Сандалики
– Вовчик, а расскажи про сандалики. Мне так эта история нравится! – Валя хозяйским взглядом оглядела стол – всего ли вдоволь в тарелках.
Шумное семейное застолье вступило в разговорную стадию. Подопустели салатницы, подутих звон фужеров, подобрели, подрасплылись в довольных полуулыбках лица гостей.
Вовчик, а точнее, Владимир, старший сын, не заставил долго уговаривать. Подался на стуле вперёд, пригладил лысину и начал рассказ:
– Тогда к нам бабушка, папина мама, – он кивнул в сторону юбиляра, – приехала. Жила у нас. И меня в первый раз в садик повела. Привела и оставила. Говорит, вот тебе сандалики, в которых в группе надо ходить. А эти, уличные, снимай и в кабинку ложи.
Ну, я уличные сандалики снял, но в кабинку не положил. Вдруг сопрут! Взял с собой, в уголок сел, сандалики рядом поставил. Дети играют, бегают, орут, а я сижу – сандалики караулю.
Потом воспитательница говорит – всё, дети, одеваемся, выходим на прогулку. Я, значит, сандалики эти снял, уличные одел. А те с собой взял. Неудобно с сандаликами играть. Сижу на лавочке, стерегу. Всем весело, а мне скучно. Надоело, встал тихонько, через забор перелез и домой пошёл. Дома говорю бабушке – бабушка, не выдавай меня! Я из садика сбежал. И сандалики к груди прижимаю.
Но бабушка рассердилась, наругала меня и обратно в садик отвела. С сандаликами. А там, кажется, никто и не заметил, что я уходил.
– Сандалики! Как мило! Ой, не могу! – Валентина чмокнула мужа. – Вовчик в сандаликах! Обнять и плакать.
– А, тогда проще было. Про маньяков в газетах не писали. – младший сын Витька огладил бороду. – Помню, я сам в садик ходил. Через две дороги. Воспитательница увидела, спрашивает – а кто тебя привёл? Я говорю – никто, сам пришёл. Она глаза выпучила – как сам?! Через две! дороги?!
– Да-да, зато сейчас мамаши с детьми носятся, как курица с яйцом. – внучка Вика потянулась за нарезкой. – К нам тётка устраиваться приходит, спрашивает, какой график работы. А то ей же, мол, сына из школы забирать. А сколько лет сыну – спрашиваю. Оказывается, пятнадцать. Пятнадцать! Да его женить уже пора, а не за ручку из школы водить.
– Ну да, мы шамоштоятельнее были. – Витька прожевал и заговорил более внятно. – Помню, лет десять мне было, поехали мы к одному пацану на дачу. На великах. Втроём на двух великах. Этот пацан говорит, Игорь его звали, километров двадцать всего. Вот и поехали. Сначала-то ничего было, а потом подъём начался. Мы по очереди третьего пацана на рамках везли, но в конце концов силёнки кончились, пришлось пешком идти. Ещё и дождь пошёл. Короче, не помню, как мы добрались, но помню, что Игорев отец вечером нас всех троих в люльке мотоцикла обратно привёз. Запихал в люльку, закрыл наглухо пологом и повёз. А велики потом, через неделю только вернул.
– Тогда нельзя было не быть самостоятельными. – добавила Валентина. – Я вообще в деревне жила, так всё умела делать. Мне лет семь, а я уже на охоту сама ходила. С тозовкой. Потому что знала, что нужно две белки добыть, шкурки ободрать, высушить и сдать, а на эти деньги купить муки, сахару, крупы. Могла печь растопить, похлёбку сварить, корову подоить, масло взбить.
Волосы у Вали сползли на лоб, но никто не заметил.
– Не скажи! – в диалог вступила Марина, Витькина третья жена. – Вот у меня у знакомых сыну девять лет. Отец приехал его из компьютерного клуба забирать, а тот не доиграл ещё. Папаша взбесился, говорит, или ты через две минуты выходишь, или я без тебя уезжаю. И уехал. В общем, парень наигрался, выходит, нет никого. Телефон у него сел. Пошёл на автобус, доехал до дома. Там нет никого. Они потому что должны были на дачу ехать к родственникам. А денег у него больше не было. И дома не нашёл. В общем, пошёл пешком к бабушке через весь город. Пришёл, а её нету дома. А уже поздно, темно. И он пошёл на дачу к родственникам. Это пятнадцать километров. Тут мать вернулась с работы, сына нет. Звонит отцу. Тот удивляется – как не пришёл? Звонят бабушке. Та не знает. Звонят родственникам. Те спят уже, не отвечают. Побежали в полицию. А в полиции сейчас заявления о пропаже детей сразу принимают. Начали искать. В общем, полночи искали, мать уже все слёзы выплакала, отца убить готова, а тот и сам понимает, что накосячил. Приехали на дачу к родственникам, разбудили. Те говорят, не видели. Потом говорят, а вы в баню загляните. Пришёл, наверное, поздно, будить постеснялся, вот и лёг спать в баню. Заглядывают – точно! Дрыхнет. А вы говорите…
Глаза у Марины были разными – один зелёный, другой чёрный. И смотрели как будто в разные стороны, но это никого не смущало.
– А чего это мы закисли? – встрепенулся Виктор и потянулся длинной рукой за бутылкой. – А ну-ка, Машка, – повернулся к дочери, – давай, скажи что-нибудь деду!
– Дорогой дедушка! – одиннадцатилетняя Маша отложила книжку и как будто подняла бокал. – Желаю тебе прожить ещё много-много лет, но только в здравом уме!
Она старалась говорить тоненько, но голос сипловато дребезжал.
– Вот так сказала! – улыбнулся её отец, и все улыбнулись. – Святая простота!
Юбиляр тоже улыбался нарисованной улыбкой, при этом мирно спал в своём кресле, казалось, глаза его не просто закрыты, а их и вовсе нет. Все, кроме него, беззвучно чокнулись.
– Да, в детстве часто сначала делаешь, потом думаешь… – раздумчиво протянул Владимир. – Помню, зимой в спортивном лагере на дискотеку с лыжными палками пришёл. Думал, классно. А меня потом за дурачка считали.
– Ага, а мне нравилась девочка из параллельного класса, – пуговки глаз Виктора нацелились на жареную курицу, – я знал только, что у ней фамилия Ерёмина. На школьной дискотеке всё хотел к ней подкатить, но не знал как. И тут заиграла песня Статус Кво «Ты в армии». Знаете же. А мне всё казалось, что в припеве явно поётся «Ерёмина». Прикольно же! Чем не повод? Я подгадал под припев, подошёл к ней, страшно кривляясь и как-то коряво пританцовывая, и громко проорал в самое ухо: «Ерёмина»…
– И что дальше? – полюбопытствовала Валя. – А что, хлеба нет больше?
– А ничего! Короче, она Ермолаева оказалась. А была бы Ерёминой, глядишь, мою фамилию бы взяла. Вот поневоле задумаешься после этого, что бы изменилось, если бы сделал так, а не иначе. Например, если бы мы собрались сегодня в кафе, как и планировали, а не у Вовки с Валей. А что, хлеба нет больше? Машка! Дуй в магазин за хлебом!
– Ну пап…
– И не нупапкай! Не дедушку же будить. Мы для чего тебя рожали в муках? Одела сандалики – и чтобы одна нога здесь, другая там!
– Сам одевай свои сандалики! В кроссовках пойду… А сандалии эти дурацкие выброшу по дороге!
* * *
– Внимание, аудитория! – трёхмерное изображение профессора появилось в палате, но пожилая женщина с измождённым лицом как будто не обратила на него внимания. – Перед вами уникальный случай психического расстройства, названный мной «циклической мнемофазой». Пятьдесят лет назад пациентка перенесла сильнейший шок из-за того, что все её близкие погибли в результате теракта, когда был взорван целый подъезд жилого дома. Саму её спасло только то, что она отлучилась в магазин.
Студенты в очках виртуальной реальности с интересом рассматривали убогую комнатушку, всё убранство которой состояло из кровати, тумбочки и табуретки, на которой за склеенным из картона столом на бумажных стульях восседала компания странного вида убогих самодельных кукол, кое-как сшитых из разноцветных лоскутков явно не очень умелой рукой. У некоторых кукол были пуговичные глаза, не всегда одинаковые, а кто-то и вовсе обходился без них. Все фигурки имели чрезвычайно затасканный вид – швы забахромились, бока засалились, руки и ноги вот-вот готовы были оторваться, а нитяные волосы повылезли и кое-как держались на уродливо набитых ватой головах.
– В результате психологической травмы, – продолжил профессор, – в памяти пациентки во всех подробностях осталась лишь единственная сцена семейного торжества, непосредственно предшествующая трагедии. Никто не помнит, когда и как пациентка смастерила этих кукол, каждая из которых олицетворяет погибшего родственника. Но с тех пор каждый день по несколько раз она разыгрывает в лицах один и тот же сценарий – в точности повторяет все реплики и действия участников того праздника. Для неё в мире не существует ничего, кроме этого стола, этих кукол и этого часа, когда все родственники были живы и счастливы, собравшись вместе за трапезой. Она снова и снова проживает тот небольшой промежуток времени. Предположительно, пациентка подсознательно надеется на то, что итог встречи будет другим.
– Ужасно! – охнула какая-то студентка. – Неужели нельзя её вылечить?
– К сожалению, все наши попытки оказались безрезультатными. Но вы – наша молодая смена – дерзайте! Может быть, у вас это получится.
– А что у неё в руках? – кто-то обратил внимание, что женщина прижимает к груди нечто бесформенное, похожее на клубок растрепавшихся ремешков.
– Это её сандалии. Когда она поступила в больницу, не отвечала на вопросы, не реагировала на внешние раздражители, только крепко держала эти сандалии. С тех пор она их не выпускает из рук.
* * *
– А чего это у нас водка стынет? – папа опёрся короткой рукой о стол и потянулся к бутылке.
– Вовчик, а расскажи про сандалики! – Машка придвинула тётю Валю к дяде Вове, встряхнула всколоченными седыми волосами и счастливо улыбнулась.
Но хорошо. Спасибо. ))
Хорошо, если хорошо!
И название удачное! Привлекает внимание.
Я обратил внимание, что у меня какие-то однотипные названия. Сандалики, солдатики…
Хороший)
Лови плюсямбр, дружище!
Правильно делаешь, что рассказы потихонечку на БС переносишь.
Да, потихоньку перетаскиваю. Вроде народу нравится.
Главное — не торопиться.
Спасибо!
Первую половину рассказа читала и думала: какая-то картинка деревянная. Сплошные реплики и никакого, в общем-то, ответного действия на реплики.
Потом, когда стало понятно, что это безостановочно, как автомат, повторяет психически травмированная девочка, все стало на свои места и буквально мороз по коже.
Да, что раздражает в мирной жизни, становится ценным после пережитой катастрофы…
Конечно, это специально. В тексте много намёков, причём весьма толстых, но всё равно есть шанс, что читатель скажет — корявая графомань! — и бросит на середине.
Про ценности вы чертовски правы…
Но героине повезло — она не потеряла близких, они всегда с ней. Постоянно.
Совершенно верно — лечение в этом случае только во вред.
я упорно иду до финала.
Сейчас поругала себя за этот свой пунктик.
Концовочка всё поставила на свои места, фигуры расставлены.
Но финал ужасен, расстроил.
Главное, чтобы негативные эмоции не относились к самому рассказу, чтобы он не разочаровывал.
Спасибо!
Негодование случившимся. Студенты дают надежду, что у рассказа ещё может быть продолжение, что они найдут доступ к её мозгу, чтобы остановить этот дикий конвейер прожития застольных диалогов.
А конвейер лучше на останавливать. Пусть у Машки всё будет хорошо.
Надеюсь, студенты это тоже поймут.
Однозначно из всех самородков эта работа сильнее и вне конкуренции.
Тоже вариант. Но останутся непонятки — почему, от чего? А я люблю практически разжёвывать. Кроме того, мне требовалось три независимых взгляда на ситуацию, а в вашем варианте будет только два.
Не знал, что рассказ кто-то на ЯПе опубликовал. Интересно было почитать комментарии. Писатель пишет для читателей, и если рассказ цепляет, шокирует, запоминается, то автор празднует удачу.
Весёлого здесь действительно мало.
Особенно, если дочитать.
Возможно, вы заглянули сюда, чтобы вернуть долг. Я не похвалил ваш рассказ, в ответ вы не похвалили мой.
Теперь мы в расчёте!
Маловероятно. Начало действительно близко к скучному, плавное, спокойное, размеренное. Герои жизненны и близки. Ситуация застолья понятна. Разговоры банальны, а раз читатель не успел увидеть в героях интересные личности, то тоже близки к скучным, потому что: для чего они все? Зачем они мне? Конфликт не обозначен даже штрихом.
Тут большой плюс ваш, как человека, способного делать грамотно и красиво. При меньших писательских способностях автора через первую часть не прошел бы не только Николай (хотя он не единственный, кто сказал скучно).
Но вы слишком хороши)))
Получилась, как сказал один из комментаторов, архитектура. Размеренная прогулка по небольшому городку. Идёшь и не торопясь рассматриваешь кирпичики безликих, незнакомых домов, слышишь негромкие разговоры, которые останутся с тобой отголосками звуков, и погода — штиль. Только потом всё переворачивается и понимаешь что дома, которые ты видел, руины, люди — мертвецы. От этого жутко. Две картинки наложились друг на друга: первая, где ты идёшь по придорожному городку, и вторая, где через экран ты смотришь как шёл по городу-призраку.
Спасибо за прекрасное произведение)
Я не помню, что задумывал, но по любому здесь эти «ж-ж» неспроста.
Я чрезвычайно горд, что вы увидели суть. И что я в ваших глазах хорош!
Спасибо огромное! Капелька тщеславия иногда нужна.
Вы — Архитектор, не иначе.
Сцена-то как раз вполне реальная, все реплики записаны с натуры.
Но ведь это в постановке героини. Как бы так и должно быть, учитывая ситуацию.
И жаль что не за что жарить
Структура хорошая, намёки, параллельное повествование, сюжетный поворот. Но я не совсем поняла, о чём текст. Здесь как будто бы нет пути и развития, просто зарисовано, зафиксировано состояние трагедии, страшная и негативная эмоция. Маша есть, но как-то условно. Она — девочка, которая сошла с ума. Мы не видим в ней чувств к семье, скорее подразумеваем. Разговоры эти ни счастливые, ни сюрреалистично-ужасные, хотя оказаться навсегда на семейном застолье это было бы попаданием в ад для многих.
Получается, тут как бы вау-эффект на том, что вот нудятина, нудятина, нудятина, А НА САМОМ ДЕЛЕ ТРАГЕДИЯ. И всё. И это даже не ребус для читателя — финальная сцена всё разжёвывает долгой авторской речью. Какая-то слёзовыжималка.
А слёзовыжималка на теме террактов меня немного расстраивает. Тем более, что зачастую люди, у которых вся семья погибла разом, не сходят с ума. Они живут, справляются и адаптируются. Заводят свои/новые маленькие семьи. И у меня рука не поднимается ставить эту «лучше иногда оставаться там» рядом с ними.
Рассказ прост и эмоционально прямолинеен. В нём всего один неожиданный поворот и три фокала.
Но, наверное, очень остро воспринимается простыми людьми это вот «на самом деле трагедия». Потому что рассказ получил неожиданно бурную реакцию читателя. Его много раз перепостили, и он всегда вызывал оживлённое обсуждение.
Видимо, удалось мне случайно затронуть неведомую струну души.
Опечатка или логическое новшество.
Можно пригладить многое, но не лысину.
Я всегда так делаю.
А что именно тронуло? Какие возникли чувства по мере чтения?
Для кого-то из зрителей выходит картинка, на котопую можно смотреть. Кто то пройдет мимо. Картинка получилась
А что «ложи»? В смысле, что не так?
Но не все это знают. Вот и герои рассказа не знали. И умных родственников у них, похоже, не оказалось.
А так написано хорошо. Но лысину все-таки гладят, а приглаживают вихры или волосы.
То есть вы правы, я имел в виду плешь, но между лысиной и плешью такая размытая граница… Чаще всего плешь с малозаметным количеством волосков называют лысиной.
А неправдоподобность реакции девочки очевидна. Но это тот самый фантдопуск, без которого бы не было рассказа. Допустим, что она так себя повела. Могло такое быть? Может быть.
Главное, что шок от сюжета затмевает у читателя здравые мысли.
Спасибо за вдумчивый отзыв!
Бывало весело… Так что голова дело темное и возможно все. В любом возрасте.
А вот кто и зачем взрывал выяснится
" Первая часть рассказа – истории о детях. Хорошие истории о разных детях, которые учились быть самостоятельными или как-то приспосабливаться к жизни в этом непростом мире.
Сначала история малыша, впервые попавшего в детский сад, в новую, чужую для себя обстановку. Он остался там один, несмотря на присутствие множества детей, воспитательницы – ведь из прежнего мира никого, только вот эти сандалики с собой. И он держался за них, боясь лишиться последнего мостика в знакомый мир… но не выдержал, сбежал. Очень понятная мне и трогательная история об одиночестве малыша. А эта главная деталь – сандалики, с которыми ребенок не хочет, не может расстаться, потеряв привычное окружение – она ведь повторилась в истории с девочкой, тоже лишившейся всех, кто ей дорог, и так и не переставшей прижимать к себе эту память о последнем разговоре с отцом, назло которому она хотела сандалии выбросить. Не выбросила, конечно, и прижимает столько лет, ведь больше ничего не осталось. Тоже понятная и пронзительная реакция шокированного ребёнка. Сбежать Маше было некуда, как Вовчику…
Не знаю, нужны ли были истории про других детей… Мне достаточно этих двух. Но, тем не менее, истории есть. И о девятилетнем мальчишке, заигравшемся в компьютерные игры. Его бросил разозлившийся отец, но пацан молодец, не скис – упрямо шёл куда-нибудь к своим, не теряя надежду их найти. Ему тоже повезло больше, чем Маше: он потерял своих не навсегда. Это и о семилетней малышке, приученной к совсем недетским заботам, потому как в деревне этих забот на всех хватало, включая малышей (а 11-летнюю Машу за хлебом посылают, а она – «Ну пап...») Замечательная малышка, жаль было расставаться – хотелось узнать о ней побольше. Это и о мальчишках, отправившихся в длинный путь на великах – дети ведь еще плохо умеют просчитывать последствия, захотелось – и поехали. Это и о неуклюжих, но очень понятных подростковых выходках – с лыжными палками на дискотеку, «прикольно же»!
Это всё о детях. Неважно, кто рассказывает, при каких обстоятельствах и через сколько лет. Герои историй – дети и их проблемы в нашем трудном мире.
Другой вопрос – все ли эти детские истории работают на главное, на то, о чем рассказ. В последних историях я чего-то не улавливаю, или напрасно ищу – а его просто нет…
А что есть в итоге? В итоге – есть ужас от того, что может произойти с ребёнком, когда какие-то взрослые играют в свои совершенно не детские игры (я о взрыве). И есть интерес к рассказу, выстроенному своеобразно и исполненному на хорошем уровне. Согласно предложенным критериям – мне «очень понравился». Хотя недодуманность какая-то ощущается в части некоторых детских историй.
… Все эти куклы-взрослые — всего лишь антураж, создающий великолепную интригу. В центре же, по сути, совсем не эти погибшие когда-то взрослые, а именно параллелизм в психологии поведения тех детей с поведением ребёнка-Маши, она словно постоянно спорит с ними, рассказывая их бесконечно, и нет никакой взрослой Маши, есть лишь постаревшая оболочка, а психика навсегда застряла там, где ей 11 лет и все живы. Девочка не сумела преодолеть потерю своего мира и нормально жить дальше — это же главная сюжетная линия. А Маша-взрослая не состоялась, ее нет, она психологически погибла вместе с остальными, не отпустив их, и ее комната «за стеклом» — по сути, мир мертвецов.
… Кто бы о них (детях) ни рассказывал — я читала о них. Именно истории о них перекликаются с опорой сюжета, с главным стержнем и главной историей — бедой девочки одиннадцати лет.
А сумасшествие, куклы, врачи — это все потом, это лишь следствие.
Конечно, на этот сюжет — именно ЭТОТ сюжет — можно смотреть с разных ракурсов. Мне в первую очередь видится тот, о котором я рассказала.
… просто оставить всё буквальное и вспомнить, что в художественном произведении иногда первостепенно вовсе не оно? Просто отталкиваться от главной идеи (идей)? Особенно в таком, многослойном.
Мне, например, безразлично, как героиня делает это, каким голосом, сколько ей сейчас лет… это все для меня детали, лишь описывающие, дополняющие главное: что произошло с ребёнком и как он может решить для себя эту проблему. Произошло страшное, и он решил по-страшному — адекватно произошедшему. Ужас и ужас. Линия вторая: разные дети, общее и различное между ними в похожих ситуациях, явные и скрытые параллели… Это то, что интересно в данном рассказе мне. Если кому-то интереснее другое, или он видит главное в другом, у него и разговор другом. И тогда случается конфликт рецензий.)))) Но на то он и неоднозначный рассказ — граней много, каждый видит своё, есть о чем поговорить. ))) Спасибо автору за пищу для размышлений, в общем".
Это была дискуссия на предмет «о ком рассказ».
Но вообще я очень согласна с Фуфырочкой в том, что развития внутреннего мира героини — мало, от этого ощущение просто фиксации, картинки. Именно так. Его бы в детстве показать мазками пошире, чтобы заиграл конфликт «была недовольна и сандалиями, и еще чем-то в семье — а не приняла потерю», куда-то туда просится…
Забыл, конечно, но читаю и вспоминаю. Большое спасибо за напоминание!
Но тогда как раз спор затеялся из-за принадлежности рассказа к теме о детях. И написан он был тоже с оглядкой на тему. Если бы не это, то, конечно, я бы кое-что изменил.
Неожиданно текст получился эмоционально оглушительным, и поэтому не так уж важно, сколько внимания уделено предисловию, сколько историй про детей поведано, какую они имеют связь (и имеют ли) с судьбой героини. Но сейчас я бы, наверное, немного сместил акценты. Или нет. Редко правлю старые тексты, но всегда мотаю на ус.
Спасибо, что сравнили свои старые ощущения от рассказа и нынешние!
В прямой речи в нескольких местах вместо запятых точки.
«Тогда нельзя было не быть самостоятельными. – добавила Валентина».
Точно…
Ну, или я тогда или ещё не знал, или не заметил.
В любом случае — позор
А неожиданный поворот на то и неожиданный, чтобы на него намёки были.
Спасибо!
Но лично меня текст отталкивают шаблонностью. Вот эти очередные скрепные посиделки очередной семьи Пупкиных – ну такая тоска. Только недавно читал такой же зачин. Не, я более чем уверен, что на Дзен оно на ура пойдет. Там такое ложкой едят и добавки просят. Мне же эти бессчетные однотипные скрепыши про ораву однотипных Вань-Сань-Мань уже поперек горла. Все как под копирку. А усиливает это ощущение ассоциации с «продаю сандалики детские неношеные» — это намеренная эксплуатация известного образа?
И вот теплилась надежда, что дальше будет хоть что-то, ради чего стоит продираться через то, что я люто ненавижу с детства (застолья)… Но нет, дальше еще хуже. Дальше эти посиделки скипаются до вообще другой сцены, которая весьма опосредованно связана с этой толпой Вань-Сань-Мань. И кончается все это ничем.
Ну, то есть… Это история, да. С простой и понятной моралью: «Что имеем, не храним». Но блин, такая куча текста ради… Пожалейки? Сто раз жеванной морали? Ну я и говорю, на Дзен сойдет. При этом: две трети – вываливание информации про вагон родни, которые потом… Подохли. Едва-едва упомянутая рожденная в муках Машка, которая… Овощ. И чо? Куда это девать, что с этим делать? Жалостью обмазываться, головой качать? Если честно, персонажи – настолько статисты для пыток, что с таким же успехом я бы мог сводку новостей про общеизвестные события прочитать. И то может бы больше впечатлился, ибо там хотя бы все настоящее.
То есть, выхлоп с этого текста: восклицание «Это ужасно!», и выветривание из головы за 3 секунды – слишком уж много вот такого и в художке, и в реале.
Нету какого-то авторского поиска, нету роста персонажа, нету преодоления проблемы… Ничего нету из того, ради чего хочется читать тексты. Это в лучшем случае только завязка рассказа, после которой хочется какого-то разрешения задачи, поставленной профессором перед студентами — но ее не происходит.
Всё потому, что подавляющее большинство видят содержание, а не литературу. Не как написано, а о чём. Литература без сюжета для них — пустое место, а сюжет вполне устраивает и без литературы.
Спасибо за наконец-то критический отзыв! Дождалси!
Нет, я, конечно, не совсем согласен, а точнее, согласен почти со всем, но не вижу в этом недостатка. В любом случае, даже если я не согласен, всё равно мотаю на ус. Вот я сюда выставил рассказ, чтобы кто-то сумел рассмотреть текст отдельно от сюжета.
«Обнять и плакать» — одной фразой даётся характеристика персонажа и показывается отношение между персонажами. Это хорошо.
Шаблонность и скучность — верно. Для того, чтобы ярче проявился эффект разорвавшейся бомбы. Я боялся только, что читатель уснёт раньше. И небезосновательно. Но вот это заунывное и нудное пиликанье на скрипке — специально.
Это именно пожалейка. Любит наш народ. Их хлебом не корми — дай поплакать над судьбой несчастной собачки или бедной девочки. Это плохо? Не уверен…
Дело в том, что это поддерживает в людях стремление быть людьми. Это пропаганда, но пропаганда хорошего. Пока подобное популярно, потому что необходимо.
Другой разговор, что не стоит забывать и про литературу. Очень и очень часто авторы забывают. А точнее, даже не знают. Не умеют. Вот и я тогда, когда это сочинял, не умел. Да и сейчас-то не особо.
Но всё же сейчас вижу, что это не ужасно. По крайней мере, пока. Может быть, пройдёт ещё время и моя точка зрения изменится. А сейчас мне просто интересно, почему не очень выдающийся с художественной точки зрения текст вызывает сильные эмоции.
Вот я неделю назад почитал Бунина. Впервые в жизни. И впервые поразился, что эмоции может вызывать исключительно текст, в отрыве от сюжета.
Очень опечалился…
Но вернусь к рассказу. Не нужно здесь развития персонажа, преодоления проблемы и уж тем более какого-то разрешения задачи. Это рассказ именно о том, что иногда мы не только бессильны что-то изменить, но и не должны этого делать ни в коем случае.
Разве это не ясно?
Потому-то я это расцениваю как прием формирования сопереживания к персонажу, который сам по себе без сюжета превращается в бессмысленную эксплуатацию.
Вот тут я вижу статус-кво (спокойную жизнь семьи) и завязку — происшествие, которое у героини эту спокойную жизнь отобрало. Вижу поставленную задачу — результатом завязки стала психическая болезнь, ее можно решить в будущем. Вижу потенциальных героев — студентов, которым эту задачу ставит профессор.
И дальше сюжет слит в унитаз ради того, чтобы сердобольный читатель поохал над чужим горюшком.
И прекрасно ясно, про что рассказ, просто это не радует вообще. А почему — я выше написал. Это спекуляция эмоциями, и более ничего.
ЗЫ: для показания бессилия над ситуацией есть простая советская трехкопеешная несчастливая концовка. Но это концовка — у истории, когда герои пытались, и у них ничего не вышло. Тут же, как я и написал — никто ничего не делал, история просто слита именно как история «завязка-развитие-конец» — у нее нету ни развития, ни конца, одна лишь завязка.
Ну да, это история без динамики. Это и есть статичная картина, повторяющаяся изо дня в день вечно. Снова скажу, что остальное здесь лишнее. Поэтому вряд ли полезно оценивать её с точки зрения классического хрестоматийного развития сюжета и персонажей. Думаю, как раз развитие бы испортило впечатление. Появилась бы надежда. В картине безнадежности. Не нужно это. В таком виде эффект сильнее.
И не соглашусь, что воспитывать во взрослом возрасте поздно. Не поздно, если продолжить начатое ранее. Начатое, например, «Чёрным Бимом» и пр. О, «Серой шейкой», конечно же. Тогда душа не зачерствеет. Просто для каждого возраста свои истории.
Но нам это трудно понять, конечно. У нас-то давно зачерствело, к таким попыткам разжалобить нечувствительно. Поэтому мы и обращаем внимание не только на сюжет.
Но вывод я такой делаю не по наличию структуры. А именно по тому эффекту, какой оказан на читателя.
Три столпа русской традиции хромособачия: «Муму», «Каштанка», «Белый Бим, Черное ухо» (к слову — последнее не дочитал в детстве ибо да — для ребенка это невообразимо скучно, остальное кста — тоже). Там страдают собачки в самом прямом смысле, а еще люди, и вообще все страдают, но… В «Муме» — это лишь средство показать положение бесправие крестьян. В «Каштанке» — вообще есть история, собачка нашлась. И так далее. В них есть сюжет, а то и посыл, идея. А тут — нету, одна эксплуатация эмоции.
Душа не зачерствеет без этого. Душа, ИМХО, зачерствеет ОТ этого. Ибо — мрак, страдания, боль, смерть, безысходность, мы бессильны — нахрен так жить вообще? В случае, когда авторы пытают животных — еще и ненависть к людям провоцируется.
Если уж авторы берутся давить на такое мощную эмоцию, как жалость, да еще с какими-то там возвышенными намерениями — тогда для какой цели порождать вот эти эмоции? А именно они и возникают, и это прямо противоположно целям. Это выходит уже какое-то упивание чужим горем, ну или самоутешение — хоть у меня в жизни все не так уж и плохо. Не ведет это нифига к незачерствению.
И нет — нету тут развязки. Развязка — это итог истории. А в истории — у героя есть желание или проблема, и он ее или решает, или не решает — вот это развязка.
А это — завязка. Ибо сюда на кой-то черт введена вторая толпа статистов — студенты с профессором, которые вслух произносят проблему, нуждающуюся в решении. И это вот и вызывает ощущение завязки без концовки. И от этого ждешь, что они сыграют роль — но нет, их линия обрывается. А без этого вторая линия выглядит тупой и бессмысленной — жила девочка, заболела и умерла.
— Ничего и не развивалось, потому что нас с детства пытают скучными текстами классиков, из которых мы чо-то-там должны почерпнуть — вместо того, чтобы в самой семье, в живом общении с близкими объяснить, почему хромую собачку надо жалеть.
— «Че ты хлюздишь как девчонка? Мальчики не плачут, прекращай давай!»
— «А вот в Африке дети голодают!»
— Лента забита настоящими заболевшими детьми, разрушенными домами и тыды. А здесь — вымысел. И мы все знаем, что это вымысел. Это нормальная здоровая реакция человека — не пускать в свою голову еще и проблемы вымышленных людей, когда своих настоящих за глаза и за уши. А вот тяга к этому — выглядит странно.
Вот это меня больше всего задело. Такое попрание жизни по сути, превозносимая победа смерти и сумасшествия.
В заданной ситуации «50 лет спустя» — уже, может, и не стоит. Но это ведь авторской волей такая ситуация, так то это скорее маловероятный исход, чтоб и так безнадежно и навсегда.
Я обычно не против любой авторской мысли, но в сочетании: простая вещь именно с эмоциональным зарядом и мысль о том, что лучше смерть… это прям вот спорно. У меня сразу ассоциации с реальными знакомыми с похожим опытом и прям с души воротит.
А вот все потому что я Муму, Каштанку и Белого бима не читала. Меня еще рассказ про слона и собачку расстроил так, что до сих пор зла на автора за эмоциональную эксплуатацию, в дальнейшие его произведения только укрепили меня в мысли, что он мерзкий и графоман)))
У меня вообще ощущение, что некоторые на пожалейки всю силу жаления вывалят, почувствуют дофаминчик от альтруистичного поведения (а оно в нас заложено так как стайные), которым эта жалость обеспечена, почувствуют себя хорошими людьми, а на настоящих окружающих не останется. Все потому, что гипотетическую Машу жалеть проще. В жизни пострадавшие вечно какие-то не идеальные — то евреи, то сами виноваты.
Просто, в отличие от книги (даже электронной), которую читатель берет с целью погрузиться на часы, всякие там Дзены и группы ВК — это фастфуд. Это читают, когда сидят на унитазе или едут в автобусе на работу, лениво листая ленту. От этого ждут простоты, доступности и мгновенного яркого эффекта. Как от съеденного на ходу пирожка.
Точно также работают новости с кликбейтными заголовками (они, кстати, успешно заменяют подобный контент на раз) — «В селе Мухосраево поймали негодяя, изнасиловавшего на кладбище 33 котенка», «В Расчлениненграде турист нашел отрубленные пальцы в шаверме, один он уже успел съесть». И так далее.
Это не литература. Это средство ментально подрочить для эмоциональной разрядки в потоке серых унылых будней.
Вот ведь — в самую точку. Насчёт фастфуда и унитаза.
Получается, тупеем? Сидим, целый день кликаем на заманчивые заголовки. Это я про себя. Это мне некогда было из-за этого рассказ на БС закончить. Это я сразу закрываю длинный текст, потому что жаль времени, которое я могу потратить на всякую фигню.
Но что-то я отвлёкся…
Но смотрите: вылечить Машку — значит убить всех её родных. Ещё раз. Для чего? Только лишь ради победы психиатрической науки?
Пусть лучше она по-прежнему остаётся на скучном семейном торжестве.
Бывает — наоборот.
Но часто, что придуманные страдальцы настолько осточертели, что и реальные не вызывают эмоций. Вот это, наверное, и есть то самое очерствление.
Я по-прежнему уверен, что развития здесь не должно быть.
Здесь всего две статические сцены. Одна два раза — разными глазами. Всё это для того, чтобы показать — время застыло для героини. Ничего больше нет для неё. А для других есть, конечно. Они могут строить планы, в том числе и надеяться что-то изменить для Машки. Но ей это не надо. Ей до лампочки. Для неё их нет, мира нет, ничего нет, кроме вот этого, главного.
Какое развитие? Если только за пределами этого рассказа в воображении читателя. Он, конечно, может строить предположения. Но себе автор этого не позволяет.
Нет-нет, вовсе не тупеем. Просто, скажем так: Вот есть пирожковая, которая нас выручает, когда ну некогда, надо быстро и сейчас. А есть ресторан, куда мы пойдем нарядные в праздник. Тут также, бульварный роман — просто для других целей, нежели какая-нибудь философская монография. Подсесть на фастфуд нас вынуждает нехватка времени и ресурсов, но это не приговор ))
А я вот обозначил, чего мне — причем, как читателю все-таки — не хватило в тексте. Завершенности открытых сюжетных линий, снятия нагнетённой эмоциональной напряжённости. Для меня история повисла в сферическом вакууме потому что — жизнь-говно, вот почему.
Какая жалость…
Поставил смайлик, раз без него не понятно.
В том-то и дело, что я увидел себя в этом среднестатистические пользователе.
Да все мы среднестатистические пользователи, когда пытаемся отмахаться от будничных хлопот.
Язык напомнил один знаковый рассказ с нф21. Много копий там было поломано в комментариях )))
Ну нет, здесь язык намного проще. Напоминает только застольем.
Жаль, что нечего жарить, но спасибо за «хорошо»!
Черт дернул посмотреть на сковородку, теперь еще год заходить не буду.
Ура.
Кстати, я потому и выставил это на сковородку, что не пойму, чего народ так впечатляет.
Если пойму, то не буду больше такого писать. Хотя и так вряд ли буду. Я сейчас по-другому пишу.
И редко.
к тому, как написано, вопросов нет — уж вы-то писать умеете.
Я просто с отзывом.
Не в защиту. Не в обвинение. Просто то, что увидела.
Нет, Не слезодавилка. Да, развития героини нет.
Есть человек, замкнувшийся на моменте. И, по моему, это не о том, что «что имеем, не храним». Ребёнок и не может ценить то, что имеет. Ребёнок запомнил картинку своей семейной идиллии.
И не нужен теракт или бедища, чтобы воспоминания зафиксировались. Мы все помним какие-то фамильные байки. И у всех есть свои «истории про сандалики». Сейчас, сейчас. Я веду к моему пониманию урока этого рассказа.
А если в первой части автор показал бы нам другую семью?
Владимир рассказал бы, как, возвращаясь из художественной школы, посеял мольберт, зато застал закат нежнейшего персикового оттенка. Валентина — как не могла остановить слёз, слушая кантату «Последний день Помпеи» А. Н. Верстовского, дедуля рассказал бы, как Бах ему однажды руку жал, а Виктор — как помогал Чуковскому с переводами. Машенька сыграла бы на пианино что-то милое, а кот Барсик помяукал бы всем на радость частушки? И звенел бы фарфор и хрусталь, мерцали свечи, а в соседней комнате накрывали бы чайный стол.
или семья спортсменов. Или учёных. Или, я не знаю, эстрадных артистов.
Девочка бы запомнила и воспроизводила полные интеллекта, культуры, возвышенного вдохновения истории.
так вот, мораль этого рассказа я увидела как раз в том, что именно семья задаёт то, что мы проносим по жизни и что у кого-то может стать последним разумным воспоминанием.
Конечно, я не призываю всех на семейном совете обсуждать Шумана и Кортасара (хотя почему бы и нет). Но пусть наши дети и внуки запомнят нас не с куриной ногой в зубах, а с улыбкой и чем-то прекрасным, добрым и светлым в глазах и в руках. Нет, я не про игристое.
Пафосно получилось, простите.
Благодарю за эмоции, благодарю за хорошую работу!
Мне кажется, совершенно неважно, о чём разговаривали взрослые. Как и их социальный статус.
Я показал некую среднестатистическую семью, но могли быть и матерящиеся маргиналы, и… да кто угодно. Для Машки это всё, что у неё осталось. Из целого мира. И она только это будет ценить и беречь.
Поэтому, да, семья задаёт, но не в этом случае. Это неважно, когда не с чем сравнить. Во всех остальных (нормальных) случаях важно, а здесь — нет. И я бы не стал выискивать здесь мораль. Это не басня. Просто этюд на тему уязвимости жизни и непредсказуемости судьбы. А для меня это ещё и упражнение в поиске наиболее ошеломляющего неожиданного поворота.
Не ну, реально — героиню замкнуло на самом ужасном моменте ее семейной жизни — богомерзком застолье, с которого так хотелось поскорее сбежать. И вот теперь она весь остаток жизни вынуждена раз за разом переживать этот момент и это ощущение собственной чужеродности и ненужности в этом обществе.
Вот теперь мне ее жалко. Лучше уж тазик-эвтаназик, чем это.
И вот ежели бы один из студентов, перепробовав все, пришел бы к такому выходу, и со слезами на глазах втихаря выключил бы героиню из реала — вот это была бы острейшая драма!
Есть такое аниме «Рожденная Бездной». Там над двумя девочками-подружками ставили эксперимент. Одна превратилась в странное бессмертное существо. А вторая в ужасного монстра, тоже бессмертного и бесконечно страдающего. И долгие годы первая ищет способ убить вторую, чтобы прекратить ее мучения, но ничего не выходит.
Есть аниме «Стальной Алхимик», эпизод про Нину Такер. Где отец слил свою малолетнюю дочь с собакой в единое существо — химеру. Отца-то посадили, но дочку уже было не разделить, и существо пришлось просто пристрелить.
Вот на таких моментах даже меня пробирало. А здесь… А здесь нет.
А здесь не так.
Здесь героиня счастлива.
Если читатель готов вообразить пытливого студента, то я не против. Но это уже другой рассказ.
В этом нет продолжения. Нет конца. Нет начала.
Но дело то вообще не в том, хороший конец или плохой. А в подаче.
Вот там, в аниме, был акцент на персонажах — при том, что они даже не ГГ, а третьестепенные статисты. Показана их эмоциональная привязанность, сформировано сопереживание. И потому несчастье с ними выглядело однозначным, глубоким и безысходным. А тут — ну выжила какая-то Машка, ок.
А то, что тут нет продолжения… Так потому и толку мало в таких вот текстах. Ахнул, и забыл. Вот был бы это другой рассказ… Но не будет.
Это и было так задумано. Ну и сложнее я бы вряд ли потянул.
Мистер Водопад, а я Вам сейчас расскажу…
Потеря. У девочки погибла вся семья. И девочка не смогла пережить это, кроме как… воссоздать в манекенах своих родных и, не согласившись их терять, «оживила» их в своём разуме. Да так и осталась в том возрасте и в той ситуации за столом. Она не отпустила их.
Читателя цепляет потеря.
Читатель ставит себя на место ГГ и переживает вместе с ней потерю.
А это больно. Любая потеря, любое известие о потере даже… поднимает боль от всех предыдущих потерь (а боль эта всегда накапливается, с каждой новой потерей она растёт).
Циники обосрут Ваш рассказ. Потому что цинизм — это такая «форма защиты» от боли. :)
Токма он от неё нифига не защищает. Она всё равно накапливается. А потом раздавливает чела (как таракана). :)
Конечно, это очевидно.
Но я лично не поддерживаю подобные спекуляции на эмоциях, если они не подтверждены высоким художественным уровнем текста. Вот как здесь — с литературной точки зрения рассказ так себе. А на эмоциях выезжает.
Получается, чтобы тронуть читателя, не нужно уметь писать. Нужно только придумать жалостливый сюжет. Это, конечно, тоже непросто, но к писательскому мастерству не имеет отношения.
Ну вот… :))
Вы выделяете некий аспект, делаете его ключевым и называете писательским мастерством.
Возникает некий мистический момент. Что же это тогда, писательское мастерство? :)
Больше идеи? Чтобы мыслью по древу? Тогда это зайдёт специфическому интеллектуальному читателю, который в меньшинстве.
Больше сюжетных ходов? :)
Сложные, неоднозначные портреты героев?
:)
Вы реализовали идею на 100%. Вы к себе придираетесь сейчас, уж простите за прямоту.
По поводу эмоций.
Эмоции присутствуют в каждом моменте жизни у каждого человека. Потери… Я в принципе не знаю, бывает ли у кого-то жизнь без потерь. Они вообще постоянно случаются. Маленькие — чаще, большие — реже. Но и те и другие пожирают наше внимание и силы.
Как, показывая жизнь, не показать потери?
Как можно пытаться создать произведение и не показать эмоции? Это же основная часть жизни.
И именно эмоции находят отклик у читателя. В первую очередь — они.
Что значит спекулировать?
Отклик от читателей получен?
Рассказ понят?
Читатель приужахнулся?
Подумал о своих близких? О том, что маме давно не звонил, как она там?..
Ок.
:)
Это типа социальной рекламы получается. Позвоните родителям, да?
Ну что ж, если так, то одно это уже хорошо.
А я к себе всегда придираюсь. И буду, потому что вижу, что можно было сделать лучше.
Социальная реклама… :))))
Вы тут об исконных ценностях пишете. О ценности жизни и непоправимости смерти. Вот такой, несправедливой смерти.
Когда в 90-х на оголодавшее и уставшее от жизни в окопах население совка свалились возможности восполнить дефицит стремлений, куда ломанулось население? О чём стало говорить (писать) и чего стало хотеть вожделенно? Сакса и денег. Именно это выплыло на передний план. Культивировались ли исконные ценности? Были ли важны мораль и нравственность? Расставлены ли были все точки над i в вопросах ближайшей истории? Нет.
И что в итоге?
То, что сейчас.
Вы правильную тему поднимаете. И это НЕ социальная реклама.
Не дочитал. Мне такое неинтересно. Что первое, что второе.
Если сравнивать с «Юбилеем», то однозначно хуже.
Однако же сравнивать это с «Юбилеем» нельзя из-за концовки.