Полтергейст
Снова слышу звук твоих шагов, приближающийся к входной двери. Чувствую холодный металл ключа, упирающийся в замочную скважину, как в нож в подреберье. Ослепляющий холодный свет рассеивает уютный мрак коридора. Топот каблучков о щетину коврика у двери врезается в перепонки автоматными выстрелами.
“На улице ужасный мороз. Все тротуары замело”, - говоришь ты. На румяном женском лице сияет улыбка во все тридцать два. Снег с одежды и обуви, разлетающийся в стороны, липнет на стены, расплывается лужей по полу. Уличная слякоть впитывается в рваные края обоев, отходящих от бетона, проникает между потрескавшихся стыков плит ламината. Грязная влага неприятно холодит.
Проходишь в комнату, сбрасывая уличную одежду. На кровати копится ком. “Не подглядывай”, - игриво говоришь ты. Даже и не думал. Одеваешься в домашнее, уходишь из комнаты. Бесформенная куча ткани на краю покрывала раздражает.
На кухне на тебя возмущенно таращатся настенные часы. Стрелки указывают без двадцать пять, образуя грустный смайл.
Из-под пластикового корпуса выползает таракан. Он беззаботно шевелит длинными усиками. Кидаешь в беззащитное насекомое тапок. В следующий миг, вплетаясь в узор обоев, расплывается месиво с подергивающимися лапками.
Часы, задетые тапочком, с грохотом обрушиваются на стол. Хрупкие пластмассовые стрелки путаются в пространстве и времени. В задней части открывается крышечка, откуда вылетают батарейки и закатываются под стеллаж. “Прости, прости!” - говоришь, вешая часы обратно на гвоздь. Ни капли искренности нет в словах. Твои мысли сейчас не здесь, даже не замечаешь, что часы больше не тикают, что стрелки указывают неверное время и не двигаются.
От суматохи у меня начинает гудеть голова. Боль взбирается по облезлым стенам, ползет по липкому полу, карабкается на выцветшие шторы, заполняет простуженное сознание. Загроможденная квартира кажется пустой, как моя смерть.
Открываешь воду в раковине на кухне. Трубы клокочут, в агонии выталкивая содержимое. Из крана харчками вырывается ржавая жижа. Ты успеваешь убрать руки из-под коричневого потока и ухмыляешься, ожидая когда вода стечет. Моешь руки, наполняешь кастрюлю, ставишь ее на огонь.
“Ну и зачем это?” - спрашиваешь безлюдное пространство. Подходишь к умной колонке и включаешь ее в переходник. Я искрами из гнезд пытаюсь обжечь, но ты ловко уворачиваешься. Аура легкости окутывает тебя, что я не чувствую ни единого прикосновения. Ты будто паришь совсем не касаясь ничего в доме, даже пола.
“И от чего же мы такие воодушевленные?” - звучит из колонки. Мой голос, пропускаемый через динамик крохотной коробочки, стал похожим на речь робота из Звездных войн - глупым и нечеловеческим.
“У меня без тебя был совершенно великолепный день”, - отвечаешь, сыпя в кипящую воду макароны. Желтые рожки валятся мимо, заваливаются в щель между плитой и гарнитуром, собирают на себя паутину и прогорклый жир. Крупные тараканы, испугавшиеся движения, разбегаются в стороны, щекотя лапками и усиками задние стенки тумб. Мурашки будто поднимаются от туловища к шее и выше. Одно насекомое заползает в запыленные отверстия вытяжки.
“Апчхи!” - выдыхаю через колонку. Динамик не может выдать достаточного диапазона звука и чих рассыпается в пространстве капелью помех. “Хватит издеваться! Хоть бы вымела б всякую хрень из-за плиты, раз отказываешься мыть ее. И убери вещи в шкаф с кровати, а то я и так весь в твоих шмотках, как в прыщах”.
Ничего не отвечая, открываешь холодильник, рыщешь глазами по полкам: ссохшиеся сосиски, половинка лимона, покрытая плесенью, затхлые остатки салата. Достаешь кусочек сыра и с размаха закрываешь дверцу. Громкий хлопок пробок в щитке, а затем темнота. Видимо, капля конденсата попала на погрызенный мышами провод.
Пускаешься на ощупь в поисках автомата в прихожей. Ударяешься о дверной косяк, и расшатанная накладка падает на пол. От грохота гудит голова. Находишь щиток и возвращаешь тумблеры в верхнюю позицию. Свет неохотно протискивается в сумраке. Компрессор в холодильнике прокашливается и недовольно гудит.
“Оля, сука!” - гневно кричу из колонки. Оля мотыльком вспархивает к дребезжащей от ора коробочке и выдергивает блок питания из розетки. Индикаторы на прощание подмигивают и угасают.
Идешь к плите. Вываливаешь слипшуюся пшеничную массу в дуршлаг и не промывая вытряхиваешь в тарелку. Срезаешь с заветренного куска сыра белесые края, а остальное натираешь над макаронной кашей. Тонкие обветренные губы трескаются от натужной улыбки. Так счастлива, что не замечаешь насколько плохо выглядит субстанция в тарелке? Или убеждаешь себя в этом, скрывая меланхолию?
Падаешь на диван, стряхиваешь с журнального столика крошки, берешь немытую вилку и начинаешь запихивать горячую тягучую массу в рот. Тут и вскрывается глубоко спрятанная эмоция. Она рвется изнутри, как ксеноморф рвется через грудную клетку в фильме про Чужого. Тебя выдают взгляды - тревожные в сторону балкона и пустые сквозь тарелку. Пятка нервно выбивает рваный ритм по грязному ламинату.
Хватаешься за пульт, чтобы включить телевизор, но индикатор в углу не реагирует на нажатие кнопок. Бьешь пластмассовый прямоугольник о ладонь, достаешь батарейки и кусаешь, в надежде продлить срок их работы. В рот из поврежденной оболочки прыскает горькая жидкость. Ты тупишь взгляд в пол, отплевываешься. По щекам катятся слезинки. Ненадолго хватило твоей напускной жизнерадостности.
Оля не знает где батарейки? Я же тебе сто раз показывал. Ты такая глупая! Ничего без меня не можешь.
Выталкиваю батарейки, предназначенные часам, из-под стеллажа. Звук катящихся цилиндров привлекает твое внимание. “Спасибо”, - говоришь, смахивая слезы.
Поднимаешь батарейки и вставляешь в пульт, включаешь свою любимую вечернюю программу. На экране гадалка пытается разрешить проблемы влюбленных. Всегда интересовал вопрос, как можно смотреть такую чушь. Эту придурковатую аннотацию к любви. К тому же такую пошлую и несущественную. В реальной жизни все намного сложнее.
Сейчас сериал будит в тебе совсем другие эмоции, чем обычно. Это видно по частому морганию и сокращающемуся горлу - неудачным попыткам сдержать слезы и проглотить ком печали. Ты уже не выглядишь так воодушевленно, как в начале вечера.
Выключаешь телевизор и зажимаешь голову между коленей. Покачиваешься взад и вперед, как неваляшка. Хлюпаешь носом, протираешь мокрые щеки. Вылитая Бриджит Джонс.
Вскакиваешь с дивана к входу на балкон. Медлишь, задержав руку над дверной ручкой - не можешь решиться. Собираешься с силами и отпираешь балкон. В комнату по свойски врывается уличный мороз. Он расползается по квартире, облизывая холодным языком внутренности жилища.
Смотришь на пол, где под пледом укрыто тело. Страшно поднять ткань и снова увидеть меня мертвого? Или живого? Не стоит бояться, Оля. Я уже не смогу тронуть тебя, не причиню боли. К сожалению.
Резко скидываешь плед и видишь окоченелый труп. Лицо застыло в гримасе боли, в груди торчит кухонный нож.
Отличный японский нож. Так и не успел им попользоваться. Ненавижу тебя за это, больше чем за свое убийство. Наверное, я мог бы простить, признать, что вел себя неправильно, что ты совершила это из самозащиты.
Но я просто не заслужил раскаяния. И потому остаюсь здесь, заточенный в тридцати квадратных метрах. Приведение с плотью из стекла и бетона.
Падаешь на колени, вглядываешься в лицо. Нависаешь над телом осматривая засохшую кровь и трупные пятна. Мои кровоподтеки уже никогда не заживут, в отличие от твоих. Но я травмировал душу, раз сейчас иней на холодной коже топят теплые капли.
Из кранов начинает сочиться жидкость. Редкие ржавые капли падают, раздаваясь эхом в затихшей квартире, - мертвые тоже плачут.
Не смотря ни на что, я тебя любил. Пытался дать все что мог, все что ты хотела. Только не хватало времени понять, что тебе нужно. А сейчас уже поздно думать об этом.
Капли из крана падают все чаще. Ты это замечаешь и поднимаешься. Покачиваясь, идешь к раковине и закручиваешь вентиль. Все лицо красное, зареванное. Взгляд пустой, безэмоциональный, как у куклы в фильме ужасов.
Проходишь мимо кухонного стола, просиженного дивана, моего обмерзшего трупа и поднимаешься на подоконник на балконе. Открываешь окно, и в помещение врывается вьюга, клокоча ветром в шторах. Смотришь вниз, в рябь метели. Мне ничего не видно - слишком высоко. Может ты видишь что-то, чего мне не позволено.
Оглядываешься, смотря сначала на труп, а затем в глубь квартиры. “Прощай”, - шепчешь и делаешь шаг наружу.
Видимо, день был не такой уж великолепный. Видимо, ты не выдержала навалившегося счастья новообретенной свободы. Видимо, раны внутри были даже глубже, чем предполагал. Видимо, теперь я совсем один.
Розетки по всей квартире вспыхивают от короткого замыкания. Пламя поднимается по шторам. Обои обугливаются и осыпаются на пол пеплом. Черный дым заполняет все помещение и вываливается вслед за тобой из открытого окна на балконе.
Про излишек подробностей быта уже писали, с этим согласна (текст кажется нагроможденным и суховатым). Вроде как у читателя должны вызываться какие-то эмоции (все же не повседневность), но особые чувства история не вызвала.
Понравилось отражение эмоций рассказчика в виде издевательств над квартирой ХД
Сильно выбили из ритма реплики полтергейста (в сравнении с основным текстом, который ведется от его же лица, как будто два разных человека). Возможно, так и было задумано, но…
+ однозначно тяжело определить, что именно привело эту пару к трагедии — неприятная недосказанность
Отдельный плюс за таракана ХД
В мороз снег рассыпчатый. он не липнет к одежде и обуви. Попробуйте слепить снежок и кинуть его. Не получится. Если девушка шла под снегопадом, то даже если на одежде он остался или на обуви, то легко опадет, когда героиня стучит подошвой о коврик. Свежий чистый снег на морозе не создает слякоти и грязи. Это характерно только для погоды около нуля, чаще даже плюсовой. Так как тротуары замело, то дворники еще не очистили улицы и не посыпали реагентами, так что тоже не может быть снежно-ледяной каши. Лично мне это сильно бросилось в глаза. Кто-то и не заметит. Еще одна ошибка связана с трупом. Трупные пятна не образуются на морозе, трупные пятна не образуются при сильной кровопотери, а после удара ножом именно такая кровопотеря должна быть. Некоторые сравнения, метафоры тоже кажутся притянутыми, искусственными, неверными. Стук каблуков о щетину коврика никак не может напоминать автоматную очередь. То ли автор ни разу не слышал автоматную очередь, то ли просто добавил эту «красивость» ради того, чтобы показать какие он может делать сравнения. Не вдумываясь в то, что в итоге получилось. Дальше по тексту много таких ляпов, которые сильно смазали впечатление от текста.
приведение?
Что это, автор?
Хороший же текст. Целый разговор с трупом о философии отношений, а тут, да…
Обидно, автор(
«зажимаешь голову между коленей» — занимается йогой?
«по свойски врывается» — по-свойски.
«Приведение с плотью» — привидение.
Стокгольмский синдром? Жертва одновременно и любит, и ненавидит своего мучителя. Убивает его, но и жить без него не может.
Прочитала, но это точно не мое.
Из плюсов: есть сюжет, интересно и хорошо подмечено и передано, как убийца-жертва до сих пор мучается, а жертва-абьюзер до сих пор находит способ подоставать.
В такой загромождённой квартире единственный интеллект — умная колонка.
Аут.
— скачет фокал (ну, или что там вместо него, если фокала не существует), кто рассказчик? Если дух, то что значит эта фраза На румяном женском лице сияет улыбка во все тридцать два? Я не про улыбку, а про румяное женское лицо — духу женщина долна быть знакома, он же потом вполне по-свойски называет её сукой)
— название: полтергейст это явление самопроизвольного беспорядочного перемещения предметов, сопровождающегося странными «потусторонними» звуками и разрушительными последствиями. В переводе с немецкого языка это явление переводится как «шумный дух». Есть, конечно, версия, что это неупокоенный дух, но в любом случае это чужой дух. У Вас явно речь идёт о
приведенииой, привидении, это совсем разные вещи. Путает.И ещё смущает — откуда столько насекомых и грызунов? Это ж вроде как многоквартирный дом?
Но задумка — супер!