Ангелы утешения

Отчаявшимся и разозленным.

***

Бабушка в маленьком чепчике сидит напротив тебя в кресле, на её коленях — раскрытая книга. Пламя камина освещает испещренное морщинами лицо старушки.
Тебе тепло.
— Не волнуйся, малыш, — шамкает она, — У этой истории хороший конец…
За окном — бесконечная бесцветная пустота. Далеко-далеко — шелест тысячи крыльев. Ты ложишься на ковер и закрываешь глаза…

***

“Магазин игрушек”: довольно ироничное название этому месту дал один из “покупателей”, пожилой усатый джентльмен с хищным маслянистым взглядом. Он предпочитал “Барби”, редких для Нижнего Лондона куколок со светлыми волосами и наивными голубыми глазами.
“Давно не появлялся”, — равнодушно подумал Полли, рассматривая потрескавшийся влажный потолок, грозящийся рано или поздно свалиться мальчику на голову.

После Третьей Мировой земля расцвела сиротами. Сражения напитали благодарную почву кровью, слезами и черным дождём, удобрили плотью и костями. Родители Полли пропали ещё в самом начале Войны, и воспоминания о них тоже пропали, как и воспоминания о чистом небе, чистой воде, как пропали чистые взгляды и чистые мысли.
В мир пришла Тьма.

Услышав стук колес, Полли подбежал к окну, схватился за решетку и подтянулся, чтобы разглядеть новоприбывших. Это была молодая пара, мужчина и женщина в странных темных одеяниях. Наверняка культисты… Они его пугали: эзотерики меньше других обращали внимание на внешность детей — не каждого демона интересовала красота: многие питались страхом, безумием и прочими абстрактными субстанциями, которые, как предполагал Полли, в нем либо имелись, либо вполне очевидным образом могли появиться.

Через минут десять они пришли. Настоятель, полный бородатый мужчина с глубоко посаженными глазами, отворил решетчатую дверь камеры и презрительно посмотрел на Полли, катающегося по полу и пускающего слюни.
— Этот у нас… Особенный. Сломанные игрушки — по скидке, — сказал Настоятель, прижимая мальчика ногой к полу. Полли пришлось недовольно замычать и захныкать.
Дамочка прижала платок к носу, выражая свое отвращение, и отмахнулась:
— Нет-нет-нет, деньги не проблема. Нужен нормальный, белый, невинный ребенок. Настоятель пожал плечами и вышел, оставив Полли лежать на полу.

Пока что план “притворяться дурачком” работал на отлично. Свезло, что и внешность у Полли была не самая привлекательная: большие уши, веснушки, немного косящие друг на дружку глаза… Какие удовольствие мучать такую бибизяну?

Для приличия полежав на полу ещё немного, Полли подполз к двери камеры, проверяя, что “покупатели” ушли. В длинном сумрачном коридоре не было никого, кроме глухонемого охранника.
Тот не любил смотреть на Полли, а когда приходилось — морщился и отводил взгляд. Вернувшись к своей постели, мальчик встал на колени и стал усердно молиться, как молился уже много месяцев, молился всё время, пока был здесь:
“Светлый Ангел, я молю тебя, чтоб ты спустился в этот ад и закончил его, о, Ангел, Петр, Вифлеем, Архангел… Я отдаю тебе свою душу, свою кровь, своё тело, свои слёзы, я молю тебя на коленях…”
Конечно, Полли не читал библий и даже не был крещён, однако обрывки чьих-то слов, древних сказок и собственных домыслов сформировали у него святую уверенность в существовании чего-то большого, светлого и теплого, что может спуститься с небес и спасти его, Полли, из этой ужасной тюрьмы, пока… пока… пока не поздно.
“Я жду тебя, Ангел, я отдаю тебе свою любовь, свою злобу, свой плач, свой смех… Только приди.
Приди и пусть все закончится... Пусть всё закончится".

Как и вчера, и позавчера, и за месяц до этого, Ангел не появился и Полли лег спать.

Мальчику снилось море: бесконечный океан, бесконечно глубокий и бесконечно синий, уходящий в непроглядную темноту космоса, где звезды, словно рыбы, и рыбы, словно звезды. Полли лежал на воде, и не мог понять, почему океан — вверху, а не внизу, и почему луна становится всё больше и больше, словно…

Он проснулся от ужасного грохота и криков, разорвавших тишину на части. Свалившись с кровати и больно ударившись головой о сырой бетон, Полли подбежал к двери своей камеры и со смесью ужаса и надежды заметил, что та приоткрыта.

Глухонемой охранник лежал у стены, а его голова, откатившаяся в угол, смотрела удивленно на когда-то принадлежавшее ей тело. Полли тихо прошел мимо, ступая босыми ногами по крови: той было так много, что, казалось, весь мир вокруг приобрел характерный красный оттенок. Потолок, стены, лестница: все было покрыто кровью, и падающие сверху капли и самого Полли сделали частью этой жуткой картины.

На первом этаже, куда “дурачка” обычно не пускали, с криками носились “работники магазина” и сами игрушки. Толстые влажные щупальца, проникающие в помещение сквозь окна и двери, хватали самых медлительных служителей и рвали их на части, орошая деревянный пол внутренностями и костями. Подойдя к тому, что когда-то было Настоятелем, Полли с улыбкой наступил на то, что когда-то было его сердцем. Орган был плотный и пружинистый, словно мячик. Взяв его в руки, мальчик пошел к дверям, стараясь не попадать под ноги носящимся в ужасе людям. Сердце забавно жмякалось в руке, как игрушка-антистресс, и Полли рассмеялся.

Щупальца проносились мимо него, словно не замечая маленькую фигурку, и мальчик без каких-либо проблем вышел на улицу. Был обычный серовато-горчичный день. Воздух, как и всегда, пах горелой покрышкой. Черный снег, похожий на пепел, медленно опускался на грязную мостовую. Над Магазином Игрушек висела огромная фигура, невообразимо прекрасная и невообразимо ужасная. Тысяча крыльев вырывались словно из одной точки, и каждое перышко, влажное и бугристое, распускалось щупальцами, опутывающими здание приюта густой сетью. С крыльев на проклятый и забытый богами Нижний Лондон смотрели глаза, темные и бесконечно глубокие, как океан во снах мальчика.
— Ангел, ангел! Я здесь! — закричал Полли, подпрыгивая от счастья и махая сжатым в руках сердцем Настоятеля. Одно из щупалец, отвлекшись от своей цели, медленно подлетело к мальчику и, на мгновение замерев, нежно коснулось его волос. Он коснулся его в ответ и прижался лицом к бугристой поверхности щупальца, как ребенок прижимается к руке матери, ища утешения.
“Всё будет хорошо, человеческий ребенок”, — услышал он миллионы голосов в своей голове. 

И всё было хорошо.
Всё было хорошо.

***

Кажется, старушка уснула. Ты осторожно вылазишь из-под одеяла и подходишь к окну, поёживаясь. Там, глубоко в пустоте, ты знаешь — крылья, тысячи крыльев, и бесконечно-глубокие глаза, которые ты так боишься однажды увидеть.
Мир был ужасен, мир был отвратителен, и теперь мира нет — остался лишь твой старый дом, одиноко дрейфующий в невесомости океана. В водах космоса.Мимо проплывает рыбка, освещая твоё лицо бледным звездным светом…
“Ангел, о ангел”, — шепчешь ты, — “Верни темноту, мне страшен свет твоих звёзд”.
Но никто не отвечает.
Никто не отвечает никогда.