"Берег птицелова" глава7 Портрет короля

Автор:
Итта Элиман
"Берег птицелова" глава7 Портрет короля
Аннотация:
Магреализм, сказка, соверменная проза, любовный роман - все сразу.
Эмиль и Эрик отправляются на морскую рыбалку, чтобы сбежать от предсвадебной лихорадки. На пустынном острове они встречают того, кто вовлечет их в расследования и приключения куда более взрослые, чем война с Ветрами Унтара.
Авторский мир - авторские правила)
Текст:

- Итта! - громко позвала Ив.

Ответом ей была тишина. Только петухи тетушки Малин закукарекали на заборе, как умалишенные, но к соседским петухам все давно привыкли.

Гроза была ожидаема. Тучи давно сгущались. Развал в Доме с Золотым Флюгером царил немыслимый. Именно такой, чтобы терпение Ив лопнуло.

Она стояла посреди гостиной в самой решительной позе и на этот раз ее гнев был адресован только Итте, потому что братья предусмотрительно улизнули на рыбалку еще ни свет ни заря.

Ив подождала и закричала еще громче:

- Итта! Это уже ни в какие ворота! Мне нужна твоя помощь! Я тут не одна хозяйка, между прочим.

Дверь на втором этаже хлопнула и Итта перевесилась через деревянные перила, угрожающе помахивая молотком.

- Что? У меня дел полно. Закончить Кавена, натянуть холст, почитать в тишине - без флейты, гитары и их бесконечных перепалок. Просто в тишине. Понимаешь? Ты хочешь украсть у меня день покоя?

- Я знаю, что ты хотела спокойно порисовать, пока их нет! - Ив проявила тактику помягче. - Знаю, что тебя и так все устраивает. Но надо себя уважать! Жить в таком свинарнике могут только свиньи.

- Ты не отстанешь!

- Ты же знаешь… Положи молоток и бери тряпку, самую большую, да с мылом. Горячая вода на плите.

- Ладно. Но я это припомню. Закончу только с последним холстом. Новый заказ, между прочим. И, можешь меня поздравить, на этот раз это не портрет короля.

Помахав молотком, как аргументом, Итта снова исчезла в мастерской.

- У тебя пять минут! - ледяным тоном крикнула ей вслед Ив.

В мастерской Итта подошла к большому, почерневшему по углам зеркалу и критически оглядела отражение. Вытерла кулаком испачканное в грунте лицо.

Она сама давно собиралась взяться за порядок: разобрать полки с красками и шкафы с зимней одеждой, выгрести из-под кровати пыль, вымыть окна в мастерской и в спальне. На прошлой неделе Ив отодраила паклей абсолютно все окна в доме, даже в башню заглянула с ведром и тряпкой, но Иттину территорию трогать не стала. А это, если разобраться, уже походило на вызов. И не безосновательный.

“Лентяйка! - сказала она себе. - Ив давно уже метит в приличные жены. Ведет себя, как хозяйка. Командует вон! А ведь она на год младше. Вот увидишь, она и родит первой, и Эрика образумит. А ты все резвишься. Хоть бы пирогов ребятам напекла лишний раз. С капустой.”

Но при мысли о пирогах Итте стало грустно. Печь не хотелось и не хотелось мыть полы. Достать бы из тумбочки недочитанный роман, сделать себе бутерброд с маслом и забраться в башню читать. Спрятаться. Не слышать и не видеть этой предсвадебной лихорадки.

Не то чтобы Итта была против свадьбы. Вовсе нет. Платье ей шили чудесное, цвета морской волны. Не даром Ив помогала выбирать ткань, ругалась с модисткой, чтобы все шло ровно по фигуре, чтобы рукава расширялись от локтя до запястья, а подол чуть прикрывал туфельку. И никаких кружевов - вся красота в силуэте. Ив знала в платьях толк.

Итте нравилось представлять Эмиля под свадебной яблоней. Такого серьезного, немного отчужденного, в белом костюме и с печатным кольцом на руке. Играть им наверняка будут Ванда и Луку, а значит опять хрустальная лютня и крикливый кларнет. И, если уж мечтать, то, конечно, в свадебную ночь Эмиль обязательно предложит сбежать.

Весеннее море прозрачное, все камни у берега видно, даже ночью. Эмиль разведет костер. Разляжется около: длинный, задумчивый, немного нелепый в этом костюме. И будет курить.

Итта устроится рядом на пледе. Они станут смотреть в небо и вспоминать, сколько всего успели натворить за тринадцать лет дружбы. Может даже посмеются, а может и нет. Может неожиданная робость нападет на давних любовников. Не исключено. Они потянутся друг к другу губами, осторожно, как в детстве, и так же, как в детстве, пальцы Эмиля будут дрожать, прикасаясь к ее плечам.

Потом звезды в небе растают, над горизонтом порозовеет море. И они вернутся в трактир Купеческой Гавани голодные и замерзшие. Эрик станет смеяться и намекать, но к тому времени у него на пальце тоже будет кольцо, а значит смех выйдет глупым. И Тигиль обязательно, непременно, об этом скажет.

Так что Итта не была против свадьбы, вовсе нет. Итту волновало другое.

Ее внутренний барометр давно и совершенно определенно указывал на бурю. Еще летом на душе у Итты было спокойно. Все ждали концерта, жили концертом. Итта рисовала афиши, клеила красивые папки на пюпитры, слушала ночи напролет репетиции, совершенно измученная въедливыми вопросами друзей. Порой она думала - хорошо, что я одна тут художник, и никто не лезет ко мне с советами, а порой, завидуя жарким спорам о музыке, вздыхала, что ей не с кем поговорить о своем.

Эмиль мог остановить репетицию, прийти к ней в мастерскую и сказать:

- Пойдем пожалуйста! Всего пять минут.

А потом битый час Итте приходилось терпеть его докучливые приставания.

- Послушай и сравни! - Эмиль брал флейту и играл одно соло два раза. И убей ее громом, Итта не слышала никакой разницы - для нее флейта Эмиля звучала великолепно всегда. Она любила его слушать, улетала чувствами и мечтами, любовалась им. Но потом соло заканчивалось, Эмиль отнимал мундштук ото рта и спрашивал.

- Ну, как лучше?

И приходилось выкручиваться, вслушиваться, аргументировать, потому что ответ: “Не знаю” Эмиль не принимал.

То же было на общих репетициях. Даже хуже. Все постоянно спорили. Эрик махал руками, гремел с высоты своего роста: “Да пошло оно все!” Хлопал дверями и все слышали, как он грязно ругается на кухне. А потом возвращался: лохматый, злющий; брал свою лютню и садился, молча, покорно. ”Ну, вы! Давайте! Заново! Чего встали?” Ив, напротив, выдержки не теряла, опускала скрипку на колени, словно прикрывалась ей, и занудливо, до бесконечности обсуждала с Эмилем трактовку. Как будто в Купеческой Гавани кто-то понимал такие тонкости. В итоге, все разом набрасывались на Итту, которая только и мечтала удрать с этого представления. Но все же Итта была для музыкантов бесценна именно тем, что она разбиралась в музыке очень приблизительно, а значит являлась единственным настоящим слушателем, ради которого и затевалось все это высокое искусство.

Одним словом, лето было волнительное, интересное, бурное, на душе у друзей царили самые разнообразные чувства, но все они были жизнеутверждающие. А потом концерт прошел, прошел жаркий август, начались разговоры о свадьбе, которые потянули за собой размышления о будущем, о взрослой жизни и барометр дрогнул. Итта чувствовала напряжение, тяжелые думы, сомнения и страх. Она спасалась в мастерской или в башне, где часто натыкалась на Эмиля - без флейты, без книги, просто задумчивого.

Итта видела - у Эмиля возникла проблема, нерешенный вопрос, который он обдумывал совершенно ревниво в одиночку. И еще она чуяла решимость действовать, горячее желание все поменять, азартное, упрямое следование цели. Но на этот раз они принадлежали вовсе не Эрику, а его будущей второй половине. Ив исполнилась самых разнообразных планов, которые выходили далеко за пределы свадьбы, дальше - за горизонт ее будущего.

Один только Эрик, казалось, ничего не замечал. Болтался со счастливой улыбкой, шутил, язвил, по старой памяти флиртовал с Иттой, но на гитаре не играл, а все чаще пропадал в таверне. Последнее наводило на мысли, что Эрик все отлично понимал и даже переживал по-своему, просто не показывал. Не такой уж он и балбес, как может показаться на первый взгляд.

- Ну, и где ты?! Уже пятнадцать минут прошло! - Крик подруги оторвал Итту от размышлений.

- Вот так и проходит жизнь, - сказала она себе. - Пятнадцать минут перед зеркалом на мечты, пять часов на уборку, от которой завтра не останется даже намека. И дня как ни бывало.

Она бросила молоток на стол - потом спокойно доделает холст, и начала стягивать заляпанный красками комбинезон - не хотелось оскорблять мытьем полов творческую одежду.

К ночи похолодало. Разыгрался ледяной ветер, залез в дымоход и принялся там подвывать низким басом: “Уууу-ыыыы”. Пришлось затопить камин и выгнать хулигана прочь.

Шторы в гостиной они выстирали и повесили сушиться в бане. Яркий лунный свет без всяких препятствий лился в чистые, пустые окна; полз белыми квадратами по аккуратно прибранным книжным шкафам, по вымытому полу, вверх через лестницу на второй этаж.

- Ну красота же! - улыбнулась Ив, с удовольствием оглядывая гостиную. - Красота, чистота и гармония. И почему ты так не любишь уборку?

- Потому что когда они завтра приедут с рыбалки, от этой твоей уборки шиш да кол останется. - Итта упала в чистое, освобожденное от одежды и книг кресло. - А у меня заказ.

- Завтра еще обед готовить.

- Вот-вот. И баню топить. Давай поедим, а? - Итта поняла, что они с обеда ничего не ели. Желудок свернулся и просил хлеба, а может даже вина.

- Остались бутерброды с рыбой. Я наделала, а Эрик забыл. Что они там едят? Ума не приложу!

- Рыбу. Только без лука и хлеба.

Они пошли на кухню, растопили печь и вскипятили чайник. От тепла и пара сильнее запахло свежими грибами, развешанным под потолком на просушку. Ив достала из погреба сверток с забытыми бутербродами, а Итта - вишневую настойку.

- Как ты можешь это пить? Сладкая, аж тошнит.

- Другого ничего нет. А выпить надо.

Итта налила себе настойку прямо в чашку и подошла к окну. Все-таки хорошо, что они навели порядок. Теперь всю зиму в доме будут чистые окна. Скоро закончится поздняя осень и они увидят за окнами снежный лес, белые шапки далеких холмов, а со второго этажа - зимнее черное море. Она погладила рукой подоконник, переставила с места на место маленькую керамическую вазочку, которую Ив сделала у нее в мастерской ради забавы. Вазочка была изящная, легкая, расписанная теплыми розовыми оттенками. Так могла придумать только Ив: женственно и со вкусом.

- Послушай… - нарушила молчание Ив. - Я даже рада, что ребята ушли на рыбалку. Можно спокойно поговорить.

Итта повернулась. Ив сидела за столом с чашкой чая в руках, к бутерброду не притронулась, замерла. Выразительные глаза - один голубой, другой - зеленый - смотрели на подругу серьезно, глубоко, решительно. За время уборки белоснежные кудряшки выбились из прически, упали на раскрасневшиеся щеки Ив. Маленький ротик бантиком, обычно по-детски трогательный, сейчас выглядел поджатым, волевым. Ив происходила из рода Беспечных Фей, она умела постоять за себя и умела оставаться при этом феей. “Очень красивая у Эрика будет жена. - Вдруг отстраненно подумала Итта. - С деловой хваткой.”

- Я скажу, ты не злись, ладно? - Ив произнесла фразу так, точно ей предстояло пройти по раскаленным углям и она собиралась с духом.

Итта молча ждала.

- Что вы планируете делать после свадьбы? - решившись, спросила Ив.

Итту как огнём полоснуло. Значит разговор серьезный, значит все-таки опасения ее не напрасны. Бессильный гнев охватил ее, острый, словно наточенный Эмилем кухонный нож, возьмись только за лезвие, нож войдет в палец, как в масло.

Итта села напротив, подняла черные, злые глаза в которых уже зародились, но еще не капнули подлые слезы. Только бы не разреветься. Она разозлилась сильнее, но уже на себя, положила ногу на ногу, скрестила на груди руки - закрылась:

- А ты? Давай начистоту, раз уж так. Ведь ты спишь и видишь уехать в Кивид! К своим! Ну, признайся!

Ив вздохнула, она привыкла к тому, что Итта умна, с ней можно было говорить без обиняков, если не обращать внимание на взрывной характер.

- Эрику нужна сцена. Он погубит весь свой талант в этой таверне. Если честно, давно надо было так поступить, - слова Ив не походили на оправдание, она все давно обдумала и теперь была совершенно уверена в своем решении. - Меня больше волнует, что после свадьбы намерены делать вы?

- И почему же ты так печешься об этом? - Итта чувствовала, что закипает.

- Не злись! Не злись и не прячься. Подумай о том, что его ждет дальше. Эмиль гробит себя в этой глуши.

- Глуши? Надо же! Дом с Золотым Флюгером, самый прекрасный на свете дом, теперь глушь?

- Ты рассуждаешь эгоистично! Да, мы любим свой дом. Но не думаешь же ты, что они оба здесь по-настоящему счастливы?

- Откуда тебе знать?

- Вижу. И ты видишь. Только прячешься. Ждешь, когда он сам скажет, чего хочет.

- А как еще? Ты же не считаешь, что он станет меня слушать?!

- А ты проверь. Не проверишь, не узнаешь. Я вообще подозреваю, что он сидит тут только ради нас...

- Ив, не в обиду, меня очень злит этот разговор. Сильно злит. Свадьбы назначены только на весну. Не хочу даже думать…

- В этом вся ты! Не хочу думать! И Эрик такой же! Эмилю нужно дело. Им обоим. И немедленно. Они все ждут, что Белой Гильдии придет повестка. А если нет? Если не придет? Так и прождут до старости? Такой судьбы ты ему хочешь? - Ив совсем раскраснелась, торопливо выплескивая эмоции, которые обычно привыкла сдерживать. - А вдруг в Туоне не хватает преподавателя по флейте? Вдруг? Да мало ли где он нужен! Это же Эмиль! Не гнить же ему на пустом берегу, играя только нам да чайкам!

Итта была согласна. К своему ужасу, каждый довод подруги отзывался в ней покорным кивком. Но внешне девушка кипела, защищала свою территорию, свой покой, эгоизм и леность. Но главное все-же было в другом. Не в Эмиле. И на Итту снизошло озарение.

- Погоди! - перебила она подругу. - Ты что, уже нашла Эрику работу Кивиде? О, Солнце! О! Ты все продумала наперед. Ты точно увезешь его!

- А как ты хотела? Конечно! И тебе советую! Сядь и напиши письмо в Туон! Вот сейчас! Не откладывая. Эмиля отхватят с руками и ногами!

Итта уронила голову на ладони. Сдалась. Ив сказала то, что Итта подозревала давно, может даже раньше, чем Ив повзрослела и сама догадалась, как ей нужно поступить со своей жизнью. Это был самый большой, самый глубокий страх Итты Элиман, потомка темноглазого рода иттиитов, умеющей слышать чувства других, их радости и печали.

Она отодвинула от себя чашку с недопитой настойкой, встала, поникшая, усталая.

Со всей очевидностью было ясно, что детство кончилось, впереди жизнь. Королевское пособие дает им возможность безбедно проживать в Долине, да только Ив права - ребята заслуживают большего. Да, она поговорит с Эмилем. Какой теперь толк держаться за дом? Ив увезет Эрика. И у Итты больше не будет ее Эрика. Никогда.

- Эрик знает?

Ив покачала головой:

- Решила сказать сначала тебе. Я же понимаю, - Ив непроизвольно поджала губы, - как тебе будет нелегко без него...

- Ты недостаточно понимаешь... - Итта вытерла руками слезы и вышла из кухни.

Она поднялась туда, где несмотря на усилия Ив, вещам позволялось жить своей жизнью - в мастерскую. Зажгла пару керосинок. На мольберте стоял почти законченный портрет короля Кавена. Восьмой по счету. Осталось доработать ворот.

Итта взяла в руки палитру и тонкую щетинную кисть. Слезы все катились и катились по лицу. Рыдания душили.

На лестнице послышалось шаги. Да что же ей неймется. Все уже - поговорили. Итта со злостью утерлась, собрала слезы ладонью, впитала боль грязными пальцами, размазала красную краску по лицу.

Сейчас войдет. Но шаги удалились. Комок в горле вздулся по новой, клокоча и всхлипывая рвался наружу давний гнев, оскопленная страсть, бессилие.

Лопнул.

Нож для заточки карандаша вошёл в глаз. В другой. В ухо. В лацкан ненавистного парадного костюма, в невысохшую ещё краску. Холст треснул, раму повело. Лезвие принялось кромсать короля Кавена вдоль и поперёк.

К ведьмам! Все к ведьмам! В черную бездну...

Только бы Ив не услышала, как остро, по звериному она воет, кромсая картину, доламывая ногами подрамник, выдирая вместе с гвоздями вечную свою бабью жадность.

Отплескала от горлышка лишнее. Села, притихла.

"Тык, тык, тык" - сердце тыкалось словно чужое. Где-то в стороне. Обиженное, больное сердце, давным давно расколотое надвое.

И тогда Ив вошла. Встала на пороге, взрослая, деловая, вот-вот готовая показать всю силу рода беспечных фей.

- Успокоилась? А теперь послушай. Это я должна реветь и ломать картины. Но я не стану. Это тебе досталась любовь обоих мальчишек. За просто так. Это ты сделала выбор. И сделала правильно. А с жадностью своей как-нибудь разберись. Ты привыкнешь. А мы будем приезжать, часто-часто. Ты не будешь скучать по мне, знаю. Но я по тебе буду. И по Эмилю. Мне придется рассчитывать только на свое здравомыслие. И будет очень его не хватать.

- Тогда зачем? - совершенно раздавленно всхлипнула Итта.

- Затем. Эрику нужно дело. Ему пора взрослеть. Ложись спать. Завтра надо еще обед и баню. Они приедут голодные и холодные. Так что утром дел полно. Теперь тебе заново рисовать картину. А нам ехать в Гавань на примерку. Итта. Успокойся и ложись.

- Иди уже. Я успокоюсь. Куда мне деваться...

Ив ушла. А Итта осталась сидеть перед пустым мольбертом среди щепок и лоскутков холста.

“Бедный король Кавен, - подумала она. - Ему досталось вообще ни за грош.”

Итта спала плохо. Ей снилась война, снились мальчишки. Они бились с волколаками. Брызги чёрной крови летели так медленно, словно время притормозило, дало возможность рассмотреть яростные лица, страшные пасти, сверкающих мечи.

Она проснулась, но легче не стало. Наоборот. Все, о чем Итта запрещала себе думать, предстало с неумолимой ясностью. Все кончено! Их жизнь, их дом, их юность, Туон, войны, опасные приключения. Ей было, что вспомнить. Бок о бок. Всегда вместе. Она проросла в них. Она привыкла постоянно их чувствовать, слышать.

Она больше не плакала. Смотрела в потолок, в окно, на комнату. На столе лежала разобранная флейта Эмиля. Он оставил футляр открытым, чтобы подсушить немного. Итта обещала топить. И забыла.

Она выбралась из кровати, как была, в свитере и теплых штанах с ворсом, запихала в печурку лучину. Рядом лежали старые эскизы на растопку. На одном - неудачный портрет карандашом, Эмиля или Эрика. Так любила так делать. Нарисует, а потом уже решит, кто из братьев получился. Но этот был испорчен, и она сунула портрет в печь.

Потом пошла на кухню, там в печке ещё тлели угли. Итта доложила поленьев, вскипятила чайник.

Взяла любимую чашку Эмиля - серую с голубой полоской. Рядом стояла оранжевая кружка Эрика. Сколотая на ручке.

Этой кружки скоро не будет. В прихожей остается только одна пара сапог, один плащ и один меч в кладовке. Ни гитары, ни лютни. Не верилось.

Итта налила себе чаю и пошла в башню смотреть на долину, жаловаться морю. Ждать. Ей хотелось, чтобы ребята немедленно вернулись, но она знала, близнецы ещё очень-очень далеко.

.

***

Этим летом они купались в реке, за мельницей. Ходили через поле, по нескошенным травами. Светлые ночи не приносили прохладу и спалось плохо.

Рано утром Итта спустилась вниз выпить воды. На кухне сидел сонный Эрик. Лохматый, в одних трусах, он разложил локти на столе, подперев ладонями голову. Итта услышала тоску в его сердце.

- Привет! - она села рядом. - Чего ты здесь квелый? Поссорились?

- Пошли на речку. - Эрик поднял голову. - Сбегаем, окунемся, пока все спят.

Конечно, она пошла. Стянула с верёвки купальник и полотенце, Эрик нацепил штаны. И они осторожно вышли за калитку.

- Весёлые истории мне попались. Вытащил с полки случайно. Всю ночь читал. Представляешь...

Итта никак не могла сосредоточиться, на рассказе. Эрик говорил что-то весёлое, острил, жестикулировал. Врал, как пел. От него несло страхом, растерянной подавленностью, паникой, всем тем, что Итте часто приходилось слышать от других, но никогда от её любимого друга.

- Хватит. - Она остановилась посредине поля. Пахло выгоревшей травой, небо звенело утренними песнями птицам. - Что случилось, Эр?

- Ничего. - Он замер перед ней. Высокий, лёгкий, обескураженный её вопросом. И совершенно несчастный.

- Говори. Пожалуйста. Ты же за этим меня позвал.

- Нет. - Эрик, вдруг улыбнулся. - Я просто хотел побыть с тобой. Что, нельзя?

Они дошли до речки, нырнули с берега вместе ласточкой. Вода была очень тёплая, пахла водорослями и рыбой.

Потом, прыгая на одной ноге, чтобы вылить из уха воду, Эрик все и сказал. Как обычно, словно невзначай:

- Я сделал Ив предложение. Ну, пожениться. Понимаешь?

- Чем она тебя так порадовала, что ты решился? - съязвилось прежде, чем Итта успела подумать.

- При чем тут? - Эрик перестал прыгать, замер, серьёзный и даже обиженный. - Что ты сразу об этом? Просто время пришло…

И тогда Итта увидела его по-новому. Повзрослевшим, грустным, принявшим тяжелое осознанное решение.

- Ты же любишь ее, - начала Итта.

- Очень! - горячо подтвердил Эрик.

- Вот и замечательно. Мы тоже собираемся пожениться весной.

- Да, свадьбы будут в один день. Я настоял. Это последнее, и что мы сделаем вчетвером. Ты хоть понимаешь?

- Не преувеличивай.

- Я преуменьшаю.

Они сидели у озера, почти голые. Между ними - десять непреодолимых сантиметров. Обнятся было немыслимо. Они говорили - два близких человека, по-прежнему разглядывающих друг друга украдкой.

С мокрых волос Эрика капала вода. Катилась по загорелым плечам. Вот его шрам от той волколачей суки, длинный, глубокий, белый, вот тут его зацепило факелом во время кампании против полыньяков, куртка сгорела, остался ожег.

"Волосы на груди выросли, - подумала Итта. - Все как у Эмиля."

Они знали друг друга с тринадцати лет.

- Ничего не изменится, - еще раз повторила Итта.

Эрик посмотрел ей в глаза открыто и серьезно, как делал Эмиль. И вдруг заулыбался. Морщинки вокруг глаз разбежались, озарили его лицо, как озаряют пасмурно небо лучи внезапно выглянувшего солнца.

- Ну, не придумывай еще плакать. У тебя кстати миленькие веснушки в этом году появились. Раньше не было.

- Были. - Итте стало тепло на душе. Слезы отступили.

- Не спорь. Мне виднее. Так вот, я что тут подумал. Если на руке будет кольцо, то и засандалить кому-то фингал станет только проще.

- Соглашусь. Это определенно плюс.

С того дня в сердце Итты поселилась грусть. Но до вчерашнего дня она и подумать не могла, что Ив всерьез намерена увезти его в Кивид.

+2
17:55
369
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
Светлана Ледовская №2