Царь Максимилиан

Случай этот произошел с жительницей уездного города N. История, надо сказать, до того невероятная, что героиня ее, до сих пор держит иные детали в секрете. Однако кое-чего не скрывает и с удовольствием рассказывает — опуская самые невероятные подробности — всем, кто поинтересуется: “Как же так вышло, Полина Андревна, вы сами на себя не похожи!”

Дело в том, что у героини нашей, Полины Андреевны (женщины бальзаковского возраста), отродясь не хватало слов. Когда случалось более или менее знаменательное событие, она хваталась за сердце и плеснув руками издавала бессвязные возгласы. Все уже давно привыкли к этой ее особенности и даже пошучивали за спиной сей прелестной дамы. Была она крайне впечатлительной и доверчивой. Отчего и перемена в ней была столь явной, что многие — не видя привычной реакции — не удерживались от расспросов. И Полина Андреевна вспоминала о замечательном событии: как однажды сумела она повлиять на самого Синявского.

Как-то вечером она возвращалась из театра. Три дня кряду ставили “Царя Максимилиана”. Глубоко впечатленная игрой известного по тем временам актера — Спиридона Петровича Синявского, пришедшего в профессию уже в зрелом возрасте (к слову сказать, человека склочного и с характером), она с головой погрузилась в размышления о спектакле.

Так случилось, что шла Полина Андреевна одна, поскольку супруг ее, человек далекий от культуры, предпочел театру вист.

Дама свернула за угол в узкую арку, намереваясь сократить путь, как вдруг под скудным светом фонаря, явилось ей видение. До того ужасное и необычное, что она не могла даже по обыкновению всплеснуть руками.

Страшная невероятная голова глядела на нее. Большущая, размером как две нормальные, она была на расстоянии нескольких шагов. Темная кожа, полные губы, толстый сплющенный нос, а вокруг лица черные и кудрявые волосы.

Полина Андреевна толком не поняла, каким было остальное тело. Создавалось впечатление, что голова висит в воздухе сама по себе. Она зажмурилась в надежде, что когда откроет глаза, то образина исчезнет, но этого не случилось. Жуткое лицо все так же маячило перед ней. Полина Андреевна приготовилась упасть в обморок, как вдруг голова зашевелила губами.

- Здрастуте… Вы меня видите?

Полина была ни жива, ни мертва.

- Вы русски? Можете говорить?

- …

- Я ассистент. Мне надо знать… Какой год?

Полина Андреевна была на грани. Она мысленно начала прощаться с родными, и тут произошло еще более удивительное: голова стала меняться. Так испугавшие ее черты, плавно перетекали в другие, более привычные, славянские. Уменьшились скулы, утончился нос, волосы перешли в обычные русые, глаза стали серыми и уставшими. Голова полностью преобразилась и перешла на чистый русский язык.

- Женщина, как вас зовут?

- П-п-полина… - еле слышно промолвила дама.

- Полина? Я Игорь. Мы из другого времени. Из будущего. Не пугайтесь, это был мой ассистент. Мы вам ничего плохого не сделаем! Вы, наверное, видите меня искаженным? Я разговариваю с вами через машину времени. Нас ищут, поэтому придется рассказать все впопыхах. Нам нужна ваша помощь!

У Полины Андреевны подкосились ноги, и она чуть не рухнула на мостовую. Благо, стена дома удержала ее.

Голова, меж тем продолжала:

- Подтвердите: сейчас 1890 год, 14 октября?

Полина Андреевна бессильно кивнула, а затем отчаянно замотала головой.

- Что? Что не так?

- Т-тринадцатое…

- Черт! Завтра, Джим! Это будет завтра! У нас не хватит энергии на вторую сессию! Полина, прошу, скажите, что вы знаете театр на Матвеевской?

Женщина вновь бессильно кивнула. Огромная голова будто обрадовалась, хотя гримаса осталась напряженной.

- Уже что-то! Но, черт! Мы не в том времени и месте. Полина, вы наш последний шанс! Завтра вечером в театре дают спектакль. Приведут детей из приюта. Там будет мальчик, из-за которого мы здесь. Он не должен смотреть этот чертов спектакль! Это странно звучит, но от этого зависят жизни людей. Идет война. Гибнут люди. Наши родные. Такими вещами не шутят.

У Полины Андреевны застучали зубы.

- Мы лишь ученые и действуем независимо ни от кого, на свой страх и риск. Полина, вы слушаете?!

Полина Андреевна лишь моргнула. Из-за сильного страха она как никогда четко осознавала все вокруг.

- Хорошо! Мальчику шесть лет. Его зовут Федор. Мы должны попытаться изменить его жизнь. Знаю, это все витиевато, но вот вам краткая выкладка. Мой ассистент, Джимини, ученый-психолог. Это его идея — внести коррективы именно в этот период времени. Он подробнейше изучил родословную, мемуары и пришел к тому, что здесь мы можем по-настоящему изменить ход истории. Повлияв на мальчика, мы изменим всю линию его рода. С наибольшим эффектом и по возможности гуманно.

Слушайте. Спектакль называется “Царь Максимилиан”. Царя играет актер Синявский. Вы должны саботировать спектакль. Сорвать! Игра актера чрезвычайно сильно повлияет на мальчика. Мы отталкиваемся от достоверно известного факта из его биографии. Этот момент сформирует ядро личности ребенка абсолютно неподобающим, крайне жестоким образом. Его одержимость будет запущена в этот момент. И вдохновителем ее станет Синявский.

Сам же Федор передаст свое безумие через поколения. Тут вступает генетика, но вам такая наука неизвестна, поэтому доверьтесь нам.

Полина, наша цель — не допустить гражданской войны, которую развяжет его неуемный потомок. Вы должны сделать так, чтобы спектакль не состоялся! Повторюсь, мы не военные, мы — ученые и пытаемся остановить это безумие теми средствами, что у нас есть!

Если не можете ничего сказать, просто кивнете. Мне надо знать, что вы поняли! Вы должны сорвать спектакль! Вы слышали? О нет! Джим! Что случилось? Что вам здесь нужно? По какому праву?!

Лицо отвернулось в сторону и вдруг растворилось в воздухе.

Полина Андреевна покачнулась и сполза по стене на мостовую. Ее била дрожь. Как назло, вокруг не было ни души.

- Я сошла с ума, — сказала она с расстановкой.

Несколько минут Полина Андреевна приходила в себя, но холод камня заставил ее подняться. Бездумно посмотрев в глубину темного переулка, она решила вернуться домой. Будто ничего не было. Женщина сделала несколько слабых шагов вдоль стены и замерла в волнении. Что-то не давало ей идти. В ушах звучали слова: “От этого зависят жизни людей”, “Нам нужна ваша помощь”, “Полина, вы наш последний шанс”.

В который раз она вознегодовала по поводу своей доверчивости. За что ей это? Почему судьба забросила ее в водоворот страшных и необъяснимых событий?

Полина решила вернуться к театру. В конечном счете, чем она рискует? Наверняка он уже опустел, и тогда сделать что-то будет не в ее силах. А наутро она об этом и не вспомнит. По крайней мере Полина Андреевна на это надеялась.

***

Синявский был человеком сложным и в некоторой мере грубым. Царь на сцене, а за кулисами ворчливый выпивоха, он был сильно дружен с Николаем, игравшим в одном с ним спектакле роль чрезвычайно несущественную. Партнером Николай был отменным, в основном из-за своего умения “составить компанию”. Вот и сейчас они предавались воспоминаниям в гримерке.

Спустя час, когда все темы были исчерпаны, они покинули комнату. Синявский запер ее на ключ и направился к выходу.

В дверях он чуть не столкнулся с женщиной средних лет. Весьма привлекательной, если бы не ее растрепанный вид и ошалелые глаза.

- Спиридон Петрович! Не ушли еще?

- В чем дело?

- Я к вам…

- В чем дело? Уже поздний час. До завтра обождать не может? Я спешу.

- Нет! То есть! Мне нужно сказать!

- Да успокойтесь же. На вас лица нет… Может вам воды?

- Нет, что вы! Мне вам нужно… Кое-что велели передать.

- Ну хорошо, голубушка. Зайдите-зайдите, присядьте. Вот стульчик. Крикну Николая, он принесет воды.

- Благодарю вас, не стоит.

- Ну-с… Извольте.

- Дело в том…

Дыхание у Полины Андреевны сперло. Она вдруг поняла, как нелепо это прозвучит. Для нее все, конечно, было реальным. Ей-богу, она видела это лицо и даже отвечала ему. Только поверила бы она сама в такой вздор? С другой стороны судьбы людей. Но помилуйте, как все-таки это неубедительно…

- Голубушка… Я жду-с.

- Да-да, конечно-конечно.

И вдруг неизвестно откуда, у нее, отродясь не знавшей слов в требовательные моменты, родилась мысль… Впервые в жизни Полина Андреевна поняла, что нужно сказать, как обойти неудобные места. Обмануть! Она просто обманет Синявского, не со злого умысла, разумеется.

- Понимаете, дело в том, что сегодня я была на вашем спектакле, и вы просто превосходно сыграли царя…

- Благодарю покорно.

- Но завтра… Завтра в зале будут еще и дети - сиротки из воспитательного дома. Это так благородно с вашей стороны, нести просвещение для всех возрастов.

- Поверьте, моей заслуги в этом чуть.

- Все равно. Это чрезвычайно с вашей стороны. Однако, знаете, как представлю, что вы показываете малым деткам такие жестокости. Нужно ли?

- Голубушка, дети должны знать…

- Да, конечно. Но они совсем еще птенцы… Прошу вас, Спиридон Петрович. Я доверю вам тайну. Один из этих мальчиков… Мой двоюродный племянник. У нас своих трое, мы живем бедно, и бедняжке приходится прозябать в воспитательном доме. Я за него очень ратую… Совсем еще малыш. Молю вас, покажите благородство, настоящее милосердие какое — уверена — можете сыграть. Ведь вы играете царя. Царь должен быть милосердным. Не убивайте в детях светлое. Воодушевите их на добродетель… И очень прошу вас не выдавать мою тайну. Иначе мое сердце не выдержит.

- По кой черт мне ваши тайны, сударыня? Вы просите меня пойти не по сценарию? Нет-с, не могу!

- Отчего же?

- Извольте, это мой хлеб. Хорош бы я был, если б играл, что мне вздумается.

- Ах, если вы не сделаете этого… Мое сердце не выдержит.

И вдруг Полина Андреевна почувствовала, как на нее в самом деле навалилась вся тяжесть сегодняшних невероятных событий. И как бывало раньше, она, ахнув, всплеснула руками. Ее новооткрывшийся дар красноречия затих, и она лишилась чувств.

***

Синявский вел роль исключительно хорошо. Возможно дело было в паре стаканов, пропущенных перед выходом, но он как никогда чувствовал настроение зала.

Толпа вздрагивала от жестокости, смеялась над попами и гробовщиками, возмущалась над пришлыми царями.

Играя, Синявский совершенно забыл о вчерашнем приключении с дамой. Приведя в чувство, он отправил ее восвояси и даже не думал об этом. Сегодня была только сцена. Слова сами летели с губ:

- Поди и отведи непокорного сына моего Адольфа в темницу! И мори его голодной смертью! Посади его на хлеб и на воду.

Спектакль шел своим чередом. Наступал момент, где царь должен был вскочить с трона, и в порыве ярости, начать трясти своих слуг. Синявский вскричал:

- Не прощу! Палач, сруби голову моему непокорному сыну Адольфу на правую сторону!

И тут случилась неприятность. Вернее всего сказалось выпитое. Он резко поднялся с трона, оступился и с грохотом упал на колени. Толпа ахнула. Подняв голову, актер глянул в темноту и вдруг среди лиц заметил сияющие глаза. Это был мальчик. Совсем юный. Он сидел на нижней ступеньке в проходе. Детский восторг в его глазах был настолько искренним, что на мгновение Синявский даже умилился. Но вдруг… Он с ужасом осознал. Осознал, чем восторгался мальчишка. Жестокостью царя. Он понял это совершенно отчетливо. Мальчуган поглядывал на палача и с нетерпением ждал казни. Это словно ударило Синявского. Как может такая безжалостность забавлять малое дитя? Внезапно вспомнились мольбы женщины в дверях: “Совсем еще малыш”, — повторяла она.

- О строжайший царь! Ваше Величество! - кричал Николай, пытаясь поднять Синявского.

Но тот не слышал. Он молча глядел на мальчика. Почему? Как можно?

Актер, играющий Адольфа, сына царя, продолжал читать роль, в смятении глядя на царя-отца:

- Ты прости отец родной; ты прости меня родитель, души моей губитель… Ты прощай, моя княгиня, знать, не видаться нам с тобой! Отомсти моему отцу, как злодею-подлецу!

И вдруг в голове у Синявского что-то щелкнуло. Он вскочил и громко повелел отвести царева сына от плахи. Затем оттолкнул палача. Здесь уже все артисты растерялись, но Синявскому было плевать. Он играл теперь только для одного зрителя. Играл как мог проникновенно, выискивая его глаза в толпе. Через каждую выдуманную им реплику он оборачивался туда, на него. Выкрикивал, что настоящий царь должен быть милосердным, что родная кровь важнее всего. Кричал, что прощает своего непокорного сына, попирающего его богов. Кричал что-то про то, чем должен быть славен истинный царь, поминутно озираясь на мальчугана. Ему хотелось убрать этот жуткий восторг. Плевать, что все артисты остановились и он идет не по тексту, он не позволит ребенку восхищаться таким…

Через мгновение Синявского уже волокли прочь со сцены.

В последний раз он бросил взгляд в зал. Мальчик переменился в лице: восторга не было, одно лишь изумление.

***

Полина Андреевна смотрела на действо Синявского в смешанных чувствах. То, что она наблюдала, было ничем иным как ее собственным влиянием. Ведь именно она просила показать милосердие. Конечно за сорванный спектакль актера по головке не погладят. Но она это сделала. Достучалась до него. Ее голос звучит, значит и ей дозволено решать. Эта мысль умиротворяла ее, и вносила спокойствие в суждения.

Она вновь вернулась к сцене. Синявский играл самозабвенно. Кидался на актеров. Смотрел в зал на кого-то, кого она не видела. Кричал, что настоящий царь не тот, кто упивается властолюбием, а тот, кто людям и земле своей верен, и умеет прощать. Что только праведная любовь достойна преклонения, и тем только стоит восхищаться.

Полина, как и большинство присутствующих знала, что актер читал не по тексту. Но то, Как он играл — было поистине волшебством, настоящим вдохновением актера, выливавшимся на публику магией слов.

***

Джимини Уокер шел своей обычной дорогой на работу, в школу-интернат. Сегодня предстояла встреча с особенно трудным подростком. Задумавшись, он нечаянно столкнулся плечом с каким-то человеком.

- Простите, - откликнулся человек.

- Все ОК, - ответил Джимини.

“Вежливые здесь люди”, — подумал он, в который раз порадовавшись, что вовремя переехал сюда с семьей. По всему миру, то тут, то там вспыхивали войны. А здесь мир, спокойствие.

Игорь Иванович поправил пиджак, после случайного столкновения с афроевропейцем. Он спешил в лабораторию, где занимался селекцией растений. Подумать только, с детства он мечтал изобрести машину времени. Даже наработки какие-то ведь были, а куда завела его жизнь? Мечты навсегда остались мечтами.