Сладкий запах яблок

***

Коробка передач натужно скрипнула, дорожная полоса медленно преобразилась в пунктир, а в салоне вновь стало шумно. Об этом замечательном эффекте он слышал от знакомых, читал на форумах, но только после покупки поверил. Стоило буханке разогнаться до 100 километров в час, как шумы и вибрации пропадали. Казалось, кабина в купе с водителем попадали в вакуум. Становилось страшно, из недр сознания поднималась чувство тревоги, ладони непроизвольно потели и ты с еще большем усилием цеплялся за руль. Те же чувства зарождались в нем, когда в лесу внезапно перестают шептаться птицы и ветер затихает, пустота заставляет собраться и ловить каждый новый шелест, или хруст ветки в стороне. Темные чувства, чувства из памяти о далеком прошлом. От раздумий его отвлек приближающийся к бамперу шлагбаум. Машина остановилась с присущим ей скрипом, а лежащие в салоне ящики с яблоками навалились друг на дружку. Куда это вы собрались ребята? — сказал он посмотрев через плечо на выпавшие на пол тройку яблок. Спешно прокрутив ручку на двери, опустил стекло, приложил руку к терминалу. Шлагбаум плавно поднялся, часы известили о списании средств. Затихший движок вздохнул с новой силой, протекторы зашуршали по дорожному полотну и спустя четверть минуты, отчетливая желтая точка пересекла границу между Нью-Джерси и Нью-Йорком по мосту Вашингтона.

Ночь в дороге все чаще напоминала о себе, он мял брови свободной рукой и то и дело бросал взгляд на экран навигатора. Судя по карте, до зарезервированного места в гараже было 10-15 минут ходу, рядом снятая на неделю квартира, может даже завтрак, но главное — нормальная кровать. Кормавой любил свой, как его здесь называли фургон, или ван если уж точно. Но, как правило точность в каждом штате была своя, как и свод законов. В раздираемых войной штатах было много странностей, хотя может это лишь его личное мнение и для местных жизнь шла своим привычным и знакомым путем.

— Хватит. — тряхнул головой, отгоняя мысли прочь, и постучал пальцем по стеклу западающего спидометра, — Давай, еще немного потерпи, конструктор ты мой колесный, — устало вздохнул и нежно погладил торпеду 452 УАЗа.

Машина за последние два года стала его главным партнером, другом, если можно так говорить о неживом. Череда размышлений о том, есть ли у машины душа, плавно склоняли голову к груди. В один момент дорога пропала, подпрыгнув на месте он выпал из дремы, но руки верно исправили ход движения по привычке. Внутри все перемешалось, слишком устал, а от голода крутило желудок. Он страстно желал бросить все и припарковать машину, лечь спать в салоне - забыться.

Было конечно и но, заключающееся в простой истине: Сколько денег не вкладывай, а от возможности разбить лоб о верхние стеллажи при резком подъеме, никакие вложения не спасут. Эти полки были конструктивным промахом и он постоянно думал, почему не сделал по другому. Хотя будь машина усовершенствована иначе, это уже будет не фургон, а скорее автобус. Мысль его позабавила, он едва уловимо улыбнулся, бросил взгляд на дорогу и вновь устало вздохнул. Пустой покров шоссе резал глаз, казалось электромобили должны были занять свою нишу сполна, но практика показала, что среднестатистический житель теперь выбирает общественный транспорт, даже живя в пригороде. И хотя это был не первый город в его путешествии по штатам, он до сих пор не верил, что даже столица мира прогнулась под волной топливного кризиса 21-го века.

Светофор сменился зеброй, минул перекресток и еще один, в душе еще теплилась надежда увидеть город из фильмов, город света, башень и плотного дорожного движения, так знакомого по фильмам с детства. Но, сколько не метался взгляд по сторонам, всюду была пустота. На минуту ему показалось, что город вымер, часть зданий была обесточена, а темные глазницы провожали его холодным прищуром зашторенных окон. А вот и первый признак жизни, из-за поворота показался мусоровоз. Пузатое создание мерно выехало из проулка, а за ним мусорщик-оператор в рабочем костюме. Андрей представил себе отечественного санитара улиц, откуда-нибудь из Томска. Боже, да пол Томска наверное стоят, как один этот костюм Нью-Йоркского мусорщика. Тем временем работник ловко цеплял крюком по три четыре огромных пластиковых тюка и забрасывал в идущий перед ним автомат. Часть мешков были пузаты, иные словно побывали под прессом, порой их целостность была нарушена , и Кормавой видел, как от смрада кривилось лицо человека в костюме. В очередной раз зевнув, Андрей спешно прикрыл рот ладонью, — Дальше так нельзя, в тишине я сам тишину найду, — пальцы с силой ударили по кнопкам старой магнитолы, а по другому она и не работала. Шипение и скрип буханки преобразовались в приятную какофонию. Шум пробили помехи, и из динамиков резко вырвался звучный голос:

Привет Нью-Йорк, вставайте пташки пора зажигать, а те кто сегодня работают просто, сделайте вид, что вы с нами и держите глаза открытыми, так как с вами Руди Стивенс и это Нью-Йорк рок, Рок Нью-Йорк с передачей «Продрать глаза». Только у нас самые сочные, самые вкусные и самые знаковые старинки прошлого века. Встречайте Вархорсе и их версию песни от Изибеатс, песня про город, а может и нет, но парни там явно трудятся, Саинт Луис.

Колонки ударили по ушам резвым ритмом прошлых лет, он хотел было переключить станцию, но прослушав первый куплет передумал. Откинулся и довольно заерзал на кожаном сиденье.

— Да, дружище, это не совсем то, но уж куда лучше розовых соплей от Лизы Вон, — свернул на Бродвей, улицы постепенно оживали.

Спустя три трека снизил скорость до 10 миль в час, миновал Колумбийский Университет и словно по команде по улицам зашагали неровные ряды людей. Девушки, парни, в основном все молодые, они грузились в автобусы, кто-то нырял в подземку и у каждого в руке был плакат с лозунгом. Он слышал о все нарастающем бунте молодежи на востоке, хотя, как это назвать бунтом. По новостям хоть и показывали активно скандирующих людей, но никто в полицейских кирпичами не кидался, автомобили не поджигал. Детский сад одним словом, а по сравнению с встречами поклонников футбола, или путчем 54-го в Москве и подавно. Тем не менее, если и дальше так пойдет, и гражданская война затянется, а с ней и война с Китаем, может тогда дойдет и до кирпичей. О чем ты думаешь, что за херня у тебя в голове? — мысль вяло осела в голове, уступая платформу неугомонному ведущему.

Еще одна песня и еще одна эмоция, как насчет классики? Не отвечайте, можете попробовать, но я все равно вас люблю. Господи, что я несу, встречайте Линард Скинард, не летайте самолетами и держите сумки на виду, этот город любит удивлять, иногда и в попку! С вами был Руди Стивенс, хорошего вам дня, вечера и возможно ночи!

— Захлопнись уже балаболка, — улыбаясь резюмировал Кормавой. Кажется ему начинал нравится этот парень. Не в том смысле, что ему нравились парни. Нет, на родине педиков не жаловали, наверное духовные скрепы не способствовали раскрепощению. А он не жаловал родину, отдельные её элементы и политиков в особенности. Но, несмотря на симпатию к этому парню, он прекрасно понимал, что в общей компании у них разговор не заладится. В реальной жизни любовь быстро обернется драмой, с гарантированной пропиской у стоматолога. Все это запутанно, возможно он просто завидовал отсутствию тормозов у парня. Ведь он так не мог, а когда и пытался, все заканчивалось мордобоем.

Тройное соло южан наполнило салон теплым звучанием прошлого века, Кормавой замер глядя на бегущую в одиночестве американку. Обтягивающая тело форма, пестрые цвета и скачущий в такт шагу хвостик на затылке. Наверное тебя никогда не перестанут удивлять местные контрасты. На одной улице грабят средь бела дня, а на другой гуляют с детьми, бегают трусцой и беззаботно пьют долбанный смузи. Бегунья осталась позади, а голову вновь наполнил прежний поток суждений.

— Зависть, — он смаковал слово на языке, — Скорее да, чем нет, — ответил он сам себе отстраненно.

За последние два года он исколесил полмира, каждая стоянка, каждый бар, или мотель убеждали его в одном. Никто не любит свободных, но более других они не терпят сами себя. Каждая такая встреча миров заканчиваются конфликтом, стоит пустой бутылке коснуться дна урны.

— Да, херово быть тобой Андрюша, — он представил себя офисным клерком и рассмеялся в голос. — Любим, или нет, все найдем себя на другом берегу.

Ван Занты продолжали распевать, тройное соло ознаменовало конец куплета и Андрей потянулся за сигаретами. Выудил одну, жадно затянулся, пальцы отбили ритм по баранке.

За годы на чужбине он заметно подтянул язык капитализма, но порой некоторые слова были не понятны, особенно у современных исполнителей, песни которых скорее напоминали колокольный звон в похмельное утро, но никак, никак не то что он слушал сейчас. Это мир меняется, или ты стареешь? Оставив вопрос без ответа, затянулся и качнул головой в ритм. Мелодия увлекала и он уже подпевал сквозь зажатую в зубами сигарету от Роккет Гоу. Старое дерьмо ему нравилось, он называл дерьмом только лучшее, стараясь тем самым нивелировать золотые грани продукта. В песнях прошлых лет все было понятно, иначе, теплее. Он не во всем соглашался с Ронни Ван Зантом, но в идее недоверия к своей женщине и друзьям было что-то, что порой случается. Это не аксиома и не абсолют, просто бывает, и в его жизни так бывало чаще чем хотелось бы.

— Никто никому не принадлежит, каждый ищет свою выгоду. Жизнь крепко бьет плетью промеж лопаток, а ты веселый и пьяный от боли, бредешь себе дальше. Вперед по дороге радости, вперед, пока крест с тобою во главе не украсит Аппиеву дорогу цивилизации, — выбросил не докуренную сигарету в окно, — Да, ты в ударе. Воууу! Кто сказал, что только инсульт может удивлять? — пришедшая в голову идея сильно его рассмешила, но приступ зевоты подавил одинокое веселье. Он одернул себя, отвесил себе две пощечины подряд и сфокусировался на дороге.

Правая нога вжала педаль тормоза, 452-й УАЗ со скрипом остановился у светофорной линии, бегло взглянув на таймер Андрей сверился с навигатором. До гаража оставалось пару кварталов, на углу числилась круглосуточная забегаловка.

— Вот и приехали, еще чуть-чуть, да ведро? — будь у 452-го рот, он бы ответил, вспомнил бы и «ведро», и «давай говно». Но, в данный момент на вопрос промолчал и учтиво сдержался, а из-за панели звучало ровное урчание механического сердца.

Гараж представлял подземную парковку, расширенную и оснащенную лифтами. Вывеска перед въездом гласила:

От одного до двух часов

15 долларов, плюс налог.

Он плавно вписал машину в поворот, приложил руку к столбу со сканером. Выбрал тариф «ночь» и аккуратно проехал в ворота. Высокая посадка давала свои преимущества на бездорожью, но в городе ты рисковал каждый раз потерять верхние фары в купе с багажником на крыше. Найдя 22-е место, припарковался у стены, достал из багажника скобы для колес и занялся их установкой.

А спустя четверть часа уже шел прочь от гаража, неспешно преодолел пустующую дорогу и дернул на себя дверь закусочной «Витни и Джеймс», на пересечение 80-й и Амстердам авеню. Заведения явно переживало не лучшие времена, часть зала была свободна от посетителей, а в глаза бросалось отсутствие интерактивных щитков со специальными предложениями дня. Кормавой попытался включить терминал меню за столиком у окна — тщетно. В служебных дверях мелькал мужчина, что-то спешно говорил на незнакомом ему языке и активно жестикулировал.

Бессонная ночь все облачала в тягучий покров романтизма, время замедлилось и лишь легкая рябь в покрасневших глазах, напоминала о настоящем. Что есть романтика? — спросил он сам себя, — Что-то, чего ты давно не чувствовал, — автоматически ответило подсознание.

— Доброе утро, что желаете? — приятный голос пропел со спины и спешно превратился в сонную, но сияющую улыбкой официантку.

— Даже не знаю, что сказать, — ответил по русски Кормавой, увидел озадаченность на лице и перешел на английский, — Утро, — улыбнулся, — Я пизда включить терминал, он не работает, посоветуйте что-нибудь[1], — улыбнулся и задержал взгляд на бейджике девушки, чуть дольше чем следует, — Спасибо, Бекки.

— Конечно, конечно, — смущенно ответила девушка растягивая слова и едва сдерживая смех вперемешку со смущением.

— У вас все хорошо? — справился подоспевший с кухни менеджер. Девушка, что-то шепнула ему на ухо, он закивал в ответ, улыбнулся и отправил ее к другому столику.

— Все в порядке? — немного потеряно спросил Андрей.

— Девушка не знает русского, а вам стоит подучить английский, — лицо Кормавого вытянулось от звука родной речи, — Интонации, сэр. — сдержанно констатировал менеджер.

— Твою мать, так и знал, извиняюсь. Я всю ночь гнал машину из Питсбурга и, видно, брякнул что-то не то.

— Понимаю. Как насчет завтрака?

— А какие варианты? — потупился Кормавой, — Просто... — сотрудник остановил его подняв руку.

— Предлагаю классику, яйца, бекон и кусок пирога. Или..

— Нет, классика подойдет, — кивнул в такт словам Андрей.

— Прошу вас пересесть вглубь зала.

— А в чем проблема этого стола?

— Не хочу поджаривать вас на солнце, кондиционеры еще не подвезли, а восход никто не отменял.

— Плюс я не буду мешать технику подключать терминал меню, когда он появится, верно?

— Не без этого, а с нас первая кружка кофе бесплатно, — улыбнулся менеджер.

— Продано! — легко стукнул ладонью по столу и протянул руку, — Андрей Кормавой.

— Владимир, — сдержанно ответил работник общепита.

— Каким ветром вас занесло в штаты, Владимир? — осведомился он направляясь к новому столику.

— Ветра судьбы, вторая волна ветров если точно, — улыбка на его лице на мгновение спала.

— Я тогда был еще ребенком, вы хорошо сохранились.

— Спасибо, это все ритм этого города, тут нельзя расслабляться.

— Правда? — прикрыл ехидную улыбку рукою, — Сегодня, вы уже второй человек, который мне об этом говорит.

— И кто был первым?

— Один джентельмен, своего рода мистер Ферст новой земли, — Кормавой изучающее посмотрел на собеседника.

— Не совсем вас понимаю. — глаза Владимира блуждали по по черно-белым квадратам на полу.

— Не берите в голову, дурацкая шутка, зря я. — шутливо отмахнулся Андрей.

— Мне и вправду интересно, — упорствовал Владимир.

— Старый фильм, с Мироновым. Про кинематограф на диком западе, — он развел руками и изобразил человека с допотопной камерой, пытаясь разрядить ситуацию.

— Правда не помню, но я обязательно посмотрю, — откашлялся в кулак — А как москвича занесло в Нью-Йорк?

— Как вы догадались?

— Вам надо быть немного более загадочным, — почесал бровь Владимир и бросил взгляд на идущих по улице студентов с плакатами.

— А если серьезно?

— Жители не из центра всегда спрашивают откуда я, в отличие от Петербуржцев и Москвичей.

— Вы прям Шерлок.

— Нет, я из Омска, — договорив рассмеялся.

— А, как же жители новой столицы?

— А, так они всем сразу рассказывают о себе, — прозвучал звонок, табло высветило цифру один, — А вот и ваш заказ, присаживайтесь Мистер Ферст, я все принесу.

— А вы молодец.

— Мы быстро адаптируемся, — подмигнул ему в ответ Владимир.

Да, именно поэтому мы и измеряем нашу страну другими странами, — пронеслось у него в голове, — Но, наша ли это страна? — он отбросил мысль и уселся за предложенный столик с улыбкой на лице. Но стоило ему отвернуться, как мрачные мысли вернулись. Все эти студенты, война с Китаем, он редко включал новостные канала, а когда включал его тошнило. Не буквально конечно, но тот ванильный мир, что строил ведущий новостей вызывал лишь смех. Мы достигли, мы одолели, мы обогнали...о чем вообще можно говорить, когда страна все еще экспортирует нефтепродукты, получает бешеные вбросы в бюджет, а результата не видно. Куда они уходят? Куда уходят деньги? Вопрос будоражил фантазию, он представил, что деньги связаны в цепь и бредут за скалистые горы под конвоем.

— Ваш заказ, — тарелка плавно опустилась на стол перед ним, он увидел уже знакомое лицо Бекки, — Яичница с беконом и пирог. — улыбнулась она и добавила, — А кофе сейчас принесу.

К тому моменту, как она вернулась он уже покончил с дежурным блюдом и пирогом, как в прочем и с желанием оставлять чаевые, если они уже не были включены в счет.

— Ваш кофе, — в ответ он лишь кивнул.

Дверь скрипнула и в кафе зашла группа студентов, эти были без плакатов. Светлые и юные голоса мигом заполнили пространство зала, он заметил Владимира у стойки и поднял большой палец в верх. Менеджер развел руками и широко улыбнулся.

— Классный ты парень Владимир, — подумал он про себя, — И сколько еще таких классных уехало из страны. Почему вас тянет сюда, где тот же кризис и те же 30 с лишним баксов за галлон сраного регулара? Может зарплаты? Но они и на родине значительно подросли в годы после образования союза[2], хера вам дома не сидится? — он постарался отбросить мысли прочь, глубоко вдохнул и сделал глоток, горечь жаром пробежала по горлу. Андрей откинулся на спинку, зажав горячую кружку руками и зажмурился от удовольствия, — Это именно то, что тебе нужно. Так мало, — кивнул головой в такт мысли, — Да, сам в шоке, — край рта скосился в улыбке.

Входная дверь скрипнула вновь, а через секунды снова и снова, сонливость брала свое и открывать глаза не хотелось. Очередной скрип застыл на середине, веки налились цветом мака. Словно смотришь на солнце широко закрытыми глазами, — мысль мелькнула и закрепилась, а эффект длился долгих три секунды.

Он был готов и дальше слепо наслаждаться лучами утра, но жар светила нарастал с каждым мигом, а прорезавший ухо истошный крик, окончательно выбил его из забытья.

Она металась по залу обхватив голову руками, крича от страха на не известном ему языке. Кормовой хотел было встать, но далекий громоподобный звук приковал его к креслу. Земля под ногами мерно подрагивала, раз и еще раз, вновь сильный толчок и еще, и еще. Он заметил вспышки далекого зарева на фасаде высотки, пламя облизывало пространство где-то там вдалеке и лишь гул нарастал, а посуда отплясывала джигу. Подпрыгивая и кружась, кружка с кофе отбила безладный ритм и достигла края.

— Сука! — почувствовав кипяток на штанах вскрикнул Кормавой, — Твою сука мать! — он пытался стряхнуть с себя впитавшийся в ткань напиток, пока не увидел, как гул преобразовался в реальность и, словно живая, волна разрушения охватила соседнюю высотку, он бросился ниц с такой силой, что мигом повалил стоящий на литой ножке стол.

Взрывная Волна поглотила крики и панику, уступив место оставляющему звон в ушах вакууму. Крошево из стекла заполнило помещение, жадно вгрызаясь в любого кто встанет на его пути. Он сжался, сцепив обе руки на ножке стола, пока обратная сторона жизни настойчиво барабанила по закрывавшей его столешнице. В одно мгновение все стихло, ушло пожинать плоды разрушений, а зал наполнился облаком пыли.

Кормавой лежал, обняв ножку, и не верил в происходящие, постепенно оцепенение сменилось любопытством. Осторожно выглянув огляделся и тут же закашлялся. В ушах протяжно звенело. Раздавались стоны тех кому не повезло. Прикрыв рот рукавов он поднялся, тело улыбчивой Бекки было покрыто плотным слоем белой пыли, ее нога шевельнулась. Сделав пару шагов на встречу заметил, как из под серо-белого налета появились оспины по всему ее телу, кровь пробивала из под слоя строительных осадков, а нога дергалась все сильнее. Приблизившись, потянул ее на себя, глаза все так же отливали голубым, а застрявший в шее осколок менял цвет на красный. Сказал что-то, но голоса своего не услышал, лишь звон в ушах и агония на лице Бекки. Поискал взглядом взглядом Владимира, но тщетно, что он, что другие напоминали покрытых грязью попуасов со страницы учебника о древнем мире.

— Вода, мне нужна вода. — кричал внутренний голос, аккуратно перешагнув Бекки облокотился на стойку бара и вмиг одернул руку почувствовав укол боли. Солнце едва пробивалось через завесу смога, но те редкие лучи , что доходили отчетливо высвечивали ровный слой разбитых самоцветов покрывший все и вся. Аккуратно стряхнул осколки с ладони и обогнув стойку вошел в служебное помещение. Разбитый плафон опасно свисал в полумраке служебного коридора. Пробираясь на ощупь наткнулся на дверь, толкнул плечом и чуть не упал на крошево из осыпавшейся на пол плитки. Глаза постепенно привыкали к мраку, в глубине вырисовывался контур холодильной камеры и поварские столы. Толкнул ногой стоящий у входа ящик, кажется хлеб в вакуумной упаковке, еще теплый. Пазухи жгло от вездесущий пыли, она липла к горлу вызывая неконтролируемые приступы кашля. Наконец под руку попался стоящий в дальнем углу кулер с баком воды сверху. Желая подавить очередной приступ кашля Кормавой сложился пополам и вновь встретился с яичницей с беконом, приправленной пирогом. От запаха рвоты его вновь замутило, Андрей вырвал бак из объятий стойки и поднял над головой. Поток лился на голову, проникал сквозь одежду и стекал по штанинам. Жадно глотая воду он то и дело отплевывался сгустками черной сажи в перемешку с мокротой. К тому моменту, как бак опустел лицо и шея вновь стали привычного цвета, но кислый привкус рвоты все еще чувствовался в горле. Глаза уже окончательно привыкли к мраку, подойдя к глубокой стальной раковине опустил в глубь руку , под толщей воды прощупывалась картошка. Нащупал полотенце слева на стене, неспешно вымочил его в раковине с картошкой и слегка отжав, обмотал им лицо в области рта и носа. Сделал несколько глубоких вдохов, полотенце с задачей справлялось, во всяком случае каждый вздох не оставлял после себя желания выплюнуть легкие. Тремор в руках постепенно сходил на нет, глаза выхватили две пластиковые бутыли с водой стоящие под столом в дальнем углу.

— Ты берешь воду, и уходишь, — глубокий вдох, — Ты не останавливаешься, ты не зовешь на помощь, ты должен донести её до гаража, — медленный выдох.

Подхватив бутыли он медленно вышел с кухни, преодолел коридор и неспешно вышел в зал ресторана.

— А вот и недостающий элемент, — пронеслось в голове. Двое поваров ходили по залу с потерянным видом. Один из них пытался помочь одной из студенток, другой проверял пульс у Бекки.

— Она мертва — бросил он проходя. Повар начал что-то тараторить на испаньоле.

— Да понимаю я, мертва говорю. — пятясь к выходу повторял Кормавой, кивнул головой в сторону, — Вон студентам помоги, — Из компании в шесть человек осталось лишь четверо, трое лежали на полу покрытые слоем оседающей пыли, четвертый полз по направлению к выходу. Лицо было скрыто кроваво-серой маской, каждое движение венчалось стоном.

У выхода Андрей остановился, на него пустыми глазами смотрел труп Владимира, левая рука прижата к животу, правая плетью лежит на сверкающих на солнце осколках. Он наклонил голову стараясь рассмотреть менеджера и по привычке подметил, — Ты пытался зажать рану на шее, но не хватило сил... — внутренний диалог прервал один из поваров, он махал своим телефоном у него перед лицом, показывая пальцем то на людей, то на отсутствие сигнала в аппарате, — Llama una ambulancia[3], — кажется твердил повар активно жестикулируя.

— Да не понимаю я! — повысив тон ответил Кормавой, — Нет у меня телефона чурбан ты недоделанный, — уперся спиной в дверь, начал медленно пятиться открывая ее. Повар отвлекся от телефона и посмотрел на бутыли в руках Андрея и с новой силой затараторил, но уже указывая пальцем то на воду то на телефон.

— Не бойся с тебя не спишут, — мексиканец ухватился за рукав куртки, Кормавой рывком высвободился, оставив клочок рукава в зажатой ладони взволнованного сотрудника. Вылетев из кафе, отскочил в сторону от двери, баллоны закружили его по инерции и не устояв на ногах он упал на спину. Рывком поднялся, сунул правую за спину и застыл в ожидание. Вылетевший следом повар остановился, внимательно наблюдая за пропавшей из вида рукой.

— Хочешь чтобы дырок в лице наделал? — путая интонации прорычал Андрей, мексиканец оглянулся на коллегу в зале, снова посмотрел на спрятанную за спиной руку Кормавого.

— Спокойно, спокойно — неуверенно сказал он по английски.

— Свали в зад, пошел, пошел!

Повар выставил руки перед собой и медленно отступал к входу, миновал дверь и уставился на Андрея через оставшееся голым окно. Андрей проводил его взглядом, опустил бак и сделал вид, что помогает левой заправить пистолет обратно под ремень. Закончив, резко поднял баки с водой и поспешил скрыться за угол.

Не оборачивайся клоун, не оборачивайся, — вертелось в голове, — Что ты творишь, а если бы у него было оружие? — выглянул из-за угла, повара скрылись в глубине здания — Откуда у него оружие, максимум тесак, это же Нью-Йорк. — от внутреннего диалога его отвлекло зависшее на горизонте облако в форме гриба, левая его часть скрывалась башней, зато остальное отчетливо вырисовывалось над крышами соседствующих с многоэтажкой домов. Он в голос выругнулся, сверху что-то заскрипело и в туже секунду офисный шкаф рухнул на проезжую часть. Андрей посмотрел на издающую звуки башню перед ним. Где-то на середине конструкции зияла огромная дыра, словно кто-то взял и выдрал кусок одним единым порывом. Оглядываясь он засеменил в сторону гаража, что-то в конструкции надрывно взвыло, словно кран после летнего отключения горячей воды. Шаг сменился на быстрый, еще раз оглянулся. Затишье вновь прервалось воем и он заметил, как в середине череда этажей стала постепенно проседать, остановился, зачарованный действием. Картина была сюрреалистичной, огромная башня плавно кренилась, а свободные от стекол окна постепенно извергали из своих глубин предметы интерьера и тех кому не повезло в нем оказаться сегодня.

Беги идиот! — прогремело в голове, и он побежал. Преодолев метров двадцать, подавил желание избавиться от балласта, сгреб бутыли с водой под мышки. За спиной все гудело, пульсировало, исполин издал свой последний вибрирующий стон и оркестр из металла вперемешку с бетоном, устремился на встречу с притихшей уличной жизнью.

До угла дома оставались считанные сантиметры, когда высотка, преодолев этап свободного падения с металлическим визгом обрушилась на прилегающие здания. Мощный порыв ветра разнес столпы пыли на добрые пять кварталов в стороны от места приземления верхушки. От страха Андрей слишком резко рванулся к углу здания, оступился и не устояв на ногах завалился. Спешно встал подхватив лежащий рядом баллон, бросил взгляд на откатившийся в сторону. Со спины вновь послышался гул, но уже откуда-то из-за домов. Гул все нарастал, словно некий мифический зверь пробудился и рвется прочь из своей темницы. Мельком он увидел силуэт самолета, тот пытался планировать, или просто падал в направлении Центрального парка. Не чувствуя ног Кормавой рванул к гаражу, подхватил по дороге вторую бутыль, чуть не упал. Хотел перейти на бег, но правое колено отозвалось резкой болью.

Хромая пересек дорогу, нырнул под опущенные на половину ворота гаража и по инерции прокатился кубарем, громыхая бутылями с водой.

Твою мать, что же я такой жирный, — сердце бешено колотилось, грудь ходила ходуном, а мышцы жгло от непривычной нагрузки. Пытаясь отдышаться прильнул спиной к стене и тут же отпрянул. Сеть красных разводов отпечаталась на белой стене. Аккуратно сняв разодранную куртку с силой встряхнул ее несколько раз подряд. Каждый сантиметр материи был прорезан мелкими и крупными частями стекла.

— Ладно, в машине есть запасная — устало буркнул себе под нос Андрей, проверил содержимое карманов и отбросил куртку в сторону. Прихватил бутыли и медленно заковылял к припаркованной на самом нижнем этаже буханке.

Свет в гараже еще горел когда он добрался до машины. Не дожидаясь скорого отключения, он первым делом достал из машины щетку, стряхнул с бутылей все видимые осколки и закинул воду в салон. Помедлил мгновение, рывком запрыгнул в кузов и тут же пожалел о содеянном. Колено болью прострелило сознание, он свалился на пол с грацией мешка с картошкой.

— Сука, сука, сука! — кулак с силой ударил пол трижды, на костяшках проступила кровь, — Сраное колено! — вырвалось у него с очередным вздохом, он попытался принять сидячее положение, но от нахлынувшей боли лишь проступили слезы на глазах, — Да, что же это за жопа такая, а Андрюш? Едешь в Денвер, взрывают. Едешь в Канзас-Сити, опять взрывают, в Индианаполисе вообще чуть не посадили , как шпиона западных штатов, охереть можно. — вытер окровавленные костяшки о штанину, — Но столица мира как всегда на высоте! — прорычал он в пустоту салона, — Так меня еще никто через бедро не бросал, охереть, ракеты запустили.

Перестав причитать вспомнил повара трясущего перед его лицом телефоном, ощупал карманы брюк, — Твою мать. — в памяти отчетливо вырисовывалась картинка, он заходит в кафе, общается с Владимиром и оставляет мобильник на столешнице, — Ну твою же мать! — лежит неподвижно какое-то время, мысли вертятся в голове, как кроссовок в стиральной машине — По идее если я останусь у меня есть шанс, сколько времени надо частицам для первого полураспада? Где-то две недели, а откуда я это знаю, ладно, это сейчас не так важно. А что если попытаться прорваться...нет, если это не теракт, а в этом мы уверенны, тогда армия уже перекрыла все подступы к городу, и тогда любой транспорт на ходу будет обстрелян без предупреждения. А если нет? — внутри него всегда сидел тот самый чертенок с плеча, и вопрос " А почему бы и нет?" он задавал себе далеко не первый раз. Кормавой пролежал молча некоторое время, устав считать заклепки на потолке 452-го он попытался подняться, безуспешно... Разбухшее колено напоминало огромный кабачок, возможно в будущем оно станет и тыквой, но об этом думать не хотелось, — Как же это не кстати. — устало резюмировал он смотря на опухшую коленку, выждав десять долгих минут он попробовал подняться вновь, тот же результат. Отчаявшись ухватился за ножку приваренного к полу стула, оттолкнулся здоровой ногой и сантиметр за сантиметром проталкивал себя к установленной в хвосте салона постели. Пот заливал глаза, а боль волнами накрывала сознание, он делал перерыв: дышал, вытирал лицо от лезущего в глаза пота и вновь полз к цели. Только спустя час непрерывных попыток, он из последних сил взгромоздил себя на постель и тут же провалился в беспамятство.

Проснувшись первым делом бросил взгляд на часы, жалкие пятнадцать минут показались ему вечностью. Медленно подполз к краю постели, нащупал автомобильный холодильник позади водительского сиденья.

— Так, что у нас тут. Газировка, отбивные, еще раз отбивные, — найдя пакет с универсальным льдом, закрыл крышку и аккуратно приложил холодное к колену.

Усталость постепенно брала свое, не открывая глаз Андрей достал моток скотча с полки над кроватью и отрывая небольшие куски приклеивал холод к месту воспаления. Закончив убрал ленту обратно, устало провел измазанной в суете дня рукой по волосам и откинулся на подушку. Наверное за пределами гаража что-то горело, да пусть даже этот проклятый дом, желание спать пересиливало логику и чувство самосохранения. Где-то вдалеке вновь ухнуло, по земле прошла дрожь, перекинулась на машину и отдалась болью в колене. Слышно было как сыпется штукатурка на крышу машины. Он приподнялся на локтях, пытаясь занять более удобное положение и тут же вытянулся от боли в струну. Казалось в ногу ударила молния, сведенная судорогой мышца забрала все внимание. Дыхание сперло, лицо налилось краской, сжав зубы он пытался переждать приступ. А стоило боли стихнуть, напряженно ловил ртом воздух, судорожно хватался за полку над головой и сгребал лежащие на ней вещи. Нащупав упавшую на грудь ручку попытался дотянутся до икры и аккуратно колоть острием в взбунтовавшуюся мышцу. Пытаясь не думать, прервать приступ. Но все тщетно, волна боли вновь накрыла его с головой и он беспомощно вытянулся на кровати пережидая очередную минуту в тиши полной жалкого бессилия.

Наконец боль ушла. Кормавой аккуратно потянул на себя мысок, вновь стал различать знакомый потолок в клепках, ненавистную полку над головой и этот причудливый запах. Что это? — пронеслось в голове. Нос был забит пылью и все это уже смахивало на мираж, зажав одну из ноздрей он высморкался на пол. Устало перевернулся на бок, наклонился головой к полу и наконец-то почувствовал. Этот сладкий запах, закатившихся под кровать яблок.

Свет в гараже трижды моргнул и погас. Кормовой лежал в полной тьме и прикидывал, — Не известно кому в этом ресторанчике еще повезло. Пальцы коснулись холодного компресса на колене, он шмыгнул носом и с силой зажмурился надеясь, что все это лишь дурной сон. Но, пробуждение не наступало, а искорки под закрытыми веками играли огнями. Появлялись и исчезали, кружили себе причудливо сверкая и складывались в единый поток созвездий уходящий водоворотом в бездну. Ощущение тела менялось, боль в колене ушла, а за ним и оцепенение в забитых мышцах. Но, сердце все еще бешено билось, а тело покрывала пелена холодного пота. Он резко открыл глаза: вокруг полумрак, книжные полки, голографическое табло в дальнем конце кабинета и лицо мужчины. Волосы темные, с проседью на висках. Он что-то говорил ему, тряс за плечи и спешно снимал датчики, закрепленные на висках:

— Майк?! — он едва различает идущий словно издалека голос, — Черт, Майк!?

— Я, я... — неразборчиво бормотал сидящий в глубоком кожаном кресле Майк, пока с его головы снимали устройство похожее на металический обруч. Все его тело покрывала испарина, зуб на зуб не попадал, а ноги трясло так словно он пытается отбивать чечетку. — Что это было, Джим? — Майка вцепился в подлокотник силясь подняться, но Джим придержал его за плечи.

— Господи, ты меня напугал, — не обращая внимания на вопрос Джим спешно убрал обруч в футляр на столе, а вернувшись посвятил фонариком в глаза проверяя реакцию зрачков.

— Да в порядке я, — прикрыл лицо Майк и скривился жадно глотая ртом воздух.

— Да, кажется да, — согласился Джим и устало опустился в кресло напротив, — Черт, я думал у тебя сердце прихватило.

— Не дождешься, — скривился в ухмылке Майк и тяжело дыша повторил вопрос, — Так, что это было?

— Это его воспоминания, — расслабив галстук ответил Джим.

— Я словно был им, — Майк коснулся лица рукой и вновь увидел свои иссохшие — старческие пальцы.

— Да, так и работает симуляция воспоминаний, — виновато потупился Джим, — Извини, забыл предупредить

— Я чувствовал все до мельчайших подробностей. Радость, печаль, боль...и кажется у меня тоже ногу свело, — потянулся рукой к ноге.

— Ну, это вряд ли, симуляции никоим образом не передается, — отмахнулся Джим доставая портсигар из внутреннего кармана пиджака.

— Дай ручку, — лицо Майка скривилось от боли.

— Да, давай помогу подняться, — протянул руку Джим поднимаясь с кресла.

— Да не твою культю, идиот, пишущую! — Майк напряженно ловил ртом воздух, растирая мышцу.

— Сейчас пройдет, это фантомные боли от реала и не более, — поднявшись Джим отошел к барному столику и налил в бокал скотча.

— И мне двойной нацеди, — выпрямляясь в кресле сказал Майк с недоверием поглядывая на ногу.

— После этих нагрузок не рекомендую.

— Лей давай, конспиратор хренов.

Вернувшись с бутылкой Джим подал Майку его бокал и сел в кресло напротив.

— Ну, мистер Коган. И какие еще секреты тяготят тебя? — жадно отхлебнув скривился старик.

— Да брось Майк, — пригубил бокала Джим и откинулся в кресле.

— Сколько мы друг друга знаем, пять лет?

— Больше секретов не будет, — выдержал взгляд старика Джим, — В системе все данные для тебя открыты, — закурил, пустил дым вниз и устало осел, — Теперь никаких.

— А зачем все это представление?

— Затем, что нам повезло...

— И? — теряя терпение подался вперед Майк.

— И этот парень в лазарете наша самая большая удача, — затянулся, — Он даст ответ, по чьей вине мы вынуждены пять лет сидеть в этом убежище.

— Еще скажи он знает, кто первый ракеты пустил.

— Не исключено, — глядя в пустоту сказал Коган и вновь жадно затянулся сигаретой.

А дым струился к потолку, голографическая проекция мира ровно мерцала в глубине кабинета и каждый из них молчал. В тот миг лишь Кормавой ощущал чувство покоя лежа в лазарете. Приборы пищали извещая о верном биение сердца, а ему снился свод машины. Крестики, клёпки, проклятая полка над головой и чарующий сознание сладкий запах яблок.

1 — обыгрывается не правильное произношение слова «can’t», которое при неправильном произношении превращается в ругательство (cunt).

2 — имеется ввиду торгово-экономическое сотрудничество и оборонный союз между Россией и преобразовавшейся в КССГ (Континентальный Союз Свободных Государств) США

3 — Llama una ambulancia(исп) — Позвони в скорую.