Продавец скота

- Ты думаешь, стоит брать его с собой?

Я стою у окна и смотрю на занимающуюся зарю. Солнце вот-вот должно появиться из-за пышных крон деревьев, окружающих наш дом. Верхушка леса уже осветилась первыми лучами. Отблески света проникают в сумрак комнаты, чуть светлое квадратное пятно, пересечённое моей тенью, ложится на ковёр на полу. Жена присела на кровати и смотрит мне в спину.

- По-моему, он ещё мал для этого, - говорит она.

Глядя на растущее из-за леса солнце, я отвечаю:

- Он уже готов, - я бросаю взгляд на сарай, стоящий справа от дома. – В его возрасте уже надо становиться мужчиной. Он должен учиться нашему делу, - я поворачиваюсь к жене. – Точно так же, как когда-то учился я. И мой отец и деды.

Жена тяжело и протяжно вздыхает, понимая, что спорить нет смысла.

- Просто я боюсь за него, - она опускает ноги с кровати, встаёт. – Очень боюсь.

- Я понимаю тебя, - отвечаю я и выхожу из комнаты.

В коридоре темно, свет ещё не успел сюда пробиться. Я прохожу мимо комнаты сына, замираю на секунду. Он ещё спит. Не буду будить его так рано, пусть отдохнёт перед дорогой.

На первом этаже уже светлее. Я разжигаю огонь в печи - нужно разогреть корм для скота и самим поесть перед отправлением. Через несколько минут языки пламени начинают жадно облизывать дрова в печи. Я ставлю на металлическую пластину ведро с кормом и выхожу на крыльцо.

Несмотря на раннее утро, в воздухе уже почти нет прохлады, и я понимаю, что день обещает быть жарким.

Сойдя с крыльца по скрипучим ступеням, я неспешно иду в сторону сараю. Лес вокруг дома тих и молчалив, как и всегда. В сарае тоже тихо – животина ещё спит. Ну и хорошо.

Я присаживаюсь на пенёчек у входа в сарай, упираюсь спиной в деревянную стену и погружаюсь в свои мысли. Жена не хочет, чтобы я брал сына с собой на ярмарку. Она боится того, что мы будем долго ехать одни через лес. Она боится, что мы надолго останемся наедине со скотом в огромном лесу. Я понимаю её.

Посидев немного, глядя на дым из трубы, медленно уплывающий за верхушки деревьев, я встаю и иду обратно к дому. Жена уже зажгла свечи на кухне, поставила на печь чайник и небольшую кастрюльку. Я стою в дверном проёме и смотрю, как она хлопочет у кухонного стола, нарезая хлеб и овощи. Мне повезло с ней. Она замечательная жена. И она боится того, что сегодня мы с сыном уезжаем. Я прекрасно её понимаю, но я должен это сделать.

Умывшись, я поднимаюсь наверх и иду в комнату сына.

- Вставай, - говорю я ему, слегка тряся его за плечо. – Сегодня у нас с тобой важное дело.

- Какое, пап? – спрашивает он, зевая и протирая с глаз остатки сна.

- Мы поедем с тобой на ярмарку, - отвечаю я.

- Правда? – кажется, он проснулся мгновенно, услышав это. – На ярмарку в город?

- Да, - говорю я. – Сейчас позавтракаем, всё приготовим и поедем.

- Здорово, - он вскакивает с кровати, ненадолго обнимает меня и со всех ног мчится вниз. – Мама, ты слышала? Мы поедем на ярмарку! В город!

- Да, я знаю, - слышу я голос жены. – Умывайся и садись за стол.

После завтрака я покормил скот и начал готовиться к отъезду. Сын, воодушевлённый будущей поездкой, крутится возле меня и старается во всём помочь. Он несказанно рад тому, что наконец-то увидит город и ярмарку, о которых столько слышал. Вспоминаю себя в его возрасте и свою первую поездку с отцом. Казалось, счастью моему тогда не было предела. И вот теперь моя маленькая копия бегает рядом и радуется, как и я когда-то. Он спрашивает, как скоро мы поедем.

- Сначала надо загнать в арбу скот, - говорю я сыну. – Затем надо арбу запрячь. А уж потом погрузим мясо и тронемся в путь. Так что принеси-ка мне аркан, я пойду к сараю.

Сын с опаской смотрит в сторону загона для скота, но через секунду, явно вспомнив, куда мы едем, стремительно бежит за арканом к дому. Я жду его у сарая, сидя на пенёчке. Солнце между тем поднимается всё выше, начинает припекать. Я начинаю опасаться, как бы мясо не пропало по дороге. Надо будет наложить побольше льда.

Тем временем сын прибегает ко мне с арканом – длинной палкой с петлёй на конце. Я замечаю, что жена вышла на крыльцо, вытирая на ходу руки полотенцем, и взволнованно смотрит в нашу сторону. Я легонько киваю ей, давая понять, что всё будет в порядке, и обращаюсь к сыну:

- Смотри, как я сейчас буду выводить скот. Когда ты подрастёшь, мы будем делать так вдвоём, как когда-то мы с твоим дедом делали. А потом, позже, ты будешь делать так сам. А сейчас отойди в сторонку и смотри. Смотри и запоминай, сынок.

Я открываю ворота, слышу, как зашевелилась животина внутри. Сын заметно напрягается.

- Не бойся, - говорю я ему и оглядываюсь на жену, стоящую на крыльце. – Не бойся.

Через минуту я выхожу наружу и веду за собой упирающегося зверя, на шею которого накинута петля. Скот всегда как будто чувствует, что его ведут на бойню или везут на продажу.

- Закрой за нами ворота, - спокойно говорю я сыну, стараясь не напугать.

Он выполняет указание, затаив дыхание, после чего идёт чуть поодаль следом за нами. Он ещё никогда не видел зверей так близко, буквально на расстоянии вытянутой руки.

Доведя зверя до арбы, я загоняю его внутрь, ослабляю петлю на аркане и закрываю дверь.

- Первый готов, - говорю я сыну.

- Сколько ты хочешь отвезти? – спрашивает жена. Она подошла к нам и гладит прильнувшего к ней сына по голове.

- Двоих живьём, – отвечаю я. – И мясо троих возьмём. Ты собрала нам еду в дорогу?

- Да, почти готово, - кивает она, после чего прижимает голову сына к себе и слегка прикрывает ему ухо, как будто не хочет, чтобы он слышал её слова. – А Матёрого будешь продавать?

- Нет, - говорю я. – Его я продам ещё не скоро.

Затем мы с сыном продолжаем подготовку. Я загоняю в арбу ещё одного зверя, после чего запрягаю четверых. Сын помогает мне носить мясо из погреба, таскает небольшие куски, обкладывает их льдом.

Через час с небольшим мы готовы к поездке. Жена приносит нам еду, тёплые вещи для сына и одеяло.

- Будьте осторожны там, - говорит она, обнимая меня и целуя в щетинистую щеку. – Береги его! – шепчет она мне на ухо, после чего принимается обнимать сына.

Я иду к сараю, чтобы проверить, что всё надёжно закрыл. Проверив замки и засовы, я заглядываю в щель. Там в полумраке топчется скот. Из дальнего тёмного угла на меня смотрит Матёрый. Тот самый зверь, из-за которого погиб мой старший сын.

Десять лет назад мы были на охоте. Тогда мы несколько дней преследовали небольшое стадо, три-четыре зверя. Один из них, молодой и слабый, отстал от стада и, почуяв нас, спрятался в лесочке. Мы быстро нашли его и оглушили. Связав зверя, мы бросили вдогонку за остальными. Тогда-то мы и встретились с Матёрым - он остался ждать нас, отпустив самок вперёд. У меня с собой был лук и топор, сыну дал копьё. Я на бегу выстрелил в зверя и ранил в ногу. Тот в ярости кинулся на нас. Вот тогда-то сын и попытался оставить зверя копьём, как я его учил. Но Матёрый был слишком силён – снёс мальчишку как пушинку и с воем бросился ко мне. Он сбил с ног и меня – настолько сильный и здоровый. Мне едва удалось оглушить его ударом обуха топора по голове. Матёрый упал к моим ногам без сознания, а я кинулся к сыну. Тот уже был мёртв – обломки сломанного от удара копья пронзили ему грудь и горло. Мой старший сын лежал в луже крови посреди леса далеко от дома, и я уже ничего не мог с этим поделать. Когда жена узнала об этом, она была безутешна почти год. И всё это время она не общалась со мной, не выпуская из рук младенца – нашего младшего сына. Тогда я и решил не продавать и не забивать Матёрого как можно дольше. Держать его здесь, при себе. Держать его в постоянном страхе, что любой день для него может стать последним. Я частенько таскал его на бойню, привязывал к столбу и резал и разделывал его сородичей прямо у него на глазах. Зверь выл от страха и бился в истерике у столба. Он должен был знать, что это его наказание за то, что он сделал.

Я бросаю последний взгляд на Матёрого и возвращаюсь к арбе.

- Пора выдвигаться.

Жена напоследок несколько раз целует сына, после чего я подхватываю его на руки и усаживаю на дрожки. Целую жену на прощание и сам залезаю в арбу.

- За три дня должны вернуться, - говорю я, затем беру хлыст и бью им запряжённый скот. – Пошли!

Звери делают рывок вперёд, и тяжёлая арба начинает своё медленное движение.

- Мы едем на ярмарку! – радостно кричит сын рядом со мной.

- Да, в город на ярмарку, - отвечаю я и оглядываюсь назад. Жена стоит возле дома, закрыв рот рукой, и машет нам вслед…

…Уже прошло полдня, как мы выехали. Дорога, по которой движется арба, долго тянулась сквозь густой лес, а сейчас постепенно выходит на равнины.

- Что это? – спрашивает сын, показывая на высокую вертикальную конструкцию справа от нас. Вся обвитая плющом и зеленью, она величественно возвышается над целым рядом других приземистых строений.

- Отец говорил мне, что когда-то это называлось небоскрёбом, - отвечаю я.

- А для чего он нужен?

- Наверное, это было каким-то домом для людей, живших очень давно. Только очень большим домом. Отец говорил, что они доставали почти до неба. Но никто толком не знает, для чего они нужны были. И внутрь никто не рискует заходить – оно может обрушиться в любой момент. Вообще, от Древних людей осталось много непонятного. Как-то в городе один человек рассказывал мне, что нашёл глубокую и очень длинную пещеру. Стены у пещеры были из гладкого камня, а потолок был полукруглый. Пол пещеры был усыпан камнями, а поверх них тянулись какие-то ровные металлические полосы с одинаковыми прямыми камнями поперёк. Он шёл по пещере целый день и в итоге наткнулся на большую металлическую арбу, а за ней стояли ещё несколько таких же, полуразвалившихся. Внутри было множество костей. А другой человек говорил мне, что дошёл до берега какого-то большого озера, вода которого была солёной на вкус. На берегу он нашёл останки каких-то очень больших лодок. Говорят, на такой лодке могли уместиться сразу тысяча человек.

- Ого!

- Да, Древние люди делали много любопытных вещей. Говорят, они могли летать по небу в каких-то металлических конструкциях.

- Вот это да! – сын ненадолго затихает, пытается осознать услышанное. – А что случилось с Древними людьми?

- Никто не знает, сынок. Говорят, что есть в лесах такие места, где человек начинает болеть и слабеть, после чего у него выпадают все волосы и он умирает, захлёбываясь кровью. Говорят, в этих местах живут какие-то духи. Может, Древних людей убило это, не знаю.

Сын какое-то время молчит.

- А почему мы занимаемся продажей скота? – спрашивает он.

- Потому что мы это умеем, - говорю я. – Скот продавали ещё наши прадеды, и их прадеды занимались тем же. Кто-то выращивает овощи, кто-то научился выращивать зерно. Другие делают одежду для людей. Третьи умеют обрабатывать металл, чтобы делать топоры и ножи. Каждый занят тем, что умеет. Тем, что приносит пользу. Мы выращиваем скот и продаём мясо. Людям необходимо есть мясо, так что мы тоже приносим пользу.

- Значит, мы молодцы? – спрашивает сын.

- Ещё какие! – киваю я в ответ, и мы продолжаем свой путь.

Позже мы останавливаемся на ночёвку. Я привязываю животину к деревьям, чтобы не разбрелась по лесу, даю поесть перед сном. Какое-то время мы сидим у костра, сын всё время расспрашивает о жизни Древних людей, о которой я и сам-то знаю немного. Рассказываю то малое, что слышал, пока он не засыпает, завернувшись в одеяло. Обойдя наш лагерь по кругу, я тоже ложусь спать, положив топор у изголовья. Как-никак, в лесу обитают дикие звери…

…Утром следующего дня мы подъезжаем к окраине города. Сын смотрит на всё вокруг с замиранием сердца: множество домов, числом около пятидесяти, большое количество людей, флаги ярмарки за городом – всё это производит на него невероятное впечатление. За свои недолгие годы он толком и не видел людей – лишь нас с женой, да мою сестру с мужем, приезжавших в прошлом году. Теперь же перед ним были просто толпы незнакомых людей. Кроме того, здесь есть и другие дети, которых он никогда в жизни не видел. По его глазам я вижу, что ему хочется быть рядом с этими детьми.

- Сейчас продадим мясо и скот, - говорю я ему, – и ты сможешь поиграть с ними.

- Правда?!

- Конечно, они тоже захотят поиграть с тобой, - я глажу сына по голове, и он довольно улыбается мне в ответ.

Среди толпы народа попадаются знакомые лица. Они смотрят на меня и кивают в знак приветствия. Они знают качество моего товара, и рады, что я снова приехал на ярмарку.

До нас тем временем доносится приятный аромат. Это один из продавцов с мясного ряда уже жарит мясо на углях. Он всегда так делает для привлечения покупателей. Надо признать, товар у него весьма и весьма неплох, и с каждой ярмарки он уезжает домой с полной арбой зерна, металла, тканей и досок, продав всё, что привёз. Я давно его знаю, высокого седовласого мужчину с неизменной улыбкой на губах. Несмотря на устрашающий вид (один из зверей лишил его глаза, напав на него на охоте, и оставил длинный шрам через всё лицо), это, наверное, самый добродушный из всех людей, которых я только знаю.

Помимо него на ярмарку постоянно приезжают ещё двое. Один из них, молодой начинающий скотовод, сын отличного продавца мяса. Когда старик отдал концы, сын занял его место, но, судя по его виду, всё это даётся ему с трудом – каждую выставку он приезжает вымотанный и выжатый донельзя. Ничего страшного, я тоже был таким же, когда только начинал. Умения приходят с годами.

Второго же продавца, толстого скотовода с Юга, я недолюбливаю. Как, впрочем, и все торговцы с мясного ряда. Он всё время ходит в засаленном неопрятном фартуке, туго натянутом на необъятном пузе, чёрная борода его вечно растрёпана и полна каких-то крошек. Толстый вечно необоснованно задирает цены, и потому продаёт свой товар последним, если, конечно, ему не попадутся какие-нибудь неопытные новички, с которых он сдерёт втридорога.

Я подгоняю свою арбу к краю мясного ряда. Привязываю своих тягловых у специально предусмотренных для этого столбов. Сын помогает мне, держит и подносит верёвки. Затем мы выгружаем мясо, раскладываем его на прилавок.

К нам подходит организатор ярмарки. Его семья уже много поколений занимается проведение ежегодных торгов, и плата в полмешка зерна за возможность продать что-то – приемлемая цена. Он интересуется, как мы доехали, каковы новости в наших краях. Пока мы разговариваем, он посылает своего сынишку принести для нас льда, чтобы обложить им мясо. Хороший он человек.

После его ухода ко мне подтягиваются первые покупатели. Первым делом спрашивают, есть ли у меня языки. Я показываю им товар, и они с радостью выкупают этот ценный деликатес. По два с половиной мешка зерна за язык – отличная цена. Или десять струганных досок, что тоже очень неплохо.

Торговля идёт бойко, вскорости я продаю уже половину запасов мяса. Возле моей арбы уже хорошая гора мешков зерна, штабель досок, два новых колеса, несколько топоров и ножей. Сын смотрит на всё это с нескрываемой гордостью и спрашивает у меня:

- Мы хорошо торгуем, папа?

- Просто отлично, - отвечаю я, протягивая очередному покупателю хороший кусок вырезки. Взамен тот даёт рулон ткани.

К нам между тем подходит Одноглазый. Он уже продал свой товар, поскольку прибыл раньше остальных, и теперь неспешно прогуливался по ярмарке. От него приятно пахнет дымком и жаренным на углях мясом.

- Ты привёз скот? – говорит он, поднимая руку в приветственном жесте.

- Да, две головы. Будешь смотреть? – я поворачиваюсь к сыну, - Пригляди-ка пока за товаром, сынок.

- А что мне делать? – напугано спрашивает он, оглядываясь на толпу вокруг.

- А ты всем говори, что я сейчас подойду, - улыбаюсь ему в ответ. – Если что-то продашь, то будет ещё лучше.

Одноглазый треплет моего сына по голове, и мы идёт к арбе.

- Хорошо поторговал сегодня, - говорит он. – Что там у тебя? – он заглядывает в щель в двери.

- Самец и самка, - отвечаю я. – Молодые ещё, жир не нагуляли, но едят хорошо. Не болеют, тихие и спокойные, хлопот с ними не будет.

- Это хорошо, - довольно улыбается он. – Семь мешков зерна за каждого и по три рулона ткани устроит?

- Более чем, - говорю я и пожимаю ему руку. – Аркан дать?

Одноглазый перегоняет мой скот в свою арбу, его дети приносят зерно и ткань в качестве оплаты. Мы снова пожимаем друг другу руки, после чего он расходимся по своим делам.

- А почему этот страшный дядя купил у тебя скот? – спрашивает у меня сын, когда Одноглазый удаляется.

- Он сам уже давно не охотится. Видел у него шрам на лице? Это его зверь на охоте ранил. Ещё и глаза лишил. Вот он и решил на скот не охотиться, а покупать у других продавцов животины вроде нас с тобой.

Вскоре мы распродаём всё мясо. Подсчитав заработок, я загружаю зерно, доски и ткани в арбу, сын помогает – носит ножи и топоры. Эта ярмарка прошла для меня очень удачно, и заработанного вполне хватит на год и семье на проживание, и на корм скоту.

- Пойдём прогуляемся, посмотрим ярмарку, - говорю я сыну. – Заждался уже, наверное?

- Ура! – сын радостно побежал вперёд меня, стараясь рассмотреть и расслышать всё вокруг.

Уже скоро он оказывается в компании сверстников, они играют в разные игры, смеются и хохочут. Я сажусь на лавочку в тени возле дома, где продают хмельную воду, наблюдаю за детьми. Те беззаботно резвятся на солнце.

Мысли тем временем уносят меня в прошлое. Я вспоминаю старшего сына, и как он был рад, когда у нас родился младший. Он был несказанно рад тому, что теперь ему будет с кем играть и дружить. Не спорю, сыну продавца скота довольно скучно и одиноко в лесной глуши. Я бы рад завести ещё одного ребёнка, но жена резко против этого. Я её понимаю – она уже потеряла одного ребёнка, и не хочет терять ещё кого-то.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, я захожу в торговые ряды, покупаю нам с сыном еду на обратную дорогу да пару сувениров для жены. Она любит, когда я привожу её что-нибудь с ярмарки. Здесь часто продают всякие вещи из быта Древних людей. В том году я купил ей за две доски кружочек из жёлтого металла, красиво блестящий на солнце. Она долго им любовалась, тщательно его чистила, а потом случайно надела на один из пальцев на руке. Кружочек оказался как раз под размер пальца, и она стала носить его не снимая.

На обратном пути с торговых рядов я подхожу к толпе ребятишек и говорю сыну, что нам пора возвращаться.

- Ну пап! – обиженно говорит он.

- Поехали, в следующем году снова увидитесь.

Сын обнимает всех детей, и шмыгнув носом, бежит вслед за мной.

Мы подходим к своей арбе. Я запрягаю тягловых, сын уже забрался на дрожки. И тут до нас доносятся крики с другого конца мясного ряда. Я велю сыну оставаться на месте и иду на звук криков.

Мясной ряд уже почти опустел. Одноглазый уже давно уехал, молодой скотовод, распродавший товар и тоже собиравшийся в путь, идёт, как и я, на звук криков.

Средних лет женщина кричит на толстого мясника с чёрной бородой, того самого, что всё время завышает цену и продаёт свой товар последним.

- Что тут происходит? - нас догоняет организатор ярмарки.

- Не знаю, - отвечает молодой скотовод.

- Наверное, опять цену заломил, - говорю я.

Мы приближаемся и наконец-то понимаем, что именно кричит эта женщина.

- Твоё мясо протухло! – она тычет пальцем в кусок мяса неприглядного цвета. – Смотрите все, он продаёт тухлятину!

Толстый испуганно озирается по сторонам и принимается её успокаивать. Его руки судорожно трясутся.

- Ты обманщик! – кричит женщина. – Да вы понюхайте, он торгует тухлятиной.

- Пожалуйста, успокойтесь, - организатор ярмарки подходит к прилавку, наклоняется над мясом и втягивает в себя воздух. Но уже через долю секунду он морщит нос, отшатываясь от прилавка. – Да, мясо действительно протухло!

- Не может это быть! – Толстый трясётся всё сильней. – Это всё из-за жары.

- Обманщик, обманщик, обманщик! – кричит женщина. – Ты хотел отравить нас всех?

К месту склоки начинает подходить всё больше людей. Вскоре они становятся полукругом, в центре которого находится кричащая женщина. Толстый тщетно оправдывается, а лицо его становится всё белее от страха.

- Ты торгуешь тухлятиной, - кричит женщина. – Ты перестал приносить нам пользу!

После этой фразы все вмиг замолчали. Даже дети вдали притихли.

- Н-н-н-е-ет, - еле слышно прошептал Толстый.

- Ты перестал приносить нам пользу! – снова повторяет женщина.

Организатор ярмарки оглядывается на меня и молодого скотовода.

- Я дам за него мешок зерна, - говорю я.

***

Когда мы с отцом ехали с моей первой ярмарки, он рассказывал мне историю о том, что это началось очень давно. Когда Древние люди вымирали, леса и поля были полны всяческих зверей. Ещё были звери, которые могли летать по небу. И ещё были звери, жившие в воде. А в траве жили очень маленькие-маленькие звери. Помимо всего, Древние люди разводили скот, как теперь его разводим мы. Они кормили их, пасли на полях среди травы, а потом забивали на мясо, точно так же, как и мы. Потом что-то случилось, то ли болезнь, то ли война между большими племенами. Небо окрасилось в красный цвет, бескрайние города исчезли в один момент. И звери в лесах, небе и воде стали вымирать. Древние люди тоже вымирали, но не так быстро. Отец не знал, почему, да и никто не мог знать, потому что это было очень и очень давно. Постепенно зверей ни осталось нигде. Но человек по природе своей хищник. Он должен питаться мясом.

Тогда умирающие Древние люди собрались вместе и решили: каждый человек должен приносить пользу. Если же человек не приносил пользу, то его тело должно было приносить пользу остальным. Такого человека нарекали зверем, скотом. Его забивали на мясо. Потому что человек должен питаться мясом.

Умирающие Древние люди велели своим потомкам поступать так же – приноси пользу или будешь съеден. Потомки разбрелись по лесам и полям, но правило Древних людей сохранили. Все старались приносить пользу: кто-то выращивал зерно и овощи, кто-то обрабатывал металл, кто-то искал что-то нужное и полезное на руинах мира Древних людей. А кто-то, как и мои предки когда-то, стал заниматься разведением скота. Они скупали зверей, откармливали их, чтобы получить больше мяса и жира, после чего разделывали и продавали.

Но были и те, кто не захотел жить по завету Древних людей. Они убегали от всех в леса, жили там небольшими племенами, кормились травами и фруктами. Тогда мои предки стали охотиться на них. Отлавливали в лесах и пригоняли к себе, на откорм и убой. Точно так же охотился и я со старшим сыном, когда мы напали на племя Матёрого. Этот зверь был особо упорным и сопротивлялся дольше других.

Чтобы подобные ему звери не сбегали, я всегда принимаю все необходимые мер, которые точно так же применяли мои деды и прадеды. Пойманному зверю первым делом отрубают руки по локоть, чтобы он ничего не мог ими сделать для сопротивления и побега. Раны на руках прижигают топором, раскалённым на огне. Затем зверю вырывают язык и зубы. Язык идёт как особый и невероятно дорогой деликатес, сохранить его до продажи – большое искусство. Вдобавок это избавляет от криков и разговоров зверей. Рядом с молчаливым, изредка мычащим стадом спокойней живётся.

Зверей откармливают некоторое время, потому что жирное мясо в большем почёте. Чем более жирное мясо я привезу на ярмарку, тем больше зерна и изделий получу за него. В обмен на это мясо я могу купить одежду для моей семьи, доски для построек и ремонта дома, ножи и топоры для охоты и защиты.

Именно поэтому, чтобы обеспечить себя и свою семью, я занимаюсь разведением и продажей скота. Это то, что я умею. Этому меня учил отец, как учил его дед. Я развожу скот и продаю людям мясо. Потому что человек должен питаться мясом.