"Берег птицелова" глава14 Флакон с йодом
Птицелова разбудил бойкий спор в гостиной. Говорили двое - один из близнецов и девушка с незнакомым, нежным, как песня зяблика, голосом. Смысл спора ускользал, но тон у обоих был крайне взволнованный.
Вставать не хотелось, не хотелось возвращаться к делам. Томаш лежал, лениво прислушивался к голосам, рассматривал комнату. На крючке у двери висело вышитое, белое, чем-то очень знакомое полотенце, комод и стол явно покрывали морилкой и лаком - вышло богато. Печь тоже нравилась: каждый красный кирпич был отмечен причудливым черным вензелем двух видов. Если б Птицелов разбирался в музыке, он бы знал, что это скрипичные и басовые ключи.
Картины оказались очень разные. С одной на него строго смотрел король Кавен в парадной мантии (кто же вешает короля у кровати?), другая, более уютная, радовала яркими красными и зелеными яблоками.
Сумеречный свет, падающий из приоткрытых штор, гладил одеяло. За окном виднелись только черные ветки деревьев - много сплетающихся черных веток на сером фоне.
Вернулись давно забытые воспоминания об отчем доме, о запахе стиранной в травах, чуть влажной постели. О детстве. Вспомнилась мать, настойчиво будившая Томаша по-утрам в школу. Вспомнился приятный холод половиц, когда опускаешь на них горячие из-под одеяла ступни и бежишь к рукомойнику, быстро, спасаясь от зябкого утра. Мать только растопила печи, но пока тепло не пошло в дом, ты лезешь в рукава отцовской телогрейки и сидишь, нахохлившись, за столом на кухне, ждешь, когда мать вытащит из печурки горшок с дымящейся кашей. Тебе совсем не хочется в школу, а хочется обратно в кровать досматривать увлекательные сны. И позже, к примеру, через полчаса, поев, собравшись, и слегка подсобив по хозяйству, притащив воды из колодца и задав курам пшена или ещё что по-мелочи, ты уже весело скачешь с котомкой по главной улице Южных Чуч, надеясь встретить кого-нибудь из друзей. В детстве у Томаша были друзья...
На минуту мечта о птице показалась Птицелову жалкой. Мог бы, мог, дурак, стать гончаром, пекарем, да даже художником, кем угодно. Мог, мог жить в своём доме и спать на мягкой перине и мог, мог иметь добрую жену, вкусный ужин и мирный сон. Мог. Если бы не Таллиган, проклятущая картина. За минуту он представил свою другую жизнь и даже не одну. Успел примерить чужую одежду и поспешно скинуть её прочь, устыдиться собственных мыслей и кротко, извиняющемся жестом, погладить перо в кармане.
Просто он очень замаялся за этот сезон. Устал. Надо выбросить все из головы, вернуться на лодку и плыть в Гавань. А там, пешком или на бричке, если повезёт найти попутную, - к матери. Отдохнёт, и по новой. Никогда ещё Томаш так не хотел домой.
Дверь в комнату отворилась, на пороге появилась невысокая хрупкая девушка с керосиновой лампой в руке.
Девушка очень понравилась Птицелову. Вот на удивление сразу, с первого взгляда. У неё было такое красивое, правильное лицо, какие рисуют принцессам в сказочных книгах. Белые вьющиеся волосы, пушистые, как облако в летний день, едва касались покатых плеч. Очень тонкая талия затянута чистым домашним передником. Не девушка - фея.
- Здравствуйте, - там самым голосом юного зяблика поздоровалась она. - Вы проснулись? Очень кстати. Еда на столе. Эмиль хотел с вами поговорить.
- Здравствуйте! - Томаш залюбовался и растерялся. - Вы кто?
- Я - Ив, невеста Эрика. Мы еще с вами не знакомы.
Томаш не знал, что ответить. Его спас Эмиль. Лохматый и грязный, хозяин дома сам вошёл в комнату, ласково оттеснил Ив в сторону. Белоснежная красавица доставила верзиле едва выше пояса.
- Томаш! Вот вы спать! Вставайте уже ужинать. У вас какая лодка?
- Вельбот.
- Четверых выдержит?
- Не знаю, не пробовал. По идее килограмм триста-триста пятьдесят возьмет.
- Чудно! Просто чудно. У меня к вам дело. Которое некоторым образом перекликается с вашим. Вчера я перебрал буквально все книги, но нужного рисунка, к сожалению, не нашёл. А сегодня такие обстоятельства, что нам срочно, очень срочно нужно в Купеческую Гавань. Там я мог бы оформить вам доступ в питомник перепелок.
- Было бы очень кстати. Так что за дело?
- Обычно мы путешествуем в Гавань по суше. Но дорога пока не безопасна. Так что придётся плыть. Погода опять портится. Если вы нас возьмете на борт, было бы отлично. Ваша лодка надёжнее. Да и не управиться мне с яликом одному...
- Согласен, ялик ваш - смех один. Нет проблем. Поплывем на моей. Я как раз держал путь в Гавань. По дороге заглянул к вам спросить про перо или про перепелок. Нужна зацепка. Сам понимаешь.
- Прекрасно понимаю! Попробую вам кое-что разузнать. Сам в Туон собирался. А тут эти бандиты. Значит, план такой. Нам часа два бы вздремнуть и выдвигаемся. Вас оставлю на дежурстве. Ромира пора отпустить.
- Что за дежурство? Может, хоть объяснишь, что случилось?
- Объясню. Приходите на кухню. Страсть, есть хочется. Мы же только вернулись. - И Эмиль вышел.
Птицелов покорно встал, пошёл через просторную гостиную сначала во двор до ветру. Именно до ветру, потому что к вечеру поднялся холодный, морозный бриз, тыкался в спину порывами, колол уши. Во дворе топилась баня. Дым из трубы сбивался ветром и стелился по черепичной крыше, разносил по двору упоительный запах березовых дров.
Томаш с удовольствием умылся из дождевой бочки, и вернулся в дом.
На просторной кухне, щедро освещенной керосиновыми лампами, за большим, накрытым голубой скатертью, столом, рядом с Эмилем и беленькой феей, сидела украденная бандитами горбатая рыбачка. Сидела, склонившись над тарелкой, и ела суп.
От неожиданности Птицелов споткнулся правой ногой об порог, а затем выругался вместо приветствия.
Широкополая шляпа лежала рядом с рыбачкой, словно тоже была приглашена к столу. Светлые волосы женщины падали грязными прядями на хищное лицо.
Она замерла с ложкой в руке, зыркнула на Птицелова, резко повела сгорбленными плечами, ухмыльнулась и продолжила есть. В ярком свете Томаш увидел, что девушка молода, может, немногим больше двадцати.
Он присел напротив, перед ожидающей его тарелкой дымящегося супа, неуклюже принялся есть, сердясь на себя и украдкой разглядывая руки рыбачки. У нее были сухие пальцы, каждая косточка округлая, мозолистая с толстыми складками задубевшей кожи, короткие, до мяса обкусанные ногти. На запястьях браслетами синели обработанные йодом кровоподтеки. Птицелов не мог прочитать по этим рукам ничего, ему просто стало не по себе. Суп не лез в горло. В голове прыгали десятки предположений. И, наконец, Томаш осторожно спросил:
- Как же они вас спасли?
- Они? Кто они? Вон, этот выкрал. - Женщина кивнула на Эмиля. - Видимо, благодаря вам.
- Надо же, догадалась! - подивился Эмиль. - Да, спасибо Томашу. Если б не он, никто б в таверне и не заметил, как тебя украли. Разве что Аронья. Но толку от неё немного. Так что тебе повезло.
- Повезло! - злорадно хохотнула девушка. - Лучше не скажешь.
- Ну… в какой-то мере. Тебе надо отдохнуть. Да я б тоже, честно говоря, вздремнул. Поплывем в ночь. Чтоб без лишних глаз.
- Все равно сбегу... - сквозь зубы процедила рыбачка.
- А смысл? - Эмиль наклонился над столом, доверительно и спокойно втолковывая очевидное упрямой пленнице. - Бандюки или полицаи, но тебя все равно поймают и церемониться, как ты заметила, не станут. А Гильдия тебе поможет.
- Мне никто не поможет…
- Опрометчивое заявление! Тебе уже помогли! - резюмировал Эмиль. - Доедай, в баню, и спать.
- Ишь, командир. - Польга отодвинула пустую тарелку. - За ужин - спасибо. Но в баню я не пойду.
- Пойдешь. Ив тебе приготовила кое-какую одежду.
- Не пойду, сказала! - Польга вцепилась в Эмиля упрямым немигающим взглядом. - Это в моих правах!
Эмиль с полминуты пристально смотрел рыбачке в глаза, и, наконец, догадался:
- Так. Слушай внимательно. Тебя никто не увидит! Я никого даже близко к бане не подпущу. Обещаю! А ты обещаешь, что не попытаешься лезть в окно. Рамы заколочены, а вытяжка на выходе решеткой закрыта, застрянешь. Поняла?
- Поняла, - Польга поджала губы и отвела взгляд.
- Вот то-то. После бани будет легче. А потом поспишь немного. Томаш за тобой присмотрит.
Польга снова подняла на Эмиля цепкий взгляд. Но на этот раз удивлённо недоверчиво. Словно впервые им заинтересовалась.
- Странный ты парень, начальник. Даже любопытно.
- Иди мойся. - Смутился Эмиль. - Раны только осторожно, не три мочалкой. Потом снова обработаем. Ив покажет тебе, где баня.
- Он всегда такой добренький? - спросила Польга у Ив, когда та проводила ее до бани и выдала полотенце и сверток с чистой одеждой.
- Да, всегда. Когда не убивает полыньяков.
- Убивает и плачет, небось, - съязвила Польга. Потом взяла в руки душистое полотенце и с удовольствием сунула в него острый нос. - Хорошо, наверное, с таким мужем. Как за каменной стеной. Все за тебя решают…
- Эмиль - не мой муж. А его жена не очень-то любит, когда за нее все решают. Так что не завидуй. У всех свои сложности. Купайся.
Ив проверила по углам, не пригрелся ли в бане какой хитрый свереб и ушла. А Польга закрылась на щеколду, отошла от окна и стала разматывать бесконечные одежды. Вымыться хотелось страшно. И давно. Очень давно. Она знала, что от неё несёт за версту. И умирала от стыда, пока этот парень высотой с мачту вёз её на лошади, держал уверенной рукой за талию, и разговаривал с ней, как с равной.
Польга вернулась в дом через полчаса. В Иттиных джинсах, которые пришлось слегка закатать и подвязать бечевкой. Иттина кофта тоже ей была немного велика, но зато прятала горб и Польга чувствовала себя защищенной от пристальных взглядов. Чистые волосы оказались красивого светло-пшеничного цвета, а посвежевшее, немного успокоенное лицо, теперь выдавало юный возраст.
- Что я говорил? - Эмиль встретил ее с флаконом йода в руках. - Так гораздо лучше! Давай обработаем раны и ложись. Ив постелила тебе свежую простынь в гостевой.
Польга ничего не ответила, просто протянула Эмилю оба запястья таким жестом, каким прижатые к стенке преступники протягивают полицаям руки для наручников.
Томаш и Эмиль тоже сходили в баню. Сидя на верхней полке, где жар пробирает до внутренностей, а уши горят огнём, Эмиль рассказал, как ему удалось выкрасть пленницу, и что Эрик и Итта обманом увели бандитов в сторону Гавани. Он посчитал правильным опустить подробности про дар Итты и про то, что Эрик пошёл на риск по собственной разгильдяйской, но спасительной инициативе.
Птицелов слушал и диву давался. Эмиль рассуждал о случившемся спокойно, как о самой рутинной работе. Но шрамы на теле относительно молодого и с виду совсем не воинственного парня говорили, что такая работа и впрямь ему не впервой.
В доме Эмиль выдал Птицелову бандитский меч.
- Вот. Трофей. Пусть пока побудет у вас. Так, на всякий случай. Два часа приглядите за домом и за рыбачкой. Потом будите всех, будите нещадно. Да, если интересно, справочник по орнитологии на третьей полке от потолка справа. - И Эмиль закрыл за собой кухонную дверь и принялся греметь чайником. Через какое-то время вышел, сходил за тулупом, и снова заперся.
Томаш остался один в гостиной. Он посидел в кресле, наблюдая часы. Стрелка медленно ползла по круглому, как луна циферблату. В пятнадцать минут второго он заглянул к Польге. Девушка спала, свернувшись клубочком, словно старалась занимать на просторной кровати как можно меньше места. Волосы разметались по подушке. “Все спящие люди похожи на детей, - подумал Птицелов. - Беды оставляют их. И в это время они уязвимы, доверчивы и счастливы. Ненадолго. К примеру, на два часа." Он вздохнул, вернулся в гостиную, отыскал справочник по орнитологии, пристроил керосиновую лампу на журнальный стол, а сам прилёг на диван. С книгой о птицах время потекло быстрее.
Ночью грянул мороз. Да такой внезапный, что забытая на веранде бочка с дождевой водой замерзла и лопнула.
Ив лежала у себя в спальне, в пустой постели и злилась, перебирая так и эдак свою судьбу, в которую никак не вписывалась мечта о ребенке. Ну что дурного, - спрашивала она себя, - в желании иметь малыша? В том, чтобы любить его, обнимать, растить, любоваться им, смотреть, как он меняется. Она хотела крошечную девочку, такую же красивую и нежную, как она сама. Ив немного увлеклась в фантазиях. Ей бы догадаться, что если Солнцу будет угодно дать ей дитя, то это будет настоящая дочь Эрика. Высокая, гибкая, дерзкая девочка, с которой не жди покоя. Не вышивание и не цветоводство станут занимать её, а страшные сказки древности, дикие лошади Суровых Полей и немного папина гитара. Конечно, ребёнок скорее всего унаследует волосы и глаза матери, раз уж те несут из рода в род силу древнего народа, но во всем остальном дочь Ив и Эрика будет похожа на отца.
Ив понимала, что все в жизни необходимо заслужить, поэтому она собралась с духом, выбралась из-под одеяла и пошла на кухню варить кашу. Всем не помешает плотно позавтракать перед дорогой.
Свет в гостиной уже горел, дверь в кладовку оказалась открыта. Из ее черной пасти летели на пол коридора зимние тулупы, шапки и варежки. Собственный любимый сапог пролетел в десяти сантиметрах от носа. Ив ловко поймала его, стерла с кожи полугодовую пыль.
- Эмиль, там еще были гетры. На верхней полке.
- Что такое гетры?! - голос из-под потолка кладовой не обещал ничего хорошего. Такой тон у Эмиля бывал, когда он крайне зол и бури не миновать.
- Неважно, - Ив оценила ситуацию в два счета, развернулась и отправилась назад, вверх по лестнице собирать теплые вещи. Она понимала конфликт на душе Эмиля, и понимала, что лучше всего сейчас поддержать его молча.
Он сам догнал ее на лестнице. Смурной, сонный, измученный мыслями. Встал на четыре ступеньки ниже, чтобы ей не приходилось задирать голову.
- Потерпи, - сказал он виновато. - Все утрясется быстро. Обещаю. Хочешь, оставайся дома. Просто я опасаюсь, вдруг бандиты нагрянут…
- И не подумаю, - перебила Ив. - Плевать мне на бандитов. Ты же понимаешь. Но примерку свадебных платьев я откладывать не намерена. Плохая примета, знаешь ли. И тебе нужна помощь, я же вижу.
- Спасибо. Да. Помощь мне нужна. Надо оставить дом чистым, без единой метки о ней. Соберись побыстрее. И, пожалуйста, надень на себя все самое теплое, что найдешь.
- Например, гетры? - улыбнулась Ив.
- И гетры тоже.
Через полчаса все было готово. Обошлись без каши. Просто взяли с собой мясо, овощи, хлеб и воду.
В это же время пришёл Ромир - мальчик лет тринадцати, сонный, но ободренный приключениями и заработанной монетой. Он принес Польге ее вещи, по просьбе Эмиля украденные из таверны. Пленница обрадовалась котомке с родными пожитками, но выразилась в своей манере.
- Какая забота! - сказала она Эмилю. - Теперь буду в тюряге со своим скарбом! Спасибо!
Эмиль промолчал. Он терпеть не мог нытья. Никакого. Ни от кого. Больше всего его бесило нытье собственное. Любое малодушие он топил в тихом, ядовитом сарказме. Всегда. Но в этот раз он счел правильным просто промолчать, выгнать всех побыстрее из дома, запереть двери и спрятать ключи в условном месте. Дом и одинокого Панго Эмиль оставил на верного пацаненка Ромира.
Глубокой ночью, освещенной только бортовым фонарём, под горлышко заправленным свежим керосином, они добрались до пристани.
Дул ледяной ветер - с предстоящей зимой ничего нельзя было поделать.
