Алексей Ханыкин

Савай

Автор:
Валерия Прокопенкова
Савай
Работа №349
  • Опубликовано на Дзен

Мой мир огромен,

А я так скромен…

А. Князев

***

Подвал…

Город строился. Городу были нужны каменщики.

Кирпичи продавались на каждом углу: из обожженной глины, из необожженной, прямоугольные, квадратные, белые, рыжие… Грубо обтесанные камни, неумело покрашенные сверху тонким слоем охры – тоже выдавались за кирпичи.

С выцветших на солнце плакатов, наклеенных на каждой мало-мальски ровной стене, вызывающе кричали жалкие подобия афиш.

Купи – и построй дом. Себе, родным, друзьям, на продажу – не важно. Не хочешь? Купи кирпичей подешевле – и перепродай втридорога. На вырученные деньги сможешь нанять каменщиков и построить дом. И этого не желаешь? Купи самый дорогой кирпич. Один, два, три – на сколько хватит денег – и стань уважаемым членом совета городского строительства. И тогда ты уже сам будешь решать, где и кому можно строить дом, а где и кому нельзя. Снова не хочешь?!

- Не хочу, - еще недавно гордо выпрямленная на улице спина Савая превратилась в вопросительный знак. – Не хочу.

- Савай? Ты как раз вовремя! Иди ужинать.

Савай перевел взгляд с пустой вешалки на приоткрытую дверь. И так изо дня в день. Стоит ему только перешагнуть порог кухни, как жена встретит его одним-единственным неизменным вопросом. И получит на него совершенно новый ответ.

- Савай, иди же скорее! Все остынет.

- Пусть… остынет, - он медленно, пуговица за пуговицей следуя от верха к низу, расстегнул пальто и кинул его на вешалку. Пальто виновато сузилось и понуро опустило плечи.

- Савааай…

Он нервно дернулся и повернулся к старому зеркалу с косой трещиной посередине. Сквозь потускневшую, покрытую пылью поверхность на Савая смотрело бледное лицо усталого человека. Тонкие, плотно сжатые губы, нахмуренные брови, тусклые темные глаза – все отлично просматривалось. Не так, как год, два, шесть лет назад – но просматривалось. Это было настоящее живое лицо! Настоящее! Савай растянул губы в улыбке и приподнял брови. Вот он веселый. Замерев на мгновение, он смешно выставил вперед губу и прищурился. Вот он просто валяет дурака…

- Саваааай! Я сейчас сама все съем и ничего тебе не оставлю.

- Было бы, что есть, - Савай провел ногтем по зеркалу и поморщился. Он с детства ненавидел скрежет пальца по стеклу и с тех пор делал так всегда, когда хотел взбодрить себя. – Иду… дорогая. Только умоюсь и иду.

Сломанная половица укоризненно скрипнула под его ногами и, готовая переломиться, уперлась в дно потрепанного чемодана. Савай пнул его, так чтобы половица осталась на месте. Тяжелый чемодан лишь ненамного продвинулся вперед.

- И ты туда же, - пробормотал Савай. – Вот и стой, чтоб тебя…

На кухне привычно пахло разогретым супом. Савай по обыкновению вместо приветствия приобнял жену за плечи и сел за перекошенный на бок стол. Его поломанную ножку теперь поддерживал всего один кирпич. Дешевый серый необожженный кирпич.

Перед ним появилась дымящаяся тарелка и кусок ароматного свежего хлеба. Савай удивленно округлил глаза.

- Откуда?

- Обменяла на кирпич, - не без гордости заявила за его спиной жена. – Все равно без толку валялся.

- Умница, - раздраженно процедил Савай. С каких это пор Камана стала распоряжаться вещами? Так и все пожитки можно перетаскать за пару кусков хлеба. Подумаешь, не ели его целую неделю!

- А у тебя как? – Камана присела рядом и обхватила ладонями лицо. – Опять не взяли?

- Не взяли, - эхом повторил Савай. Он бы все простил ей, даже этот дурацкий вопрос, произнесенный с той же интонацией, что и вчера, и позавчера, и неделю назад. Простил бы за одну ее улыбку. За простую сочувствующую улыбку. Но на безлицем овале улыбка уже не может появиться. Никогда.

- Ты опять к ним ходил? – Савай представил, как еще лет пять назад вопросительно вздернулись бы вверх ее черные брови. – Со своими кирпичами?!

- Ходил… С кирпичами, - охотно подтвердил он.

- Напридумывал себе тоже… - примирительно буркнула жена. – У них лица… у них лица… Они вообразить смогут…

- Вообразить, Камана! Именно – вообразить! – Савай резко дернул стул назад и, обойдя стол, расцеловал жену в обе бесцветные щеки. Неужели… Неужели еще не все потеряно, и на ее лицо может вернуться исчезнувшая навсегда улыбка? И глаза… Нет, хотя бы просто улыбка.

- Да что из твоих кирпичей вообразить-то можно?! Кирпичи – они и есть кирпичи, - жена, отвыкшая от подобной нежности, отмахнулась от него, как от назойливой мухи.

- Нет, ты только представь! – Савай очень хотел верить, что увидит лицо Каманы. Даже несмотря на ее слова, которые перечеркивали все его надежды. – Кирпичи – это всего лишь средство! Вещь, через которую можно… Если включить воображение! Это как… куклы. Помнишь, у тебя и у меня… у каждого ребенка в детстве были куклы? Так вот, кирпичи – те же самые куклы!

- Кирпич – просто камень для строительства, - пожала плечами жена и перевела взгляд на пустую тарелку Савая. – Еще будешь?

- Нет, ты только послушай! – надежда вновь заглянуть в ее глаза таяла, словно весенний снег на солнце. – На этот раз я показал им настоящую историю! В ней было все: любовь, героизм, защита чести и справедливости и даже… чтоб его… строительство дома! Они должны понять, Камана! Вот увидишь, когда я приду к ним завтра…

- Завтра с тобой пойду я, - отрезала жена. – И прослежу, чтобы ты шел устраиваться каменщиком, а не наниматься к этим бродягам… с воображением и… лицами.

- Нет, Камана, ты… - Савай осекся и, взяв тарелку, положил ее в таз для грязной посуды. Ничего, она всегда так говорит. А кто останется дома? Кто будет готовить обед? Кто присмотрит за сынишкой? Он, наверное, уже крепко спит. Не забыть бы заглянуть к нему и посидеть хотя бы час. Вдруг он проснется… И тогда Савай расскажет новую, только что придуманную историю. Они ведь так нравятся его с Каманой сыну…

- Оставь, я помою, - напомнила о себе жена. – Шел бы лучше на сына посмотрел. А то растет малый, считай, без отца.

- Обязательно, - сквозь зубы проговорил Савай. – Спасибо, что напомнила… любимая.

***

Дом…

В узенькое окно каморки, служившей детской, настойчиво постучалась ветка клена. Савай дернулся, едва не опрокинув с подоконника огарок свечи. Ничтожно маленький огарок… Алимка не мог засыпать без света. А свечи стоили денег… Точнее, кирпичей. Один кирпич – четыре свечи. Одна свеча – на один вечер. Один ее огарок – на пару часов в комнате сынишки, чтобы развеять страшную темноту ночи.

Алимка безмятежно спал в самодельной кроватке. Единственной вещи, сделанной Саваем, а не приобретенной за баснословные десять кирпичей из обожженной глины. Алимка… Такой маленький, такой… беззащитный и так похожий на Каману. Ту Каману, черты лица которой Савай будет помнить всю жизнь.

Она была красива. Нет… Она была очень красива. За ней увивались все парни с соседних улиц. За одну ее улыбку, за один ее случайный взгляд они готовы были отдать пятьдесят… да нет, что там – не меньше ста самых дорогих кирпичей. Если бы у них были эти кирпичи… Выбери Камана одного из тех парней, то жила бы себе сейчас в теплом каменном доме, с двумя этажами, балконом и мансардой, а не в захламленной лачуге на окраине города. У нее водились бы деньги… Она могла бы покупать новые наряды хоть каждый день, а не радоваться возможности раздобыть потрепанный лоскуток на очередную заплатку.

У Каманы могло бы быть все... Сынишка, улыбнувшись чему-то во сне, перевернулся на другой бок. Савай осторожно, чтобы не разбудить его, поправил сползшее одеяло. Да, Камана могла бы быть счастлива... А она, дурочка, выбрала его, Савая. Щуплого слабосильного парнишку, который и умел-то разве что мастерить кукол да рассказывать небылицы. Веселых глазастых кукол с улыбкой до ушей и смешные увлекательные истории, от которых хохотали даже взрослые. Хмурые безлицые каменщики и их жены с нарисованными на белом овале бровями, губами и глазами.

Когда Савай был маленьким, как Алимка сейчас или чуть постарше, он боялся взрослых. Он сторонился их и не отходил от отца ни на шаг, когда они, приезжая в новый город, бродили по улицам и расклеивали яркие плакаты. Плакаты, с которых на угрюмых каменщиков и их жен смотрели радостные беззаботные лица. А каменщики на них не смотрели.

- Папа, папа, папа… - Савай постоянно мучил отца вопросами. – Почему? Ну почему у них нет лиц? Разве это правильно? Разве так должно быть?

Отец неизменно отвечал одно и то же:

- Так надо, сынок. Это жизнь, все люди взрослеют. Им нужно работать, им нужны деньги или… кирпичи. Поэтому с лица и стираются все черты…

Когда Савай повзрослел, отец стал часто повторять:

- Видишь ли сынок… Жизнь такая штука… Чтобы прокормить семью, лица и не нужно.

- Но как же… - Савай долго не понимал смысл этих слов. – Но как же тогда мы: я, ты, мама?

Отец никогда не отвечал ему. Наверное, он знал, что рано или поздно Савай догадается сам.

Алимка сладко зевнул и что-то неразборчиво пролепетал. Совсем скоро… может быть… он тоже спросит Савая. Но ему… Алимке будет проще: он привык. Он знает, что это. Он любит свою мать и без лица.

Савай не знал. Его родители были из тех… как их там Камана назвала за ужином? …бродяг с воображением и лицами. С малых лет он научился угадывать по изгибу бровей отца, расстроен тот или, наоборот, весел. А глаза матери! Голубые, как весеннее небо, они всегда излучали заботу и тепло. Они не потускнели даже тогда, когда по приказу градостроителя у всех жителей отобрали кукол и выбросили их в пропасть.

Что поделать, городу нужны были рабочие руки. Сильные крепкие мужчины, способные строить дома, а не хлюпики наподобие Савая, для которого и один кирпич казался неподъемным. Его мать поняла это. И приняла. А он, Савай, как и отец, - нет. Мать дожила до старости, отец бросился со скалы через год после того, как с куклами было покончено. Матери посчастливилось укачивать крошечного Алимку, когда Савай метался по городу в поисках работы, а Камана, обессиленная после тяжелых родов, неделю не могла встать с кровати. А отец… Савай слишком поздно понял, что так и не научился у него ничему. Все, чем он владел, - его собственное воображение, переполненное томящимися взаперти историями. Но, к сожалению, воображение не умело класть кирпичи и никак не могло поделиться с Саваем силой, чтобы он мог стать настоящим каменщиком.

Наверное, Камана права. Хорошо, что Алимка ни разу не видел кукол. Иначе, кто знает…

Свечка моргнула и погасла. Ветка клена продолжала барабанить по стеклу. Начинался ураган. Обычное для лета явление. Савай представил, как завтра, шагая по мостовой, будет с наслаждением расшвыривать по сторонам сорванные ветром рекламные афиши. И пусть безлицые прохожие непонимающе смотрят на него. Пусть! За швыряние плакатов его не остановят и даже не потребуют уплатить двух кирпичей, как год назад, когда он в провонявшем горьким пойлом кабаке рассказывал приятелям анекдот про стадо овец, сумевшее прогнать в лес стаю волков.

Стекла нервно задребезжали. Алимка, разбуженный их шумом, свесил ноги с кроватки и непонимающе начал тереть кулачками глаза. Заметив Савая, сынишка негромко позвал его:

- Папа, папа, что это?

- Просто ураган, Алим, просто обычный ураган, - Савай с трудом выпрямил спину и, протянув руку, взъерошил волосы сына. – Спи, завтра все прекратится и снова выглянет солнце.

- Папа… - Алимка перехватил тонкими ручонками запястье Савая. – Папа, а что такое… ку… куклы?

Савай вздрогнул. Рука медленно скатилась с головы сына на жесткую подушку.

- Куклы? – эхом повторил он.

- Папа, прости, - Алимка заерзал на кровати и уткнулся Саваю в грудь. – Я случайно услышал… Когда вы с мамой вечером на кухне говорили.

- Куклы… - выдохнул Савай. Алимка застал его врасплох. Куклы… Действительно, что это? Как ему объяснить? Савай сжал край подушки – не помогло. Нестерпимо захотелось начать ответ так: «Алим, сынок, ты же видел тех женщин, жен каменщиков с нарисованными лицами…?» Как же сложно!

Как сложно объяснить ребенку то, что в детстве Савая было обычной вещью! В детстве, когда лица родных и близких людей не стирались, превращаясь в бледный овал, как только они становились взрослыми. В детстве, когда мальчишкам не зазорно было плакать и смеяться наряду с девочками, слушая бродячих рассказчиков и наблюдая за тем, как оживают эти истории при помощи двух-трех потрепанных кукол в их умелых руках. Руках, способных совершить невозможное: разбудить в юных зрителях воображение и заставить их поверить, что куклы – смелые и отважные герои и прекрасные принцессы, а протертая деревяшка лавочки – поле, или рыцарский замок, или целый сказочный город.

Видел бы только Алимка, как сияли глаза детей после таких представлений! Мог бы он хотя бы на мгновение представить, какое это счастье: дарить людям радость и в благодарность получать не один-два отсыревших кирпича, а искренние счастливые улыбки и радостный смех!

- Папа, так ты скажешь? – сынишка оторвался от груди Савая и принялся трясти его ладонь.

«Ладонь тунеядца, - некстати подумал Савай. – Без единой мозоли».

- Паааапа, ну что ты молчишь? Ну па… Пожалуйста!

- Обязательно, Алим, - выдохнул Савай и сгреб сына в объятия. – Только завтра. Завтра… А сейчас уже очень поздно, и тебе нужно спать.

- Ну, папа… - попытался возразить сынишка, но, передумав, сжал пальцы Савая. – Обещаешь?

- Обещаю, - твердо сказал Савай. – Обещаю.

Дверь в детскую протяжно скрипнула. Савай взбил подушку и, дождавшись, пока Алимка заберется под одеяло, снял со спинки кровати изъеденный молью платок и укрыл им сына.

- Спокойной ночи, Алим, - прошептал Савай и поцеловал сынишку в лоб. – Пусть тебе приснится мечта.

***

Терраса…

- Это снова т… вы, Савай? – на лице бородатого верзилы в лихо съехавшей набок кепке отразилось притворное удивление.

Савай долго внимательно оглядывал этого… бродягу с… лицом. Почему он? На таком крепком детине мешок кирпичей носить – не переломится! «И тебе не надоело? – отчетливо читалось в его взгляде. Ну почему… почему у него есть лицо? Ему бы сидеть в уличном комитете и пересчитывать налоговые взносы. С того победнее – три кирпича, с того, из двухэтажного дома с камином и печкой – два. А за третий сойдет его прошлонедельный подарок – крытая повозка для кирпичей в дар комитету...

- И что на этот раз, Саваюшка? – ни капли воображения. Ни одной искорки в темных хмурых глазах. – Чем порадуете?

- Позвольте, - немного резко… нет, пожалуй, слишком… ответил Савай и, переложив из одной руки в другую тяжелый, оттягивающий ладони чемодан, прошел внутрь.

Три стула у окна, еще один – в углу, кургузый письменный стол с отпиленным треугольником краем и два огромных, размером с комод, серых кирпичных блока посередине… Савай и с закрытыми глазами не наткнулся бы ни на один нехитрый предмет мебели этой запыленной комнаты с большим зарешеченным окном в стене напротив двери.

При желании здесь можно было расставить два, а то и три ряда стульев, полукругом, так чтобы эти здоровенные кирпичи оказались ровно посередине. Один из них выкатить вперед, другой оставить позади. Приладить к первому доски, навесить на них шторку какую покрасивее или просто захудалую тряпочку, главное – без дырок и поярче… И все! Готово!

- Итак, Савай, - из двери сбоку, согнувшись, вышла высокая дама в небесно-голубом платье.

Будь воля Савая, точнее, не стройся сейчас город, он, нисколько не поколебавшись, попросил бы ее пожертвовать подол платья на оформление вот того серого кирпича… И она, настоящая, с живым умным лицом, конечно же, не сочла эту просьбу за неподобающую дерзость. Она точно согласилась бы… Сказала, наверное: «Чего только не отдашь, чтобы порадовать ребятишек!» И сама с радостью взялась бы рассказывать историю от лица прекрасной принцессы. Такой же умной и красивой, как она сама… Тогда. Не сейчас…

- Добрый день, госпожа хозяйка, - Савай склонил голову. Не поклонился, низко и унизительно, как наверняка делали все те немногие, подобные ему, что приходили сюда в надежде получить место, а просто склонил голову. Как будто бы он и в самом деле был ей ровня.

Бородач, муж хозяйки, хмыкнул за спиной Савая и смачно высморкался в кулак. Савай вздохнул и нарочно громко брякнул чемодан на пол.

- Неужели вы к нам с новой историей? – хозяйка мило улыбнулась. Вот кто из них двоих имел воображение! Вот кто… Как бы замечательно она рассказывала бы истории! Доведись им с Саваем встретиться лет десять назад… Быть может, все сейчас было бы по-другому. Ни жалкого домишки, ни вечно раздраженной Каманы, которую те же десять лет назад он думал, что полюбил раз и навсегда… А оказалось, просто думал… Ни вечного безденежья, ни… В ушах раздался звонкий смех Алимки… Ни любимого сынишки. Единственного благодарного слушателя веселых сказок Савая. Единственного, кто видел в простых, дешевых, сколотых по углам кирпичах тех героев, о которых ему рассказывал Савай.

- Да, - Савай нагнулся и поочередно достал из чемодана три кирпича. – Если госпоже хозяйке будет угодно, я мог бы, чтобы долее не задерживать вас, рассказать вам ее прямо сейчас.

- Что ж, - красивая женщина в небесно-голубом платье повернулась к мужу и едва заметно кивнула. Он расплылся в снисходительной улыбке и, с пренебрежением стуча каблуками, прошел в противоположный конец комнаты, там, где стояли стулья. Хозяйка одобрительно махнула ладонью в сторону Савая:

- Можете начинать, Савай. Мы с удовольствием послушаем ваш рассказ.

С удовольствием… его послушали бы не они, а неулыбчивые дети вечно занятых работой каменщиков, подумалось Саваю. Уж он-то смог бы заставить их непринужденно смеяться, впервые ощутить восторг, радость, счастье, восхищение – все сразу. Вместо их бесконечных игр в войну и строительство домов.

Савай бережно погладил каждый вынутый им из чемодана кирпич. Словно все они были куклами… Настоящими куклами!

- Итак, - неторопливо начал он. – Сегодня я поведаю вам правдивую историю о двух благородных рыцарях… Случилось это…

- А третий-то кирпич на что? – хохотнул бородач.

Савай привычно пропустил его слова мимо ушей и продолжил:

- Случилось это в одной далекой прекрасной стране много-много лет назад. В те славные времена…

Савай все больше погружался в историю, которую придумывал на ходу. Он не замечал тяжести кирпичей: теперь, перед его глазами, они были именно куклами. Такими, каких он изготовил бы специально для этого рассказа. Железные латы заменила бы покрашенная в серый дубовая кора, мечами служили бы заостренные с одного края лучины, щитами – вырезанные из специальной твердой бумаги кружки с нарисованными гербовыми зверями, а над шлемами кукольных рыцарей вздымались бы яркие петушиные перья.

Кирпичи… нет, отважные воины сражались, убегали от погони, штурмовали неприступные стены вражеского замка и покоряли сердца прекрасных дам в длинных лоскутных платьях с красиво уложенными в замысловатые прически волосами из распущенных шерстяных ниток.

Рыцарям благоволила удача. Благодаря их смелости королевство было освобождено от приспешников коварного колдуна, а добрые и открытые их сердца заслужили долгожданную награду – любовь очаровательныхизбранниц.

-…вот так и закончилась эта удивительная история, в подлинности которой, ребята, не стоит и сомневаться, - закончил Савай и устало опустился на серую шероховатую поверхность кирпичного блока, только что бывшую натертой до блеска мраморной плиткой парадной залы.

- Ребята… - бородач два раза приглушенно хлопнул огромными ладонями, на которых для пущей убедительности не хватало только огрубелых мозолей – и он идеально справился бы с героем, которого ему доверил бы Савай – зажиточным властным каменщиком, строго выговаривающим жене и детям за каждый потраченный на безделушку кирпич. – Тоже мне… Воображением тут и не пахнет. Мариола, тебе удалось… - он громко рассмеялся. - …представить?

Хозяйка, державшая наготове полусогнутые ладони, под насмешливым взглядом мужа поспешила выпрямить их и положила руки на колени.

- К сожалению, Савай, я снова вынуждена повторить вам, - она посмотрела прямо на Савая. Глаза женщины в небесно-голубом платье блестели. – Представить с помощью кирпичей ту историю, что вы рассказали нам, невозможно. С куклами, - она понизила голос, но восторг в ее глазах не погас. – С куклами было бы проще, но…

- Но, - перебил ее муж. – Куклы теперь – это уже история, которой нет места в настоящем. Прощай… те, Савай.

Савай пожал плечами и как ни в чем не бывало начал укладывать кирпичи в чемодан. Они опять стали невыносимо тяжелыми. Не в этот раз… Не сегодня… Савай взял чемодан и, слегка пошатнувшись, поплелся к выходу. Бородач расхохотался.

- Постойте, Савай, - хозяйка догнала его и подхватила за локоть. За такую выходку ее муж, будь он каменщиком, мог бы хорошенько поколотить ее. – Позвольте, я вас провожу.

Савай молча согласился.

- Простите меня, я не должна была… - женщина в небесно-голубом платье остановилась у поворота улицы.

Редкие в разгар рабочего дня прохожие удивленно поворачивали к ним безлицые овалы и, сразу опуская головы, спешили пройти мимо. Конечно! Нечасто встретишь двух людей, стоящих друг напротив друга и смотрящих один на другого – с невысказанной грустью в глазах, а второй – с нескрываемым восхищением во взгляде.

- Ничего, - кивнул Савай. – Ничего, я понимаю.

- Я… все представила, Савай. Все, что вы рассказывали, - хозяйка не опускала глаз, и Савай невольно залюбовался блестящими искорками в их уголках. – Я помню все ваши истории, от начала и до конца. Мне… неважно, кирпичи у вас или куклы. Сами ваши рассказы… Они…

-…слишком наивные, - с тоской улыбнулся Савай. – Слишком глупые и наивные. Они годятся разве что для развлечения уличной ребятни… Я понимаю.

- Нет, Савай, вы не так поняли, - женщина в небесно-голубом поднесла ладонь к глазам, словно хотела защититься от солнца, хотя ни единого его луча не пробивалось из-за темных туч. – В другое время и в другом месте ваши рассказы были бы… Вы могли бы стать…

- Простите, госпожа, не стоит меня утешать, - Савай постарался придать голосу безразличие. – Я не глупый юнец, впервые увидевший в зеркале пустое бледное пятно вместо лица. Прощайте. Передавайте поклон вашему мужу.

- Савай, простите. Вы снова не так поняли меня. Я лишь хотела сказать… Мы с мужем завтра уезжаем, и я хотела, чтобы вы знали. Я была рада встретить здесь человека, такого, как я… как мы с мужем.

- С лицом и воображением, - то ли спросил, то ли сказал про себя Савай. Кирпичи в чемодане тянулись к булыжной мостовой. – Прощайте.

***

Чердак…

Чемодан глухо стукнулся о лакированный деревянный пол. В богато обставленной приемной уличного комитета было чисто и светло, так что снующие туда-сюда безлицые конторщики сразу показались Саваю лишними.

- Мужчина, вы что хотели? – окликнула его бойкая молоденькая девица, сидевшая за аккуратным столиком напротив входа. – Мужчина… Я к вам обращаюсь!

Савай обернулся. Девушка вскрикнула и непроизвольно поднесла ладонь ко рту, обозначенному на ее бледном лице полупрозрачными линиями губ. Такая молодая… и уже почти безлицая, вздохнул Савай. Как же был прав отец! Наверное, в комитете неплохо платят и уж точно не отсыревшими кирпичами, а настоящими монетами. Чтобы направлять просителей по нужным кабинетам или выставлять их за дверь, лицо совсем… совсем необязательно.

- Вы… пришли…

- Устраиваться на работу. Каменщиком, - быстро проговорил Савай. Все, теперь отступать было некуда.

- Вам прямо и направо, - отчеканила пришедшая в себя безлицая девушка. – Третья дверь после поворота.

- Спасибо, - Савай с трудом поднял чемодан.

- Мужчина, вещи можете оставить здесь… Если вам тяжело, - на миг на лице девушки ясно проступили озабоченно нахмуренные брови и наполненные сочувствием глаза.

- Спасибо, - повторил Савай и пошел в указанном ей направлении, оставив чемодан при себе.

Дверь третьего кабинета, к счастью, была не заперта. Савай придвинул чемодан к стене, чтобы он не мешал пробегавшим мимо конторщикам, и постучался. Из приоткрытой двери донесся шорох и скрип кресла.

- Входите, - пробасил хозяин кабинета.

Савай без промедления зашел внутрь.

- Добрый день, господин, - Савай по обыкновению лишь склонил голову.

- И вам того же, - пробурчал, не поднимая глаз, сидевший в глубоком светлом кресле мужчина. На первый взгляд он был чуть старше Савая. А устроился в жизни не в пример лучше.

- Я хочу работать… каменщиком, - вымученно выговорил заранее выученную фразу Савай.

- Каменщиком, говоришь? – хозяин третьего кабинета поднял голову.

Если бы на его пустом овале были видны глаза, Савай смело сказал бы, что тот внимательно изучает его. Что ж… Ему не впервой. Откажет этот – он пойдет в другой комитет. Где-нибудь да возьмут. Город строится. Рабочие руки нужны. Даже такие, как у него – слабые и без мозолей.

- Каменщиком? – задумчиво повторил мужчина. Только сейчас Савай заметил, какие худые сутулые плечи у хозяина третьего кабинета. Каково такому было строить дом? А ведь построил же! Иначе не заработал бы на дорогие кирпичи из обожженной глины, чтобы занять место в комитете. – Каменщиком вряд ли… Не сдюжишь, боюсь. А вот раствор мешать да класть – это пожалуй, - мужчина потянулся к лежавшей перед ним стопке чистой бумаги и поддел ногтем один лист. – Так, сейчас определим тебя в седьмую бригаду… Как звать-то?

- Саваем.

- Так и запишем. Вот, - хозяин кабинета поставил замысловатую подпись и протянул лист Саваю. – С ним пройдешь в пятый кабинет, тебя запишут в учетную книгу. Там тебе и зарплату назначат. Для начала, - безлицый взгляд сейчас, судя по голосу, должен был выражать… понимание? – Для начала положим тебе пять кирпичей. Семью на первое время прокормить, думаю, хватит. А там посмотрим.

- Хорошо. Спасибо, - очередным кивком головы Савай выразил благодарность и взял протянутый мужчиной листок. Он был холодным и шершавым.

А может… Может, так оно и надо? Может, и в этом есть что-то? Вот он, Савай, будет строить дома… В них будут жить люди. Безлицые… злые… угрюмые. А что если…Что если, возвращаясь вечером домой, они, наедине со своими родными, смогут стать прежними? Не навсегда. Пусть на несколько минут, на полчаса, на час – но самими собой! Савай, продолжая глядеть на хозяина третьего кабинета, прищурился. Ну не похож он на каменщика, не похож! Вот, например, такие, как он будут жить в построенных им домах. Это же...

- А вы могли бы… представить вместо кирпича благородного рыцаря? – неожиданно спросил Савай мужчину. – Если бы вам, допустим, рассказывали историю, и кирпич был бы…

- Куклой? – Савай готов был поклясться чем угодно, что на лице хозяина кабинета промелькнула улыбка, а глаза по-доброму сверкнули. – Будь я помоложе… то не только представил, но и сам бы придумал… историю… Ступайте, - сразу же добавил он обычным сухим тоном, как будто понял, что сболтнул лишнего. – Удачи вам. И помните: теперь вы помогаете совершать большое дело: строить город. Всех благ!

- До свидания, - Савай аккуратно свернул листок. Теперь все решено окончательно. А истории… Истории можно рассказывать и каменщикам. Если они захотят его слушать… А они захотят! Непременно захотят! Кому же не захочется на минутку расслабиться и отдохнуть, отвлечься от однообразной работы! Он попробует, попытается! И может быть… может, в городе станет чуть меньше безлицых каменщиков?

***

Крыша…

Домой Савай возвратился без чемодана. Зато в кармане звонко перестукивались девять монет. По три за каждый сколотый кирпич.

- Савай? Ты уже пришел? – Камана выпрямила спину, оставив грязное белье замачиваться в корыте, и вытерла руки о засаленный передник. – Я не ждала тебя так рано.

- Вот, держи, - Савай высыпал на ладонь монеты и протянул их жене.

Камана всплеснула руками.

- Неужто образумился и кирпичи свои продал? Радость-то какая! Да на такие деньжищи неделю можно сытно жить! Саваюшка ты мой миленький, - жена положила монеты на стол и в порыве чувств бросилась Саваю на шею. В последний раз она поступала так года четыре назад, когда он принес домой краюху свежего хлеба, заработанную – первый и последний раз – за рассказанную детям булочника историю.

- Это еще не все, - Савай нежно отстранил жену от себя. – Я устроился работать.

- Каменщиком? Ну наконец-то! – Камана снова кинулась в объятия Саваю.

За его спиной заскрипела дверь. Савай, не глядя, чмокнул жену в щеку и обернулся. На пороге кухни застыл Алимка и округлившимися от удивления глазами смотрел на мать. Савай перевел взгляд на жену. Изогнутые неровной дугой брови, полуоткрытый в восхищении рот… И глаза! Те самые глаза, что свели его с ума десять лет назад.

- Мама! – воскликнул сынишка. – Ты такая… красивая.

- Я… - смутилась Камана и покосилась на монеты. Когда она подняла голову, лицо сменил прежний бледный овал. – Пойду куплю хлеба… и молока… и курицу заодно. Соседка давно предлагала… Алимке на бульон… Пойду я.

Камана взяла со стола две монеты, поправила волосы и вышла из кухни.

- Папа, это ты своими рассказами заработал? – глаза Алимки горели.

Савай промолчал. Что ему скажешь? Врать он не привык, а правда… Сынишка не ждет… того, что Саваю придется сказать.

- Видишь ли, Алим…

- Папа, это так здорово! Я тут как раз… - Алимка вложил ручонку в ладонь Савая и настойчиво потянул за собой в детскую. Монеты съехали по перекошенной столешнице и остановились в складках скатерти. И почему Савай сразу не увидел, что поломанную ножку теперь подпирал лишь неумело подсунутый под нее деревянный чурбан? – Пошли скорее!

Половицы под ногами тихо поскрипывали. С первой же получки надо будет купить досок и перестелить пол. Доски – они же не такие дорогие, как кирпичи из обожженной глины.

- Помнишь, ты мне обещал рассказать про кукол? – Алимка отцепился от Савая и, нагнувшись, стал что-то тащить из-под кровати. – Смотри, похоже?

Савай присел на корточки рядом с сыном и помог ему справиться тяжелым предметом. Это был кирпич. Тот самый, который еще вчера подпирал ножку стола на кухне. Старый дешевый кирпич с отколотым почти наполовину краем. Только теперь он был не просто серым прямоугольником. На нем неуверенной детской ручкой углем была нарисована забавная человеческая фигурка: круг – лицо – с точками вместо глаз и носа и дугой, заменяющей улыбку, и вытянутый овал – туловище, с двумя палочками по бокам – руками – и снизу – ногами. На голове – кривой треугольник с зигзагообразными черточками – рыцарский шлем. В правой руке – длинная, до края кирпича, палочка с зазубринками – рыцарский меч…

- Нравится? – с гордостью спросил Алимка. – Это я сам нарисовал!

- Как настоящая… - выдохнул Савай, мысленно добавив про себя: «…кукла».

В наступившей звенящей тишине стало слышно, как за окном через дорогу стучат деревянные молотки, подбивающие только что уложенные в ряд кирпичи. Что поделать… Без этого никак.

Город продолжал строиться. И городу по-прежнему нужны были каменщики. 

+7
23:19
1526
Комментарий удален
16:13
Прекрасный рассказ-метафора с надеждой в конце. Не все же мы, в конце концов, должны влачить свое существование унылым и безликими… И написано тоже замечательно, мир строится из мелких деталек, незаметно, как и должно быть.
Очень понравилось!
21:16
Написано хорошо.Читать было интересно. Но почему именно кирпичи? Или этому нет объяснения в рассказе, или я что-то важное не поняла. Тяжелая валюта :)))
Загрузка...
Алексей Ханыкин

Достойные внимания