Анна Неделина №3

Обратная сторона Невы

Автор:
Шибболет
Обратная сторона Невы
Работа №111
  • Опубликовано на Дзен

Море не ждёт никого — и поджидает каждого.

Морю всё равно, кто барахтается на поверхности. Спасатель с дурацким поплавком, похожим на приманку рыбы-удильщика. Катер береговой охраны, жирный и настороженный, словно тюлень. Зарёванная девчонка, дочка взятой древними тёмными водами жертвы. Она единственная, кто тоже пахнет морем. Или у людей это называется «слёзы»?

Морю всё равно. Но за жертву полагается заплатить. Поэтому рано утром из пены прибоя в песок утыкается вычурная, крупная раковина. Девчонка, вновь пришедшая бессмысленно звать и лить свою воду, спотыкается об острые шипы. И замолкает.

Эта вода тоже солёная, но называется «кровь». Дар принят. Море не ждёт. Оно само ожидание.

***

Свет в прихожей не горел. Сэм попытался нащупать клавишу выключателя, но нащупал плечо. Тёплое, упругое. Приветливо подавшееся навстречу.

— Давай хоть до комнаты дойдём, торопыга…

Губы, дохнувшие горячим чуть ниже уха, улыбались. Сэм не мог разглядеть в темноте, но улыбку эту представлял хорошо — она звучала в голосе. Глухо звякнули застёжки: Лида носила такую высокую танкетку, что в боевом облачении вырастала почти на голову. Снова дыхание, но уже ниже:

— Только не впились ни во что. Брат дрыхнет. Бесится, когда…

Предупреждение пропало втуне. Сэм споткнулся — похоже, подвернулась та самая танкетка — и в поисках опоры обнял твёрдое, деревянное и угловатое. Углы зашатались, загрохотали жестью и пластиком. «Тумба в прихожей. Рожки, щётки, банки с кремом. Русские очень серьёзно относятся к обуви», — вспомнил Сэм.

Под эту мысль свет в прихожей всё же загорелся. Аккомпанементом хлопнула дверь, пустив волну душного, тёплого воздуха. Злой мужской голос прорычал, выдавая сонную хрипотцу:

— Я кого-то точно прибью… — и уже бодрее, с нездоровым восторгом: — Опа. Опа-опа. Вот это номер! Лидка привела домой обезьянку! На Птичьем втарилась?

— Майк, заткнись!

Лида умела быть очень разной. Переход от милой улыбчивой лапочки к оскаленной, заострённой гарпии происходил за доли секунды — Сэм уже пару раз наблюдал. Как будущий учёный, он старался относиться к феномену философски. Как человек, не лишённый эмоций, он вздрагивал.

Залп гнева прошёл по касательной. Майк — редкое для этих широт имя — сам отдалённо напоминал бритого под машинку орангутана. Он с хрустом зевнул и облокотился на дверной косяк.

— Систер, ты хоть фруктов зверьку взяла? Яблочек там, бананчиков… Или бананы следует обсудить с дедушкой Фрейдом?

«Гарпия» скривилась и махнула когтистой лапкой.

— Ты же в курсе, что ты мудак, да?

Лапка опустилась на плечо Сэму, который всё ещё боролся с дряхлой тумбой, пытаясь не уронить и не развалить.

— Сэм, познакомься, эта скотина — мой брат. Сводный, так что без претензий, плиз.

— It’s okay, всё в порядке.

Сэм наконец оставил тщетные попытки исправить неисправимое. Русский у него звучал почти без акцента, несмотря на характерную внешность.

— Лёгкий бытовой racism, характерный для постсоветского пространства. Не первый год сталкиваюсь. Привык.

— Опа три раза! Молодец, уголёк! — казалось, Майк обрадован вполне искренне. — Держишь удар.

У Лиды на лице зрел полновесный скандал, и Сэм перехватил инициативу.

— Mike… Михаил? Миша? Как лучше обращаться?

— Все обращаются «Майк», — буркнули уже из кухни. — Я тоже привык. Ладно, воины-интернационалисты, раз уж вы меня разбудили, пойдёмте пить чай. Рашн традишн, йопта.

***

Сэм втиснулся между узким столом, окном и холодильником. «В красный угол, — всплыло в голове. — Только теперь угол белый и металлический. Культ почитания предков пережил века православия, уснул на семьдесят лет государственного атеизма и превратился в культ еды».

— I thought, это известный анекдот. «Изя, где ты взял такие замечательные часы? Купил у дедушки на его похоронах!»

— Стоп.

Майк зажмурился, держа в руках сахарницу. Потом поставил её на стол и склонился ближе, распахнув светлые, почти белые глаза. «Серебро с зеленью. Совсем не такие, как у Лиды. У неё тёплые, карие... Ах, ну да. Сводные».

— Стоп ещё раз. Ты не просто негр. Ты ещё и русский. Ты ещё и еврей!

— Майк!

— Не лезь, мужики говорят, — грозный тон Майка срывался на искристые, полные скрытого смеха нотки. — Давай подробности, уголёк. Пока чайник не закипел.

— With pleasure, — пожал Сэм плечами. — По бабушке я из эфиопских «фалаша». А дедушка из одесских репатриантов. Когда их стало трое, считая мою маму, дедушка insisted, что ребёнку будет лучше там, где меньше песка и меньше стреляют. Так мы осели в Бруклине, где мама встретила отца…

— И появился ты, — перебил Майк, потирая бритый затылок. — Ясно-понятно. К нам-то как занесло? Питер не Одесса, Дворцовая не Привоз.

— Майк, отстань от человека!

Лида разливала кипяток по чашкам и прижималась потеснее. В другой ситуации это имело бы успех: белая майка, глубокое декольте… Но против майки выступал Майк со своей хищной, почти звериной цепкостью. Сэм украдкой поёжился, делая вид, что просто пытается сесть удобнее.

— Дедушка cказал, что за три поколения насмотрелся на жертв американской higher education system. С ним даже отец спорить не стал.

— Ага, — Майк покосился на сестру и подмигнул Сэму. — Студент, значит. Вот вы где встретились, два одиночества… Тоже с актёрского?

— Я историк. Древний мир, письменный период…

Только сейчас Сэм заметил отчаянные знаки, которые Лида подавала за спиной Майка. Видимо, что-то шло не так.

— Историк-шмисторик, — медленно, со вкусом прохрипел собеседник. Закашлялся, отхлебнул ядерно-чёрной заварки, покачал головой из стороны в сторону, щёлкая шейными позвонками. — Кабинетная крыса, йопта. Точнее, целый крысиный король. Вон и хвосты имеются.

Рука Сэма непроизвольно дёрнулась к забранным в косы волосам… Вмешался защитный рефлекс: полные губы отработали дружелюбную улыбку, ладони опустились по обе стороны блюдца, увенчанного чайным граалем.

— Самая кабинетная крыса из всех, sure. Пока не изобрели машину времени, работаем с тем, что есть.

— Нет, ну точно молодец, — Майк хлопнул в ладоши и опасно откинулся на реликтовую газовую плиту. Затылок почти касался недавно кипевшего чайника. — Лидка, растёшь в моих глазах: предыдущий сбежал ещё до печенья. Кстати, где?

— А ты купил? — снова завелась «гарпия». Майк только отмахнулся. «Иммунитет, — вынес вердикт Сэм».

***

— Так вот об истории, — Майк прервал ленивое перегавкивание с сестрой и повернулся обратно к Сэму — Ты ведь в курсе, что нашему славному городу гораздо больше лет, чем приписывают официальные хроники?

— О-о-о…

В стоне Лиды звучала неподдельная тоска и безысходность. Она упала на свободный табурет и закатила глаза. Сэм снова вежливо улыбнулся.

— Насколько?

— Хороший вопрос, — подмигнул Майк и выудил из соседней тумбы упаковку печенья, пояснив: — Тактический резерв, на случай, если наша звезда забудет. Ты, кстати, в курсе, кем она подрабатывает «на булавки»?

Лида вскинулась. Тёмные глаза словно впитали чернильные пятна из-за окна, где ранняя осень уверенно топила усталое лето в Неве.

— Я сказала, заткнись!

— А кто-то ж разве против? — издевательски поднял ладони Майк. — Всё копеечка в дом!

— В отличие от некоторых, — прошипела девушка, — я хотя бы не ворую!

Сэм старательно делал вид, что чай есть альфа и омега, начало и конец. Крепкая ладонь с почти под корень остриженными ногтями хлопнула по плечу.

— Не тушуйся, дела семейные, — Майк снова закачался на табурете. — У тебя сестра есть? Брат? Один у родителей? Везёт… Ладно, товарищ следователь, колюсь: я диггер. Он же кавес.

Приоткрыв рот, Сэм задумался, при чём тут экскаваторы и пещеры, а потом до него дошло.

— Wait, wait! Подожди! — он справился с волнением. — Так вот чём твоя проблема с историей! But of course!

— Не с историей, — поправил Майк. — С историками. Тебе дальше про Питер рассказывать? Ну, слушай.

Дядя Петя ведь умный был мужик. Практичный. Он бы не стал гнать людей кормить мошкару и тонуть по болотам, если бы чего-то про эти болота не знал. А знал он карты. Старые. Очень старые. И на картах этих — ровные, как по линеечке, ряды домов. Практически весь современный центр и Васька.

Табурет снова закачался с жалобным скрипом. Майк отхлебнул из чашки, скептически изучил содержимое и долил кипятка.

— Теперь смотри. Видел подвальные окошки в центре? Все они — все! — снизу заложены камнем или кирпичом. И вот только не надо мне гнать за культурный слой. Триста лет — тьфу, мелочь. Деревянный домик Петра ушёл в землю на пару ступенек. А тут цокольные этажи почти целиком! В городе, где постоянные наводнения!

Больше тебе скажу, — голос Майка стал тише, сам он подался вперёд. — Наши рылись в тех подвалах. Там под основной кладкой, которая, кстати, нихрена не тянет на фундаментную, настоящие перекрытия. И стены, уходящие дальше вглубь.

Вглубь ушло и печенье — сначала в чай, потом между крепких жёлтых зубов. Сэм внезапно понял, чем пахло в коридоре: хорошо проветренным, но мощно прокуренным ковром.

— А версия такая, — продолжил Майк, помахав чайной ложкой. — Когда-то давно здесь неслабо так тряхнуло. Слышал про разлом под перегоном «Лесная» — «Мужества»? Ну где тоннели затопило в девяностые? Вот! А таких крупных разломов у нас под городом четыре. И куча мелких. Словно что-то ударило по земной коре — то ли снаружи, то ли изнутри, — отчего та пошла трещинами. От этого удара волна цунами просто смыла старое поселение, занеся нижние этажи песком и щебнем. И ландшафт просел под собственным весом: теперь у нас тут большая яма, болота и острова. Такие дела.

— Как же ты утомил с этой байкой, — вздохнула Лида и встала ополоснуть чашку. — Каждый раз кого-нибудь грузишь. Сэм, ты только не принимай всерьёз…

— Why not? — кивнул Сэм, уловивший улыбку в углах губ рассказчика. — Санкт-Петербург — очень харизматичный город. В таком месте обязательно должны появляться свои легенды, тайны, мистические слухи. The more the merrier.

— «Интереснее», — ровно перевёл Майк, макая второе печенье. — Какой ты вежливый мальчик, Томми. Случаем не толстовец?

Сэм напряг память и помотал косами.

— No, я не пацифист. Могу и в рыло — правильно сказал? thanks, — но какой смысл? Ты ведь специально выводишь меня на конфликт. Забота о сестре? Проверка «на вшивость»? I get this. Обещаю, что…

— Да мне пофиг, что ты обещаешь, — неожиданно устало буркнул Майк. — Когда принцесска осталась без матери, любезный наш родитель не придумал ничего умнее, чем начать бухать как не в себя. Скопытился от инсульта, естественно. И мне пришлось волочь эту криво слепленную семью на своём хребте. Я за неё отвечаю, и только я. Понял?

Сэм понял. И понял, что лучше промолчать.

***

— Да нахрен мне не нужно такое родство, — Лида продолжала возиться с посудой, не оборачиваясь, чтобы ответить. — Если однажды тебя заметут на твоих тёмных делишках, я пойду как сообщница. Перспектива зашибись!

Майк окинул взглядом фигурку сестры снизу вверх и обратно. Подпёр щёку ладонью и кинул в рот ещё одно печенье.

— А ведь мог остаться в спорте, — раздалось невнятное. Посыпались крошки. — Первый юношеский уже взял… Нет, надо было этой дуре утонуть. И где? В Турции! Да в Маркизовой луже проще было бы…

Момент замаха Сэм пропустил. Сам удар, от которого Майк увернулся ловким, привычным движением, пришёлся в чайник. Тот слетел с плиты, загрохотал по полу, плюясь кипятком. Лида занесла было сжатый в кулаке половник снова, но ей пришлось отпрыгнуть.

— Маму не трожь! Сколько раз говорила! Урод!

Тёмные глаза засветились отражённым светом, по щекам протянулись мокрые дорожки. Половник загремел к чайнику, девушка вылетела из кухни, грохнув дверью.

— Так и живём, — пожал плечами Майк. Он придержал поднявшегося было Сэма за плечо и ткнул пальцем в тряпку, висевшую на крючке в углу. — Кинь мне, пол протру. И не думай, что я так уж забижаю несчастную девочку. Ей волю дай, на шею сядет; проверено. Мамаша там реально принцессу воспитывала: «Все мужики тебе должны, а кто не должен, тот козёл».

Тряпка упала в лужу и принялась флегматично впитывать. Диггер посмотрел на неё, вздохнул и исчез под столешницей.

— Не суетись, сядь, — долетело приглушённое. — Сейчас она проорётся, раковине своей пожалуется и вернётся тебя очаровывать. Ты для неё жирный шанс, и просто так она его не упустит.

— Шанс… For what?

Вынырнув из-под стола, стриженая голова округлила глаза.

— Уголёк, ты ж вроде не тупой. Лидкина мечта — свалить отсюда. Из города. Из страны. Из своей жизни. Мужики для неё лишь инструмент. А я так, неизбежное зло. Источник печенья и нервов.

Сделав в уме пометку, Сэм решил прояснить иное:

— «Пожалуется раковине»? Это такое выражение? Like «спрятаться в раковину»?

Майк выпрямился, отжал тряпку прямо на грязную посуду и хохотнул — коротко, резко.

— Да не, зачем. Морская ракушка, здоровая такая… Как у рака-отшельника, завитком. Лидка её вроде как в ночь после мамашкиного исчезновения подобрала. Свалила из запертого номера — топиться с горя, — споткнулась на берегу, ногу рассадила и типа передумала. Теперь вот чуть что — бежит с ней обниматься. Жаловаться на жизнь и на меня. Чо, у каждого своя недостача винтиков в голове…

— А почему «исчезновение»? You said, мама Лиды утонула, — Сэм попробовал слегка остывший чай и решил, что так лучше.

— А тело не нашли, — развёл руками собеседник. — Лидка-то однажды вякнула, что «море забрало своё». Но она девочка умная: сразу поняла, чем такие разговоры пахнут. В общем, история мутная, а я не лезу. Нам и так напряжённости в приграничной полосе хватает.

***

— Лида сказала, — набравшись храбрости, Сэм пошёл в разведку, — «тёмные дела». And something about…

— Да, про воровство, — спокойно кивнул Майк. — Не каждый диггер лезет в тоннели за экстримом. Я вот с парой толковых ребят знаю, где можно разжиться старой аппаратурой, инструментами, расходниками. Метро строили не с двойным, с тройным запасом. Реликт высшей древней цивилизации, йопта. Мы вандалы на его руинах...

— А говоришь, не любишь историю, — улыбнулся Сэм. Майк погрозил ему пальцем.

— Не историю. Историков. Да и жрать, пардон, хочется каждый день. К тому же я не суюсь в жизненно важные системы. Беру только то, что никому никогда не пригодится. А спрос есть. Берут всякое, берут разное…

— Ага, а потом менты по подъездам ходят, спрашивают.

Лида просочилась на кухню почти незаметно, словно ласка в курятник. Сэм задумался, откуда ему знакомо это выражение. «Наверное, от дедушки».

Майк показал сестре средний палец, шумно дохлебал чай и демонстративно рыгнул.

— Пусть ходят. Физкультура; глядишь, постройнеют малость. Лучше бы нищих, кстати, проредили.

Я тут выбирался с заброса, — пояснил он в ответ на вопросительные взгляды, — и ко мне прямо на проспекте побирушка подвалил. Колоритный такой, в рубище. Хоть сейчас к Мясоедову на полотно. Но что интересно, не клянчил. Меняться предлагал. Так и сказал: «Молодой человек, как вы смотрите на обмен?» Баш на баш. Ну, я ему рублей тридцать монетками и «обменял». Больше мелочи не было, а так всё в карманах легче.

— И на что? — фыркнула Лида.

Майк неожиданно порозовел. «Смущённый орангутан, — подумалось Сэму. — К слову об обезьянках, да?» Тем временем собеседник сходил в прихожую, пошуршал там курткой. Вернулся и хлопнул ладонью по столу.

— Вот.

Между хлебницей и чашкой Сэма лёг бумажный самолётик. Аккуратный, из плотной оранжевой бумаги, без единого пятнышка. Девушка присмотрелась — и вдруг чуть не зашипела:

— Убери эту гадость! Ты что, долбанулся? Он же его в руках держал, там заразы больше, чем на твоих ботинках! Фу!

Она сцапала хвост самолётика через прихватку, но Майк успел перехватить узкое запястье.

— Давай так, — в нарочито расслабленном тоне гулко звенела угроза. — Ты не трогаешь мои вещи, а я не передариваю твою раковину зоологическому музею. Лады?

— Майк, но он грязный!

Вторую руку тоже пришлось нейтрализовать: похоже, самолётику грозило мусорное ведро. Сэм вжался спиной в холодильник и делал вид, что его здесь нет. По итогу короткой борьбы бумажная игрушка вернулась к хозяину.

— Не пыхти, — уже добродушнее пророкотал Майк. — Может, это теперь мой талисман. Мы, диггеры, народ суеверный.

Он сложил оранжевые крылья и прогладил сгибы. Потом повернулся к Сэму и подмигнул.

— Окей, уголёк. Первое испытание ты прошёл и в нашем бардаке ориентируешься. Теперь надо тебя в заброс сводить. Вернёшься на своих двоих — так и быть, разрешу вам, голубкам, ваши брачные «курлы-мурлы». Заодно в культурный слой погрузишься, историк.

Надувшаяся было Лида вскинулась.

— Вот он ещё условия будет ставить! По закону половина квартиры моя, понял? Кого хочу, того и вожу!

— Ладно, ладно! — поднял руки Майк. Он подошёл к сестре и неожиданно обнял её за плечи, встрепав модную стрижку. — Я уже добрый, я уже чаю выпил. Но согласись, надо ведь салагу макнуть. Иначе скучно.

— Сэ-э-эм, — простонала Лида, уворачиваясь от братской ладони. — Ну будь хоть ты умнее!

— Why not? — пожал плечами гость. — Тоннели, катакомбы, тайные ходы. I’m fascinated.

— О-о-о…

«Как она стонет, — отвлечённо подумал Сэм. — В этом голосе есть что-то от гомеровских сирен». Поток ассоциаций тут же услужливо подкинул ещё пару вариантов, в которых женский голос мог бы перейти в стон. Пришлось отвернуться к окну и мерно подышать.

— Ладно, — девушка наконец вырвалась и упёрла кулаки в бока. — Но я иду с вами. Должен же хоть кто-то думать головой, а не яйцами.

У Майка левая бровь полезла куда-то в сторону затылка. Он отступил на шаг, снова окинул сестру взглядом и цокнул языком.

— Лид, ты об дверь ударилась? Ну где я на тебя экипировку возьму? А случись чего, кто тебя потащит? Сэм? Одного новичка я потяну. Но двоих…

— Так и скажи, что слабо!

— Лида… — Сэм понял, что Майк нуждается в поддержке, но его прервали на полуслове:

— Что «Лида»? Я иду, и точка! Остальные проблемы решайте сами. Всё-таки мужики, не дети.

Дверь снова хлопнула. Майк покачался с пятки на носок, потом сел и опустил лоб на сложенные руки.

— Семья…

— Семья, — кивнул Сэм. Потом понял, что собеседник кивка не видел. Поднял руку, чтобы похлопать Майка по плечу.

Передумал.

***

Комбинезон висел мешком. Ещё он вонял сложной смесью запахов машинного масла, сырой земли и чужого тела. Сэм никак не мог понять, нравится ему или раздражает.

Затащив компанию в кусты напротив Смоленской церкви, Майк уселся на корточки. В оранжевой ночной полутьме он стал напоминать рукастую обезьяну ещё сильнее. Сэм по секрету рассказал про орангутановые ассоциации Лиде, и теперь той было сложно не ухмыляться. Кажется, брат что-то подозревал, потому что хмурился сильнее, чем обычно. Тупые шуточки и грубое высокомерие тоже прекратились — словно рубильник щёлкнул.

— Рассказываю. В одном из склепов Смоленского кладбища команда кавесов обнаружила потайной люк. С виду не новодел, но спуск неожиданно привёл во вспомогательные помещения перегона «Василеостровская» — «Приморская». Это, как вы должны понимать, семидесятые годы двадцатого века. Уже интересно, да?

Поехали дальше. Буквально там же между тюбингами спряталась замаскированная дверь Наши аж возбудились, что не заметили её раньше. Хотя тоже такое себе; команды рядом ходили, пусть и нечасто. Но метро вообще организм живой: то перегон отрастит, то человека сожрёт…

Ладно, без мистики. Наша задача: ещё немного ждём, потом топаем до склепа. Спускаемся, ищем дверь, пробуем открыть. У предыдущей команды не получилось, но сегодня с вами я. В случае удачи — вы делаете селфи в подземном антураже, а я смотрю, чем там можно забарахлиться. Вопросы?

— А можно без последнего этапа? — сморщилась Лида. — Если заметут, я точно вместе с тобой присяду. И Сэм за компанию.

— Тебя вообще никто не звал, — Майк отмахнулся и пощёлкал направленным в землю фонариком. — Топай домой, придумывай алиби. Мне с одним нубом проще, я говорил.

— It's fine, не переживай, — Сэм погладила девушку по спине. — Я definitely не собираюсь ничего нигде отвинчивать. Сувениры — это, конечно, здорово, но лучше сделать побольше фото. Период позднего СССР: really fascinating.

— Познакомила двух психов, — Лида надулась, но скорее для вида. — Ладно, когда идём-то?

— Когда я скажу, — отрезал Майк. — Заброс дело серьёзное. Слушать старшего, дурака не валять, в стороны не плутать. Потерялся — стой на месте. Мелки всем раздал? Хорошо. Ставьте метки, но лучше просто держитесь рядом. Не стоит нам сильно следить... Ещё вопросы?

Он потянул за рукав «алладина», кинул взгляд на старые наручные часы. Зачем-то погладил правый нагрудный карман куртки, надетой под химзу. Улыбнулся своим мыслям и кивнул:

— Если тема закрыта, то пошли.

***

— Уголёк, убери мобильник.

Сэм опустил смартфон и обернулся на Майка с недоумением.

— But… I mean, мы же дошли, да? Вот это место. Я просто хотел сфотографировать…

— На обратном пути сфотаешь, — вполголоса буркнул проводник. — Я говорил: мы, кавесы, не без ритуалов. Сглазишь заброс, дороги не будет.

Он стоял перед дверью, неотличимой от соседних тюбингов, и задумчиво водил по кромкам лучом фонаря. Лида, которой было то ли зябко, то ли нервно, обхватила себя за плечи и начала подпрыгивать на месте.

— Чего ждём-то? Ау! Мы дошли или где?

— Дошли вроде, — Майк протянул неспешно, наклоняясь к еле заметной ручке. — Только мутно всё это…

Поддавшись любопытству, Сэм сунулся ближе.

— Мутно in what sense?

Фонарь блеснул, описав неправильный прямоугольник понизу двери.

— Видишь пыль?

— Yep.

— И на ручке. И на коробе тоже. И вокруг следы только наши.

Фонарик Сэма тоже начал выписывать фигуры, крутясь на одном месте и выхватывая из темноты рельсы, тюбинги и кабели.

— Ты считаешь, это неправильно?

Почесав макушку под старой вязаной шапкой, Майк присел на рельс и начал загибать пальцы.

— Смотри, какая штука. Во-первых, буквально пару суток назад здесь топталась целая диг-команда. Парни лапали дверь, ковыряли замок, махали фомкой. Да просто за ручку дёргали. И где следы?

Во-вторых, тоннели моют. Нет, серьёзно. А тут пылевой слой толстый, сам видишь. Что, кто-то в кармане принёс? Ерунда.

И в-третьих, мне просто как-то неспокойно. Чуйка — знаешь такое слово? Я ей доверяю. И тебе советую.

— Не, ну может, насвистели твои бандиты? — снова вклинилась Лида, перейдя с прыжков на махи руками. — Вниз не лазали, дверь не видели, просто удачно соврали. А люк — ну что люк? Это же Питер, тут везде что-то есть.

Майк поднял голову и долго смотрел девушке в глаза. Дождался, пока та не начнёт смущённо отворачиваться, и скривился:

— Систер, у нас так не принято. Это не шутки, это людские жизни. Один раз сбрешешь — больше никто не поверит. Проще сознаться, чем сочинять. К примеру, моя баечка про древний Питер зла никому не сделает. А отправить людей к несуществующей сбойке — залёт.

Он встал, потянулся и проворчал:

— Кроме того, есть ещё один момент. На стене в подсобке граффити видели? Краска свежая, как раз пара дней на ощупь. Так что были здесь наши, были. Вопрос в том, куда делись…

— Да господи, — закатила глаза под лоб Лида. — Что ж за мужики такие пошли, а? То лезут, куда не надо, то стоят, сиськи мнут… А я замёрзла и задолбалась.

Майк не успел. Тонкие пальцы в вязаной перчатке обхватили ручку и дёрнули на себя. Скрытые петли даже не скрипнули. Дверь приветливо распахнулась, будто всей целью её существования было дождаться именно этих гостей. Дождаться — и впустить.

***

На этот раз Сэму никто не мешал. Вспышка периодически леденила скудную обстановку комнаты: голые стены, стул, конторский стол. Телефон на столешнице, с витым шнуром и без диска. И вторая дверь — ровно напротив первой. Возле неё фотограф завис.

— Mike, можно вопрос?

Тот не сводил взгляда со стола, поглаживая нагрудный карман куртки. От звука чужого голоса едва заметно вздрогнул, перевёл серебристый взгляд на Сэма.

— Вопросы, вопросы… Ладно, жги.

— В каком году начали проектировать Петербургский subway?

— Ещё до революции, — нахмурился Майк и тоже подошёл к двери. — Правда, тогда идею зарубили, не потянули. Полноценно работы начались уже перед самой войной, а возобновились после. К чему спрашиваешь?

Сэм отступил на шаг и помахал фонариком.

— Я не очень qualified в новейшей истории. Но отделка, петли, материал… I believe, что это ставили как раз в начале двадцатого века. Характерный стиль.

— Ладно, я перестаю не любить историков, — Майк стянул шапку и сунул за пазуху. — Фото сделал? Отлично. Давайте-ка свалим отсюда, а то мне всё страньше и чудноватее.

Он развернулся и успел сделать шаг в сторону входа. Глухую подземную тишину надорвал неуместный звук: завибрировал и заколотился боёк внутри телефонного аппарата.

— Не трогай!

Крик Майка опоздал на доли мгновений. Лида, сидевшая на краю столешницы, чуть не подпрыгнула. Потом протянула руку к трубке — привычным, автоматическим движением. Сэм застыл, глядя, как девушка вслушивается во что-то, звучащее для неё одной.

Впрочем, через несколько секунд она пожала плечами и протянула трубку брату.

— Ерунда какая-то. Послушай сам.

Майк шёпотом ругнулся и выхватил устройство. Приник ухом, снова выругался.

— Эй, уголёк! Нужно твоё мнение.

Поправив шнур, Сэм тоже прислушался к звукам из динамика.

— Sounds like… Море, да? Морской прибой?

— Точно, море! — обрадовалась Лида. — Как в моей раковине!

— Да в задницу раковину! Бред, что за бред…

Майк прошёлся по комнате от стены к стене, потом вернулся к столу, пнул одну из ножек и кинул трубку на аппарат.

— Всё, орлы, теперь точно валим. Начинает попахивать дурным штатовским ужастиком — уголёк, без обид. Сейчас ещё окажется, что…

Он замер перед входной дверью, выставив фонарик прямо перед собой. Сэм, устремившийся следом, едва не врезался в широкую спину. Подождал для приличия и уточнил:

— Something wrong?

— Всё не так, — преувеличенно спокойно ответил Майк. — Кто-нибудь за собой закрывал?

Помолчал и добавил:

— Вот и я не помню. А с этой стороны ручки нет. И замка тоже.

***

— Значит, что мы имеем? — Майк помахал фомкой и потёр подушечкой большого пальца зазубрины на плоском конце. — У нас две двери. Одну мы вскрыть так и не смогли. Отдельная благодарность угольку за энтузиазм — но всё-таки давай поаккуратнее. Выбьешь плечо, вправлять заманаемся.

Смущённый Сэм потёр трицепс. Он сидел на полу, морщился, а умелые девичьи пальцы разминали ушибленное прямо через одежду.

— Вторая… — раздался еле слышный скрип хорошо смазанных петель. — Вторая дверь мне не нравится. Правда, мне вообще всё здесь не нравится. Но кажется, вариантов у нас минимум.

Лида встала и подошла к приоткрытому проёму. Сэму на секунду показалось, что густая тень за дверным полотном шевельнулась, потянула к девушке бесформенные, удлиняющиеся на глазах лоскуты… «Нет, это фонарик. И игры разума. И подходящий антураж».

— Лестница ведёт вниз.

— Я вижу, что вниз, — рыкнул Майк. — Не слепой! Вопрос в том, куда именно вниз. Может, это какой-то из ходов под Смоленкой. Говорят, на лютеранском кладбище тоже хватает залазов... Тогда получается, что «Метрострой» просто вскрыл что-то древнее — и решил использовать в своих целях.

Он помолчал и выцедил, покосившись по сторонам:

— Но я точно помню: когда мы пришли, первая дверь стояла открытой, а вторая запертой. Сейчас наоборот. Кто тут развлекается, мать его?!

— Майк, Майк… — голос сестры стал неожиданно мягким, терпеливым. Словно она разговаривала с обиженным ребёнком, а не со старшим, не сильно любимым братом. — Ты же сам сказал: вариантов нет. Значит, надо идти. А кто нас проведёт, кроме тебя? Соберись, пожалуйста. Потому что если этого не сделаешь ты — мы с Сэмом тем более не сможем.

Майк засопел, достал шапку из-за пазухи, посмотрел на неё и сунул обратно. Потом подошёл к двери и распахнул во всю ширину.

— Ладно, народ. Был неправ; минутная слабость. Пошли потихоньку — и здесь пометки делаем щедро, не скупимся. Терра инкогнита, йопта.

Фонари выстроились в короткую цепь и нырнули в проём. Рассеянный отсвет ещё немного потанцевал по потолку и стенам, затем постепенно задохнулся подступающей тьмой и иссяк. В затхлой тишине снова тихо скрипнули петли. Коротко звякнул телефон. Потянуло далёкой, стылой морской сыростью.

***

Сэм провёл по стене ладонью и продолжил спускаться, не прерывая лекцию:

— Pay attention, please… Sorry, обратите внимание. Если несколько пролётов назад в отделке превалировала банальная крашеная штукатурка, то сейчас мы идём через полированный гранит. Совсем другая эпоха, совсем другой архитектурный стиль. Won't be surprised, если ниже мы встретим мрамор или даже дерево.

— Вспомнил, за что историков не люблю, — пропыхтели снизу. — Уголёк, завязывай. Или объясни, как такое возможно. У меня ни единой мысли по поводу.

Снова прикоснувшись кончиками пальцев к гладкой облицовке, Сэм ощутил холод. Поднёс их к ноздрям, втянул воздух. «Да нет, показалось, наверное».

— Простых версий и у меня нет. Но та legend, которую ты рассказывал — про antediluvian, допотопный Петербург…

Майк тихонько взвыл и выстрелил лучом фонарика вверх, стараясь попасть в Сэма.

— Это миф! Байка! Сказочка для легковерных лопухов! Я даже не помню, прочёл её где-то или старые диггеры рассказали. Давайте серьёзнее, бойцы! А то всё топаем, топаем…

Он осёкся и уставился на Лиду, шедшую следом. Та тоже остановилась, покрутила головой.

— Что?

— Систер, сделай шаг вперёд, пожалуйста, — голос Майка звучал неестественно ровно, как тогда, перед запертой дверью. Девушка пожала плечами.

— Ну, вот. Что изменилось?

— А под ноги глянь.

Сэм догнал остальных. Последнюю просьбу он выполнил одновременно с Лидой, и теперь ощущал, как на затылке дыбом встают короткие, жёсткие волоски, не убранные в косы.

— What the… Mike, но мы же спускались!

— Правду рубишь, уголёк, — Майк облокотился на резные перила и почесал щетину, выпятив подбородок. — Сам бы лучше не сказал. Внимание, уважаемые знатоки, вопрос: в какой момент мы начали подниматься… И что за елдырня здесь происходит, йопта?!

Лида ещё раз шагнула вперёд, потом назад. Посветила вокруг, пожала плечами.

— Мальчики, спокойнее. Без паники. Ну пропустили где-то поворот, ну бывает. У меня голова уже кружится от этих лестниц… Может, мы вообще обратно идём?

— No, точно не назад, — Сэм тоже поиграл лучом света. — Своих меток я не вижу. Mike вообще чертил на каждом углу. Где они?

— Значит, просто зевнули начало подъёма! — Лида набычилась и выпятила нижнюю губу. — Это же хорошо, верно? Чем ближе к поверхности, тем лучше. А я устала от ваших подземелий, я хочу домой, в душ и спать. Пойдёмте?

— Погоди.

Ещё раз осмотревшись по сторонам, Майк начертил на граните крупный, хорошо заметный косой крест. Подумал и добавил жирную стрелку вниз.

— Давайте спустимся на пару пролётов. Хочу кое-что проверить…

— Ма-а-айк… — заныла Лида, но тот уже загрохотал ботинками. Сэм переглянулся с подругой и развёл руками.

— Он проводник, ему виднее. Пойдём, нельзя его потерять.

В глазах девушки что-то плеснуло — то ли отражение глодавшей лестницу темноты, то ли просочившаяся сверху осенняя ночь. Она кивнула и взяла Сэма под руку.

— Знаешь, иногда мне кажется, что он сам хочет потеряться….

Губы приблизились к мочке уха и прошептали:

— Но вот тебя мне терять никак нельзя.

***

Фонарик щёлкнул и погас. Контуры стен еле угадывались— словно в ночь на убывающую луну. Сэм обошёл некрупный зал по периметру и почувствовал дуновение ветра. Лёгкое, едва ощутимое веками.

— Сколько раз мы поворачивали вниз? — уточнил Майк, роющийся в рюкзаке в поисках сменных аккумуляторов.

— Три, — Лида сидела рядом и ждала своей очереди. — И каждый раз получалось, что шли наверх.

— И ни одной из моих меток, — в тоне голоса тщательное самообладание мешалось с подавляемой истерикой. — Как ты там говорил, уголёк? «Тайны»? Вот тебе тайна. Или даже несколько, если считать с морским телефоном и гадскими дверцами. Ну как, нравится?

На последних словах батарейный отсек хрустнул и стал на место. Приглядевшись к стене, проявленной вновь возникшим эллипсом света, Сэм не удержался и присвистнул.

— This one looks familiar… — он обернулся к остальным и пояснил. — Это уже больше по моей части. Видите кладку? Это Древний Восток. А тут узнаваемая техника барельефа. А здесь…

— Дверь, — резюмировал Майк. — Ещё одна чёртова дверь. Ну что, граждане, развлекаемся дальше? Делайте ставки, что там за ней: Египет, Ассирия, Вавилон? Я уже ничему не удивлюсь.

— I think, всё гораздо проще, — Сэм постарался, чтобы улыбка не выглядела покровительственно. — Да, миф о древнем Петербургe — выдумка, a hoax. Но в городе и так хватает «исторических» объектов. Сфинксы на набережной, пирамида в Екатерининском парке. Есть даже целый «Египетский дом». Может, мы случайно забрались под один из подобных artifacts?

— Вы, парни, как знаете, но я над всем этим лучше подумаю завтра, — Лида щёлкнула своим фонариком и целенаправленно устремилась к двери. — А сейчас — домой. Надеюсь, это просто один из подвалов…

Она не договорила. Каменная, изрезанная древними рисунками дверь провернулась в своих петлях неожиданно легко — и девушка стала, задрав голову, в паре шагов по ту сторону порога. Подбежав, Сэм тоже посмотрел наверх. Замер, захлопал ресницами. Открыл рот, чтобы что-то сказать. Не смог.

Майк перекинул рюкзак за спину и присоединился к парочке. Обвёл взглядом окрестности и устало проворчал:

— Не похоже на «домой»…

***

Сверху пейзаж придавливало плотными, увесистыми тучами цвета сырого бетона. Внизу царил штиль, но серые глыбы катились за горизонт без остановки, в одном и том же ритме. Стоялый воздух на вкус отдавал сыростью, пылью — и тонким, почти пикантным завитком гнильцы.

В разрывах туч порой мелькало небо, и в эти моменты Майк, сидящий на корточках, отворачивался. Белёсый, трупный цвет вместо ночной темноты он ещё мог уместить в голове, но крупные, чёрные, влажные, словно крысиные или рыбьи глазки, звёзды…

Они вышли из приземистого, сложенного из грубых каменных блоков здания, вокруг которого стояли неотличимые ряды других. Эти другие жались к земле, затянутой не то пылью, не то мелким пеплом, и разбегались во все стороны, открывая широкий обзор вдоль линий симметрии. За грудиной тревожно шевельнулось узнавание: «Некрополь. Склепы. Мавзолеи».

Сэм не обращал на подобные мелочи внимания. Казалось, он испытывает строго научный оргазм. Парень буквально лип то к одному, то к другому камню, покрытому резьбой, издавая почти сладострастные звуки.

— Mike, you really should see this! Damn… Короче, это не финикийский и не арамейский алфавит. Смотри, какие ровные строчки! I'm inclined to think, что перед нами кипро-минойская письменность. Кстати, в Ветхом Завете упоминается народ philistines, «филистимляне». Специалисты полагают, что это были потомки переселенцев с Крита, Кипра или из Малой Азии. Они плавали по морям, жили строго на побережье и пользовались этой самой письменностью! А ещё почитали свой собственный, уникальный пантеон божеств. Speaking about gods…

Он отошёл от здания подальше. Луч фонарика очертил стилизованную фигуру, вытянувшуюся во всю стену.

— Вот здесь видно особенно хорошо. Look, черты тела и лица гротескны, но на удивление достоверны. Мне кажется, художник наглядно представлял, кого изображает. It's amazing! Вообще этот культ просуществовал довольно долго и даже уверенно спорил с иудаизмом. But I never… Никак не ожидал увидеть так далеко на севере следы культуры, почитавшей Да…

Договорить он не успел. Лида, всё это время молча и как-то даже потерянно переминавшаяся перед открытой дверью, вдруг вскинулась — будто услышала окрик, приказ. Она выудила из своей небольшой торбы маску с респиратором и какой-то небольшой цилиндр. Маска уверенно укрыла лицо девушки, словно та тренировалась надевать её на скорость. Поправив ремни, Лида деловито подошла к Сэму, развернула за плечо к себе. Цилиндр поднялся на уровень глаз, послышалось шипение, затем истошный крик.

Майк, наблюдавший всю эту сцену словно со стороны, как странный и причудливый сон, дёрнулся и вскочил.

— Э, алё! Систер, ты долбанулась, что ли? Крышечка потекла окончательно? Что за танцы?

Ему показалось, что он моргнул буквально один раз. За это короткое мгновение знакомая фигурка выросла прямо перед Майком, не сделав ни шага. Даже каре изумрудных волос не качнулось. Темнота словно сгустилась за плечами девушки, в пальцах заискрило, пахнуло озоном. Через маску донеслось глухое:

— Лежи смирно, диггер. Он придёт и за тобой.

Небо распахнуло глаза и упало.

***

Боль — это хорошо. Боль означает, что ты жив, а не ушёл в свой последний тоннель. Банально, но факт.

Первый вдох дался жадно и резко, высушив глотку по самые трахеи и заставив давиться кашлем. Каждая мышца ныла от пережитого спазма, каждая требовала внимания. В голове звенела потрясающая пустота. Впрочем, через пару секунд там уверенно расселось единственное слово: «Шокер».

Отплёвываясь от пепельной пыли, налипшей на вываленный язык, Майк нашёл в себе силы сесть. Потёр шею, где зудело и чесалось пятно от разряда. «Да, дела-а-а». Остальные мысли резко приняли инвективный и непечатный окрас.

В лицо прилетел маленький пылевой бурунчик, заставив снова плеваться и протирать глаза. Майк замахал шапкой, утёр лицо, а потом вдруг замер и резко, хищно закрутил головой. Вскочил и, пошатываясь, начал водить лучом фонарика по земле.

Между бледными зиккуратами гулял ветер. Он нёс характерные нотки близкого моря и анданте остро-сладкой тухлятины. Грузные тучи плотнее сели на горизонт, в них вспыхивали молчаливые, мертвенные зарницы. Со спины вкрадывалось предчувствие: что-то готовится. Кто-то идёт.

«Он придёт и за тобой».

Майк расхохотался и тут же дал себе пощёчину. Только истерики сейчас не хватало. Пришлось остановиться и ровно, размеренно подышать.

Пятно света выхватило в пыли широкую борозду. Кого-то волокли, не заботясь о комфорте. Майк даже догадывался, кого. Фоном мелькнуло удивлённое: «Ну, Лидка, ну даёт! Он же здоровый, как лось!» И следующая мысль: «Дура долбанутая! Догоню — прибью!»

Догонять пришлось не спеша. Ноги слушались плохо, в глазах периодически искрило и плыло. Прислоняясь к холодным бугристым стенам и глотая воздух, Майк ощущал, как вибрируют колени. То ли нагонял отходняк после шокера, то ли подрагивала сама земля.

Полузабитый пылью след вывел к оврагу и повернул. «Это ведь Смоленка! — вспыхнуло под очередную зарницу где-то в неокортексе. — Ну да, а склепы стоят вдоль линий Васильевского…» Пришлось снова стать и перевести дух. «Да ну, бред, бред же… Нет, не бред. Ты знаешь, что не бред. Реальность, данная тебе в ощущениях. Ладно, сначала найти оглоедов. Вопросы потом». В нагрудном кармане согласно толкнулось. Майк почти машинально провёл ладонью по химзе и рванул дальше.

С той стороны, куда уводила борозда, ровно и ритмично рокотало. «Прибой. И морем пахнет ярче. Древний Питер… Чтоб я ещё хоть раз эту байку кому-нибудь рассказал!» Овраг вытянулся почти в прямую линию, след змеился вдоль. Тело приходило в норму, бежать становилось легче — хоть ветер и задувал навстречу. Вспомнив, какой штиль стоял вокруг в самом начале, Майк мысленно заматерился и наддал.

Он чуть не покатился со склона, когда овраг раскрыло широким распадком. Ряды белёсых гробниц здесь сминались, изгибались плавными дугами с обеих сторон долины. Нет, скорее даже площади: сероватый прах сменялся внизу тёмным, ровным камнем. Удивительно ровным, словно кто-то прошёлся гигантской фрезой.

На дальний край скального «стола» злобно бросалось море. Майк поднял взгляд, пытаясь отыскать горизонт над тёмно-бурой кашей волн — и быстро опустил обратно. «Нет, нервы дороже. Хотя какие тут нервы… Может, я просто кукухой отъехал?» Мысль звучала спасительно и жалко. Показав ей оба средних пальца, диггер вернулся к поискам — и найдя, припал к земле.

Точно в центре геометрически правильной площади лежал грубо обтёсанный брусок розового гранита. Рядом стояла Лида: уже без маски, руки подняты кверху, глаза, кажется, закрыты. В ладонях перламутром переливалась знакомая раковина — девушка словно протягивала её кому-то. Протягивала, замерев в безнадёжном, но настойчивом ожидании. А на самом камне…

«Ну, уголёк, угораздило же тебя…» Ещё не вполне понимая, на что именно «угораздило» темнокожего парня, Майк перекатился через гребень склона. Стараясь не шуметь и не отсвечивать, он принялся заходить на цель по дуге.

Идиотизм ситуации — красться по голому полю! — гнал из головы старательно. Хотя мысли о муравье на сковородке нет-нет да и вползали обратно. Особенно им помогали ряды мавзолеев, нависавших над склоном: ни окон, ни дверей, ни иных проёмов. Однако ощущение, что у каждой усечённой пирамиды имелся свой обитатель, и все они смотрели на него, только усиливалось с каждым шагом.

Впрочем, подобравшись ближе, Майк перестал беспокоиться о мнимых взглядах. Куда больше его интересовало то, что Сэм лежит, распластанный по розовому «алтарю» и даже не делает попыток пошевелиться. Что тугие косы — все семь штук — валяются вокруг камня, грубо обрезанные под самый корень. Что Лида бормочет себе под нос на незнакомом наречии. И что раковина в её руках медленно плавится — течёт, меняя форму, отращивая и заостряя самый длинный шип, сминаясь в грубую рукоять.

Примериваясь, как бы так удачнее отправить сестру на отдых, Майк дёрнулся от выкрика. Раскрыв глаза, Лида развернулась в сторону моря.

— Дагон! Я привела его! Ты обещал!

Ветер дёрнул ярко-зёлёные волосы. Прибой загремел, зашипел на удивление знакомо — звуками того языка, который секундами раньше звучал над площадью. Рука с «кинжалом» пошла вниз. Заорав для храбрости, Майк прыгнул на перехват.

Оба покатились по камню, раковина отлетела в сторону. Лида, словно только заметив брата, завыла, завизжала, принялась царапаться и молотить кулачками.

— Мудак! Придурок! Ты испортишь! Ты всё испортишь!

— Тихо. Тихо, сказал! — Майк пытался поймать чужие руки и прижать к земле, но в сестру словно вселилась дурная, бешеная сила. — Что я испорчу? Что ты живого человека заколешь? Систер, харэ! За такое по головке не погладят!

— Идиот, идиот, идиот! — визг становился громче. Казалось, ему со всех сторон вторят голоса — чужие, мёртвые. — Мне плевать на людей, на тебя, на всех плевать! Это мой шанс! Мой! Я никому его не отдам, слышишь!

Изловчившись, Майк всё-таки перехватил оба запястья одной ладонью. Вторая на автомате стянулась в кулак. Удар в висок, ещё удар… Голова в изумрудном ореоле дёрнулась и закатила глаза. Во рту плеснул гадкий, тошнотный привкус. «Ты ведь никогда её не бил. Костяшки об стенку ссаживал, гопников лупцевал, а её не трогал. И что в итоге? И как до такого дошло?»

Площадь под Майком вздрогнула. Со стороны моря долетели густые, горькие брызги. Откатившись в сторону и подавив тошноту, парень поднял взгляд. Задохнулся и ухватился за грудь — там, где в кармане под «алладином» билось и царапалось.

Над скалами поднималась исполинская, неразличимая в полумраке фигура. Казалось, огромная волна, вместо того, чтобы обрушиться на скалы берега, замерла в раздумьях. Вода, водоросли, песок, глинистая муть, рыбья чешуя, осколки раковин, прогнившее дерево, ошмётки парусов — всё это непрерывно перемешивалось внутри и снаружи, формируя силуэт. До зуда в корнях зубов знакомый силуэт. «Барельеф, — вспомнил Майк. — Ненавижу историков».

— Help! — завопили с «алтаря». — Somebody help, please! Помогите! Больно! Не вижу ничего!

Майк рванулся к камню, сграбастал Сэма за грудки, постарался стащить на землю. Бесполезно — тело студента словно вросло в гранит.

— Mike? Mike, is that you? Что происходит? Помоги!

—Я это, я! Держись, Сэм!

Диггер упёрся ногой в «алтарь», потянул ещё раз. Не помогло. Гигантская фигура нависала над площадью всё круче, от неё несло холодом и гнилью. «Мать твою, да что ж делать-то?!» — чуть не заорал Майк. Потом замер, запустил руку под химзу и достал то, что лежало в кармане.

Самолётик. Простой бумажный самолётик, без изысков. Тридцать рублей, «обмен»… Оранжевая бумага, плотнее офисной, но мягче картона. Такую обычно продавали для детсадовских и школьных поделок. Майку вспомнилось детство, очереди в канцелярских магазинах под Новый Год, ожидание чуда… Он помотал головой и ещё раз окинул медленно накатывающую волну взглядом.

— Я, конечно, больше к копьям привык. Но если ты так хочешь…

Тело не забыло ничего. Разбег, постановка ног, изгиб позвоночника. «Корпус держи, помни про угол». Рука словно хлыст, щелчок кистью — и выпуск. Апельсиновый треугольничек мелькнул на фоне окончательно придавивших некрополь туч. Потянулся к морскому исполину, мягко, но отчётливо засветился изнутри. Изумлённый Майк понял, что в «голову» хтонической твари летит снаряд, напоминающий римский пилум. Летит, не теряя, а всё набирая высоту и скорость. Летит, чтобы…

Застыло всё. Вой ветра оборвался резким аккордом, глыбы туч увязли друг в друге, волны словно покрылись корочкой льда. Тишина. Безвременье. Стазис.

Но нет, сбоку от «алтаря» задёргалась худощавая фигурка. Размахивая руками и ногами, Лида возилась, словно упавший на спину жук. Глаза её смотрели в никуда, губы нелепо кривились — и вдруг она снова принялась визжать. Какого-либо смысла в этом режущем вопле не было. Лишь чистый животный страх и вполне человеческое безумие.

Очнувшись от ступора, Майк рванулся к сестре, но тут со стороны «алтаря» раздался мягкий удар. Сэм, которого, похоже, больше ничего не удерживало на камне, потерял равновесие и скатился. Пришлось разворачиваться и поднимать.

— Живой? Эй, слышь, живой, говорю?

— Yeah… Shit! My eyes… Глаза… Она что-то с ними сделала. That bitch…

— Так, про сестру помягче! Ничего, Сэм, не ной. Не ной, мужиком будь, сказал! На месте твои зенки. Выберемся отсюда, починим…

— My eyes…

Дотащив незрячего до склона, усадив и сунув фляжку с водой, Майк побежал обратно. Он был уже на полпути, когда площадь ушла из-под ног. Стазис закончился, мир тряхнуло гулким, хрустким ударом. Живая волна, нависавшая над «алтарём», дрогнула. Будто бы задумалась на мгновение — и рухнула на скалы.

— Лида!

Второй раз крикнуть Майк не успел. Чудовищный прибой накрыл его, закрутил, поволок сначала в сторону облепивших склон долины мавзолеев, затем обратно к морю. Тело врезалось во что-то угловатое и холодное, инстинктивно приникло, вцепилось клещом. «Йопта!» — вспыхнуло в голове.

А потом затрещало и зарокотало снова, и Майк отрубился.

***

— You know, непросто слепому отыскать нокаутированного. Особенно по колено в воде. Особенно в шторм.

— Напишешь об этом монографию. Или роман-бестселлер. Когда состарюсь и хорошенько забуду всю эту историю — куплю, чтобы поставить на полку.

— Mike, я не нашёл…

— Заткнись. Если не хочешь услышать, как здоровый мужик ревёт — просто заткнись. И это не твоя вина. Заруби на своём эфиопско-бруклинском носу: не твоя. Лидка, чёрт, как же так… Вот дура, а! Ну что, что этот упырь — Дагон, да? — ей наобещал!

— Могу только предположить. You said, она хотела другой жизни. Говорила с раковиной. Может, Дагон предлагал вернуть ей мать…

— Обмен. Баш на баш. Ха… Так, живей ногами шевели. Не бойся, я дорогу помню. Но если нас смоет цунами…

— Цунами? Are you sure?!

— Толчков не чувствуешь? Сбывается моя баечка, йопта: Питер уходит под воду. Если не найдём ту лестницу — кранты обоим.

— Got ya.

— И кстати. Если я помню верно, Самсона предала филистимлянка Далида. Она ослепила его, обрезала косы и передала в храм нашего знакомца Дагона. Правда, в тот раз Самсон крепко помолился и всё им там разнёс…

— You mean, древний бог обиделся? Решил вернуть то, что посчитал своим по праву?

— Да хрен его знает…

— А почему ты меня спас, Mike? Я ведь тебе никто. Absolutely nobody.

— Никто… Знаешь, я, конечно, мудак. Сестра верно говорит… говорила. Но я не сука. Понял? Эх, чтоб я ещё сам понимал. Самолётик этот, опять же…

— В христианской традиции Saint Michael the Archangel упоминается как архистратиг. Великий воин, сражающий копьём Змея-Дьявола. А ещё ты сказал про тридцать монет, и я подумал…

— Так, вот здесь выключаем воображение. Выберусь, найду того попрошайку — перетрём всерьёз. А пока я пас.

— Did you hear that? Рокочет…

— Я же говорил, цунами. Давай ускоримся. И больше всё. Больше никакого диггерства, йопта!

***

Море не ждёт никого — и поджидает каждого. Дар принят, но вмешалась иная сила. Знакомая, чуждая. Жертва не состоялась.

Что же, не страшно. Море не ждёт. Оно само ожидание.

+3
00:06
1287
12:20
Название интригует. Сразу игра слов — и про Питер. Надеюсь, будет интересно.
14:04 (отредактировано)
-1
Ну что, можно сделать предварительные выводы.

Главный недостаток текста — та самая интрига. Текст готовит читателя, вымачивает его, высаливает, раскладывает на противень и всячески намекает, что сейчас будут жарить… А потом бац, и читатель уже весь в крошках, крепко озадаченный, когда же это его успели съесть. Впрочем, всё вышеупомянутое проделывается со вкусом, и даже экспоненциальное ускорение сюжета в последней трети рассказа можно трактовать как авторскую торопливость, а можно — как попытку показать, насколько быстро события любой истории могут отправиться «на юг».

Очень много слипшихся слов и выражений. Впрочем, вряд ли так задумывалось автором. Но читать, конечно, неудобно, и это минус.

К плюсам можно отнести живых, харизматичных персонажей, которые умеют удивить. Правда, обидно за Лиду. Не хочу обвинить автора в женоненавистничестве, но у девушки в этой истории была своя правда, и она делала, что могла. А Майк действительно большую часть повествования вёл себя как м@дак — что, конечно, не оправдывает поступки Лиды, но отчасти объясняет. Словом, однозначно положительных героев в истории нет, и это даже хорошо.

Фантастическое допущение тоже скорее понравилось. Историю про «античный Петербург» я, как жительница города, краем уха слышала, и рада, что кому-то пришло в голову скрестить её с классическим хоррором, библейскими сюжетами и диггерскими историями. Правда, весь этот коктейль смутно отдаёт мифами про Ктулху и прочей вселенной Лавкрафта, но предположу, что это всё же скорее отсылка, а не плагиат.

Резюмируя: впечатления смешанные, но читать стоит. Хотя бы чтобы составить собственное мнение.
22:10
Рассказ написан хорошо. Автор знает толк в литературе. Респект ему! Но есть композиционные недостатки. Огромное количество лишних диалогов. Повествование растянуто как депутатская совесть. А концовка смазана. В общем, на любителя. Успехов в нелегком деле выхода из группы. Шансы неплохие.
22:32
-1
А поставлю я, пожалуй, этой истории плюс. Поясню: я остальное почитала.
14:51
+2
Противоречивое впечатление. Сначала читалось, не идеально, но читалось, потом всё смешалось, начался необъяснимый, а главное бессмысленный кавардак. Рассказ подобен воздушному шарику — большой но пустой, а в концовке и он лопается и ничего от него не остаётся…
Комментарий удален
18:53
-2
Майк не сука?!) Еще какой сука! Сестра погибла, зато постороннего чувака спас, херой!
20:05
Ну, скажем объективно, сестрица там сама себе злобная буратина. Из серии «хотела пройти по чужим головам, но головы почему-то отказались». Так что Майк сделал всё, что мог + обстоятельства непреодолимой силы. Но да, как мудак он прям «эталон, эталонище!»
12:22
Троллинг тут, вижу, у многих любимое занятие. Ну, так чем же мы хуже?
Mike, you really should see this! Damn… Короче, это не финикийский и не арамейский алфавит. Смотри, какие ровные строчки! I'm inclined to think, что перед нами кипро-минойская письменность. Кстати, в Ветхом Завете упоминается народ philistines, «филистимляне». Специалисты полагают, что это были потомки переселенцев с Крита, Кипра или из Малой Азии. Они плавали по морям, жили строго на побережье и пользовались этой самой письменностью! А ещё почитали свой собственный, уникальный пантеон божеств. Speaking about gods…


Интеллигентские штучки. Автор весь рассказ демонстрировал блестящее фил. образование, стремясь этим блеснуть. Вкрапления на инглише иногда просто раздражают.
Да хрен его знает…

— А почему ты меня спас, Mike? Я ведь тебе никто. Absolutely nobody.

— Никто… Знаешь, я, конечно, мудак. Сестра верно говорит… говорила. Но я не сука. Понял? Эх, чтоб я ещё сам понимал. Самолётик этот, опять же…

— В христианской традиции Saint Michael the Archangel упоминается как архистратиг. Великий воин, сражающий копьём Змея-Дьявола. А ещё ты сказал про тридцать монет, и я подумал…

Не разговаривают так люди. Коктейль из сниженного стьюдент-жаргона и страшной зауми. Оригинальное сочетание. Троекратное не верю!

As for me, not a masterpiece. А вот диссеры у вас должны получаться неплохо.
Загрузка...

Достойные внимания