БУтылка

Леся приехала пораньше, потому ей пришлось пройтись по окрестностям. Она сумбурно покружила по близлежащему парку, чередуя это с глубокомысленными остановками, пока сумерки не взялись за своё дело. Потеребив уже уставшие часы, женщина прицельно двинулась по переулку. Нужная арка располагалась всего в нескольких шагах, когда ноги её отяжелели от мыслей в голове. Она поняла вдруг, что могла бы запросто пройти мимо, дальше даже располагался какой-то с виду заманчивый магазинчик, или могла бы перебежать через улицу, на которой – вот же удачный момент – только начали издалека появляться автомобили. Леся толкнула чугунную ручку, а калитка откликнулась присвистом. В витиеватых модерновых изгибах ворот будто бы скрывались черти, которые зорко стояли на посту, а петли были набатами на их службе.

Оказалось, что время стоило потратить полезнее и разобраться в лабиринте внутренних дворов и скверов. Наконец под сводами глухой арки она обнаружила удивительный вход в парадную, им оказался громоздкий старинный шкаф, слегка утопленный в стену.

– Гарри Поттер без справки! – пробубнила Леся.

В ещё один скрипучий вход прошмыгнула непромокаемая куртка того самого постного и чересчур опрятного покроя, какой носят скучные люди за сорок, даже когда им двадцать семь.

Там пахло кошками, а тусклый свет разливался из лампочки, щедро и наспех покрашенной зелёнкой. Стрелки часов уже накрутили лишнего, а Леся так никуда и не зашла. Она будто увязла на полтора этажа ниже. Лестница наполнилась синеватым дымом, и его вьющиеся волны съели насилу минутку-другую, но не более того. На последнем этаже таилась неприглядная дверь с четырьмя силуэтами содранных звонков, а на единственную кнопку нажала будущая гостья. Звука не последовало, но, когда она решила постучать, правая створка начала медленно отворяться. За метром барахла, зонтов и обувного хозяйства, лежавшего за закрытой частью двери, в глубине прихожей стоял человек в усах и песочного цвета тройке. Как он открывал с такого расстояния было решительно непонятно.

–Ну-с, – гнусаво пригласил человек.

Они прошли через видавший виды коридор и оказались в кабинете с единственной, но толстой и яркой, желтой свечой, стоявшей на старинном письменном столе. В громоздких книжных шкафах не все полки были заняты кожаными и тканевыми томами: там также стояло множество закупоренных бутыльков и баночек, жестяных коробочек, как из-под индийского чая, с причудливыми и красочными восточными сценами вместо этикеток. Позади располагался длинный во всю стену стол с грудой вещей, а под ним сундучки и свёртки. Услышав начальственное покашливание, гостья встрепенулась и демонстративно прекратила глазеть. Песочный вытянулся сбоку от готического трона, загороженного письменным столом, и сам начал глазеть на посетительницу.

– Вы знаете, я Вам звонила! Мы с вами так поговорили, что я не совсем поняла… – она стушевалась, когда заметила удивление на лице собеседника.

– Я являюсь управителем.

– Да поэтому я к Вам и пришла! – глаза его округлились окончательно.

Не вступая в новые разъяснения, управитель указал ей на пуфик, который стоял в центре комнаты. Она села, и в то же мгновение он вышел вон.

Гостья принялась осматривать помещение и почти сразу наткнулась на взгляд сурового человека в пуританской шляпе. Он, к счастью, взирал с портрета. «Вот и сиди в своем ведре», – через губу прошептала Леся свои впечатления о его головном уборе. Затем вниманием её завладел стол позади: там было столько всего, что было сложно уцепиться за что-то определённое. Рядом с химической посудой находились антикварные механические приборы и связки высушенных трав; несколько чучел белок с действительно впечатляющими хвостами сидели на жердочках среди множества замысловатых мелких вещиц; с края вазы для фруктов свисали чётки из хлебного мякиша. В связке детально сработанных черепов с ноготок скалился каждый, сверкая камушками в глазницах. Гостья тихонько подошла и потянулась за этой маленькой командой. Но вдруг зашевелилось что-то в разбросанных рядом пестрых кучах добра, запереливалось, заиграло тускло лоснившимися чешуйками в отблесках свечного пламени, которое то и дело вздрагивало без нужды в сквозняке и пускало в залихватский пляс причудливые тени по всему озаряемому загадочному мирку. Змея! Леся зажмурилась и отдёрнула руку. Она поспешно двинулась обратно, но, взглянув на стол, не обнаружила там опасности: змея, очевидно, сделала ноги.

За дверью послышались шорохи, и человек в чёрном вошёл в кабинет на два шага. Кратко осмотрев свои владения, а затем посетительницу, он отправился за письменный стол и с тяжелым скрипом придвинулся к нему в кресле. Массивные очки не сильно отвлекали от шрамов на щеке и подбородке и не скрывали сколь невыразительных, столь и непроницаемых карих глаз, а из-под полувоенного вида кепки с угловатой тульей ниспадала удлинённая прическа также тёмных волос. Спинка кресла, высокая необычайно, замысловатой резьбой напоминала сложенные крылья и довершала этот мрачноватый и пафосный образ.

– Я к Вашим услугам, – произнес Х глухо.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

Леся совсем замялась – паузы между тиками часов затянулись невероятно.

– А вы всегда в этой своей кепке?

– Это скорее фуражка. Да.

– Даже в помещении?

Он пару мгновений разглядывал её превнимательно, а затем кратко кивнул. Ветки за окном покачивались в темноте, чуть задевая покатые металлические крыши с заплатками и слуховыми окнами; голоса из подворотни пронеслись через приоткрытую форточку.

– Пьющий! – вдруг собравшись с духом, выпалила она.

– Так, так!

– Как всё это достало! Вы знаете, как я старалась?! Я что только не делала!

Она вновь заёрзала на своем месте, зажмурилась на секундочку, и её лицо приобрело затем самое горькое выражение. Казалось, что гостья опять замнётся, но на этот раз её будто прорвало – слова покатились как ком с горки. Начала она с причитаний о высокопарных разглагольствованиях ни о чём, продолжила неуместными высказываниями дома или, что хуже, на улице и в заведениях, а тем более при знакомых. Причём ещё так громко и, конечно же, это специально. Проскакивали, бывало, нарочито провокаторские фразочки. «Именинники», впрочем, по большей части недоумевали или расплывались в насмешливых колких минах, а если и сердились то только потому, что думали провести время полезнее. Закрывая глаза в те моменты, она почти видела эту тяжеловесную мерцающую панику, подгоняемую стуком крови в висках. Затем весьма суматошный рассказ перешёл в описание ругани с таксистами и фейсконтролем и закончился не слишком крупной, но неприятной суммой, систематически спускавшейся на «представительские расходы».

– Соседи мне нажаловались… Видели, как он бутылки из окна кидает пока меня дома нет! Думает не узнаю – а теперь все курсе! Позорище какое! Просто кошмар!

– Я понял Вас, – ответил Х, развлекая руку зажигалкой. – У нас была договорённость по телефону, так что предполагаю, что Вы знаете, что делать.

– Да, да! Да!

Гостья достала из-под сердца свёрток и с трудным расставанием положила его на край стола. Хозяин быстрым движением взял его и принялся втискивать в забитое пространство выдвижного ящика.

– Вы знаете…

– Так, так! – Х просто-таки превратился в обходительность.

– Ну так получилось… Не знаю, как сказать.

– Скажите, как есть. Попробуйте начать с начала.

– Ну я Вам не всю сумму отдала: там две тысячи не хватает, – последними силами выдавила Леся.

– Договорённость была не такая!

На то был дан смущённый, отдающий безнадёжностью и, похоже, натренированный кивок.

– Угу, – себе под нос засвидетельствовала женщина, – извините!

Он чуть потеребил зажигалку.

– Большой проблемы я здесь не вижу, однако давайте всё-таки обсудим сроки.

– Я так Вам признательна! Очень, очень! Я на неделе занесу! Я слегка потратилась на билеты: очень надеюсь на воскресное лото! – по-заговорщицки сообщила Леся. – Ну или в крайнем случае с получки!

– Продулась что ли?! – мысленно заподозривал Х. - Ай да ладно уже!

Немного просмотрев в окно, он продолжил:

– «Бычий глаз», «чёртова дюжина»… Я и сам порой на них рассчитываю! Расскажите ещё о Вашем кавалере: о его чертах и предпочтениях, может быть, Вы сможете сообщить мне что-то ещё полезное.

– Ой, да что там! Один этот дурацкий перцовый баллончик чего стоит!

– Получается, баллончик всегда при нём?

– Ну у Вас такие очки большие…

Х снова задумался: и об их сделке, и о новых вскрывшихся обстоятельствах, и о том, что глаза отнюдь не были самым сильным его местом, и ещё чёрт знает о чём.

– Я понял Вас. А о чём он любит поговорить? Какие у него интересы?

***

Отблески тусклых огней пробивались через окно во всю стену; как внутри, так и снаружи ещё жила уже почившая пятница. Жила в компашках, слонявшихся по улицам, в под шумную музыку проносящихся автомобилях, в тёмных любителях прогулок по каналам и в девицах, хохотавших на баре.

Ночь, как и день перед ней, складывались удачно. Тихон решил, что уже пора идти проветриваться и на этом заканчивать сегодняшние похождения. Его любимый маленький столик находился в дальнем углу паба за сервантом, обращённым к нему задом, а оставшаяся сторона на половину заслонялась ротанговой ширмой. Протиснувшись между ширмой и чужими стульями, он подошёл к большому зеркалу, чтобы упаковаться на улицу. Под тусклым светом ламп Тихон надел мафимозную шляпу, после чего облачился в тонкий хлопковый плащик, лет двадцать провисевший в кладовке, и приталил его вшитым тряпочным кушаком. Он повилял острым подбородком и пригладил усёнки. Затем Тихон рассмотрел себя и положительно оценил свой несуразный облик с претензией на ретро: в зеркале красовался человек в нескладном костюме под карикатурного шпиона из пятидесятых. Довольный, он стал на ходу зачехляться в насилу налезавшие перчатки.

– Сколько с меня?

В голосе чувствовался заход на проверку благожелательности обслуги. Бармен покопался и равнодушно положил перед гостем кожаную счётницу, а наш герой достал играясь из штанов зажим с тонким количеством денег, блеснувший бы при должном свете. На глаза Тихону попалось предложение «Освежающие конфетки на пОсоШок».

– Вижу, у вас тут указаны всякие вкусняшки! Дайте-ка мне «Весёлую дыню»!

– Их нет.

– М-да! Действительно? Тогда «Спелые Снусмумрики»!

– Тоже нету.

Здесь Тихон перебрал ещё несколько конфеток, которых там также не оказалось.

– Ягодный ураган! – козырнул он последней оставшейся строчкой.

– Нету!

– Да что у вас тут за хренотень-то такая, что у первой же проверки сложится впечатление! Тут вместо произведения обслуживания вакханалия какая-то творится!

– У отца идея конфеты с названием «Вакханалия» тоже была, но до неё пока не добрались, – ответил бармен, протирая кружку.

– Я вижу, вы и до остальных пока не добрались – и не доберётесь! А заодно и я с вами!

– Почему это?

– У вас ничего нету!

Бармен промолчал.

– И что вы думаете по этому поводу делать? – процедил Тихон, ухмыляясь так, что его и без того маленькие глазки скрылись под скученными веками почти совершенно.

– А мы вот не думаем, что тут нужно что-то делать!

– Да ну! У вас тут чепуха какая-то висит! Вот… Вот же она! И ничего нету!

– Конфет нет – стиль у барной стойки есть!

Тут уже наш герой забуксовал.

«Ну и придурок!» – подумали собеседники.

Тихон вышел из бара и сразу же оказался в руках сыроватого ветерка, который якобы рассеивал алкоголь и носил в себе запах ночи. Скамейка, чтоб подождать такси, всё не находилась: от центра ожидать другого было невозможно. И он, идя по узким улицам, представлял себя тем, кто мог бы употребить влияние, и тогда бы было обязательно выпущено распоряжение, воспрещавшее такой стиль баров и вообще всего. «И всякие придурки чтоб не думали о всяких незапретных делах так, будто они разрешены! Можно только то, что разрешено – не более!» – радовался Тихон своей логической победе. От удовольствия, по своему обыкновению, он даже зарылся лицом в поднятый воротник.

Невдалеке из подворотни появилась высокая фигура. Взгляд невольно цеплялся за красочного персонажа в чёрном, особенно за странную военную кепку и кожаные сапоги под колено. Расстояние между ними сравнялось с шириной тротуарчика, и Тихон, приподняв подбородок, чтобы взирать свысока, встал как не тот, кто обходит. Его взгляд наткнулся на лицо со шрамами и тяжелые очки.

– Добрый вечер, – обратился незнакомец.

– Здрасьте! – покривился Тихон. – Я на прогулке, а Вы тут…

– А Вы тут как шлагбаум! – беззлобно подытожил Х и глуповато улыбнулся.

– А Вы тут в бирюльки играете! Я – пешеход, так сказать! Иду по улице и имею на это своё полное право!

– Непременно!

– Вот именно! Да я тут, как всем известно, постоянно хожу! А Вы что мне тут подсовываете?

– Бирюльку!

– Я свои права знаю! Дайте-ка я Вас запишу!

– Куда?

– Куда следует! – он угрожающе полез за телефоном, чтобы заснять всё на всякий случай.

– Я, в общем, хотел бы перед Вами извиниться, особенно если это Ваш маршрут!

– Да-а, – прозвучал протяжный ответ человека, старающегося в неожиданности собраться.

– Что-то я Вас чересчур удивил…

Тихон вовсю старался придумать ловкую фразочку, чтобы ей зарубить столкновение в свою пользу, но как он ни пытался, ничего такого не выходило, и он просто утвердительно кивнул, засунув трепещущие руки в карманы плаща.

– Ну и хорошо! Тогда перейдем к делу: не найдётся ли у Вас прикурить?

Х достал видавший виды металлический портсигар.

– Так вы тут стреляете что ли?! – почти спустился к собеседнику Тихон и припомнил, что у него с собой почти новенькая турбозажигалка, сделанная под допотопную паяльную лампу. – Можно…

– Да, да! Пожалуйста! – Х утвердил слова щёлкнувшим запором. – Папиросы кручу машинкой или так. Как по настроению, в общем.

Достали по одной, после чего Тихон попросил портсигар. Он повертел вещицу в руках, при этом вензельки в её углах откликнулись на свет фонаря, но более другого захватила его надпись «Da schaut der Pferdefuß heraus», тонко выведенная швабахером.

Немецкий явился ему однажды яркой фонетической страстью, вскоре, впрочем, превратившейся в обременительную муру, и был заброшен. Равно как и готическое письмо: широкое перо упорно оставляло кляксы, буквы выходили косоватыми и неладными. Тем не менее он непоколебимо склонялся к пиву с германским дизайном этикетки и в моменты покупки такого был собой весьма доволен.

Портсигар вернулся к хозяину, а Тихон достал зажигалку и жестом уступил первенство.

– Ого! Мини-паяльник!

– Паяльная лампа, – сумрачно поправил владелец.

Недоверчивый герой затянулся мягоньким умиротворяющим табаком и спросил:

– Вы хайрат?

– Простите?

– Выглядите не как все – неформальненько.

–Я не понял, как Вы сначала сказали? Харат? Никогда такого не слышал!

– Хайрат. От слова хайр. Это по-аглицки означает волосы, – многозначительно осветил Тихон.

– You have nothing on a hoof, do you? – проговорил Х с совершенно особенной улыбкой, его собеседник подзамялся вместо ответа. На самом деле я – Арарат! – когда он по-заговорщически прибавил это, он дал щелбана в кармане – стекло под кожей в ответ звякнуло с бульком.

– Пройдёмте! – не растерялся Тихон.

И они слегка прошлись по переулкам, и как-то само собой так вышло, что попали они в довольно уютный овальный сквер с памятником, в котором и решено было задержаться. Перекинувшись парой фраз на скамейке, Х открыл бутылку и, чуть замешкавшись, с улыбкой предложил её Тихону.

– И что же это? – принюхиваясь, спросил он.

– Всё в порядке: домашнее! Будете как огурчик!

– За Вас! – кратко отчеркнул Тихон, и, горделиво отведя глаза от памятника, которому должно было стать завидно, отпил.

Время будто бы затянулось. Он подумал было оторваться от бутылки, но вдруг в этом провисшем времени он ощутил таинственную и грозную сущность ночи. Раньше Тихон считал её просто куском времени, когда нужно спать или наоборот порой не спать наперекор, а теперь его обволакивала дрожь. Он прилично отпил ещё, и, что странно, стеклянная бутылка промялась в несильной руке будто пластиковая, а когда его хватка ослабла, случилось страшное: его голова затекла в сосуд. Пока выпивоха пытался сообразить что-то, он уже целиком очутился в упавшей бутылке, которую поспешно подобрал и закупорил его собеседник. Х достал плоскую флагу, немного выпил оттуда и закурил. Потом протер трофей от песка платком и оглядываясь ретировался, по-пижонски отщелбанив окурок в тьму.

***

Сырым октябрьским вечером в квартире раздался звонок. Она подошла к двери, подозревая назойливые продажи, а как только прикоснулась к ручке, звонок запиликал снова.

– Да что ж такое!

Хозяйка открыла внутреннюю дверь и посмотрела в глазок – на площадке стояла знакомая фигура. Леся с суетой открыла дверь и отскочила, предоставляя пространство для входа, попутно извиняясь в своей нерасторопности.

– Здравствуйте, здравствуйте, хозяйка! – гулко отвечал гость, высвобождая из-под шарфа лицо, так что стало видно шрамы. – Дальше не зовите: с сапог натечёт! Как здоровье?

– Ой Вы знаете так себе, и погода ещё… – она заметила, что Х пристально и с ожиданием на неё смотрит.

Леся сбегала в комнату и, чуть покопавшись, вернулась со стопочкой денег. Он хотел было положить долг за пазуху, но остановился и вопросительно посмотрел на неё.

– Всё нормально! Там всё нормально! – звонко ответила хозяйка. Затем она продолжила: – Вы так внезапно пришли! Мы же договаривались, что я сама появлюсь у Вас!

– Ничего страшного: я проезжал мимо.

– Я же Вам не называла свой адрес…

Х подмигнул ей и ответил, что называла, но вспомнить она этого не могла решительно.

Он достал из кармана бутылку и передал хозяйке. За стеклом просматривалось лицо, стеснённое и искажённое как в кривом зеркале, напуганное так, что представлялось, будто пить оно уже больше никогда не будет. У Леси подкосились ноги, но Х неожиданно ловко подхватил её под руку.

– А что это такое?! Вы понимаете, я-то хотела… Я хотела не так и…

Х посмотрел на неё так, как только водопроводчики могут, когда хозяйка предлагает сразу три места, куда надо будет поставить стиральную машину: здесь, хотя вообще-то можно и тут или даже там.

По правде говоря, Леся припомнила суженого в кубке: она увидела такую тень в одной из гадательных вылазок юности. Но только видение начало проявляться, злокозненные карты тут же были смешаны, а дальнейшие посиделки превращены в чаепитие из фужеров, словно никогда этого и не бывало. Впоследствии предательские картинки, которые никак не желали подмастить, отправились в мусор.

Х посмотрел на Лесю и попрощался. В дверях он приложил тихий палец к губам, кратко кивнул и шумно унёсся по лестнице. А она прошла в комнату и, отрыв стеклянную дверцу шкафа, поставила бутылку пока что на полку к хрусталю, давнишним фотоснимкам и подсвечнику.