Маг-оборванец

Когда в глубине ночного сада послышались шаги, у Ка́рха мелькнула мысль, что, может быть, это А́лия передумала и возвращается с полпути, чтобы выслушать, как он рассыпается в извинениях и заверяет ее в любви. Мысль пьянила не хуже вина из погребов его родового имения, но отдавала послевкусием — как и при каждом примирении после их участившихся ссор. Но, вглядевшись с крыльца в темноту, аристократ убедился в своей наивности.

«Конечно, не она». Он невесело усмехнулся в аккуратно подстриженные усы.

По усыпанной песком тропинке среди финиковых пальм брел нищий оборванец, шаркая сандалиями с деревянными подметками.

Карх нахмурился. Парящие в воздухе красные искры, видимые только избранным, заструились к его ладони. Аристократ мыслью приказал им собраться на указательном пальце, приложил его к табаку в головке трубки, втянул дым и развеял огонек на руке.

Незнакомец приближался. Карх разглядел его шаровары, латанные клочьями старых мешков, и рубаху с обвисшими рукавами. Голова была замотана чалмой, по обычаю нищих закрывавшей лицо.

Карх выпустил клуб дыма и откинулся на расшитые золотом подушки.

— Приветствую тебя в имении вершаи́ра Кархта́ара, проситель. Если ты голоден, тебе здесь дадут миску похлебки. Если ты устал, я велю принести тюфяк и одеяло.

Аристократ ладонью указал на глинобитную пристройку. Никто не может упрекнуть его в негостеприимности.

Оборванец замер. Поднял длинный узловатый палец. Из-под дырявой чалмы донесся старческий смешок.

— Э-хе-хе! «Проситель»?! Назвать просителем того, кто сам приходит с полной сумой даров? Нет никого богаче и никого щедрее во всем Таарна́не, чем маг-оборванец!

Аристократ поморщился. Нищий оказался безумцем.

— Довольно, старик. Ешь и спи — или уходи. Мне некогда выслушивать твои бредни.

— Э-хе-хе! Как же ему некогда? Карх, конечно, сидит на дорогих подушках, на его одежде золотом вышиты лисы; но он глуп, слеп и труслив! А оборванец сделает его вершаиром. Он заберет самую малость: то, чего у Карха нет и не было никогда. Э-хе-хе! Э-хе-хе-хе!

Нищий приплясывал, взметая сандалиями пыль. Тыкал в сторону аристократа трясущимся пальцем. Снова заходился мерзким кашляющим смешком. Чалма вздрагивала над его ртом.

Карх дернулся — но только прикрыл глаза. Все его силы ушли на пререкания с Алией. На попытки выяснить причину ее обиды. На необдуманные упреки. На запоздалые уговоры не уходить. Еще тяжелее ему придется утром, когда он оседлает Факела и поскачет в ее поместье у самого края Великой пустыни, по пути завернув к садовнику. Простолюдин же не стоил его времени. Он был безумен настолько, что сомневался в титуле Кархтаара — хотя и видел, как тот управляет огнем, раскуривая трубку.

— Э-хе-хе! Все смеются над Кархом. Женщина, которую он уже считает женой, смеется над ним. Она обокрала его! Она похитила его разум, похитила гордость — сегодня она похитила даже стекляшку, которую подарила на торжестве их обручения!

Карх распахнул глаза. Вскочил с подушек. Искры потоком хлынули к рукам и вспыхнули губительным пламенем. «Как он узнал?»

— Уходи, старик. Уходи, или я убью тебя.

— Старик?!

В два прыжка, клацнув подметками по ступеням, он оказался рядом с аристократом.

— Оборванец видел не больше полнолуний, чем Карх.

Он отдернул чалму. Через все лицо пролегал уродливый ожог, поглотивший левый глаз, пробороздивший щеку и припечатавший искривленный рот.

Мертвенный ужас пронизал аристократа до затылка и сбежал по позвоночнику. Он почувствовал, как на ладонях бессильно затухает пламя. Он попытался призвать из воздуха искры и не смог их разглядеть. Всем его вниманием владел немигающий глаз незнакомца — и свистящий шепот, слетающий с обожженных губ.

— Завтра после захода солнца Карх придет в Тер-Таар и в его тьме сойдется с оборванцем в огненном поединке; и там оборванец поразит Карха и сожжет его мыслью, и развеет его пепел по каменным плитам!

Мгновение — и он соскочил с крыльца и зашагал во тьму, шаркая и оборачивая чалму вокруг лица.

Карх перевел дух. В воздухе привычно кружились огненные искры, видимые только магам-вершаирам. Он поднял погасшую трубку, примял табак и поджег его дрожащими пальцами.

***

Курить не хотелось. Карх выколотил трубку, прошел по пустынному дому в душную спальню, разделся и лег.

Время текло. Сон не шел. Неприятные мысли копошились в голове.

Он ни разу не был в Тер-Таар, Доме Огня, на смертельной дуэли. Он получил наследный титул в детстве, когда родителей подкосила лихорадка. Тогда ему достаточно было сжечь пук соломы, чтобы продемонстрировать владение огненным Искусством. До сих пор его не вызывали на поединок. Никто не зарился на его земли; ни у кого не было причин для мести.

«Возьмет то, чего у Карха нет и не было никогда… Неужели я боюсь простолюдина?»

Нищий мог называть себя как ему вздумается. Он не показывал, что умеет управлять огнем. Он даже не назвал своего имени. И он считал себя сказочным магом-оборванцем: бессмертным правителем страны Таарнан, в обносках бродящим по земле, чтобы карать недостойных. Безумец.

Карх повернулся на бок. Уставился на прикроватный столик, где валялись трубка и кисет. Там же он оставлял подарок Алии.

Оборванец знал! Знал про стеклянный медальон с бегущим лисом — родовым гербом Кархтаара,— созданный огнем Алии из чувствительного к магии песка Великой пустыни. Сегодня она сорвала украшение с шеи Карха, пригрозив отдать первому встречному по пути домой…

Карха передернуло. Он заскрипел зубами. Нищий смеялся над ним! Он мог вернуть медальон и получить награду. Но нет: простолюдин выдал себя за дурачка, за мага-оборванца, чтобы издевательскими намеками еще больше унизить его, вершаира Кархтаара!

Он даже имел наглость вызвать его в Тер-Таар!

Чувствуя, как подергивается глаз, Карх откинул одеяло, оделся, сгреб трубку, прошагал по сонному дому и распахнул наружную дверь. Нищий должен был заплатить за дерзость.

Из сада тянуло зябкой свежестью. Из-за дальнего леса поднималось солнце. Аристократ поежился, сдавил зубами мундштук и бросил на табак щепотку искр.

Как отыскать проклятого оборванца?! Приметный ожог не поможет: нищий скрывает его чалмой. Если кинуть пару монет попрошайкам на базаре — выдадут ли они одного из своих?

Карх пыхнул трубкой. Сошел с крыльца и направился в конюшню. Оборванец не мог сам додуматься до такой дерзости. Здесь чувствовался почерк Алии. Мелкая женская месть за раздутую обиду. Алитаар заплатила оборванцу за издевку, чтобы снисходительно усмехнуться при встрече. «Вершаира Кархтаара может обидеть простолюдин? Да еще и вызвать в Тер-Таар? Я надеюсь, ты хотя бы явишься на поединок?»

Аристократ поморщился. Алия играла с ним, снова. Но пусть. Когда серп луны превратится в полный сияющий диск, они сыграют свадьбу. Медальон… в конце концов, это просто стекляшка. Можно создать новый: ведь в пустыне для этого достаточно песка. Карх усмехнулся уголком рта и толкнул дверцу в стойло Факела.

Конь был оседлан! Он тяжело дышал, и на его гриве запекся пот.

Глаза Карха резко сузились. Он притянул на ладонь искры. Огляделся. В грязи под ногами виднелись следы деревянных подметок. Конюха видно не было. Этот коренастый, лысеющий от лишая мужик снова отлынивал от работы. Аристократ прикрыл трубку и почувствовал кислый запах пролитого вина. «Выпорю гада!»

Алию ожидал тяжелый разговор. Карх не собирался ни рассыпаться в извинениях, ни заверять ее в любви.

***

Тропинка петляла в зрелой пшенице, то поднимаясь на холм, то ныряя в ложбину. Карх пустил коня неспешной рысью и щурился от полуденного солнца. Кое-где высились платаны, оплетенные жесткими стеблями лозы вершаира. Аристократ тревожно хмурился, провожая их взглядом. Пусть это растение и прекрасно, когда на нем распускаются цветы. Оно не горит, и в этом его опасность.

Говорят, в старину восставшие крестьяне связывали лозой повелителей огня, требуя выкупа, поблажек, выпивки… чего еще требует бунтующая чернь? Чаще всего она дожидается смерти. Закон Ломенхиза́на суров. Никто не властен над свободой и жизнью аристократа. Только другой вершаир, и только на поединке в Тер-Таар.

Хорошо, что простолюдины знают свое место. Все, кроме нахального оборванца.

Неужели он украл Факела, чтобы разъезжать на нем всю ночь и под утро вернуть в стойло? Конь был совсем замучен. И почему Факел не сбросил нищего: ведь скакун подпускал только самого Карха, пьяницу-конюха… и Алию.

Аристократ хмыкнул и направил коня по тропе на холм. Карх не знал, чему верить. Алия, конечно, не упустила бы возможности над ним посмеяться. Могла ли она подослать оборванца и проскользнуть в конюшню, пока тот приплясывает и бросает издевки? Она даже не попрощалась; только хлопнула садовой калиткой.

Но откуда в стойле следы деревяшек?

Карх оторвал глаза от колыхавшейся пшеницы и посмотрел вдаль с вершины холма. Под безоблачным небом простиралась Великая пустыня с ее текучими барханами, с бродячими колдовскими вихрями, похожими на вставших на хвосты змей. Ниже, ровная как горизонт, пролегла граница между пропитанным алыми искрами песком и зелеными лугами. Затем тянулись виноградники, обнимавшие родовое имение Алитаар.

На месте дома зияло черное пятно, и над ним клубился дым.

У Карха перехватило дыхание. В глазах замельтешили зеленые круги. Показалось, что небо опрокинулось и схлопывается; и он смотрит в кромешную подмирную тьму, а блюдо мира —над ним и давит ему на плечи. Он резко вдохнул и еще раз окинул взглядом поле между холмом и пустыней.

По колосящейся пшенице был выжжен бегущий лис с красным светящимся зрачком.

Аристократ пришпорил коня и галопом помчался к мерцающему огоньку. Факел судорожно, прерывисто дышал. Замученно ржал, когда Карх давал шенкеля. Колосья с бессильным шорохом опадали перед копытами. Некто издевательски, скрипуче посмеивался за плечом. Песчаные змеи в пустыне насмешливо покачивали головами и рассыпались желтой пылью. Карх закусил губу.

Геральдический силуэт в пшенице виден разве что сверху, с холма. Совсем недавно здесь был вершаир, способный пустить по ниве огонь и сдержать его мыслью. Оставивший послание ему, Карху.

Алия?..

Он свалился со вконец загнанного коня и побежал к парящему на высоте пары локтей сгустку красных искр. Карх развеял их мыслью. Под заклинанием в выжженном круге лежал сверток: что-то похожее на комок грязного белья. Аристократ упал на колени в пепел. Попытался развязать влажный от росы узел и заметил среди тряпок свернутый пергамент. Карх вытащил записку, развернул и судорожно завертел ее в руках.

Вместо изящного почерка пергамент был полон приплясывающих букв с дергаными крысиными хвостами.

«Алитаар, которую Карх уже считает женой, жива. Все думают, что ее убил Карх: ведь оборванец оставил на пепелище стекляшку с бегущим лисом. Оборванец ждет Карха в Тер-Таар, когда наступит ночь».

У аристократа зашумело в ушах. Стоящее над головой солнце ударило в глаза и преломилось в выступивших слезах. В разуме звенел мерзкий кашляющий смешок.

Нищий сжег имение Алитаар. Убил ее родителей. Слуг. Подставил Карха, оставив в пепле его фамильный герб. Увел Факела из стойла, успев непонятно как его укротить. Похитил… «то, чего у Карха нет и не было никогда».

Карх упал ничком. Захрипел. Слезы бессильной злобы покатились в пепел, пачкая лицо. Алия, его Алия — и во власти этого… Он как-то умудрился ее обмануть; связал, конечно, проклятой негорящей лозой, затолкал ей в рот вонючую тряпку. Если нищий еще и воспользовался ее беспомощностью…

Карх яростно заскрежетал зубами. Его затрясло. Зачем это оборванцу? Чего он добивался? Зачем ему поединок в Тер-Таар?!

А ведь Карха считают убийцей. Его будут искать. Весь Таарнан и так обсуждает, что помолвка Кархтаара и Алитаар на грани разрыва. Его убьют за награду из казны, если узнают в лицо.

Аристократ с трудом оторвал голову от земли. Утерся перепачканным рукавом, царапнув по носу золотым шитьем. Людей слышно не было. Только ветер шелестел пшеницей, да еще издали доносилось приглушенное ржание Факела. Карх подхватил оставленный оборванцем узелок. Развязал.

В латаную рубаху были завернуты грязные шаровары, дырявая чалма и сандалии с деревянными подметками. От нестираного тряпья разило курятником.

Карх непроизвольно сморщил нос. Бросил обноски на землю и брезгливо отряхнул ладони. Нищий, конечно, украл себе одежду в доме Алии. Но зачем он оставил рванину тут?

Или это «полная сума даров» для него, Кархтаара?

К горлу подступил комок. Аристократа бы стошнило, но он не ел со вчерашнего вечера. Конечно: никто не узнает его одетым в эту мерзость, да еще с замотанным лицом; ему же нужно только потерпеть, пока солнце не опустится за край блюда мира. Он просто посидит у дороги, не привлекая внимания. Несколько часов позора — как плата за жизнь Алии и его восстановленную честь. На базаре у Тер-Таар всегда околачиваются попрошайки. Он не станет выделяться.

Не выдадут ли они одного из своих?..

Карх криво усмехнулся. Стащил шитую бегущими лисами рубашку. За ней последовали дорогие штаны и бархатные туфли. Поколебавшись, Карх все же оставил подштанники. Морщась и стараясь не дышать носом, он принялся натягивать омерзительные, никогда не видевшие воды и мыла обноски, липшие к потному телу.

Когда пахнувшая выгребной ямой чалма была намотана на голову и лицо, Карх притянул на ладонь струю искр, мыслью превратил ее в язык пламени и направил на снятую одежду. Он подпитывал заклинание, пока беленый лен с золотыми нитями не стали горсткой золы с каплями драгоценного металла. Аристократ присыпал их землей, вконец испачкав ухоженные ногти.

Он узнает, где Алия: вырвет это из грязной глотки оборванца — и тогда сожжет его медленным, мучительным огнем, упиваясь его стонами.

***

Когда солнце коснулось блюда мира, Карх добрел до базарной площади и устало сел, поджав ноги, в придорожную пыль. Мимо тянулись возы с остатками нераспроданных овощей, проезжали верхом аристократы и плелись крестьяне. Базар затихал. Лавочники увязывали товар в тюки, от трактира доносился сытый смех. Теплый ветер принес сквозь вонючую чалму запах жареного мяса.

Рот наполнился слюной, и в животе заурчало. С непривычной досадой Карх вспомнил, что денег у него нет. Даже капли золота, в которые превратились вышитые на его одежды лисы, остались на поле у сожженного имения Алитаар. Где-то там он уронил и трубку, и кисет с табаком.

Вздохнув, Карх поднял глаза и заметил попрошайку в лохмотьях. На голове его был повязан крашенный желтой хной платок: явно подарок сердобольной аристократки. Покрытой язвами ладонью нищий придерживал чашку, в которой угадывалась пара медяков. Второй руки, кажется, у бедняги не было.

Карх отвернулся. Раньше он проходил мимо бедняков, не задерживаясь. Иногда не глядя кидал им монетку. Теперь у него не было ни монетки, ни даже куска хлеба; и он не мог вернуться домой. Кто угодно, даже конюх, выдал бы преступника ради денег; или сам бы ударил по затылку дубиной, как предписывает Закон Ломенхизана.

За базаром, на рубеже пустыни, высился Тер-Таар, Дом Огня, огромный каменный куб без единого окна и светильника. Все освещение дуэлянты-вершаиры приносили «на руках своих и в разуме своем».

Одиннадцать веков назад куб был выстроен по приказу легендарного правителя Гуна, который медитировал в его стенах. Говорят, Гун мыслью победил дракона по имени Хизанта́ар — тот провалился в подмирную тьму, оставив черный провал. Ярость дракона выжгла землю, создав пустыню. Его дыхание по сей день красными искрами разлито в воздухе.

Власть принял Ломе́н, сын Гуна, прибавивший к имени правителей титул «хиза́н» — «великий». Он же составил законы Таарнана и учредил огненные поединки в Тер-Таар. Говорят, он же и зарезал отца во время его медитации.

Но простолюдины рассказывают, что дракон успел наделить Гунхизана бессмертием. Он оставил дворец и уже больше тысячи лет бродит по Таарнану в лохмотьях, карая недостойных и помогая тем, кому сочтет нужным. Сказка. В детстве Карх в нее верил, глупо надеясь, что маг-оборванец придет и исцелит метавшуюся в лихорадке маму. Спустя полгода болезнь унесла и отца.

— Неужели всё, дотла? О, что за времена! Бедная девочка. И кто мог ожидать от Кархтаара?

Аристократ вздрогнул. Подавил желание закрыться ладонью и проводил взглядом двоих всадников в парчовых халатах. Ближний, не оборачиваясь, махнул рукавом, уронив что-то на дорогу. Карх скосил глаза.

С медного квадратика на него смотрел чеканный Гунхизан. Его рот был растянут в ухмылке. Взгляд сверкал. Царапина на монете показалась ожогом, пробороздившим щеку. Мерзкий кашляющий смешок прошумел в ушах Кархтаара.

Аристократ судорожно сглотнул. Потянулся за милостыней и отдернул руку. Отвернулся и поймал вопросительный взгляд нищего в желтом платке. Поднял монетку. Сдавил ее в кулаке. Холодный страх разлился от его внутренностей и наткнулся на тлеющую в разуме ярость. Карх уставился себе под ноги и скрипнул зубами.

Когда солнце погружалось в подмирную тьму, он успел собрать в пыли еще два медяка. Купил с лотка позавчерашнюю пшеничную лепешку и с жадностью ее уплетал. Скоро всё разрешится. Оставалось каких-то полчаса перед боем.

— Эй, ты!

Карх дернулся от знакомого голоса. Оторвался от еды. Нищий отползал, пытаясь защититься единственной рукой. Из лохмотьев выскальзывали и падали в пыль монетки. Желтый платок съехал с головы, обнажив кровоподтеки на лице. Над ним нависал конюх Карха, с хрустом разминавший костяшки пальцев.

— Деньги, говорю, давай, чучело!

Ярость пронизала Карха, поглотив остатки страха. Он отложил хлеб и притянул на ладони невидимые для прочих искры дыхания Хизантаара. Конюх был пьяницей и лентяем. Недоглядел за Факелом минувшей ночью. Он еще и грабил калеку.

— А ты что уставился?

Конюх проводил нищего пинком и подскочил к своему хозяину. Сгреб его за рубаху и рывком поднял с земли. Рванина затрещала, расходясь по швам.

— Опять ничего не наклянчил?

Он пах дешевым табаком и выпивкой. Щелочки его глаз пьяно слезились под изуродованным лишаем лбом. Карх огляделся, насколько это позволяла цепкая рука у горла.

— С тобой говорю, дохляк! Ты кто такой, чтоб мне дерзить, а?

Конюх встряхнул хозяина, и тот почувствовал, как чалма съезжает набок, открывая лицо. Людей видно не было. Его некому больше узнавать.

Карх взглянул на своего работника и прошипел, не пытаясь скрываться.

— Я — маг-оборванец.

Послушный огонь потоками ударил по поросячьим глазкам. Конюх заверещал. Отпустил рубаху. Рухнул на землю и задергался, закрыв лицо.

С каждым его воплем что-то забытое просыпалось в сознании Карха. Смутные воспоминания поднимались на поверхность. Знакомый смешок звенел в ушах. Аристократ глубоко вдохнул и почувствовал силу, полыхавшую на руках и в разуме. Пронизавшая его ярость забурлила в жилах. Алые искры дыхания Хизантаара вертелись вокруг него в безумном вихре.

Карх обернулся. Нищий, бросив собирать в платок рассыпанные медяки, смотрел на него с обожанием и преклонением. Аристократ хищно усмехнулся и кивнул на стонущего ослепленного конюха.

— Он твой.

Понимание сверкнуло в глазах попрошайки. Он оставил монетки и потянулся за булыжником.

Карх не смотрел, когда глухой удар прервал стоны. Не вмешивался, когда за ударом последовали второй и третий, и стук сменился хлюпаньем, будто били камнем по грязи. Он шел в Тер-Таар и впервые за жизнь чувствовал себя готовым.

Он начинал догадываться, с кем встретится внутри.

***

Прохладная тьма окутала Карха внутри Тер-Таар. Бронзовая дверь с ликом Гунхизана, сквозь которую он вошел, оказалась двойной, чтобы не пропустить лучей солнца в Дом Огня. Ничего не освещавшие красные искры дыхания Хизантаара парили в черноте, свободно пронизывая камни стен. Напротив угадывалась вторая дверь, с чеканным Ломеном, сквозь которую должен был пройти оборванец. Карх чувствовал: враг здесь. Ждет его.

Аристократ оставил сандалии снаружи. Стянул чалму, отбросил ее на каменные плиты. Глубоко вдохнул затхлый, неподвижный воздух. Тьма скрывала его; но стоит призвать искры, как их движение его выдаст.

Карх мягко прошелся вдоль кладки, прислушиваясь. Снаружи, Тер-Таар выглядел огромным; внутри его размеры не ощущались. Аристократ мысленно проклял себя за то, что не измерил стен Дома Огня. Кажется, около пятидесяти шагов…

Аристократ мыслью позвал дыхание Хизантаара. Еще в воздухе превратил его в послушное пламя. В двух шагах вспыхнул огненный щит. Мгновение — и в него ударил посланный оборванцем красный сполох.

Карх нахмурился. Он не разглядел, куда его противник притягивает искры для заклинания.

— Где Алия?!

Его крик отдался слабым эхом, отразившись от стен куба.

В ответ послышался свистящий шепот оборванца. Голос порхал во тьме, доносясь то издали, то из-за плеча аристократа.

— А что Карх будет делать, когда найдет Алитаар, которая презирает его за слабость? Он станет рассыпаться в извинениях? Ползать в ногах?

— Это не твое дело!

Бесшумно ступая в сторону, аристократ перестал подпитывать щит. Тот с шипением осел на пол. Из тьмы сразу же выпорхнула огненная сфера. Карх мыслью перехватил и развеял ее на лету.

— Э-хе-хе. У неблагодарного Карха теперь появились причины извиняться. Он убил. Похитил. Сжег.

— Это сделал ты!

— О-о-о. Об этом знают только оборванец и Карх.

Карх притянул дыхание Хизантаара. Превратил его в дюжину огненных сфер. Расходящимся веером послал их туда, где только что раздавался смешок оборванца. Заклинание пробуравило тьму и разлетелось, на миг осветив каменную кладку. Аристократ поспешно призвал еще искр, готовясь поднять защиту. Его противник бездействовал.

— Ты не маг-оборванец! Не Гунхизан. Ты смертен, как и все.

— Смертен? Э-хе-хе. Но разве оборванца можно убить?

Карх заскрежетал зубами. Послушные искры метнулись сразу в полдюжины напольных плит вдали, отвлекая. Мгновение — и посланные его врагом языки пламени хлестнули по обманным сгусткам.

— Что тебе от меня нужно?

Оборванец захихикал.

Карха замутило. Перед глазами заплясали круги. Он по-прежнему не мог различить, куда оборванец притягивает искры. Не понимал, откуда раздается его кашляющий смешок.

— Тебя не должно быть. Ты попрошайка, непонятно как увидевший дыхание Хизантаара.

Оборванец нагло хохотнул, не скрываясь. Карху показалось, что он слышит шарканье сандалий, что нищий приплясывает, глумясь над ним — но опять, опять не мог его найти.

— Э-хе-хе! Э-хе-хе! Э-хе-хе-хе! А кто же тогда Карх? Кто?!

Аристократа передернуло. Он глубоко вдохнул и мерно выдохнул. Попытался одновременно увидеть каждую искру, парящую в темноте. Позвал. Дыхание Хизантаара широкими потоками хлынуло к его рукам. Ему нужны были все искры. Всё, что он сможет собрать и удержать.

Из мрака выпорхнули заклинания оборванца.

Карх не шевельнулся. Перед ним выросла огненная стена. Сполохи ударили в нее и разлетелись горстями искр.

Его разум судорожно придавал форму хаотичному, обвившему руки до плеч пламени. Каждая искорка занимала свое место. Он должен суметь. Должен сплести заклинание, удержав при этом огненную защиту.

Он ожидал, что противник нападет. Попытается сбить концентрацию. Но оборванец зашептал, будто бы над самым ухом. Что-то похожее на одобрение сквозило в его мерзком голоске.

— Разве Карх умел так раньше? Он только грел зад на золотых подушках. Теперь Карх способен даже подчинить огненных змей. Разве ему нужно презрение Алитаар?

Аристократ дернулся. Нищий читал его мысли.

— Кто ты?

Пламя шипело. Извивалось. Корчилось вокруг его рук. Жило.

— Маг-оборванец. Забытый Кархом. Брошенный в пыль в темных уголках сознания. Видящий все, что видит Карх. Чувствующий, что чувствует Карх. Мстящий — о-о-о, мстящий! — за каждую обиду. Достаточно ли он отомстил Алитаар?

Пот катился по лбу, застилая зрение. Он не знал, сумеет ли подчинить змей. Обладающих крупицей разума Хизантаара. Ищущих всё живое.

Они найдут оборванца. Должны найти. Если только он существует.

— Ты больше не тронешь Алию. Ты всего лишь моя тень. Ты даже не можешь сказать «я».

Они обвивались вокруг рук: алые, шипящие, нетерпеливые. Раздувающие капюшоны. Пробующие тьму раздвоенными искристыми язычками.

— Э-хе-хе! Карх догадался! Наконец-то мы — о-о-о, мы! — станем одним. Ведь в Тер-Таар нет места теням.

Ищущий, разящий, пожирающий огонь пронизал темноту. Сорвавшись, змей хлестнул Карха ослепительным хвостом по лицу.

Аристократ закричал. Скорчился и закрылся рукавом. Пламя прожигало кожу. Поглощало глаз. Припечатывало искривленный гримасой боли рот. Но смешок оборванца сменился истошным визгом. Доходящим до фальцета. Режущим по ушам и по разуму.

Оборвавшимся.

И Карх успел увидеть здоровым глазом, как огненный змей выхватил из темноты знакомую фигурку, сжавшуюся в углу.

Дрожь прошибла тело. Карх развеял огонь и мыслью отшвырнул догорающую змею. Попытался создать колдовской светильник и только с третьей попытки сумел. Пламя бессильно слетало с рук.

Почти наощупь Карх нашел Алию. Вытащил тряпичный кляп из ее рта. Развязал проклятую лозу вершаира, опутавшую девушку до ног.

— Алия.

Она шевельнулась и застонала.

— Алия, прости.

Он разглядел при неверном красном свете, как ее лицо обезображено огненным змеем. Потом его глаз подернулся слезой, и он перестал видеть.

— Мне холодно,— прошептала она обожженными губами.

— Алия, я люблю тебя.

Она не ответила.

***

Он сидел во тьме Тер-Таар, потеряв счет времени. Ему не хотелось никуда идти, но он знал, что когда-то сюда явятся служители Дома Огня, чтобы наощупь вымести пепел. Он сжег бездыханное тело Алии. Она заслуживала почетного огненного погребения.

Вершаир Кархтаар был убийцей. Нарушителем Закона Ломенхизана. Его убьют, если смогут отыскать.

Снаружи, солнце поднялось из-за края блюда мира. На площади у Тер-Таар шумел базар. В ноздри била смесь запахов выпечки, вина, гнили и пота. Оборванец в латаной рубахе и шароварах, в закрывающей лицо дырявой чалме шел между рядами, шаркая сандалиями с деревянными подметками. Он не оглядывался на вершаиров, при его виде брезгливо зажимавших носы. Не обратил внимание на нищего в желтом платке, который, будто заслонившись от ветра, склонил перед ним голову и что-то шепнул товарищам. Не заметил подобострастного восхищения в их глазах.

Он сел рядом в придорожную пыль, уставился на парящие в воздухе искры и просяще вытянул руку.