Хамелеон Ра-кк

Фиолетовый, зеленый, желтый, розовый, бирюзовый, красный…. Фиолетовый, зеленый, желтый, розовый, бирюзовый, красный… Так должно быть. Нельзя, чтобы красный, а потом желтый. Это смешно, просто смешно. Мама хохочет от телевизора. Люди с красными лицами раскрывают рты и показывают зубы. Это называется юмористическая передача. Я не понимаю. Они говорят, что у меня нет чувства юмора. Мама объясняет, что есть. Только другое. Мама говорит, меня нужно просто понять. Я тоже хочу понять. Но не могу. Кажется, иногда лучше просто молчать, чтобы тебя не считали странным.

Когда юмор в телевизоре – это не смешно. Но если после красного желтый… или голубой с белым! Только представьте себе: голубой, а потом белый! Вот где – обхохочешься! Мама говорит, что у меня другое чувство юмора, и нужно просто понять. Почему тогда она ударила по щеке, когда я засмеялся над братом? Сами вырядили его в голубые джинсы и белую рубашку. Смешно! Таким он и лежал в гробу. А сверху еще – отвратительно вонючие лилии. Вот где нелепость. Все были печальны и плакали. Никто не понимал, что так неправильно. Просто умора: голубой и белый. И лилии. Вонь. Если голубой, то потом красный. Если белый, то потом черный. Я засмеялся. И не мог остановиться. Они смотрели на меня. Они хотели плакать. Почему? Брат улетел к звездам. Теперь он и сам понял бы меня. Голубые джинсы и белая рубашка! Ха-ха-ха!

Тогда я еще не знал, что лучше молчать. Вовсе ничего не говорить, чтобы они не посчитали тебя дураком. По-моему, сами они дураки. Тогда я еще пытался понять. Чувствовать исходящие от людей цвета печали и гнева: фиолетовый, черный, бордо. От тети, которая сестра моей мамы, текли темно-синие искрящиеся волны. Океан перед бурей. Она любит меня, потому что я племянник. Только маме говорит: «Лика, тебе лучше отдать Данилку в детский дом. И ему так будет лучше. Там врачи. И ты начнешь жить, как человек!»

Я сильно-сильно пытался понять почему они плачут и не хотят видеть смешного! Они же не рыдают, когда братья или мужья уходят на работу? Почему не одевают детей в голубое с белым ночью, когда мы спим и улетаем к звездам, только ненадолго? Я пытался их почувствовать, и напряженно сканировал каждого. Нюхал вонь лилий, смешанную с благостным запахом расплавленного воска. Темные волны печали багровели, краснели, делались раскаленными и очень опасными. Огни церковных свечей жгли сетчатку глаз. Шепот родственников звенел в воздухе, как грозное громыхание хвоста гремучей змеи. Их глаза хищно проникали в самое сердце, словно хотели вывернуть его наизнанку. Зачем? Я снова ничего не понимал. Уже совсем ничего. Мне больше не было смешно, но хохот жил сам по себе и не мог остановиться. Звуки, запахи, взгляды – этого стало слишком много. Это переполняло меня. Я чувствовал кожей, что еще чуть-чуть и будет через край. Тот мужчина, который мой отец, зарыдал, как маленький, и стал совсем красный лицом. Мама подбежала и ударила. Больно. Зачем? Уже совсем не смешно. Глупо. Непонятно. Бессмысленно. Обидно. Мама громко завизжала и ударила еще раз. Вот это было через край. Больше мне не справиться. Не хочу слышать. Не хочу видеть и больше не хочу понять. Я тоже заплакал и бил своей головой о пол, чтобы она не взорвалась. Чтобы выколотить оттуда боль от всех звуков, запахов и красок, которых для меня слишком много. Не хочу больше понимать. Не могу. Это невозможно. Лучше буду молчать. Просто рисовать – фиолетовый, зеленый, желтый, розовый, бирюзовый, красный…. Фиолетовый, зеленый, желтый, розовый, бирюзовый, красный… Так должно быть…

***

Лика сидела перед телевизором и срезала ярлычки с новых футболок. Как удачно: она купила натуральные, хлопковые. Сейчас это большая редкость. А сын не может носить синтетику. Чувствует, если в материале есть даже небольшая примесь. Что поделать? Слишком чувствительная кожа. Даже если шов сделан прочной нитью из полиэстера – он будет колоть и беспокоить. Данилка не станет носить. Будет сдергивать с себя одежду и кричать: «Мешает! Мешает!».

Сестра всегда убеждала Лику, что она просто избаловала старшего ребенка из-за его болезни. Говорила, что Дане нужно прописать хорошего ремня, а не специальную диету. Тогда бы и разговаривать начал нормально, а не строил из себя придурошного. Ей просто не понять. Никому не понять. А объяснять слишком утомительно. Поэтому женщина, которая в молодости была веселушкой и любительницей шумных компаний, теперь предпочла жить в уединении. И общалась с узким кругом людей: родителей детей с похожим диагнозом. Таких и в большом городе не слишком много, что говорить о маленьком поселке, в котором Данилкин был единственным в своем роде. Поэтому все настоящие подруги: те, кто мог понять и поддержать, присутствовали лишь виртуально и обитали на интернет-форумах.

Жила Лика вдвоем с сыном в небольшом домике. Раньше, когда-то давно, в другой жизни, у нее была большая семья: муж и двое сыновей, погодки: Данилка и Ромашка. Старший – беспокойный, плаксивый, не спящий ночами. И младший – идеальный младенец. Рома хорошо ел, крепко спал по ночам, в 10 месяцев пошел, в год заговорил. Данилка же напротив: все время молчал, лежал в кроватке и рассматривал свои пальчики. А то вдруг, ни с того ни с сего, начинал так сильно плакать и кричать, что никто не мог его успокоить. Сестра Светка, которая помогала заниматься с племянниками, авторитетно заявляла: «Дети, они через одного идут. Один спокойный, а другой – шебутной. Ничего, с возрастом выправятся. Только к рукам их не приучай – а то бедная будешь. Замучают!»

Лика и так уставала сверх меры. Муж постоянно на работе, а на ней пацаны и хозяйство. Какое ни какое, а огород да курицы-несушки. Хватало забот. Поэтому так поздно и хватились. Забили тревогу, лишь когда Дане исполнилось четыре. Ромашка, папин любимчик, уже вовсю болтал, а его брат больше помалкивал. Знай себе сидит тихонько в уголке, раскладывает в ряд фломастеры из коробки. Да не как попало, а в строгом порядке: фиолетовый, зеленый, желтый, розовый…

А потом началось: педиатр отправил к логопеду, логопед к психологу, психолог к психиатру… Диагноз. Муж не верил, ругался на врачей. Лика плакала. Водили к другому, третьему. Продали машину, повезли обследовать в Москву. Известный профессор-психиатр, светило – интеллигент с чеховской бородкой, в легких очках, на вид и сам вроде как с небольшой придурью – подтвердил диагноз, словно подписав окончательный приговор. С тех пор, как Данила заболел, Ромку совсем забросили. Он жил то у тети Светы, то у бабушки. Лика до сих пор винила только себя, что не доглядела. Не заметила, как выбежал младшенький за забор. А тут на беду как раз машина… Верно говорят, что горе либо объединяет людей, либо вовсе разводит. Муж ушел в себя. На работе пропадал днем и ночью. Начал выпивать. А потом и вовсе уехал в Москву, будто бы на заработки, да так и пропал. Объявился лишь, чтобы подать заявление на развод. У него теперь новая семья и дочка вот-вот должна родиться.

В который раз женщина привычно прокручивала в голове события своей нелегкой жизни. Раньше это было невыносимо больно, теперь в выгоревшей пустыне души осталась лишь одна ноющая и пульсирующая рана. С ней предстояло жить до конца отпущенного на земле срока. Мать никогда не смирится со смертью ребенка. Всегда будет мучать себя бесплодными мыслями: «а если бы… а что было бы…». Так и Лика не смогла принять, что ее Ромашки, обычного (она не любила слова «нормального», которое словно очерняло, обесценивало другого сына) ребенка больше нет на свете. Это казалось неправильным. Нелепой ошибкой. «Так не должно было быть» - все время повторяла себе женщина, в который раз спотыкаясь в воспоминаниях о невозможные, ранящие сознание события.

Лика аккуратно и неторопливо срезала бритвой ярлычок. Потерла швом о нежную кожу запястья, прислушалась к ощущениям. Нормально. Данилке должно быть понравится. Футболки получились словно по заказу, любимых цветов: фиолетовая, зеленая, желтая и бирюзовая. Розовую и красную она не стала покупать. Розовый – девчачий, а от красного Даня становится беспокойным.

Погруженная в свои мысли, она совершенно не заметила сына, который неслышно подошел и молча взял за руку холодными пальцами. Лика дернулась, вскрикнув от неожиданности.

- Ой, Данилкин! Как ты меня напугал! Еще не спишь? Надо ложиться, сынок. Уже поздно!

Лика вгляделась в лицо сына: мальчик был взволнован или напуган. Он нервно поглаживал себя левой рукой по скуле, рядом с глазом. Он всегда делал так, чтобы успокоиться. Другой нетерпеливо хватал руку матери, чтобы увести за собой.

- Пойдем, мама. Там звезды, звезды… Звезды летят. Много. Это не нужно, не нужно нам!

- Даня, успокойся. Все хорошо. Это снова просто сон. Ну? Пойдем же, пойдем…

Лика попыталась обнять сына, но он отстранился, не прекращая настойчиво тянуть ее за собой. По старенькой скрипящей деревянной лестнице они поднялись на второй этаж, где находилась лишь одна комната, Данилкина спальня. Маленькая, уютная мансарда с пологими то ли стенами, то ли потолком. В них были круглые окна-иллюминаторы, через которые по ночам заглядывало черное звездное небо. От того казалось, что ты находишься не под крышей ветхого домишки в богом забытой провинции, а в кабине космического корабля. Сегодня же они были наглухо закрыты ставнями, и комната, освещенная лишь настольной лампой, ничем не отличалась от любого другого жилища.

Даня волновался так сильно, что словно снова стал маленьким. Лика с тревогой смотрела на лицо сына, на котором нервно подергивались мимические мышцы. Пыталась заглянуть в серые, вечно опущенные вниз глаза, которые сейчас растерянно бегали по столу с разложенными в привычном порядке фломастерами. Это безусловно успокаивало. Но мать видела, что мальчик с трудом сдерживается, чтобы не соскользнуть в истерику от переполнявших его неведомых, непонятных и пугающих чувств.

Как в детстве, он взял Ликину руку и поднес к толстому фиолетовому маркеру. Та послушно взяла его и сняла колпачок. Подросток сжал мамину кисть с фломастером и нарисовал, как можно аккуратнее, линию. Сверху вниз. Полоска, а внизу звездочка. Затем он подтолкнул ее к следующему маркеру. Зеленый….

Даня успокаивался. Он словно бы разделил с мамой непосильную для детского ума ношу.

«звезды. Звезды идут к нам. Не убежать…. Фиолетовый, зеленый…. Неправильные звезды… желтый, розовый, бирюзовый…..»

Напряжение и страх мальчика словно по проводам передавались из тощей веснушчатой подростковой руки в мамину женственную, мягкую ладонь. Фломастеры скрипели по ватману, стонали от сильного нажима. Лику наполнял неведомый древний ужас, страх перед чем-то чудовищным, неизвестным. В одну секунду все рухнуло, обесценилось. Данилка будто отбросился в развитии на десять лет назад. Словно и не было изнуряющих, монотонных, сводящих ее с ума развивающих занятий. Она была так довольна результатами! Гордилась, что сын научился выражать себя и свои чувства, понимать других людей, стал разговаривать «почти как нормальный». Да, черт побери, как нормальный, хоть она и лицемерно отвергала обидное слово.

Лика не понимала, что ее страшит. Ей хотелось убежать, кричать, выть, вырвать руку из цепко держащих пальцев сына. Заорать «Хватит!». Но срываться нельзя. Она должна быть сильной, выдержать, ведь кроме нее у Дани никого нет, кроме матери никто не сможет понять и помочь. Поэтому она лишь больно закусила дергающуюся от рвущихся в воздух рыданий губу и прерывисто вздохнула.

Фиолетовый, зеленый, желтый, розовый, бирюзовый, красный…. В строгом порядке ложились на лист полосы, каждая заканчивалась звездой. А сверху капали на ватман, растекаясь и смешивая краски, молчаливые горькие материнские слезы.

Наконец, Данилка совершенно успокоился. Мать и сын, вконец обессиленные и опустошенные, рухнули на узкую кровать и провалились в сон, не чувствуя неудобства.

***

А на утро появились Они. Все случилось так стремительно, что никто не успел ни испугаться, ни обрадоваться. Даже вездесущие СМИ категорически не поспевали за событиями. Вот только в вечерних новостях диктор с улыбкой объявил о необычайном явлении: абсолютно со всех уголков земли сегодняшней ночью можно наблюдать сильный метеоритный дождь. «Только успевайте загадывать желания, сегодня ночью возможно абсолютно все!» - дежурно пошутила красавица ведущая, ослепив зрителей белозубой улыбкой. Но уже к утру звездопад, на который выбежали полюбоваться люди с разных концов планеты, превратился в более оригинальное явление.

Тут и там аккуратно приземлялись космические корабли. Все были одинаковые по форме – безупречный круг, словно вырезанное формой миндальное печенье. Вот только одни огромные, а другие – совершенно небольшие. Пришельцев была тьма тьмущая: сотни тысяч, нет, миллионы кораблей. Действия их были слаженными и четкими, как у образцового роя пчел. Словно они не в первый раз прилетели на Землю, а делали это каждую неделю.

Через пару часов около каждого населенного пункта, включая самый что ни на есть маленький и никчемный по земным меркам, вроде полузаброшенной деревни или стоянки дикого племени в тропиках, развернулся инопланетный лагерь.

Огорошенные происходящим люди ничего не успели сделать. По парадоксальной случайности те, кто должны были принять решение об обороне или выходу на контакт: военные, политики и дипломаты всех стран, этой ночью спали так крепко, что ничего не сумели сделать. А их подчиненные, облаченные чуть меньшей властью, были растеряны и вели себя, как малые дети. Почему так вышло, никто впоследствии не смог объяснить.

Встревоженные люди включали телевизоры, радио, пытались выходить в интернет – но на экранах ТВ лишь мерцала черно-белая рябь, абсолютно во всем радиодиапазоне играла одна и та же приятная мелодия в оркестровой обработке, а в мониторах на всех языках мира интернет эксплоер писал «невозможно отобразить страницу. Проверьте свое подключение.»

Из классических «летающих тарелок», похожих на декорации к дешевому фантастическому сериалу, вышли самые обычные люди. Только невозможно красивые. Как на подбор: высокие, стройные, белокурые. В облегающих серебристых одеждах. Женщины – фигуристые, с высокой грудью и «гитарными» бедрами. Мужчины – широкоплечие атлеты. Волевые подбородки, сильные крепкие руки. Пришельцы были улыбчивы и спокойны. Никакого оружия. Никакой защиты. Всем видом демонстрировали дружелюбие. Лишь чуть проглядывала свозь него некоторая надменность. Чувство превосходства, которое южные народы приписывают потомкам викингов.

***

Лика проснулась со светлой и легкой головой. Удивилась. После вчерашних изматывающих ночных бдений мигрень была ей практически гарантирована. Втянула носом чистый деревенский воздух, отдаленно пахнущий клевером, травами и сухой, прогретой солнцем дорожной пылью. Порадовалась, что живет здесь, а не в какой-то воняющей бензином городской бетонной клетке. Внизу во дворе истерично кудахтали глупые куры, а их важный красавец-супруг кукарекал, как неисправный будильник. Который же сейчас час? Наглухо закрытые ставни мешали ориентироваться во времени.

Женщина потянулась, улыбнувшись новому дню и еще раз удивленно обрадовалась хорошему самочувствию. Заботливо укрыла сына, беспокойно хмурившегося во сне, и спустилась во двор. Сельская жизнь полна забот: накормить птиц, почистить загон, прополоть и полить огород. Да и в парнике работы хватает. Поди, можно уже и открыть его, пусть молодые огурчики тянутся к свету…

С этими мыслями Лика вышла на улицу. Солнце стояло высоко, но до полудня еще не менее часа. Ее поразила удивительная тишина вокруг. Нет, тишина – совершенно не подходящее слово. В чистой голубой выси заливались жаворонки, вдалеке лаяли соседские собаки, собственные важные куры то ли неслись, то ли бурно выясняли отношения. Но в воздухе словно зависло тихое, трепетное ожидание.

Телевизор, так и не выключенный с вечера, показывал рябь. Лика пошевелила компьютерную мышку и монитор ожил, чтобы сообщить хозяйке об отсутствии сети.

«Так… Я что, за интернет забыла заплатить? Нет, точно помню - погасила квитанции до конца лета! Значит опять звать Юрь Михалыча, чтобы залез на крышу и пошевелил антенну. Наверное, снова контакт отошел. Вот ведь старый паршивец, а говорил, что надежно обмотал изолентой….»

Лика шла, позевывая, от сарая к грядкам на заднем дворе. Подняла глаза, да так и застыла – с открытым ртом, в розовых галошах в дырочку и с тяпкой в руке.

На поляне, невдалеке, стояла самая настоящая «летающая тарелка». Там, где Ванька бросил трактор на прошлой неделе, со всей непосредственностью решив, что на сегодня работать хватит, а дома скучает и стынет водка. Без лишней помпы расположилась она посреди поля.

И даже дверь у НЛО была нараспашку, словно в машине незадачливого тракториста. А на «крыльце», или как там оно у инопланетян называется, возились несколько статных высоких человеческих фигур.

Пасторальную картинку завершила ворона. Крупная птица с громким карканьем пролетела над летательным аппаратом, недипломатично сбросив на отполированный корпус смачную какашку.

«К деньгам» - машинально подумала Лика. А потом: «Ну вот я и сошла с ума. Если вы сами не идете в психушку, то психушка едет к вам.»

Как впоследствии отмечали многие, страха не возникало абсолютно. Здоровый интерес, любопытство – этого в избытке. Да и вели себя пришельцы совершенно обыденно. Словно водитель и продавец автолавки, приехавшей в урочный день с торговлей в дальнюю деревню.

Лика, словно загипнотизированная происходящим, медленно пошла к летательному аппарату. Со всех сторон поселка туда уже стекались люди. Многие тщетно пытались дозвониться по неработающему сотовому. Кто-то переговаривался с соседями, узнавая «Что, мол, такое случилось». Селяне пожимали плечами, кивали на инопланетян и бесстрашно стремились к неведомой штуковине.

- Глянь-ка, что творится! – резкий окрик бабы Любы напугал женщину сильнее инопланетного вторжения. – Ты погляди! Это НЛО, как в газетах печатают, оно самое! Нас теперича, Лика, по телевизору покажут! Вот точно тебе говорю. Ох, матушки… Надо что ли платок получше повязать…

А в Сельце-то – тоже что ль стоят? Погляди, ты молодая, я уж не вижу ничего.

Баба Люба указывала подкопчённой трудовой рукой влево, где между холмов спряталась соседняя деревушка.

Лика вытаращила глаза. И правда, точно такая же «тарелка» пристроилась прямо между банями, у речки. К ней уже семенили сельчане, издалека похожие на разноцветных мелких букашек. Женщина огляделась вокруг. На далеком пригорке, синеватом от утреннего тумана, угадывались разноцветные крыши коттеджного поселка. Прищурилась, напрягая глаза. Возможно, это уже паранойя, болезнь, но и там ей почудились обтекаемые очертания неземной техники.

Лика вспомнила, как в детстве, ночью под слабым желтым светом настольной лампы взахлеб читала «Войну миров». Сходство сюжетов неприятно царапнуло сердце.

Тем временем, народ стекался к «тарелке» со всего поселка. Люди не шумели, вели себя спокойно и прилично. Первый ряд любопытных осторожно остановился метрах в двадцати от входа в космический корабль. Пришельцы казалось не обращали на туземцев никакого внимания и занимались одним им ведомыми делами: настраивали антенны, собирали аппаратуру.

Местный алкоголик, Мишка Хрипатый, не проспавшись со вчерашнего, пробовал начать бузу:

- А чего это они, а? – грозно вопрошал мужик громким грубым голосом, сорванным в пьяных спорах. Черные, бессмысленные от водки глаза бегали по лицам односельчан. Мишка поворачивался, обводил людей взглядом, ища поддержки. – Чего это им надо? Воевать с нами хотите, ироды? А вот вам! Врешь, не возьмешь! – он бесстрашно состроил в сторону инопланетян заскорузлую дулю, и сплюнул на землю.

Один из пришельцев, который стоя на четвереньках прикручивал провода к огромным ящикам наподобие стереосистемы, опасливо покосился на недружелюбного местного, что-то крикнул своим, и те зашевелились живее.

Среди односельчан наметилась тенденция делиться на два лагеря: первые неодобрительно шикали и ругались на Хрипатого, обзывая алкоголиком и хулиганом. Другие же (по большей части молодые мужчины, чья молодая кровь и гормональный статус искали повод для подвигов) поддерживали воинственного лидера и хорохорились:

- Правильно! Много вас таких было: И Наполеон и Гитлер – никому русские не по зубам!

- Верно!

- Да ты лучше бы помолчал, историк, твою мать… сейчас милиция приедет и разберется, не наше это дело. Стой смирно

- Вы, овцы, стояли смирно перед Горбачевым, перед Ельциным. теперь этих дождались! – Мишкина харизма расцвела, подпитываемая поддержкой соплеменников. Требующая выхода энергия забурлила. Алкаш хрипло, но бойко и громко затянул:

- Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает!

Лика не принимала участия в споре. Она вовсю наблюдала за пришельцами, которые явно нервничали, стараясь как можно быстрее завершить работу. Что будет, когда они соберут свой агрегат? Может быть, это совершенное оружие, которое уничтожит на месте все человечество в считанные секунды? Или лишит людей рассудка, сделав послушными рабами?

Тем временем, баба Люба, лидер оппозиции, отломила от куста длинную хворостину и решительно направилась к запевале с недвусмысленными намерениями.

- Ну, Мишка, ну, поганец, сейчас ты у меня получишь! Ишь, занялся тут воду мутить!

Хрипатый, в детстве получавший «на орехи» от молодой тогда еще, но строгой тетки Любаши, забеспокоился, отступая, но петь не прекратил. Путь к главарю отчаянно закрыли собой его последователи. Сомкнув ряды и смело глядя в глаза пожилой валькирии, они слаженно вторили грубому баритону:

«Прощайте, товарищи! С Богом, ура!
Кипящее море под нами!
Не думали мы еще с вами вчера,
Что нынче уснем под волнами!»

Неизвестно, чем бы закончилось противостояние. Но вдруг воздух наполнился нежной сладкой музыкой, которую издавали невидимые и неведомые инструменты. Пятеро инопланетян, управившись с работой, стояли на площадке перед открытой дверью космолета. Высокие, красивые, длинноногие, они смотрели на людей сверху вниз с мудрым и всепрощающим видом, словно Христос из рекламных буклетов свидетелей Иеговы.

- Здравствуйте, Люди! – прогрохотал голос старшего мужчины. Как и остальным красавцам, этому культуристу на вид можно было дать не более 25 лет. Тело излучало здоровье и силу. Но выражение лица, мудрость, затаившаяся на донышках светлых, видящих душу насквозь глаз, вызывала уважение и трепет. Его хотелось слушаться, ему необходимо было подчиняться. Главенство парня казалось чувствовали и признавали не только люди, но и его соплеменники.

Стереосистема, которой пользовались пришельцы, была идеальной. Голоса и музыка лились отовсюду, обволакивая, баюкая и уговаривая. Звуки были громкими, но такими чистыми, что не раздражали слуховой аппарат. Пришелец словно обращался к каждому лично, интимно на ушко нашептывая все то, что необходимо услышать именно ему.

Лика, как и все вокруг, не замечала никого, кроме горстки красивых сверхчеловеческих существ, каждое из которых доброжелательно улыбалось, казалось, лишь ей одной. Невозможно было не влюбиться чистым платоническим чувством в эти божественные создания.

- Мы пришли, чтобы сделать Вас счастливыми – продолжал «главный», не прекращая улыбаться.

Восторженный вздох прошелестел рябью по толпе аборигенов. «Ох!» - послушно выдохнули они, влюбленно вглядываясь в идеально красивое лицо оратора. Банальная фраза, на которую в обычное время большинство наученных жизнью и обещаниями «слуг народа» людей, отреагировало бы циничной усмешкой. Но сегодня почему-то каждый верил в нее и ждал чуда, как дошкольник в канун Нового Года.

- А что вам-то с этого? Зачем вам делать нас счастливыми? – Мишкин пропитый мозг из последних сил сопротивлялся причинению добра. На него вновь зашипело и зароптало со всех сторон.

Но «главный» не обиделся, примирительно поднял руку вверх, прося внимания, и продолжил:

- Нам нужно, чтобы вы были счастливы. Это даст нам силы жить дальше. Мы так устроены, - ответил молодой человек и простодушно развел руки, открыто улыбаясь. Очередной «ох», только большей амплитуды, всколыхнул толпу. Пришелец не останавливался:

- В наших силах исполнить любое ваше желание. Для каждого. Поэтому нас так много. Поэтому мы несем служение в каждом уголке Земли. Я призываю вас не толкаться, не драться, и соблюдать очередь. Мы не покинем планету, не исполнив волю каждого Землянина.

Толпа замерла в нерешительности. Кто его знает? Бесплатный сыр только в мышеловках, да и фильмы про коварных джиннов показывают по ТВ3 каждую неделю.

Каждый задумался о своем. Взвешивая, сомневаясь, и робко надеясь, нерешительно вели люди внутренний диалог. Незаметно к «крыльцу» подошла семилетняя Маруська. В свидетельстве о рождении она была записана Марианной. Маме казалось, что так звучит изысканнее. Но не пришлось по душе заморское имя шустрой вездесущей пацанке.

Девчонка, как всегда со съехавшим на сторону растрепанным хвостиком из серых жиденьких волос, шмыгая носом, протягивала инопланетянину на вытянутых руках некрасивую старую кошку.

- Дяденька! А ты можешь Мурку вылечить? Она слепая совсем стала, не играет, весь день у печки лежит. Батя все грозится ее в лес завезти! Вылечишь, а? Или нельзя? Я ее так люблю, дядя, она даже старше меня! – ребенок крепился-крепился, но рот непроизвольно сморщился, и Маруся заревела в голос, прижимая к себе безучастное, уставшее от жизни больное животное.

- Почему ж нет? Вылечим. Давай сюда свою Мурку…

Малышка тотчас же прекратила рев и быстро, пока добрый дядя не передумал, сунула в руки пушистую тушку.

Главный унес старое животное в жерло космического корабля. Двое последовали за ним, а еще двое остались дежурить на палубе.

Лика впилась взглядом в одну из инопланетных красавиц, мучительно размышляя о чем-то своем... Кого она мне напоминает? Точно! Кристинку Орбакайте в молодости. Такая же тоненькая, носатая и совершенно неземная.

Тем временем, из летающей тарелки вышла троица. Девушка держала на руках кошку. Да вот только Мурка ли это? Шерсть гладкая, даже издали видно, как блестит на солнце. Глаза – словно два родника с песчаным дном – прозрачные и глубокие. Резко сжался в полоску на свету чувствительный зрачок…

- Мурка! Муреночка моя любимая! – завизжала девочка, выхватывая из рук любимицу. Она тискала, целовала изворачивающееся тельце, зарывалась лицом в шесть и все приговаривала: Хорошая моя…. Любимая моя…. Кисонька!

Наконец Мурка улучшила момент, гибко вывернулась, толкнулась задними лапами и вырвалась на свободу. Очутившись на поляне, животное расправило пушистый хвост и унеслось в сторону деревни легкими заячьими прыжками.

Расцарапанная в кровь, но радостно смеющаяся девочка пустилась за ней с громкими криками: «Мурка! Стой! Стой, мерзавка моя любимая!»

Что тут началось! Бабки недоверчиво крестились, что-то под нос нашептывая. Мужики выражали удивление такими фразами, которые обычно при детях стараются не произносить. Кто-то сомневался, видел подлог. Кто-то кричал: «Чудо!». Но с другими просьбами к инопланетянам обращаться не торопились.

Лика осознала, что решилась, услышав свой голос будто со стороны. Удивилась, что заговорила. Что идет на трясущихся от страха, потерявших подвижность ногах, прямо к пришельцам. Голос, рвущийся из пересохшего горла, «дал петуха». Он был непривычно высоким, писклявым, ненатуральным. Ладони и подмышки враз намокли от волнения, а сердце делало «вжух-вжух-вжух» прямо по барабанным перепонкам, мешая соображать.

Она и не думала. Взвесила все еще до Маруськиного выхода. Но так и не смогла решиться. Одно, всего лишь одно было у нее желание. Только это могло сделать женщину счастливой, вернуть ей утраченный многие годы назад покой. Одно, но совершенно несбыточное. Надеясь, и ненавидя себя за это, она шла к «крыльцу», и всеобщее внимание было приковано к тихой и незаметной женщине.

- А, вот… мальчик у меня был. Сын… Он… умер. Десять лет назад почти, четыре годика всего, совсем малыш… чуть с ума не сошла, руки на себя не наложила. Ромку моего…. Можете… вернуть?

И застыла, обессиленная. Она все сказала. Теперь только ждать. Ждать ответа. Никто не в силах оживить мертвого, это против природы. Тем более человека, чьи кости уже давно тлеют под землей. Она гнала от себя мысли. Гнала, но те крутились вокруг головы, как рой из черных и белых мух.

Главный положил ей руку на голову. «Кристина Орбакайте» неслышно подошла и взяла в руки Ликины липкие ледяные ладони. Нежно, без тени брезгливости. Заглянула в глаза, и ее зрачки расширились словно от боли. А женщину закружило, замутило, унесло и она потеряла связь с реальностью.

Очнулась Лика в тени под березой, невдалеке от летающего аппарата. Руки-ноги тряслись, как жидкий студень, словно после обморока. Рядом сидела полная женщина в линялой бейсболке козырьком назад и обмахивала ей лицо лопухом.

- О! Очнулась! Ну, слава богу. Ты как отключилась, мы сюда притащили, в тенек. Думаю, может полегче будет. На вот, попей! – и она протянула воду в пластиковой бутылке из-под джина-тоника.

Лика была опустошена. Она ничего больше не ждала. Ни от сегодняшнего чудесного дня, ни от жизни вообще. Забыла обо всем на свете: что дома дремал Данилка, что она, кажется, не закрыла калитку, и значит глупые куры разбредутся по всему поселку. Выбросила из головы свою больную поясницу, которая несколько ночей не давала уснуть. В полном изнеможении откинулась на шершавый ствол березы. Былинки щекотали голые лодыжки. Она сорвала травинку и принялась жевать, смакуя свежий сок.

Вздох удивления (в который уже раз за сегодня) прокатился по толпе. Лика открыла глаза.

- Мамочка! Мамочка! Мамулечка! – звонко кричал ребенок. Он бежал к ней раскинув щуплые ручки с по-детски пухлыми ладошками. Чудо, но это был действительно он. Ее малыш. Тот, которого она не видела уже десять лет. Тот, что смотрел в глаза, угадывая довольна мама или сердится. Тот, что заразительно смеялся, когда она играла в «идет коза рогатая». Приходил к ним с Колькой ночью и ложился между мамой и папой, чтобы «было не страшно спать». Ласковый, добрый, капризный, избалованный, такой родной, такой обычный, понятный и такой…. Такой маленький?!

- Ромка! – закричала Лика, словно подраненная, и, не замечая вспышки боли в спине, вскочила, чтобы броситься навстречу сыну.

Легко подхватила на руки, еще не веря счастью, зарылась носом в макушку, вдохнув давно забытый детский запах родного ребенка. Она вертела его, тискала, гладила, прижимала к себе, до конца не веря.

Сын вернулся точно таким же, каким она в последний раз отпустила его на прогулку во двор. Светлые, рыжеватые, обросшие волосы, зеленая футболка с черепашками Ниндзя и спортивные шортики с белыми полосками. Лика вспомнила, как футболка стала ржаво-коричневой от обильного кровотечения из огромной, не совместимой с жизнью раны. Она задрала вверх майку, оголив беззащитное нежное пузико. Целое! Нет ни шрама, ни следа. Как новенькое!

- Мамочка, ты чего, ну хватит! Я хочу кушать, пойдем! Пожаришь мне яичко?

И ошалевшая Лика подхватила на руки довольного пацана и чуть ли не бегом припустила в сторону дома. Ну прямо как Маруська с Муркой. Даже спасибо не сказала своим спасителям!

***

Рх-яан по-земному вздохнула и выбросила на секунду длинный, тонкий фиолетовый язык. Секунда и лакомство, которым угостил капитан, было у нее в желудке. Желтый глаз с вертикальным зрачком, казавшийся немигающим, заволокло пленкой: инопланетянка устало моргнула и посмотрела на свои красивые руки. Нежные и аккуратные, они были ее женской гордостью, предметом восхищения мужчин. Нежная перламутровая кожа сиреневого оттенка, вся в аккуратных чешуйках. По последней моде покрытая золотой пудрой. Она, как и у всего вида, легко могла менять цвет и окраску по желанию обладателя. Лишь только «браслет постоянства» - кожистый складчатый нарост выше запястья был неизменен и уникален для каждого, как человеческие отпечатки пальцев. Рх-яан потянулась от макушки до кончика хвоста и еще раз полюбовалась на свое запястье: оно было на зависть всем дамам ярким и многоцветным: Фиолетовый, зеленый, желтый, розовый, бирюзовый, красный….

- Я чувствую его… Чувствую не так, как других. Я больше не могу, Скэш. Я должна подать рапорт.

- Ты сошла с ума. Подруга моя, просто отдохни. Это был не слишком легкий день. Да и всю прошлую неделю ты вкалывала больше других. Скоро уже все закончится. Операция в фазе завершения.

- Ты не понимаешь! – взвилась прекрасная рептилия. Просто не можешь понять, ведь ты не скан, а механик!

Скэш рассерженно дернул хвостом, неуклюже смахнув со стола некий ценный прибор. Да, он простой механик, а она – скан. Элита. Сканом нужно родиться. Сканом становятся, еще находясь в яйце. Особая эволюционная ветвь. Особое развитие мозга, другая цепочка нейронных связей.

Скан – это почти то же самое, что эмпат. Но без вовлечения в чувства. Скан просто знает. Видит скрытые ото всех причинно-следственные связи. У него своя логика. Без этих уникальных, не до конца изученных особей раса с погибшей планеты Хамелеон Ра-кк никогда не обрела бы своего единства, а как следствие величия.

- Доложи в центр, Скэш. Ты ведь капитан. Доложи сам, иначе как только восстановится эфир, я выйду на связь по своей волне. Доить расу, в которой рождаются сканы, омерзительно! Это то же самое, что питаться мясом разумных существ!

Мужчина-рептилоид, хотя и не был сканом, имел хороший жизненный опыт и практическую сметку. Он был неплохим механиком и к тому же капитаном корабля, что налагало на него определенную ответственность.

- Хорошо, дорогая. Дай мне немного времени. А пока позволь проводить тебя в каюту, тебе нужно успеть отдохнуть. Пусть пока трудятся эмпаты, - он усмехнулся – вот кто за пару дней отработает свой билет в новый дом!

Рх-яан благодарно потерлась о приятеля и сослуживца носом. Ни хамелеонец ни землянин – никто не любит брать на себя лишнюю ответственность.

В каюте Скэш помог уставшему скану раздеться и лечь в теплую, подогреваемую кровать. Так же уютно, наверное, было их древним предкам-ящерам греться на гладких, нагретых лучами звезды валунах планеты Хамелеон Ра-кк, заряжаясь энергией.

- Мы обязательно доберемся до нового дома. Чуть раньше или чуть позже. Не мы, так наши дети. Не дети, так внуки. Спасибо, что понимаешь меня. В этот раз нам придется улететь. К Свету и миру не дойти дорогой подлости. Так правильно. Так должно быть. Ты же веришь своему штатному скану, пусть далеко не самому сильному?

Скэш гладил руку засыпающей подруги. Нежно перебирал кожистый браслет на запястье: фиолетовый, зеленый, желтый, розовый…

Темно-синий язык быстрой молнией скользнул по лицу спящей. Поцелуй рептилии. Капитан был рад – все выходило так, как он планировал. В который раз мужчина удивился, как могла Рх-яан при всей чувствительности быть такой наивной? Видеть неведомые сознанию других логические связи нитей бытия, и не различить грубый обман у себя под носом? Если бы на ее месте был даже самый слабенький эмпат, то Скэшу несдобровать… Но сканы идеально чувствуют лишь себе подобных. Мотивы и чувства других особей для них – темный лес.

«Прости, любимая. Но мы летим домой. Ты еще скажешь мне спасибо за то, что ставишь лапу на дружелюбную твердь нового дома, а не скитаешься по космосу в поисках энергии для жизни и движения. Как говорят земляне: «Победителей не судят!»

Ученые уверены, что до необитаемой планеты с идеальными условиями не более трех земных лет полета. Но конденсаторы пусты, а энергии для последнего маршброска и терраформирования потребуется ой как много! Да. Он все делает правильно.

Скэш включил в каюте «глушилку» сигналов, выскользнул из люка и закрыл вход капитанским ключом с кодом доступа, известным ему одному.

***

В поселке творилось нечто невообразимое. Люди, словно сошедшие с ума, брали приступом корабль пришельцев. А те подобно волшебникам терпеливо и радостно исполняли одно желание за другим. Тут и там, словно по мановению волшебной палочки, вместо обычных деревенских домов возникали шикарные виллы с бассейнами, проекты которых явно подсмотрены в иностранных сериалах про красивую жизнь. На месте сараюшки, где жил старый, нищий, одинокий цыган Вася, половину жизни проведший за решеткой, вырос замок с башенками, флюгерами и коваными решетками на окнах. А сам хозяин с оторопелой радостью любовался на свой новый дом и улыбался во все тридцать два зуба из чистого золота взамен редких гнилых пеньков.

Мишка Хрипатый, как рыцарь из любовного романа, стоял на коленях перед своей женой и, рыдая, искренне просил прощения за все прегрешения. Клялся, что больше в рот не возьмет ни капли. Та от избытка чувств тихо рыдала в скомканный несвежий платочек, махала на беспутного супруга рукой и причитала: «Да чо уж там, Мишка, ладно! Заживем хоть теперь по-людски!». В этот раз она искренне верила его словам. Да и сам бывший алкоголик радовался переменам в себе не меньше своей второй половинки.

Местная шалава Валька по прозвищу Доска, с немым восторгом мяла свои огромные, как у порнозвезды, груди. Они были прекрасны: упругие, теплые, совершенно натуральные и стояли торчком вопреки всем законам физики.

«Надо лифчик купить…» - подумала она, сроду не носившая за ненадобностью этот предмет женского туалета.

Воздух вокруг казалось уплотнился и вибрировал от человеческих эмоций. Столько восторга и радости одномоментно наша планета еще никогда не видела. Чувства словно зажили отдельно от людей, окружив Землю неведомым полем счастья.

Лика, растрепанная и счастливая, с шальными глазами, будто выиграла полцарства в лотерею, вбежала домой. Она действительно не закрыла калитку. Птицы, вырвавшиеся на волю, разбрелись и теперь клевали что-то около забора. «Да ну их к богу в рай, пусть!» - подумала она и отпихнула ногой рыжую пеструшку, которая мешала ей закрыть калитку изнутри. Теперь у нее есть кто-то поважнее! Его жизнь и здоровье нужно охранять! За ним смотреть, как за зеницей ока! Больше она не допустит ошибки.

- Данилка! Данилка! Иди скорее сюда! Даня, смотри, кто к нам пришел! – закричала она с порога, но старший по обыкновению не откликнулся. Боясь выпускать из рук свою драгоценность, Лика, тяжело дыша, забралась по лестнице в комнату сына.

Даня не спал. Он сидел на застеленной аккуратно, как в армии, кровати, смотрел впереди себя, но словно никого не видел, и тихо раскачивался: вперед-назад, вперед-назад. На столе в привычном порядке были разложены фломастеры. Что это? Вместо вчерашнего ватмана с их совместным творчеством лежал новый рисунок. Когда он успел?

Сын неплохо рисовал. Учительница, которая ходила на дом заниматься, говорила, что у него талант. Сама Лика ничего не понимала в живописи, к тому же рисунки Данилки были странные. Окружающий мир лишь угадывался в них. Особенно это казалось красок. Кошки могли быть всех цветов радуги, небо – словно в мыльных пузырях. Но от этих выполненных аккуратно, с мельчайшими подробностями картин было невозможно отвести взгляд.

На этот раз лист изображал большую толстую ящерицу или хамелеона. Она переливалась всеми цветами радуги и держала в руке схематично нарисованного человека (палка, палка, огуречик) с надкушенной головой. Из нее шла кровь. С одной стороны огромной зверюги лежали другие, с такими же укусами и все в крови. А с другой – в очереди стояли целые улыбающиеся стикмены. На передних лапах монстра красовались яркие полосатые напульсники: фиолетовый, зеленый, желтый, розовый, бирюзовый, красный….

Лика задержала взгляд на рисунке. «Ох ты господи, жуть какая. Но красиво! Переволновался сынок, тут немудрено…»

- Даня! Данилка! Смотри, кто к нам пришел! – радостно повторила мать, дотронувшись до плеча подростка.

- Мама

- Да, сынок! Узнал? Смотри скорей! – она поставила Ромку прямо перед братом, но тот на него даже и не взглянул.

- Мама, звезды хотят кушать. Звезды тоже хотят кушать.

- Мамочка, а что это за дядя? – с детской непосредственностью Ромашка ткнул в Даню пальчиком.

Лика рассмеялась. Ну что ж, были у нее погодки, а теперь вот так сложилось.

- Это твой братик, его зовут Данилка.

- Данилка! – протянул Рома, словно наслаждаясь каждым звуком. - Я хочу к Данилке на ручки!

Женщина осторожно посадила младшего к брату на колени, сама оставаясь рядом, готовая к неожиданностям. Даня удивленно посмотрел на мальчика, приобнял руками на секунду, а потом, потеряв к нему интерес, поднял и положил рядом на кровать, словно бы тот был игрушкой или неинтересной вещью.

- Мама, звезды не просто хотят кушать. Они хотят кушать нас! Это неправильно!

Ромка, пораженный таким пренебрежением, капризно завизжал. Лика бросилась к вновь обретенному сыночку, ловя каждое его желание. «Ничего, привыкнет. Даня просто ревнует, наверное». Откровенно говоря, женщина была неприятно поражена. Подсознательно она ждала радости. Или хотя бы удивления.

Каждый в поселке теперь был полностью погружен в себя и собственные до крайности приятные переживания. Лика с сыновьями никуда не выходила. Даня нервничал и нес какую-то околесицу. Но сегодня она совершенно не хотела, просто не могла его слушать. День прошел в играх и обнимашках с младшим сыном.

Заснули рано, уставшие от счастья и с улыбками на лицах. Измотанные и переутомленные от исполнения желаний инопланетяне удовлетворенно подкрутили вентили на светящихся в темноте, словно раскаленных антеннах, и скрылись за дверью корабля.

***

Скэш в одиночестве сидел в капитанской каюте и хрустел жареными местными гусеницами. До чего ж вкусно-то! Хамелеонцы – мастера иллюзий и мимикрии. Когда днем он собирал на поляне свой «урожай», аборигены видели лишь белокурого красавца-капитана, который лакомится земляникой.

«Я все сделал правильно», - убеждал он себя. – «Тысячу лет с тех пор, как наша планета стала непригодной для жизни, мы скитаемся по негостеприимному вакууму, подобно неприкаянным космическим цыганам. Сообщество высших рас не одобряет наш способ получения энергии для жизни и функционирования техники. Но, поскольку законы не нарушаются, ничего не может сделать. Скоро все изменится. Как только хамелеонцы обретут дом, больше не придется скоморошничать перед низкоразумными. Необходимой энергией нас напитает сама планета и греющая ее звезда.

А раса, не ценящая своих сканов, достойна такой участи. Ничего. Отойдут, оправятся. Даже довольно быстро. Обрастут эмоциями, как стриженные овцы новой шерстью»

***

Лика проснулась от доносящегося сверху мерного стука. Было раннее утро, едва начинало светать. Женщина бросила быстрый взгляд на спящего рядом Ромку. Он с головой укрылся одеялом. Лика тепло улыбнулась и побежала наверх, проведать старшего. Она уже решила. Сегодня снова пойдет к инопланетянам и попросит за Данилку. Пусть, наконец, и он станет обычным, нормальным ребенком. Пусть хулиганит, лазает через заборы, пусть тайком пробует курить (конечно, потом получит за это от матери!). Но станет наконец по-человечески понятным!

Даня сидел на кровати. Качался, всякий раз не сильно ударяясь затылком о стену, словно отбивая ритм.

- Тихонько, сынуля, тихо, родной… Потерпи еще немножко! Скоро все у нас будет совсем хорошо!

- Они ушли – только и произнес в ответ Данилка.

И тут с улицы раздался нечеловеческий, громкий женский вой. Столько боли, страха, отчаяния было в нем, что все внутренности у Лики словно покрылись инеем. Внизу спал малыш, он мог испугаться. И Данька что-то совсем сдал в последние дни, страшно оставлять одного. Да надо выглянуть на улицу: что там случилось? Женщина взяла сына за руку.

- Пойдем, посмотрим: Ромка проснулся уже? И позавтракаем все вместе. Хорошо?

Парень послушно поплелся за матерью. Тем временем на улице что-то происходило. Тут и там слышался плач, недоуменные возгласы. Мужской голос злобно выкрикивал проклятия.

Спустившись, Лика первым делом кинулась к Ромке, поправить одеяло. «Вдруг задохнется во сне?» Возможно, она сходила с ума, но страх снова не уберечь, во второй раз потерять свою кровиночку не давал покоя.

На кровати на месте Ромашки лежала небрежно, топорно сделанная целлулоидная кукла ростом с четырехлетнего ребенка. На мальчика, даже на человека, она была похожа лишь отдаленно.

Лика отшатнулась, терзаемая нехорошим предчувствием. Откуда здесь эта гадость? Где мой сын?

- Рома! Ромочка! Где ты, сынок? – позвала она срывающимся в истерику голосом.

- Мама, брат улетел к звездам. В голубых джинсах и белой рубашке. Давно.

По сравнению с Ликой и собой вчерашним, Данилка был спокоен. Он стоял рядом, слегка покачиваясь, и по обыкновению, глядя в сторону.

Женщина же напротив сделалась совершенно безумной. Посмотрела на старшего сына, потом на кровать. Откинула одеяло вовсе. Преодолевая иррациональное омерзение, дотронулась до уродливой куклы, приподняла ее, осматривая постель. Затем заглянула под кровать.

- Ромашка, сынок! Иди к маме!

Испуганная мать металась по дому, заглядывая во все закоулки. Не найдя ребенка, она выскочила во двор. Пусто. Через забор было видно, как по улице неприкаянными зомби шатались односельчане. Лика обратила внимание, что на месте соседского дома, который вчера превратился в трехэтажный особняк, стоит исполинская картонная коробка с небрежно вырезанными окнами. Дядя Толик, вполголоса матерясь, терзал стену огромным столовым ножом, чтобы убедиться, что под ней (слава Богу) остался в целости и сохранности его небогатый, но крепенький домишко.

Женщина, сломя голову, бежала к опушке. Что-то пошло не так. Пусть они все исправят!

На том месте, где вчера стоял космолет, пустел лишь черный круг выжженной травы. Она обернулась в сторону Сельца. У соседей гости тоже улетели. Не было НЛО и в коттеджном поселке А может он ей вчера померещился? Вокруг уже собирались односельчане. Все были словно с перепоя – больные, опустошенные, выгоревшие, как пятно земли под космическим кораблем.

Сидя на земле, горько плакала над безучастной умирающей кошкой Маруська-Марианна. Рядом с ней стояла Валька. Свежие засосы на шее говорили, что сегодняшняя ночь была бурной и страстной. Из-под обтягивающей маечки на тонких бретельках торчал ярко-красный бюстгальтер из дорогого кружева редкого размера 75F. На плоской Валькиной груди он смотрелся смешно и нелепо.

***

Высоко-высоко, уже за пределами Солнечной системы, к счастливой жизни на планете «Новый Ра-кк» летел космический табор хамелеонцев. Их конденсаторы были под завязку наполнены чистейшей энергией, которая позволит добраться до дающей силу звезды.

А в одном из кораблей, в лишенной связи каюте, под действием снотворных препаратов, беспокойно дремала скан пятнадцатого уровня, помощник капитана, Рх-яан.