Alisabet Argent

Не касайся проклятых

Автор:
Михаил Закавряшин
Не касайся проклятых
Работа №114
  • Опубликовано на Дзен

Андрей Карев остановился на перекрестке. Отдышавшись после подъема, он снял запотевшие очки и тщательно протер линзы салфеткой. Теперь, когда кедровый бор остался позади, следователь мог, наконец, перевести дух и полюбоваться видом посёлка, протянувшегося у подножья холмов.

– Сверху не так мерзко, – сказал Карев себе под нос. – Наверное, потому что грязи не видно.

Андрей окинул взглядом море несуразных деревянных построек, глубоко выдохнул и закурил.

– Пить или не пить – вот в чём в вопрос, – продолжал разговаривать сам с собой следователь. – Хм... забавно. Возможно, мертвец мучился той же дилеммой.

Карев топтался на месте, дымил сигаретой и без остановки щёлкал крышкой бензиновой зажигалки. Может, зря? Может, всё-таки плюнуть и вернуться в отдел? Подобные мысли начали посещать Андрея ещё на половине пути, и вовсе не потому, что подъём отнимал много сил. Хотя кого он обманывал? И поэтому тоже. После долгих лет кабинетной работы марш-бросок в горы казался следователю издевательством над истомленным организмом. Ноги гудели, спина отнималась. Зато, к приятному удивлению Карева, перестала ныть вечно больная шея.

И всё-таки главная причина сомнений крылась в воспоминаниях Карева. Слишком хорошо следователь помнил прошлые визиты к Шаману. Помнил, как пил мерзкий горько-соленый отвар, который вязал рот, словно недозрелая черемуха. Помнил головокружение и странные вибрации по всему телу, помнил, как мир начинал менять очертания, и как растекались предметы, стоило задержать на них взгляд. Будто кто-то плескал растворителем на картину. Меньше всего на свете Андрей хотел вновь пережить тот липкий, парализующий ужас. Карев помнил, как отражение в зеркале вдруг стало над ним издеваться, начало принимать причудливые образы – брови скакали, уши меняли размер, а рот, нос и губы вовсе поменялись местами, превратив лицо в перемешанный салат.

– Брр... ну его на хрен. – Карев поёжился и тряхнул головой, отгоняя дурные воспоминания. – Только поговорю, и ничего больше. Никаких запрещенных веществ в этот раз.

Дом Шамана стоял на вершине холма, словно средневековый замок на горном утёсе. Бревенчатый, с высокой конической крышей, скаты её были укрыты чёрной соломой. Рядом рос старый одинокий кедр, ствол которого изогнулся в причудливом танце – казалось, будто дерево склонилось над домом и пытается укрыть его своими ветвями. К кедру был привязан олений череп.

Дверь привычно скрипнула. Карев постоял немного в пороге, пока глаза привыкали к полумраку.

– Явился, Ворон, – послышался скрипучий голос из тьмы. – Заходи, не стой. Так и знал, что будешь скоро.

Следователь закрыл за собой дверь, и прошел к столу, расположенному у стены. Присев, он выложил шуршащий пакет с махоркой.

– Держи. Искал покрепче, как ты просил.

Андрей всё ещё не видел старика. Говорил, глядя в темноту, – в то место за печкой под потолком, где у Шамана была лежанка. Комнату освещали лишь отблески пламени, мерно гудевшего в утробе печи. Блики танцевали на бревнах. Пламя отражалось от металлических кружек, искрилось в стеклянных банках и переливалось в чешуе висящих на ниточках рыбин.

Кареву безумно хотелось сдернуть тряпки с окон, впустить в помещение солнечный свет.

̶  Как всегда не терпишь мрака, – произнёс Шаман. – Потому и пришёл ко мне с «тёмным» делом. Годы прошли, а ты всё тот же, Ворон. Копаешься в чужой смерти, питаешься ей, да грязь вычищаешь. Санитар ты, Андрей. Вроде и волк, да крылатый; по званию красный, а в душе чёрная масть.

– Повторяешься, старик... В прошлый раз говорил также. Может, пора слезть с печи, размять уставшие косточки?

Шаман усмехнулся.

– Не обязательно шевелить телом, чтобы летать над миром. Ты и сам знаешь, Ворон. Ладно, выкладывай. Что тебя принесло?

Андрей, наконец, смог различить силуэт старика, ютившегося на полатях. С момента их предыдущей встречи Шаман нисколько не изменился. Подогнув под себя ноги, старик всё так же сидел под потолком, словно птица, и спину держал неестественно прямо. В просторной белой рубахе с вышитыми листьями на рукавах. В моменты молчания он напоминал восковую фигуру. Длинные седые волосы падали ему на плечи, а на висках были заплетены две тонкие косички. Взгляд Шамана – глубокий, цепкий, и неподвижный, – ещё больше придавал ему сходства с птицей. Если б только не бельмо на левом глазу.

– Дело тебе понравится, – начал Андрей. – Три дня назад в Гремучем лесничестве пьяный вальщик шёл вытаптывать участок. В предрассветном тумане он заметил необычное черное пятно. Как это обычно бывает, издалека мужик подумал, что кто-то просто выбросил одежду в лесу. Подойдя ближе, вальщик понял: перед ним самый настоящий труп.

Следователь сделал паузу, закурил и вновь принялся щёлкать крышкой зажигалки.

– Вальщик, конечно, удивился, но не так сильно, как судебный эксперт, который вскрыл труп днём позднее. Вместе с медиком мы долго чесали репу, склонившись над вывернутым на столе морга телом, и не могли поверить своим глазам. Причиной смерти явилась асфиксия вследствие утопления.

– Перетащить мертвеца, конечно, не могли? – уточнил Шаман.

– Никаких следов волочения. Трупные пятна на животе точно соответствуют позе. Дальше – больше. Загустевшая кровь, отёк легких, разрывы альвеол и стойкая белковая пена. Как вишенка на торте – фрагменты моллюсков в легких. Тут нам с экспертом совсем подурнело. Оказывается, мужичок наш не просто утонул, а утонул в морской воде! Понимаешь? В сибирской тайге, где на тысячи километров не то, что моря, даже озерца солёного нет.

Шаман громко чиркнул спичкой, и, причмокивая губами, затянул самокрутку. Под потолком пополз густой синий дым.

- Занятно-занятно, - призадумался старик. – Узнали, кем был мертвец?

- Местный житель, бывший рыбак-промысловик. В своё время исходил все северные моря. Лет десять назад даже попал в крушение катера, но умудрился выжить. Представляешь, три дня проплавал на дрейфующей льдине без еды и воды. Отморозил пальцы ног, но выжил. Короче, матёрый мужик. А неделю назад вот ушел за грибами. Корзинка и нож лежали рядом. Одежда сухая, следов никаких. Как он мог захлебнуться, чёрт его знает.

- Может, знает, а может, и нет, - покачал головой Шаман. – Не нам гадать, кто у чёрта в упряжке скачет. Одно ясно, без ворожбы здесь не обошлось. И без ворожбы клубок не распутать.

Карев поморщился.

- Снова ты свою песню завёл...

- Почему же снова? – удивился Шаман. – Разве в прошлый раз я говорил что-то про колдовство? Нет, Ворон. Когда ты искал убитую девочку, я лишь намекнул тебе, указал, где копнуть. Всё остальное ты сделал сам, выпив отвар. И ворожба там и рядом не стояла. Дело мерзкое, но целиком человеческое.

- Не напоминай - перебил Карев. – Не хочу снова жалеть.

- Так не жалей. Ты правильно сделал.

- Лет через семь он выйдет, и будет жить дальше. А девочка нет.

- Будет жить и останется проклятым. Ему теперь одна дорога – к чёрту в упряжку. А если б убил его, то забрал бы проклятие себе. Тебе оно нужно? Стать таким же? «Не касайся проклятых». Ты знаешь, Ворон, что бывает с теми, кто нарушает заповедь. Поэтому и поступил правильно.

- Не хочу спорить, - отмахнулся Карев. – Я вообще говорил о другом.

- О чём же?

- О твоём маниакальном желании опоить меня травами.

Шаман выдохнул облако синего дыма и на секунду скрылся из вида. Когда табачный смог расплылся по комнате, Андрей увидел, что старик подвинулся ближе.

- Если бы проку не было, стал бы я зелье на тебя переводить? – спросил Шаман. - Мой отвар неопытному, что вода морская. Жажду не утолит, а только с ума сведёт. А ты можешь брать из него пользу. Так возьми же! Чайник на печи, и он уже готов.

- Ты видно и впрямь ждал, когда я приду, - усмехнулся Карев, поглядывая на металлический чайничек. – Только зря ты его заварил, старик. Я пришёл сюда за советом. За свежим взглядом. И пить я ничего не буду.

***

Вязкий горько-солёный отвар на вкус отдавал полынью и чабрецом. Как и в прошлый раз, Андрей с трудом сдерживал рвотные позывы, когда пытался проглотить склизкие куски мякоти, плавающие в зелье. По виду и вкусу они напоминали ошмётки грязных носков.

Карев поморщился, зажмурился и сделал последние глотки.

- Слушай, слушай, слушай... - голос Шамана становился всё дальше, улетая куда-то вверх. – Слушай свист, ты падаешь вниз... Слушай гул Нижнего мира, следуй за белой тенью...

В лицо подул сильный ветер. Карев открыл глаза, и обнаружил, что он стоит на вершине холма. Местность казалась ему смутно знакомой...

- Подожди-ка... – следователь нахмурил брови.

До него вдруг дошло, что холм остался тот же, что и прежде. Вот только ни дома Шамана, ни самого старика рядом не было. У подножия склонов, в том месте, где раньше располагался посёлок, теперь высился дремучий бор.

Слева от Андрея что-то зашелестело. Следователь обернулся и увидел, молодого оленёнка, который обжевывал ветки молодого кедра.

Зверь заметил Карева, повернул голову. На левом глазу было бельмо.

- Что встал?! - проскрипел оленёнок голосом старика. – Спускайся! Спускайся в лес, живо! И не касайся проклятых!

Животное стукнуло копытом по земле, опустило голову, наставив на Карева крохотные рожки. А затем бросилось на Андрея.

- Сука-а-а...

Карев побежал вниз, преследуемый диким зверем. Андрей не оглядывался. Он слышал, как позади стучат копыта, - вначале легко и быстро, с каждой секундой они били по земле всё сильнее, превращаясь в топот догоняющего великана. Андрей бежал сквозь лес, а позади раздавались истошные крики, деревья скрипели, словно корабельные доски. Андрей бежал, и чувствовал, как холодный воздух разрывает его лёгкие, а позади кричали-кричали-кричали:

- Воды! Дайте воды! Кто-нибудь, воды! Я хочу пить!

Десятки голосов смешались в дикий умирающий хор. Шумели раздуваемые паруса, скрипели о мачты верёвки, били корабельные склянки. Андрей бежал по тайге, и слышал шум моря, слышал, как волны бьются о борт судна.

Карев упал. Сырая трава проглотила его, а затем выплюнула наружу. Андрей перевернулся на спину, вскочил, огляделся.

Глухая тайга. Вокруг никого. И только крики со всех сторон:

- Пить! Дайте пить! Чёрт бы вас всех разодрал, я умираю, дайте воды!

А затем на лес опустилась тень. Андрей обернулся, и увидел, как из предрассветного тумана выходит фрегат. Трехмачтовый, с двумя орудийными палубами – он шёл сквозь тайгу, возвышаясь над многолетними кедрами, умудряясь не задевать деревья парусами и такелажем.

Карев понял, что крики доносятся с корабля:

- Мы все здесь подохнем! Мы прокляты! Почему нигде нет воды? Что за дьявольщина?! Я хочу пить!

Остолбенев, Андрей смотрел, как морской исполин неспешно проплывает по лесу, шелестя парусами и скрипя досками. Спустя мгновение фрегат вновь скрылся в тумане. «The Devourer» - успел прочитать следователь чёрную надпись на корме.

Корабль исчез. А затем стихли и крики.

Карев понял, что стоит посреди тайги и не знает, где он находится.

***

Андрей плюхнулся в кресло и закинул ноги на стол. Он сложил ботинки прямо на расшитое уголовное дело. Затем подумал немного и всё же убрал. Подул на листы, стряхнув грязь с исписанных протоколов.

В кабинетах стояла тишина. Следователь снял очки и тщательно протёр линзы салфеткой. Затем взглянул на часы. Было семь вечера, и Андрей удивился, что в конторе уже никого нет. Потом вспомнил. Сегодня суббота. По крайней мере утром, когда он шёл к Шаману, была суббота. Чёрт его знает, конечно, сколько он бродил по лесу, пока не вышел на объездную дорогу, но Андрей чувствовал, что почти не проголодался. Значит, всё-таки суббота.

В голове ещё гудело после отвара. Во рту стоял горький привкус трав. Андрей достал из тумбочки початую бутылку коньяка и отпил несколько глотков прямо с горла. По телу тут же разлились приятное тепло и слабость. Карев вытащил сигареты и закурил, стряхивая пепел в пустую банку из-под кофе.

- Говорил же себе, дурак. Не пей! – следователь выругался. – Вечно тебя тянет на приключения. Весь день коту под хвост. Только зря лес истоптал.

Или не зря? Перед Каревым вновь явно встала картина растворяющегося в тумане фрегата. Чёрные буквы на корме. «The Devourer».

Следователь открыл ноутбук. Привычно скрипнул жесткий диск, загудел вентилятор. Андрей вбил в поисковик название корабля.

Поиск выдал миллионы результатов, никак не связанных с тем, что искал Андрей. «The Devourer фрегат» - скорректировал запрос следователь.

- Оп-па! А вот и оно.

На первой же странице Карев нашел ссылку на сайт, посвященный истории английского флота. Он полистал ленту вниз, нашёл нужную статью и принялся читать. Чем дальше Андрей крутил колесико мыши, тем сильнее чувствовал, как у него от волнения стучит пульс в висках.

Английский сорокопушечный фрегат «Пожиратель». В начале восемнадцатого века был отбит испанцами у британского флота, после чего спустя пару лет вновь вернулся к англичанам, только на этот раз к бравым корсарам. С тех пор на протяжении тридцати лет под управлением пиратской команды терроризировал испанские галеоны в Карибском море. Пока команда не умерла в один день.

Андрей в очередной раз снял очки и протер линзы. Затем снова надел и уставился в текст. Быть такого не может...

Пираты захлебнулись. Утонули прямо на корабле. Фрегат не имел ни единой пробоины, но все члены команды, все до единого: от капитана до последнего матроса – все погибли. Их раздутые от жары тела нашли на палубах и в каютах фрегата, в лёгких было полно морской пены.

Андрей читал, и не верил своим глазам. Всё, как и здесь. Всё, как в его деле. Ни единой царапины на трупах. Никаких следов битвы. Личные вещи оставались нетронутыми, а трупы утонули, не спускаясь в воду…

«Воды! Дайте воды!» - пронеслись крики в голове Андрея.

Ну конечно... Они не утонули. Они пили! Пили морскую воду до тех пор, пока не захлебнулись.

Но почему члены команды сошли с ума? В погребах стояли нетронутые бочки с пресной водой, однако по непонятной причине моряки стали пить прямо из моря. Андрей живо представил эту картину. Обезумев, матросы бросали за борт веревки с посудой, доставали и пили до тех пор, пока соленая вода не шла у них носом. Моряки блевали на палубу, скребли ногтями по дереву, и не имели больше сил терпеть эту ужасную жгущую боль, разгорающуюся где-то глубоко внутри, но продолжали пить. Продолжали убивать себя.

Андрей поежился. Подозрительно посмотрел на бутылку с коньяком и осторожно отхлебнул маленький глоток. Коньяк солёным не был.

Так что же случилось с командой «Пожирателя»? Что убило пиратов? Что стало причиной...

БАХ! Карев вскочил с кресла и обернулся. Кто-то ударил в окно секунду назад.

На улице было уже темно. Из-за света в кабинете, Андрей не видел, стоит ли кто-то снаружи. Следователь попятился к выходу, нащупал рукой выключатель... Щёлкнул. Свет погас.

По окну сползали вниз блестящие кругляшки, напоминающие конфетти. Андрей подошел ближе, приоткрыл створку и осторожно выглянул на улицу. Ни души. Посёлок спал. Карев провел ладонью по внешней стороне окна. Стекло было мокрым и склизким. Следователь закрыл створку и посмотрел на ладонь. То, что он принял за конфетти, на самом деле было рыбьими чешуйками. Андрей принюхался. Пахло морем.

- Чёрт бы тебя разодрал, старик, с твоими отварами, - сказал Карев, вытирая руку о брюки. – Совсем уже крыша едет. Наверное, дети балуются.

Андрей и сам не поверил такому глупому объяснению, но выходить на улицу, чтобы проверить в чем дело, его совсем не тянуло. Он хотел вернуться к чтению статьи, но понял, что боится поворачиваться к окну спиной. Чертыхнувшись, следователь развернул ноутбук и передвинул стул. Сев с обратной стороны стола, Карев вновь погрузился в текст, изредка поглядывая в окно. Свет включать не стал.

...Судовой журнал на «Пожирателе» почти не велся, и заполнялся капитаном время от времени. Разумеется, ни о каких записях о курсе, скорости судна и глубине воды в порту речи и не шло. Исследователи, листавшие документ, говорили потом, что редкие отметки о прибытии или выбытии в порт были перемешаны с забористыми морскими ругательствами. Пиратский капитан крыл отборным матом всех своих неприятелей, превратив судовой журнал в личный дневник. Но среди всей этой вакханалии присутствовало то, что заинтересовало Карева ни на шутку. Одна из последних записей в журнале гласила: «Пожиратель» возвращался из Нового света в Британию. Уже почти достигнув Лондона, корсары выловили в холодных водах Ла-манша дословно: «страхолюдину паршивую, с плавниками, как у каракатицы и башкой плешивой, как у папаши римского, чтоб морские черти драли его в священную з...» На этом запись обрывалась.

Что это была за «страхолюдина» и куда её впоследствии дели моряки, история умалчивала. Но интуиция подсказывала Кареву, что именно в этом улове и крылась разгадка. Узнать бы только, что это была за рыба. И рыба ли вообще? Андрей не сомневался - если он сможет разгадать тайну погибшей пиратской команды, то дело с утонувшим в лесу грибником тотчас станет светлым. Нужно лишь понять: что именно поймали корсары в Ла-манше. Или кого? Нужно лишь понять. Нужно лишь понять...

***

Андрей умирал. Солёный ледяной ветер дул со всех сторон сразу, и от него невозможно было ни сбежать, ни скрыться. Снег – жесткий, колючий, - проникал под воротник, забивался в ботинки, царапал до крови обмороженные ладони. Свистела метель, и Андрей чувствовал, что замерзает.

Андрей хотел есть. Голод стягивал внутренности. На снегу лежали шматки жирного желтого мяса. Карев безумно хотел впиться в них зубами, но что-то останавливало его, что-то держало. Внутренний голос кричал: «Нельзя!».

Инстинкты были сильнее. Андрей упал на четвереньки, и словно собака стал разрывать мясо зубами. Мясо шевелилось, но Карев держал его руками. Мясо пыталось вырваться, но Карев прижимал его к земле своим весом. Мясо кричало что-то про Бога и святых мучеников, но Карев продолжал есть, и вскоре мясо умолкло.

Андрей обернулся и увидел перед собой чёрную фигуру.

А потом он проснулся.

***

Голова наутро болела, словно после бурной попойки. Карев знал, что это не от алкоголя. Стариковский отвар истощил следователя.

Андрей с трудом поднялся из кресла. Привычно протер очки и посмотрел в окно. Никакой чешуи на стекле не было. Андрей понюхал руку – та пахла лишь коньяком.

- Приснилось, значит, - успокоил себя Карев. – Ещё бы не приснилось. Сначала всякой хурмы напьёшься, потом всякой хурмы начитаешься. Шаман – сказочник хренов.

Взгляд Андрея упал на фототаблицу к осмотру места происшествия. Фотографии трупа напомнили ему о минувшем сне. Ладони... Ладони в сновидении у него были такие же, как у погибшего. Мозолистые, с погнутыми грязными ногтями; с обветренной и пожелтевшей от многолетнего пьянства кожей. В реальности у Андрея были совершенно другие руки – изнеженные, аккуратные, такие, какие и должны быть у человека, много лет занимавшегося кабинетной работой.

Сил на размышления не оставалось.

Андрей собрался наскоро. Он пошёл домой, где не появлялся уже почти двоё суток. Дома, конечно, никто не ждал. Ни семьи, ни женщины, ни даже кошки у Карева не было. Но всё же, подумал Андрей, это не повод торчать в отделе все выходные. Он решил отоспаться, как следует, ̶ нормально, по-человечески, лёжа под одеялом в кровати, - а потом вновь отправиться на холм к Шаману. Несмотря на брюзжание, Карев понимал, что без старика ему этот клубок никогда не распутать. Вот только отвар он пить не будет. На этот раз точно.

***

Карев постучал пару раз и, как обычно, не дожидаясь ответа, зашёл в дом.

Внутри его ждал сюрприз. В тот вечер Андрей впервые застал в избе у Шамана кого-то, кроме самого старика. За столом, повернувшись в полоборота, сидел мужчина в черной крылатке, из-под которой выглядывали потертые и местами ободравшиеся унты. Андрея так удивил этот несуразный наряд, что он не сразу разглядел лицо гостя. А когда разглядел, то удивился ещё больше. Несколько секунд следователь стоял молча, пытаясь переварить не укладывающийся в голове образ – якут в старомодном пальто, которое, казалось, секунду назад сняли с Пушкина прямо во время дуэли; длинные черные волосы якута были грязны, и слипшиеся сосульки, падающие на плечи, напоминали огромные вороньи перья. Глаза якута также были черны, и они, пожалуй, пугали больше всего. Белки старые, зажелтевшие, а радужки настолько тёмные, что различить в них зрачок Кареву так и не удалось. Не удалось Кареву различить и возраст гостя – то ли тридцать ему было, то ли все девяносто. Морщины на лице якута, будто меняли своё положение, стоило свету упасть иначе. Когда Карев зашёл, гость говорил с Шаманом, и в отблесках пламени его лицо казалось молодым, ну или, по крайней мере, зрелым. Но стоило гостю обернуться и взглянуть на Андрея, как упавшая тень в тот же миг превратила якута в дряхлого старика.

Гость держал стакан, наполовину наполненный водкой. У Шамана, сидевшего на печи, в руках был такой же граненный, только уже пустой. Стол ломился от еды, а в воздухе витали ароматы жаренного мяса, чеснока и табачного дыма.

– О, явился, Ворон! – Шаман махнул рукой, приглашая за стол. – Не стой в пороге. Садись, наливай. Знакомься, Чёрный, – это Ворон. Наша милиция, точнее прокуратура, или хрен там их разберешь, кто они нынче. Знакомься, Андрей, – это Байнай, друг мой северный. Кстати, может, он тебе что подскажет насчёт твоего утопца. А, Чёрный? Поможешь красным? Ворон ведь у нас тоже в некотором смысле охотник.

– Что за дело? – спросил якут, и от его голоса у Андрея пробежали мурашки по позвоночнику. Низкий, хрипловатый баритон, абсолютно не сочетавшийся с образом якута, как и его одежда.

– А вот делюга случилась у нас в краях, – сказал Шаман, и Карев заметил, что старик изрядно захмелел. – Нашли, понимаешь, под сосной мертвяка. Вокруг ни речки, ни лужицы! А доктора учёные пилками своими тельце поковыряли-поковыряли, да возьми и ляпни: утонул, мол, мертвяк. Прям в лесу!

Шаман засмеялся, глядя то на Карева, то на гостя. Андрею на секунду показалось, что старик смеётся над ним – смеётся над глупостью Андрея, словно один следователь в этой комнате не понимал очевидных вещей. Кареву казалось, будто Шаман и странный гость в черных одеждах смотрят на него снисходительно, совсем как на безмозглого пса, который гоняется за собственным хвостом.

– Чего стоишь дубом? А, Ворон? – старик вновь махнул рукой. – Садись! Не видишь, что ли, мы тут беседы беседуем. Бери тарелку, накладывай.

Андрей сел за стол и окинул взглядом поляну. Блюда стояли прямо на досках - Шаман никогда не стелил скатертей. Здесь были котлеты из птицы и копченая рыба, оленья строганина и икра с хлебом и сливочным маслом. В котелке аппетитно пахло мясо косули, тушенное с овощами, а на соседней тарелке заманчиво блестели маринованные грибы с кольцами лука. Из десертов стояли вазочки со смородиновым вареньем и мороженная брусника, посыпанная сахаром. Был тут и мёд с кедровыми орешками, и торт из черёмухи и ещё много всяких вкусных вещей, которых никак не ожидаешь увидеть в богом забытой избе.

Карев всегда удивлялся, откуда у Шамана в доме так много еды. Сам старик и с полатей-то ни разу не вставал, не говоря уже о том, чтобы выйти на улицу. Как-то раз Шаман проговорился, что пропитание ему приносят «друзья». Но так и не объяснил, кого же он имел в виду.

- Выпей с нами, - сказал Байнай, и Карев снова вздрогнул от тяжелого голоса. – Держи стакан.

Андрей взял в руки граненный, и гость налил ему холодной водки. До краёв.

- Твоё здоровье!

- Можно и потерять, - Карев усмехнулся, но водку выпил.

Спиртное зашло, словно родниковая вода. Несмотря на устрашающие объемы выпитого, Андрею не стало дурно, а наоборот тут же похорошело. В животе затеплилось. Проснулся зверский аппетит.

- Угощайся, Ворон, - кивнул Шаман, и Андрей стал с удовольствием есть.

- Так значит, утопленник? – спросил Байнай. – Точно ли?

- Скорее напился морской воды до смерти, - ответил Карев с набитым ртом. – Такое уже было однажды.

Шаман довольно усмехнулся. Прищурившись, он посмотрел на Андрея.

- Всё же помогло? А ты не хотел.

- И не хочу. До сих пор в голове шумит.

- Это с непривычки. Будешь пить чаще, перестанешь замечать шум. Правда, Чёрный?

Гость одобрительно кивнул и налил ещё водки. Теперь уже полстакана.

- Ты закусывай, закусывай, следачок, - проворковал Байнай.

Андрей поднял голову и внимательно посмотрел на гостя. Он не сразу понял, что его вдруг так смутило. Внешность Байная осталась прежней, однако Андрей чувствовал смутную тревогу. Ему казалось, будто гостя секунду назад подменили.

- Что ж ты не закусываешь? Закусывай, дружок...

Голос! Голос другой! Скользкий, липкий и неприятный. Всё такой же низкий, но уже совершено иной. Образ гостя менялся на глазах, при этом черты лица оставались всё те же. Андрей не понимал, как такое возможно, но каждый раз, когда он поднимал глаза на Байная, ему казалось, что перед ним сидит новый человек.

Якут улыбнулся желтыми кривыми зубами.

- Я – охотник, - сказал он. - Точнее был когда-то давно. Теперь уже скорее проводник. Ну и немного торговец.

- И чем торгуешь? – поинтересовался Карев.

- А вот, что видишь, - указал гость на стол. – Рыба, мясо, ягода, грибы. Лес богат, нужно лишь знать, куда повернуть. И куда поворачивать не стоит.

- Хватит загадок, Чёрный, - засмеялся Шаман. – Покажи ему.

- А он сам увидит. Он умный.

Андрей посмотрел сначала на гостя, потом на Шамана. Старик лишь хитро улыбался да отхлебывал водку время от времени.

- О чём это вы? – напрягся следователь.

- Кушай, дружок, кушай. Всему своё время. Помогу я тебе с нашим делом. А пока кушай.

Карев обратил внимание на то, как гость подчеркнул слово «нашим». Андрей заерзал на стуле, рука привычно потянулась к зажигалке. Щёлкнув крышкой один раз, следователь убрал зажигалку обратно в карман. Он не хотел, чтобы гость заметил его волнение. Кто вообще такой этот Байнай? Откуда взялся? Явно не из посёлка – уж за шесть лет Карев непременно услышал бы о странном якуте, который носит пальто покроя восемнадцатого века. И эти чернющие глаза. Очень приметная черта.

Карев решил выжидать. В конце концов, Байнай прав – всему своё время. Куда торопиться? Тем более вечер обещал быть приятным. За окном свистел ветер, в доме гудела печка, да потрескивали дрова. Стол был полон еды, и по запотевшей бутылке скользила кристально чистая слеза.

Взгляд Андрея упал на корзинку с копченым хариусом. Байнай заметил это и как-то нездорово ухмыльнулся.

– Кушай рыбку, дружок, – подмигнул он Кареву, подвинув корзинку поближе. – Кушай, не смущайся. Для живота полезно.

Андрей не смущался. Он взял одну из рыбин, вытащил из неё зубочистку, растягивающую выпотрошенное костистое брюшко, умелым движением переломил рыбе хребет, после чего отделил голову от туловища и стал шматками сдирать тёмно-золотистую чешую, обнажая желтое мясо – нежное, блестящее, с белыми ниточками в прожилках. Мясо пачкало руки, пахло солью и древесным дымком. Так и не дочистив хариуса до конца, Карев впился в него зубами и с наслаждением почувствовал, как кусочки рыбного филе отслаиваются от костей; жирная соленая мякоть таяла на языке, словно масло.

– Кушай, дружок, – не унимался Байнай. – Рыбка она для живота полезна. Коли в животе рыбка, значит поживёшь немного. А если пусто да метель вокруг, и соль одна, как без рыбки выжить? Никак не прожить.

– Август на дворе. Какая метель?

– Ты, следачок, кушай. Кушай да никого не слушай.

Они выпили ещё по половине граненого. Потом ещё. И снова. Андрей не заметил, в какой момент дом Шамана вдруг закачался, будто каюта на волнах. Стены заходили ходуном. Под потолком зашатались карнизные балки. Андрею показалось, что он вновь слышит скрип корабельных канатов, звон чокающихся стаканов напомнил ему бой корабельных склянок.

– Чтоб его разодрало, собака, – тряхнул головой Карев и закурил. – У меня от твоих травок, Шаман, крыша едет.

– Это от водки, дружок, - усмехнулся Байнай. – Горячка голову кружит, да только жажду не утоляет, правда?

Стоило ему это сказать, как Андрей вдруг безумно захотел пить. Рыба была слишком солёной, слишком жирной. Карев отложил сигарету, поискал глазами бочку с ковшом, но на привычном месте её не оказалось.

- Дайте воды, - попросил Андрей.

- Рыбка она ведь вкусная, питательная, - заворковал Байнай. – Скушаешь рыбку - в животе тепло, да душа радуется. А без рыбки туго в метель-то.

- Воды, – повторил Карев.

- Рыбка она ведь для того и создана, чтобы её кушали, правильно? Ну подумаешь, что разговаривает. Подумаешь, божья душа. Коли плавник есть, значит всё равно рыба. Есть её нужно, а не беседы вести!

- Что ты несёшь? – вскочил из-за стола Карев. – Где, чёрт возьми, вода?!

- А ты не слыхал историю про водосвинку? Бедная животина! Один поп, представляешь, до чего додумался? Нарек её рыбой. Мол, раз в воде живет и плавать умеет, значит, рыба. А раз рыба, то и в пост кушать можно. Клянусь, так и сказал! Ох, помню хохотал я над ним, когда он своей тонзуркой из-под воды выглядывал. Булькает, пузыри пускает, а я ему говорю: ты же в воде? Так плыви! Ты же рыба! Плыви быстрее, а то поймают и скушают! И представляешь, поплыл! Поплыл, как родной! Так и плавает до сих пор, бедолага. Чешуёй оброс, плавники отрастил, да только не везёт ему вечно. То в сети попадётся, то багром зацепят. И жрут его, представляешь, как водосвинку!

Байнай говорил, словно заведённая игрушка, будто и не слышал криков Андрея. Карев обернулся к Шаману.

- Воды! Умоляю, дай мне воды!

Старик не ответил. Он сидел на полатях, застыв, словно чучело птицы. Смотрел куда-то вдаль и даже не моргал.

- ... а что поделать, раз судьба такая у рыбки – в сети попадаться. Нечего серчать, что тебя кушают, коли сам рыбкой нарекся. Правильно я говорю? Конечно, правильно. Рыбку её что? Её кушать надо, раз попалась. Подумаешь, разговаривает. Водосвинка, может, тоже по-своему говорила. Нарекли и съели до самых косточек!

Что происходит? Что происходит, черт возьми?!

Только сейчас Андрей заметил, что всё вокруг замерло, будто кто-то остановил время. Ветер за окном больше не свистел, капля на бутылке перестала ползти вниз... Над тлеющей сигаретой завис и замер в одном положении дым. Один Байнай продолжал шевелить губами, глядя прямо в глаза Кареву.

- ...а как не съесть водосвинку, коли она рыбка? Подумаешь, святым молится или даже тонзуркой из воды выглядывает. Какая разница? Плавник есть? Полезай в сеть! А мяско-то какое у неё, ты видел? Жёлтенькое, солёненькое, с жирком на боках. А как же там жирочку не быть? Как не быть жирочку, если водосвинка сорок лет паству обирала. Конечно же, там жирочек будет.

«Никакой он не охотник! – пронеслось в голове у Карева. - Он вообще не человек!»

Как он не заметил сразу? Как проглядел, что унты гостя странно провисают в носке, будто там пусто, и наоборот – топорщатся в пятке. Будто обувь скрывала и не ступни вовсе, а самые настоящие...

Цок-цок-цок... Где-то за домом застучал копытами оживший зверь.

Карев захрипел и попятился к печке. Сквозь засаленные чёрные волосы Байная проглядывали маленькие оленьи рожки. Сомнений у следователя не оставалось. Он пил с чёртом.

- ... а там уже и не различишь, где рыбка, где водосвинка, а где поп морской. Но вот фокус ведь! Если того, что с тонзуркой съел, то и сам грех на душу взял. Поп, конечно, подлец, да всё равно слуга божий. Подумаешь, с чешуёй. Подумаешь, в сети попался. Поп он и с плавниками поп. Мерзкая рыба, хоть и вкусная, да только просолился весь в море. Пить после него хочется.

Байнай вдруг замолчал.

Затем встал из-за стола, навис над Андреем и заговорил другим, свинцовым голосом:

- Ты почто голову попу открутил, паскуда?!

Чёрт плюнул Кареву под ноги. Затем взял недоеденный хариус и начал бить им по столу, целясь в какое-то круглое насекомое. Через секунду до Андрея дошло, что это и не насекомое вовсе. В месте, где мгновение назад лежала рыбья башка, теперь ползала между тарелками маленькая человеческая голова – с закрытыми глазами, с монашеской проплешиной в волосах. Чёрт оглушил голову, схватил её двумя пальцами и начал прикручивать обратно к рыбьему телу.

- Сбежать собрался, свинтус? - сказал Байнай голове. – Ты своё ещё не отплавал! А ты, следачок… чтоб в последний раз я тебя видел! Нечего совать нос в чужие дела. Коли захлебнулся моряк, значит, так надо, понял? Нечего было попа жрать с голодухи! Один бандит тоже с чертями своими сожрал тонзурика. Видал, какую модную куртку с залетного снял? Английское шитьё!

Куртка пиратского капитана. Андрей вспомнил соленый ветер и скрип корабельных канатов... Горло драло от жажды.

Мир кружился. Чёрт прикручивал голову монаха к объеденной рыбе, а голова никак не хотела вставать на место и всё время выскальзывала из промасленных пальцев. Раз! Поворот. Мир закружился сильнее. Голова раскрыла рот в беззвучном крике. Черт крутанул ещё раз. Дом вновь поплыл, словно на карусели.

Карев заметил чайник на печке. Сделал шаг. Тут же потерял равновесие и упал. Он заскреб ногтями по деревянному полу, словно по корабельной палубе.

Чёрт сильнее надавил на голову монаха и ещё раз крутанул. Карев почувствовал, как чья-то рука сжала виски. Казалось, будто его избивают. Удар за ударом, Андрея тошнило, бросало из стороны в сторону, и следователь никак не мог зацепиться взглядом хоть за что-нибудь.

Голова выскользнула из рук Байная и покатилась по столу. Тиски, сдавливающие сознание Карева, на секунду ослабли. Андрей воспользовался промедлением - тут же подскочил с пола и, падая, ринулся в сторону печки. Он сшиб грудью стоявшую рядом посуду. Чуть не уронил чайник, но в последний момент успел подхватить за ручку.

- А ну-ка поставь на место! – заорал чёрт.

Карев не послушался. Он стал пить.

- Я сказал, поставь, паскуда!

Андрей присосался к металлическому носику. Теплый живительный отвар заструился по пищеводу, словно физраствор по сосудам, возвращая Карева к жизни. Мир перестал кружиться.

Дверь в избу распахнулась. Из темноты улицы, цокая копытами по деревянному полу, в дом по-хозяйски зашёл олень с бельмом на левом глазу.

- Хватит, Чёрный, - сказал зверь голосом Шамана. – Я же говорил: он достойный. Хватит пугать, покажи ему.

Байнай довольно ухмыльнулся. Он бросил на стол объеденный хариус, туда же кинул рыбью головешку. Человеческой головы уже не было.

- Пойди сюда, - сказал чёрт. – Не бойся. Покажу.

Карев неуверенно сделал шаг. В ту же секунду Байнай кинулся на следователя, зарядил ладонью по уху, и пока Карев приходил в себя, чёрт каким-то образом оказался позади, толкнув Андрея в сторону бочки с водой, что вновь стояла в углу. Карев уперся грудью о деревянный край, попытался оттолкнуться ладонями, но Байнай жилистыми руками схватил его за волосы и опустил голову Андрея в воду.

Вода оглушила, затем обожгла легкие. Карев забился, задергался. Он попытался пнуть чёрта ногой наугад, но тело вдруг стало вялым и беспомощным... Нежно и тихо непроглядное дно бочки чёрной пеленой опустилось на разум.

***

Андрей умирает. Солёный ледяной ветер дует со всех сторон сразу, и от него невозможно ни сбежать, ни скрыться. Свистит метель, и острые льдинки сдирают обмороженную кожу с лица и ладоней.

Андрей хочет есть. Перед ним на снегу лежит странное существо – наполовину рыба, наполовину человек, - оно напоминает выброшенного на берег кальмара. Внизу у существа десятки склизких плавников, которые больше походят на покрытые чешуей щупальца. Они шевелятся на снегу, словно длинные толстые черви. Чуть выше из рыбьего тела тянутся два таких же плавника, напоминающих руки. Голова человеческая.

- Ошибся, ошибся, ошибся. Прости, Господь милосердный…

Голос звучит в голове у Андрея. Существо безмолвно шевелит губами, то ли пытаясь что-то сказать, то ли просто хватая ртом воздух. Оно извивается на льдине и пытается уползти обратно в воду.

- Не рыба, не рыба, не рыба! Нельзя!

Толстая морда с многочисленными подбородками поросла чешуей, словно коростами. На голове у существа растёт чёрный обруч из грязных волос, на макушке сияет проплешина – монашеская тонзура.

- Помилуй, Господь, мученика своего! На кого ты меня оставил?! Дьявол превратил меня в рыбу!

Андрей хочет есть. Он видит жирное сочное мясо в том месте, где багор разорвал тело монаха. Мясо желтое, нежное и блестящее, с белыми ниточками в прожилках. Оно пахнет солью и немного древесным дымком.

- Кушай рыбку, дружок, - воркует незнакомый голос. – Кушай, не смущайся. Ты поймал его. Значит, имеешь право…

Андрей не контролирует себя. Будто наблюдает со стороны. Вот его обветренные, мозолистые ладони тянутся к багру. Металл обжигает холодом, но Карев не обращает внимания на боль. Он вырывает крюк из тела монаха, отчего существо начинает извиваться ещё сильнее. Карев замахивается. Несколько раз бьет багром по хребту. Монах продолжает шевелить губами, кричит: «Нельзя!», что-то про бога и святых мучеников. Андрей не слушает. Продолжает бить. Он с размаху протыкает монаха багром. Крови нет. Из монаха льется лишь морская вода вперемешку с ошметками чешуи. Андрей цепляет шкуру крюком и распарывает существу брюхо.

Монах ещё жив. Андрей не в силах терпеть, инстинкты сильнее. Он падает на четвереньки и впивается зубами в шматки жирного желтого мяса. Монах кричит, извивается, но Андрей прижимает его к льдине собственным весом. Мясо отслаивается от костей; жирная соленая мякоть тает на языке, словно масло.

***

Карев вытирает перепачканные ладони. Вытирает рукавом жир с подбородка. Андрей наелся. Наелся досыта. Кусочки мяса застряли между зубами. Хочется пить.

- Вкусная рыбка, дружок?

Андрей вздрагивает. Оборачивается. Перед ним якут в старинном пальто. Вокруг ни корабля, ни лодки - только дрейфующая льдина, да бесконечное море от горизонта до горизонта.

- Я спрашиваю, вкусная рыбка была?

Карев поднимает голову в небо, надеясь увидеть там вертолёт. Вертолета нет…

- Ты чего молчишь, паскуда? Рыбка вкусная, спрашиваю?

Карев пятится назад, подбирает со снега багор. Он крепче сжимает металл в руке, но якут лишь ухмыляется и показывает пальцем на горло. Андрей чувствует, как дыхание перехватывает от жажды.

Багор выскальзывает из рук. Андрей падает на четвереньки, начинает жадно пожирать снег. Снег не тает. Белая крошка, словно песок, сыпется по горлу, дерет желудок, но никак не превращается в воду. Карев хрипит. Пытается растопить снег в руках. Снег не тает. Андрей хочет пить.

- Жирненькая рыбка, солененькая. Что молчишь? Святого человека, паскуда, проткнул.

Андрей скребет кривыми ногтями по льдине, пытаясь отколоть хоть какие-то кусочки. Припадает губами к снежному покрову, кусает льдину зубами.

- Что мучаешься? Посмотри сколько воды вокруг! Пей – не хочу!

«Вот и возмездие», - проносится в голове у Карева. - «Не умер от голода, теперь умру от жажды». Судьбу не обманешь. Ему суждено было погибнуть в крушении. Он понял это сразу, ещё в тот момент, когда катер начал уходить под воду вместе с другими рыбаками. Лишь каким-то чудом он смог тогда выкарабкаться. С горем пополам, но смог. Он провел три дня на дрейфующей льдине, отморозил пальцы, но был ещё жив. Временно, видимо…

- А ты настырный, - ухмыляется якут. - Жить хочешь?

Андрей с подозрением смотрит на чёрта. Карев знает точно - перед ним именно чёрт. Откуда бы здесь взяться человеку? Да ещё в аккурат после того, как Андрей съел эту говорящую каракатицу с головой католического монаха. Карев усмехается. Он всё понимает. Проделки нечистой силы. Чёрту что-то нужно от умирающего Андрея.

- Ну… - хрипит Карев севшим голосом. - Говори.

- Служить будешь мне?

- Буду.

- Даже не спросишь?

- Пить дай.

Чёрт довольно скалится. Достаёт бронзовый кубок из-под пальто. В кубке плещется вода.

- Десять лет жизни, - говорит якут, кивая на кубок, – Я продам тебе их. Цена - сотня.

- Чего?

- Сотня лет. Будешь скакать в моей упряжке. Будешь возить меня по миру, как лошадь. Договорились?

- Давай.

Карев жадно пьет воду из кубка. Вода морская, солёная, но каким-то невероятным образом организм принимает её. Жажда уходит.

- Ты понял, что сделал, дружок? – улыбается чёрт.

Голова кружится. Андрей чувствует, как по телу расходится тепло, и страшная усталость валится на плечи. Карев отвечает, с трудом перебарывая сон:

- Душу продал, что ж тут не понятного.

- Э-э-э нет, дружок… - качает головой чёрт. – Душу ты раньше оставил. Когда человека съел. «Не касайся проклятых» - не слышал никогда? Ну да уже неважно.

Из последних сил Андрей смотрит на объеденные ошметки, раскиданные по снегу. Это рыба. Конечно же рыба. В море живет, в воде плавает, да и чешуя с плавниками на месте. Подумаешь, голова человеческая. Подумаешь, разговаривает. Попалась в сети, значит, рыба…

- Вот и поп также думал, - кивает чёрт. – Ну да ладно, что теперь страдать. Съел да съел, для живота полезно. Ты живи, дружок. Живи да не тужи, скоро вытащат тебя. А я через десять лет приду, напомню. Сделка есть сделка. Бывай, дружок.

Андрей падает на спину, и больше не видит ни моря, ни чёрта, ни съеденного монаха. Льдина качается на волнах, метель стихает, и последнее, что проносится перед глазами Карева – это длинная, бесконечно длинная упряжка из сотен людей. Отступники, негодяи, пираты – словно бурлаки они везут по небу сани, в которых сидит чёрт в старинном пальто. Андрей знает: через десять лет он окажется там же.

Будет тёплый августовский день. К тому времени он позабудет о пережитом, и страшные дни на дрейфующей льдине будут казаться ему сновидением, давним ночным кошмаром, который остался далеко в прошлом. Он завяжет с рыбалкой, и будет держаться подальше от солёной воды. Он женится, построит дом, разведется, и снова женится. Он будет жить и дышать полной грудью. Пока в один прекрасный солнечный день посреди тайги он не встретит его. Всё в том же несуразном, старинном пальто. С грязными чёрными волосами и непроглядными, словно омут, глазами. Чёрт улыбнется, и Андрей вспомнит, как ел желтое, нежное мясо, как кричал раздираемый на части монах, и как драло горло от жажды. Он вспомнит, как пил морскую воду из кубка, и вода эта вдруг польётся у него изо рта, заполнит желудок, глотку и легкие. Он упадёт на траву и будет рвать землю руками, а вода будет литься и литься, пока жжение в груди вдруг не погаснет. А вместе с ним погаснет и весь мир.

Чёрная пелена опустится также нежно и тихо, как и сейчас…

***

- Чтоб вас всех разодрало! – прохрипел Карев, откашливая попавшую в легкие воду.

Он глубоко и сбивчиво дышал, хватал ртом воздух, и пытался успокоить взбесившийся пульс. В висках стучало, как после подъема в гору.

- Успокойся, Ворон. Ты жив. Ты цел.

- Я был там. Я видел!

- Спокойно, Ворон, спокойно…

К удивлению Карева, Шаман оказался не на обычном месте. Похожий уже не на птицу, а на обычного уставшего старика, он сидел за столом вполоборота к Андрею, и внимательно наблюдал за тем, как следователь приходит в чувство. Кроме них двоих в доме никого не было.

- Байнай ушел, - кивнул старик, заметив взгляд Андрея. – Он хвалил тебя. Сказал, что ты держался достойно.

- Вот уж спасибо, - проворчал Карев, поднимаясь с пола.

Старик подвинул следователю стул. Протянул стакан.

- Держи. Выпей, полегчает. А насчёт полёта, ты не прав. Точнее прав, но не точен. Ты действительно был там, и всё это приключилось с тобой. Вот только ты был не ты.

- Не понимаю ни хрена...

- Поймёшь со временем. Полёты тебе даются, Ворон. Скоро ты отрастишь крылья, и будешь летать над миром вместе со мной. Все мы будем летать. Правда, кто-то свободным, а кто-то в упряжке у Чёрного. «Не касайся проклятых», помнишь?

- Помню, - кивнул Карев и выпил. – Как мне теперь материал отказывать только, не предсталяю.

Старик достал из-под стола пузатую бутылку с наливкой, поставил перед Андреем. Рядом положил корзинку с копченым хариусом.

- Возьми, - сказал Шаман. – Подарки от нашего друга. Отдашь своему врачу, он тебе напишет другую причину смерти. Не мне тебе объяснять.

- Неправильно это, - покачал головой Андрей.

- Правильно, Ворон. Всё правильно. Забудь про это дело. Ты всё узнал, а остальным и дела нет до погибшего грибника. Отслужит он свою сотню, да уйдёт на покой. Хватит его тревожить. Ты ведь помнишь?

Андрей ткнул лежавшую на столе истлевшую сигарету. Пепел рассыпался и остался один почерневший фильтр. Карев достал новую, закурил. Он обернулся и какое-то время смотрел, то на металлический чайник, то на бочку с водой.

- Помню, - произнес, наконец, Карев. – Всё я помню, старик. Не касаться проклятых.

Другие работы:
0
22:20
1214
Маргарита Блинова

Достойные внимания

Рано
Аня Тэ 1 месяц назад 23
Еж
Nev 14 дней назад 14