?

Капков мрачно показал вверх.

- Сами прилетели.

Митрич задрал голову и покрепче ухватился за метлу.

- Ой, блин…

Младший пришелец дернул соседа за рукав и украдкой показал на дворника.

- Предлагаем вам лететь с нами! – Забормотала коробочка. – Очень нужно. Пожалуйста!

Гриша кивнул.

- Всё серьёзно, дядь Егор. Полетаешь в космосе. Если хочешь, конечно.

- Не, погодь… - Митрич взъерошил пятернёй спутанные волосы. – Ух ты… Да как же я…

И махнул рукой.

- А давай! Как Гагарин, значит! И-э-эх… и того! Только Муську с собой возьмем! Куда ж она без меня!

Он прихватил дворняжку, косившуюся на странных незнакомцев круглыми глазами, и, широким шагом подойдя к «чудикам», встал рядом.

- Ну, бывай, Гриш. Держи хвост пистолетом. И тебе, Тань, счастья! Не поминайте лихом дядьку Егора!

Луч пропал, исчезли и дворник, и инопланетяне, и Муська. Тарелка, моргнув лампочками, усвистела вверх, словно втянутая гигантским пылесосом.

Таня всхлипнула. Гриша, подумав, погладил её по голове и вздохнул.

- Не поверят.

- Не-а, - согласилась Таня.

Потом они сидели и смотрели на звёзды, на бесконечное ночное море с лунным китом среди тёмных волн, в легкой пене облаков. Большая Медведица укачивала своего медвежонка и Возничий погонял лошадей к рассвету. И Гриша думал, как странно сбываются мечты, складываясь грустным счастьем из осколков ушедшего времени; и что теперь у них одна тайна, одно приключение и одна маленькая любовь на двоих.