Муравейник

День не задался с самого утра.

Слава всегда думала, что ее мир и мир близких под надежной защитой. Может, просто везло, может, сыграла роль магия имени — мама постоянно шутила, что не зря назвала дочь Брониславой, — но проблемы были в основном легко решаемые. До этого момента. Обычный разговор с мамой по телефону перед выходом на работу совершенно внезапно переместился из плоскости «какие планы на выходные» и «нужно ли что-то для дома» — в «какой, блин, кредит на зубы в шестьсот тыщ» и «мама, ну почему ты не позвонила мне».

В такие моменты вдруг понимаешь, что никому ни до кого нет дела, и просыпается что-то вроде покорности судьбе. Ну кредит, ну выплачу. Обманули — с кем не бывает... Да, много с кем бывает, судя по отзывам на Яндекс-картах. За три года больше двадцати таких же, не позвонивших родственникам. Не сравнивших цены. Не выдержавших жесткого прессинга.

А теперь попробуй докажи, что ты не верблюд. Подпись, еще, еще... много подписей. Из одного банка в другой. От инстанции к инстанции. По телефону, лично, в письменном виде, в двух экземплярах. И всё — с восковой печатью спокойствия на лице, которая плавится от малейшего перегрева.

Слава ощущала себя рыцарем в броне. Только беда в том, что в воображаемой броне, как и в настоящей, долго не походишь. Накатывает усталость, и уже только и думаешь, когда это все закончится.

Мама ходила рядом, как монах, давший обет молчания. От ее мрачной отстраненности Славины челюсти сводило горечью.

***

Такую же горечь Слава испытала, когда, еще школьницей, однажды помогла женщине, упавшей в обморок.

Был июнь — самый жаркий месяц для Новосибирска, температура перевалила за тридцать пять градусов. На «Речном вокзале» Слава нырнула в подземный переход, чтобы вынырнуть уже на другой стороне, добраться до метро, а уж на нем — до фестиваля. В пакете туфли и перчатки, в чехле мягко шуршало белое платье в стиле модерн, с черными полупрозрачными кружевами, тонюсенькой талией и струящимся подолом. Поток пешеходов был небольшой: слава богу, не час пик. Но все равно довольно людно. Город — как огромный муравейник, где каждый держится своей тропы.

Вдруг со ступеньки сверху на Славу свалилась женщина. Слава от неожиданности выронила и пакет, и платье, чтобы поймать ее. Секундный испуг. Замешательство. Осознание.

— Вам плохо? Вызывать скорую?

Почему-то этот вопрос задала только восьмиклассница Слава. Больше ни один муравей не сошёл с тропы. Все только огибали внезапно образовавшееся препятствие. Кто-то даже пнул попавший под ноги пакет. Слава надеялась, что упавшее платье не пострадало.

Женщина была в сознании, но на ногах держалась с трудом и навалилась на Славино плечо.

— Ой, не надо, девочка... Сейчас отдохну и пойду дальше...

— Но вам же плохо! — возразила Слава, достала мобильный и вызвала скорую. Заодно написала в чат, что опоздает на прогон.

— Девочка, а тебе несложно позвонить еще моей сестре? Она тут, недалеко...

Слава увидела перед собой мобильник с разблокированным экраном и последними вызовами: «Сыночка», «Сноха», «Рябинушка», «Танечка». Оказалось, последней и надо было звонить. Женщина переговорила с сестрой по громкой связи. Судя по голосу, неизвестная Танечка от услышанного испытывала только раздражение, но все же сказала, что скоро будет.

— Ты иди, девочка. Я скорую сама дождусь. Да и сестра с минуты на минуту подойдет. — Женщина неловко оправдывалась, но Слава старалась не слушать.

— Я вас одну не оставлю. А вдруг вам еще хуже станет?

Она не представляла, как должна выглядеть сестра женщины и откуда должна подойти, поэтому просто бегло осматривала каждого прохожего. Хотелось найти еще хотя бы одно заинтересованное или сочувствующее лицо. Увидеть подбадривающую улыбку или понимающий кивок — ощутить хоть какую-то поддержку. Вместо этого ее взгляд наткнулся на ухмыляющееся лицо одноклассника.

Вадим ей никогда не нравился. Может, потому что ему все доставалось легко, и любая выходка сходила с рук. Или потому что он высмеивал все, что хоть немного расходилось с его представлениями о жизни и интересами. Славины танцы попадали как раз в эту категорию: «Что? Бесплатно танцуешь, как обезьянка в цирке? Ну-ну!» Слава покосилась под ноги — платье и пакет валялись на ступенях. Наверное, не заметил. Хотя бы сейчас не давать повода...

— Опаздываешь, Бронька! — без всякого приветствия съехидничал Вадим. Славина готовность помочь тоже попадала в круг того, что он отрицал. — Что, замещаешь соцработника? Ну ничего, и без тебя тупые танцульки обойдутся. Тебе ведь все равно за это не платят, а?

Он подмигнул, наступил на чехол с платьем и побежал наверх, в жаркий солнечный выходной. Будет бездарно убивать время на фестивале, который так нужен Славе.

Вскоре явились врачи скорой. Им понадобилось минут пятнадцать, чтобы осмотреть женщину и переписать ее данные.

— Тепловой удар, — констатировал фельдшер, на весу заполняя бланки. — Госпитализироваться будем?

— Ой, да зачем? Мне же на дачу надо, в Ордынку! Я водичку попью — и все пройдет. Я бы вообще вас не беспокоила, это вот она... — Женщина указала пальцем на Славу, и ту словно ужалило последними словами.

— Понятно, — устало вздохнул фельдшер. — Отказ от госпитализации тогда подпишите.

Пока женщина расписывалась, он серьезно взглянул на Славу. Она невольно поежилась, приготовилась к длинной осуждающей речи: мол, без надобности скорую туда-сюда гоняешь.

— Хорошо, что вызвали. Это сейчас понятно, что ничего серьезного, а могло быть хуже. Вы молодец.

Слава слабо улыбнулась.

Улыбка держалась ровно до момента, когда синие фигуры скрылись за прозрачной стеной перехода. Ничего, нужно еще немного потерпеть, придет Танечка и уж точно разберется, куда везти сестру.

Танечка и правда появилась совсем скоро. Не обращая внимания на Славу, она стала отчитывать сестру. Слава решила, что ее дело здесь закончено и можно со спокойной душой лететь на фестиваль. Даже если платье немного помялось, со стороны это почти не заметно, а туфлям с перчатками и вовсе ничего не будет...

— Ну все, мне пора на работу.

Слава, как раз собравшая и отряхнувшая упавшие, затоптанные вещи, резко выпрямилась. Спина Танечки уже маячила на верхней ступеньке перехода и удалялась в сторону автовокзала. И все? И никаких попыток проводить, вызвать такси? Или даже банального «позвони, когда доберешься до места»?

— Она в «Реке» работает, — объяснила женщина. — У них, в торговых центрах, строго.

Славины пальцы впились в чехол с платьем, наверняка смяли нежные кружева, но было уже плевать. Хотелось крикнуть вдогонку Танечке, что вот же, тебе же по пути, так помоги своей сестре хотя бы добраться до автобуса! Это же всего лишь пять минут! Вместо этого Слава скрутила чехол рулетиком, сунула абы как в пакет и подставила женщине локоть:

— Давайте до автобуса провожу.

Дальнейшие отговорки Слава пропускала мимо ушей и просто стояла так, с оттопыренным локтем, пока женщина не согласилась.

Шли медленно. Иногда больную покачивало, и тогда Слава сильнее фиксировала локоть, тайком улыбаясь и представляя себя кавалером на балу, который прямо сейчас пропускала. На светофоре женщина едва не рванула на красный, пришлось потянуть назад.

Татьяна со скучающим видом стояла за прилавком «лотерейки» и едва удостоила свою сестру и Славу взглядом. Слава чувствовала, как краснеют от негодования уши и щеки. Ее ждали на фестивале, а она провожала совершенно чужую, незнакомую женщину до автовокзала. Помогла устроиться, попросила водителя и попутчиков присмотреть за больной и вышла.

И не понимала: это с окружающими что-то не так? Или с ней?..

***

— Я домой пойду, — то ли пожаловалась, то ли спросила разрешения мама, выдернув Славу из мутной пучины воспоминаний.

Слава коротко кивнула; сил почти ни на что уже не осталось. Она смотрела на мамину удаляющуюся спину в красном пиджаке до тех пор, пока та не затерялась между столбиков тополей. Мама шла домой гораздо быстрее, чем в банки, — отложилось неприятным осадком в душе.

Почему некоторым людям проще поверить совершенно чужому человеку, чем собственной дочери? Теперь Слава ощущала себя тем самым негодяем, который оказывал давление на маму. С той лишь разницей, что Славе было стыдно, а мошенникам, разумеется, нет.

Ладно, на сегодня все. Время позднее, лучше продолжить завтра.

Слава пошла на «Первомайскую». Остановка «Новогодняя» была ближе, но сейчас лучше было пройтись, проветриться и успокоиться. Возле небольшого сквера у «Ленты», как обычно, сновали голуби. На лавочке сидела молодая женщина, читала книгу и одним глазом приглядывала за сыном. Видимо, гуляют после детсада. Мальчик подкидывал голубям семечки и звонко смеялся, когда они устраивали охоту на вожделенную добычу. На самом краю сквера сворачивалась сезонная ярмарка, только сгорбленный дед еще сидел с одиноким ведерком, в котором вяли хризантемы и бархатцы.

— О, Бронька, какими судьбами? — раздался знакомый голос за спиной.

Слава обернулась. Так и есть — Вадим. После того, как он в десятом ушел, они несколько раз встречались и вроде даже неплохо общались.

Сама не ожидала, но Слава выложила Вадиму все, как есть. Может, просто нужно было с кем-то поделиться, а может, неосознанно искала поддержки. Памятью она невольно возвращалась в тот день, когда он наступил на ее бальное платье, и не могла отделаться от мысли, что он сделает это снова. Только вместо платья было... что-то более серьезное, хоть и неосязаемое.

— Какая ты все-таки правильная, Бронька! Было бы смешно, если бы не было так грустно.

— При чем здесь моя правильность?

— Да при том, что такие, как ты, на самом деле никому не нужны в этом мире. Мы живем в огромном муравейнике, в котором поселились паразиты. И эти паразиты маскируются под таких вот правильных, чтобы им верили.

— Только люди — не муравьи.

— Хах, это точно, — согласно кивнул Вадим, но слишком легко, словно собирался подвести совершенно к другому выводу. — Муравейник гибнет, если в него попадает такой вот паразит. А люди… Люди просто перестают доверять кому бы то ни было. Если они не конченные дураки, конечно же. Так что все твои старания никому не принесут пользы. Ты это делаешь только «для галочки».

— Неправда.

Слава не знала, что возразить, но чувствовала, что если не сделает этого, то Вадимова история про муравейник навсегда останется с ней.

— Хочешь убедиться? — азартно прищурился Вадим и приосанился, словно уже выиграл спор. — Там в магазе два пацана высчитывают сдачу, чтобы осталось на пирожное «Муравейник». Предложи им оплатить пирожное.

— Некогда мне такой ерундой заниматься, — поджала предательски дрожащие губы Слава.

— Ну да, ну да, — закивал Вадим, но глаза его — темные, насмешливые и надменные — словно гипнотизировали, жалили. — Признайся, Бронька, что ты со мной согласна. Этот мир — большой зараженный муравейник, в котором понятие добра и зла давно смешалось. Люди боятся выбирать добро, потому что оно ничем не отличается от зла. А зло — оно привычнее и проще. Так зачем тебе делать добро, если никто его таковым уже не воспринимает?

Гаркнул ворон, распугав ближайших голубей. Суматошные взмахи крыльев отвлекли и еще больше расстроили Славу. Она все четче осознавала, что Вадим прав, и все никак не могла найти аргументов против.

— Ну что, слабо?

Как будто ей снова четырнадцать... В двадцать четыре Слава уже не была такой наивной, как восьмиклассница Бронька. Но она все равно согласилась. Потому что хотела доказать самой себе, что Вадим хоть немного, но ошибается в своей «муравьиной» теории.

Покупателей было всего ничего — двое в очереди и несколько в торговом зале. Дети нашлись быстро, по звуку голосов. Они стояли возле кондитерского отдела — оба школьники, один постарше, другой помладше, — и громким шепотом обсуждали, как еще можно перетасовать покупки, чтобы хватило на «Муравейник».

— Да никак не выходит! — сурово высказался старший. — Угомонись уже, в следующий раз купим.

— Ну, блин, так хочется!.. — канючил младший. — А если вместо нарезного возьмем «кирпичик»?

— Батя тебе потом объяснит, чем «кирпичик» от батона отличается.

Славе почувствовала желание развернуться и уйти. Она представила на их месте себя маленькую. Согласилась бы она, чтобы незнакомая взрослая тетка (а двадцатичетырехлетние девушки для восьми- и десятилеток именно тетки) купила ей в подарок пирожное? Просто так? Да ни в жизнь!

Но она все же попыталась.

— Извините...

Дождавшись, когда мальчишки обернутся, Слава слегка улыбнулась и продолжила:

— Вы так вкусно обсуждаете, что я не могу пройти мимо. Давайте я вам оплачу пирожные.

В глазах детей проскользнуло недоверие и, возможно, даже страх.

— Нет-нет, что вы! Мы в следующий раз купим. Да? — Вопрос старшего адресовался младшему.

— Да. Я уже перехотел. Честно-честно! Спасибо большое.

— Но мне не сложно. Пойдемте, вы сами выберете, а я вам дам деньги.

— Нет-нет, мы правда ничего не хотим.

Слава пожала плечами и развернулась к выходу. Собственно, а чего она ожидала? Теория Вадима подтверждается. Надо ли еще пытаться ее опровергнуть?

Хотелось бродить по магазинчику до тех пор, пока не настанет время закрытия, чтобы не краснеть перед Вадимом. Только ведь он не отстанет, найдет ее. Она должна выйти и признать, что битва за муравейник с треском проиграна.

Глупости, ничего она ему не должна!

Но должна самой себе.

Слава вернулась в зал с пирожными и ухватила коробочку с четырьмя «Муравейниками». Убедилась, что дети до сих пор тихо спорят, и пошла к кассе. После того, как оплата прошла, Слава попросила передать пирожные детям. Кассирша посмотрела на нее с удивлением, но ничего не сказала и положила покупку справа от кассы.

Неподалеку от выхода Славу поджидал Вадим.

— Ну что, убедилась? — хмыкнул он.

— Я оставила пирожные на кассе. Им передадут, — с достоинством ответила Слава.

— И как ты можешь быть уверенной, что эта бабища за кассой не «прихватизирует» твой подарок?

— Так же просто, как и всегда. — Слава гордо приподняла подбородок и, не попрощавшись, двинулась через скверик.

Встревоженные голуби громко захлопали крыльями, словно стараясь отогнать последние сомнения. Броня дала трещину, броня раскололась, обнажая уязвимую душу. Руки сами потянулись на защиту — укутали пиджаком, скрестились на груди — правая поверх левой. Почему именно сегодня? Словно Вадим знал, в какой именно день встретиться с ней, чтобы окончательно опрокинуть ее без того расшатанный мир. Может, он догонит ее, предложит уйти с ним в его мир, где обман и игра на страхе — обычное дело?..

Она осторожно оглянулась и действительно увидела за левым плечом Вадима. Поджала губы и упрямо продолжила идти. На электричку, подальше отсюда, от этой неправильной встречи.

Прямо перед Славой закружилось в падении белоснежное перо.

— Тетенька, не вы, случайно, уронили?

Малыш, которого она раньше уже видела здесь, в скверике, протягивал перо ей. Слава замедлила шаг и приняла находку. Повертела растерянно в руках, машинально положила в сумочку. Почувствовала слезы в уголках глаз. Все разваливается. Вот прямо сейчас. И если не склеить, не подсуетиться, то будет поздно. Только не было у нее сил. И не было никого, кто мог бы защитить, залатать броню или хотя бы отвлечь разговором...

— Это что за рева-корова? — раздался сбоку зычный бас.

Слава оглянулась и сквозь кривые стекла слез разглядела старичка — того самого, что торговал цветами. Низенький, еще и сгорбленный, в линялых синих джинсах и выцветшей рубашке. Красные сеточки капилляров на носу, щеках и даже белках глаз однозначно намекали на то, что дед подвыпивший. Да что ж такое-то творится?

Слава отвернулась и отошла к краю тротуара.

— Тьфу, тоже мне, развела сырость. Эге-гей!

Старичок резко сунул ей прямо под нос последний букет пухлых желтых хризантем и, нарочито размахивая пустым ведром, устремился в противоположном направлении.

Слава прижала букет к груди, почувствовала, как несколько капелек с цветочных стеблей пропитали рубашку, утерла слезы рукавом и огляделась.

Из магазина выходили счастливые дети с коробкой пирожных в руках.

Вадима не было.