Путь комара

(-2 голоса за превышение)

Перебродившая ослиная кровь оказалась редкой гадостью. Уж сколько Такаши слышал о необыкновенном напитке, а теперь тянул по капельке, стараясь не выдать явного своего разочарования. Ещё бы, ведь господин Риота так добр к нему, нехорошо будет расстраивать наставника, снизошедшего до беседы с юным комаром. Потому и слушал Такаши, и внимал с почтением, стараясь не пропустить ни слова из речи слегка захмелевшего учителя.

- А бывает и так… Кружится, кружится охотник над хаяси, выбирает место, только сядет и вдруг – хрясь! – и отлетела душа…

Наставник звонко хлопнул ладонью по полу и тоненькие, почти прозрачные крылышки Такаши нервно дёрнулись.

- И… всё?

- А ты как думал? Путь комара – опасное дело. Только самые храбрые могут прожить долгую жизнь… - Господин Риота скрестил руки на объёмистом животе и опустил вялый хоботок в изящную чашечку. – Самые достойные… да… Что ты знаешь о Кодексе, парень?

Такаши зачастил, судорожно вспоминая наспех заученный текст.

- Благородный комар не берёт больше необходимого, оставляет каплю живицы за укус, благородный комар признает за хаяси право на свою… смерть… - закончил дрожащим шепотом.

Риота со значением поднял палец.

- О! Настоящий комар всегда готов к смерти. И если жив – то лишь потому что блюдёт Кодекс… и постиг дзен.

Такаши незаметно вздохнул. Колени его неудержимо тряслись и тошнотворная ослиная выпивка настойчиво просилась обратно.

- Но господин… как же стать таким, как вы?

- Как я? – наставник нахмурил густые брови. – А кто тебе сказал, что я…

Неожиданно взгляд его остановился. Привычный шум в баре стих. Риота с трудом поднялся на ноги и церемонно поклонился кому-то за спиной Такаши. Тот в ужасе замер, готовый превратиться в мелкую тлю от несмываемого позора – оказаться спиной к кому-то настолько… настолько… Дыхание его парализовало и только уши уловили легкие шаги.

- Благородный Риота, - сказал суровый голос.

- Благородный Кэдзуро, - отозвался наставник.

«Кэдзуро??? О, боги!!!» Такаши наконец опомнился и кое-как склонился до пола, уткнувшись носом в пыльные сандалии гостя.

- Вот у кого следует учиться Кодексу, - довольно пробормотал учитель. – Посидите с нами, Кэдзуро, окажите нам честь.

- С удовольствием. Это честь для меня, господин Риота.

- Настоящий герой всегда скромен, Такаши. Кого ещё называют «живой легендой нашего времени»…

Кэдзуро присел рядом, бросив на подушки длинный меч в потёртых ножнах. Подбежавший служитель наполнил чашечку для гостя. Такаши с трудом отвёл взгляд от багровой жидкости, не осмеливаясь поднять его выше широкой, покрытой шрамами груди достойного комара. Жёсткие слюдяные крылья героя слегка шевельнулись.

- Легендой? А ещё последним осколком ушедшей эпохи, нищим гордецом, старой развалиной…

- Глупцы болтают невесть что, - примирительно махнул рукой Риота. – Мы тут с юным Такаши говорили о Кодексе, о том, насколько он важен для подрастающего поколения…

Кэдзуро мрачно усмехнулся.

- Значит на наше поколение уже не надеетесь?

- Ну… как сказать… Я чувствую, что мы теряем подлинный дух, эту комариную силу, о которой писали классики! – Риота вдохновенно прижал руку к груди. – Вот скажите по правде, много сейчас героев, способных в одиночку одолеть медведя? Вступиться за честь несчастной мухи? Ведь это же требует не грубой силы, а истинного величия духа, устремления к высшей, благородной цели!

Кэдзуро печально молчал.

- Я надеюсь… ещё надеюсь на то, что былой дух предков возродится в них, в этой молодой поросли. Но для этого нужен живой пример комариного достоинства… благородства Кодекса…

Поднявшийся гомон заглушил слова наставника. Такаши обернулся. В заведение ввалилась компания молодых комаров с одинаково выбритыми висками. Одетые в черные облегающие куртки, они с трудом тащили объёмистые кожаные бурдюки.

- Эй, хозяин! – крикнул высокий комар с огромной татуировкой на груди. – Принимай добычу! Горо сказал, Горо сделал! Самая лучшая лихорадная кровь!

Такаши невольно втянул голову в плечи. Подвальные были самой крупной бандой в этом районе. Действовали они жёстко, уверенно, подолгу выслеживая жертву, налетая стаей и безжалостно выкачивая полные бурдюки драгоценной жидкости даже у больных и слабых хаяси.

Риота помрачнел.

- Мог бы обделывать свои делишки с черного хода, так нет же…

- Живой пример лучше тысячи слов, - обронил Кэдзуро.

Получив плату, компания расположилась неподалеку, вышвырнув с удобного места пару притихших забулдыг. Такаши украдкой присматривался к опасным соседям. Короткие чёрные крылья подвальных глянцево блестели. Комары вовсю препирались и хвастались, шумно обсуждая прошедшее дело.

Риота вздохнул.

- Пойдёмте отсюда.

- Почему же? - Кэдзуро слегка поднял бровь. - Когда это вас стали беспокоить выгребные ямы? Дерьмо остается дерьмом, даже если подрежет крылышки.

Внутри у Такаши всё обвалилось. Горо лениво развернулся.

- Что там сипит эта старая развалина?

- Ваша беда, Риота, в том, что вы слишком долго сидели за книжками… - Кэдзуро расслабленно опустил руки, - и боитесь элементарно подраться.

Двое подвальных рванулись с места. Словно падающий сухой листок, Кэдзуро легко уклонился от пролетающей цепи. Лезвие меча едва уловимо блеснуло в воздухе и один из нападавших споткнулся, недоуменно пытаясь пристроить на место отрубленный хоботок и как-то заткнуть рассеченную шею. Второй напряжённо уставился на кончик меча, ядовитым жалом застывший перед глазами. Труп товарища рухнул ему под ноги.

- Не здесь! – раздался отчаянный вопль хозяина. – Пожалуйста, не здесь! Умоляю вас, решайте это судом Хааши!

- Правильно, да… Хааши… Хааши… - слышалось со всех сторон.

Кэдзуро безразлично пожал плечами, возвращая меч в ножны. Главарь злорадно расхохотался, потирая руки.

- Ты труп, старик! Я даже подкину деньжат на твои похороны! За рекламную акцию!

Возбужденная толпа повалила из заведения. Такаши едва успевал держаться за наставником, который то останавливался, то вновь устремлялся вперед.

- Учитель! Учитель, расскажите!

- Суд Хааши – это древний обычай. Странно, что о нём вспомнили, но… - Риота досадно дёрнул крыльями. – Ох, не надо было ему соглашаться! Ах, безумец, безумец… Настоящий, правильный комар! По суду Хааши соперники по очереди нападают на одного хаяси. Тот, кто сделает это быстро и, главное, принесет лучшую добычу – будет объявлен победителем. Проигравший вспорет себе брюхо.

Такаши споткнулся.

- Учитель! Но разве Кэдзуро не мастер? Разве он не лучше Горо?

- Да лучше! В сто, тысячу раз лучше! Но Фуми тебя забери, парень! Когда ты летишь на охоту, что делают твои крылья?

Такаши растерянно повёл хоботком.

- Машут, учитель…

- О, боги… - Риота закатил глаза. – А ещё?

- Поют!

- Вот именно! Поют древнюю комариную песнь, музыку славы и отваги, гимн жизни и смерти! Только Горо плевать хотел на традиции! Пойми же, подвальные подрезают крылья не ради бахвальства, а чтобы изменить тональность звучания! Она растёт и глупый хаяси уже не слышит привычной комариной песни. Это фальшивая музыка, грязное шулерство, но судьям Хааши всё равно, в старые времена никто и не думал так поступать! Понятно тебе, дурья башка?

Такаши горестно повёл плечами. Собравшиеся комары рассаживались по стенам. Жирный хаяси сонно дремал, грудь его мерно вздымалась, перекачивая невидимые потоки восхитительной теплой крови. Такаши нервно сглотнул.

Пятерка судей бросила жребий и Горо демонстративно зевнул, раскуривая крохотную палочку; ему выпало лететь вторым.

Кэдзуро закидывает бурдюк за спину и падает вниз. Все замирают. Даже отсюда слышно великолепную песнь. Такаши дрожит и на глаза его наворачиваются слёзы восторга. Хочется лететь, напрягая все силы, ворваться в битву, беззаветно любить, совершая тысячи безумных подвигов во имя таинства жизни!

Кэдзуро закладывает вираж, выбирая место укуса. Сбрасывает скорость, разворачиваясь над самым ухом хаяси. Раз, другой… Тот сонно ворочается.

- Ну же, давай! – Такаши в возбуждении трепещет крылышками.

Словно лёгкая капля, падает Кэдзуро на кожу рядом с пульсирующей артерией. Вонзает меч и пристраивает бурдюк, наполняя его алой кровью. Бьется сердце Такаши, отмечая мгновения его жизни. Один… два… три… Бурдюк полон, Кэдзуро затягивает горловину и закрепляет ношу на поясе. Скорей, скорей, что же он медлит?

Хаяси тяжко вздыхает. Охотник вытаскивает меч из раны и смазывает её живицей.

- Старая школа, - довольно рокочет Риота.

Взмах крыльями и взлёт! Победная, ликующая песнь достигает ушей хаяси и все с ужасом видят, как поднимается гигантская рука, как летит вослед охотнику жуткая ладонь. Замирает сердце, но Кэдзуро, словно почувствовав угрозу, закладывает резкий вираж и летит в сторону, а затем вверх, вверх, встречаемый аплодисментами восхищённых зрителей и свистом подвальных.

Горо пренебрежительно сплёвывает и срывается с места. Резкий, пронзительный визг раздирает воздух. Охотник издевательски мечется перед лицом хаяси, танцуя то слева, то справа. Жертва недвижна. Горо высаживается на веко, неторопливо прохаживается и, выбрав трепещущий сосуд, врубается в него топором, небрежно расширяя рану. Кровь хлещет фонтаном, наполняя огромный бурдюк.

Риота брезгливо морщится.

- Варвар…

Горо скучающе потягивается, дымя палочкой. Когда кровь в бурдюке начинает переливать через край, он завязывает горловину и притаптывает ногой края раны. Его мешок раза в три больше, чем у соперника. Такаши отворачивается, взгляд его падает на Кэдзуро, замершего возле судей. Герой бесстрастен.

- Ах, негодяй… - дрожащий голос наставника заставляет Такаши обернуться. Подвальный ещё внизу и подручные его весело улюлюкают. Главарь раскаляет крохотное тавро и прижигает рану клеймом своей банды. Жертва вздрагивает. Охотник подхватывает бурдюк и с трудом взлетает. Визгливый писк разрывает сердце и Такаши едва слышит тяжелый полустон-полувздох сонного хаяси. Горо оборачивается и чуть не роняет ношу – страшная белая ладонь неудержимо летит к месту укуса. Судорожный взмах крыльями, другой… Воздушная волна сбивает охотника и крутит его в последнем пике. Через миг всё кончено. На бледной коже хаяси расплывается алое пятно; смазанный темный комок пачкает пальцы.

Вокруг мёртвая тишина. Такаши всхлипывает и встряхивает крыльями. Где-то внутри него зарождается древняя песнь – о жизни и смерти, о благородстве духа и комариной чести, что была, есть и будет, пока стоит этот мир.