Колядки

Мидри и Марша стояли перед домом старухи в нерешительности. На небе прорисовывалось мутное пятнышко Луны. В воздухе отчётливо пахло снегом, но январь выдался достаточно дождливым и всюду возле дворов и по обочине были раскинуты лужи. Ветер то налетал холодными порывами, гоняя пожухлые листья по асфальту, то вновь прятался куда-то в темноту, в чёрный лес и сырые овраги, окружающие город огромной стеной.

Мидри, почти на голову ниже сестры, натянула красную шерстяную шапку с пушистым помпоном до самых глаз.

- А нам точно надо к ней идти? Может, пойдем домой?

Марша опустила на сестру свои большие серые глаза, в такт облаков, застилающих Луну.

- Ты что передумала?

- Нет. Просто меня всегда пугал этот дом. В нем есть что-то не хорошее.

- Брось трусить. Дом, как все. В кармане ещё и шести соток не набралось, а старуха всегда даёт больше остальных. Мидри вздохнула и потупила взгляд на свои испачканные грязью кроссовки, а затем задумчиво посмотрела на пакет в руках сестры. На нём коричневый пудель с добрыми глазами наблюдал за бабочкой, севшей на цветок. Внутри было всё, что им удалось собрать за вечер: с десяток конфет, шоколадка «Алёнка» и 567 рублей. - А может нам этого хватит? – Жалобно спросила она у Марши. Та отрицательно покачала головой.

Мидри взглянула на высокий забор перед ними, из-за которого выглядывал дом, освещенный фонарём. Свет этого фонаря не манил её, как предыдущие, и в эту калитку ей не хотелось стучать.

- Мидри, ты хочешь в цирк или нет? - Не выдержала Марша

- Хочу.

- Ну так пошли. Наберём семь соток и домой. – Марша всегда ходила на колядки одна и в этот раз не хотела брать сестру с собой. Она бегала за ней почти весь день и не давала прохода и когда от неё не добилась результата, то Мидри направилась в вышестоящую инстанцию. Мама по началу тоже дала отрицательный ответ, но потом сдалась и заключила с Мидри пари, которое и Маршу заставило отнестись к присутствию сестры на колядках по другому. А дело было в цирке, который приезжал в город в эту субботу, и на который не было денег. А тут подвернувшиеся колядки решили эту проблему сами собой. Если Мидри соберёт деньги на билеты, то пойдёт в цирк – всё просто. И уже на первом доме Марша поняла, что маленькой девочке, которая так весело поёт песенки и рассказывает стишки, дают намного больше, чем ей. Марша собирала за вечер обычно не больше 300 рублей, а сегодня она просто сорвала куш. Мидри конечно не знала, но на билеты они собрали уже давно, и оставшуюся сумму Марша планировала потратить исключительно на себя. Билет стоил 155 рублей, значит, у неё в кармане было 412 рублей чистой прибыли и это еще не учитывая будущий вклад этой старухи. В прошлом году она дала аж две сотни! А с Мидри эта сумма могла удвоиться.

Мидри сильнее сжала руку сестры, вернув её в зимний вечер.

- Если ты говоришь, что нужно, то значит, я готова. – Решительно сказала девочка в красной шапке, теплой коричневой куртке с маленьким «Мики-Маусом» на груди и потёртых джинсах и улыбнулась. Эта улыбка, которой она полностью вверяла себя своей старшей сестре, вызвала у той жгучую любовь к ней и стыд. Проезжающий сзади ванильный «Мерседес» осветил две фигурки неоновым светом. Забор перед домом подмигнул ему. Автомобиль завернул за угол, хищно сверкнув задними фарами, оставив в холодном воздухе кучки дыма. Девочки снова были наедине с Луной.

Порыв ветра холодными кинжалами впился им в спину и Мидри и Марша пошли к дому, повинуясь ему. Сухой орех, растущий у самого забора, поскрипывал над ними.

Небольшой дом с облупившийся местами извёсткой, напоминал череп с которого постепенно слезала кожа. Он выглядывал из-за высокого металлического забора, словно притаившийся в засаде хищник и верхняя часть окон действительно показались Мидри прищуренными глазами волка или пантеры. В них горел тусклый свет, будто там были не лампы накаливания, а свечи. Старуха, живущая здесь, Марше не нравилась и она бы подписалась под словом «ведьма» по отношению к ней, но эта ведьма осыпала руку золотом и это заставляло Маршу забыть о страхе и неприязни.

Она занесла руку, чтобы постучать, но передумала и заглянула в щелку между калиткой и забором. Цементная дорожка, из трещин которой, словно черви из ран, торчали сухие стебли вьюна, была завалена кучей разного барахла. Марша видела банки из под кофе, бутылки пива и перевёрнутые канистры, на которых ложился свет фонаря. Ржавый велосипед выглядывал из стопки деревянных погнивших ящиков, которые баррикадой окружали прислонённую к стене дома металлическую кровать. Под опорой фонаря лежала аккуратно сложенная кучка грецких орехов. Под забором стоял какай-то высокий ящик, мешая осмотреть правую часть двора. От него несло сыростью и гнием.

«Наверняка там куча всякой дряни» - решила Марша.

- Что там? – Шепнула Мидри.

Марша на неё шикнула и снова припала к щели. В конце двора стояла какая-то пристройка, видимо летняя кухня. Из трубы над ней, вилась тоненькая струйка дыма, а в крохотном окне, занавешенном изнутри узорчатой занавеской, виднелся крохотный огонек.

«Где же ты, мерзкая ведьма?»

Марша набрала в грудь по больше воздуха и постучала. Марша только успела почувствовать внезапный смрад, как в щели показалась огромная пасть с жёлтыми зубами. Зверь сцепил клыки в нескольких миллиметрах от лица девочки и обрызгал её вязкой слюной. Она вскрикнула и отпрянула от забора, дернув Мидри за собой и они обе чуть не рухнули в грязь. Существо начало биться в забор и истошно лаять. Цепь лязгнула по металлу и Мидри прижалась к сестре, содрогаясь всем телом.

- Марша, кто там?! Кто там?

Марша обхватила голову сестры и прижала себе к груди. Её сердце выпрыгивало из тела, а коленки дрожали.

- Тише, тише. Успокойся. То просто собака.

«Завела себе охранника» - отметила она про себя. Снова метал цепи и забора встретились и Марша от неожиданности вскрикнула и тут же поругала себя за это. Она крепче обняла сестру, стараясь скорее успокоить себя, чем её. Она пыталась представить себе облик твари по ту сторону двора и её размеры, главным образом, чтобы понять, сможет ли она порвать цепь и перепрыгнуть через забор. Если да, то убежать они не успеют.

- Марша, давай уйдём!

- Нет хнычь.

Марша отстранила от себя сестру и стараясь сохранить самообладание вновь постучала. Зверь опять залаял, и ей показалось, что она услышала, как он скребёт когтями по верхней кромки забора. Она зажмурилась, готовая к неизбежному. Но тут всё стихло. Опять им аккомпанировал только скрип ореха.

Защёлка калитки лязгнула и девочки вскрикнули одновременно. Перед ними стоял горбатый силуэт, приземистый, как пень. Потёртый сарафан, спускающийся до самых щиколоток, был измазан в чём-то липком на вид. Втянутое лицо с обвисшей кожей по краям, не согласовалось с полным телом. Груди, как два головастика висели до пояса. На шее Марша заметила тоненькую цепочку со множеством нанизанных на неё белых камушков. Марша пересилила себя и взглянула старухи в глаза. Они смотрели ни в одну точку, а будто покрывали своим внимательным взором всё пространство, каждую клеточку двух телец, стоявших перед ней.

- Что вам нужно? – Голос старухи был сухим и резким, словно кто-то скрёб мелом по доске.

- Мы…– начала Марша.

- Мы хотим освятить ваш дом и поздравить с Рождеством. – Протараторила Мидри и сконфузившись добавила уже тише. – Пустите нас пожалуйста.

Старуха прошлась оценивающем взглядом по Мидри, а потом также покрыла своими, как показалось Марше, мазутного цвета глазами, и её и вдруг рассмеялась. И смех был её заразительным, вызвав на лицах девочек улыбку. У Марши наигранную и у Мидри предвкушающую.

- Моя голубка. Как же тебя зовут?

- Мидри

Старуха снова засмеялась и посмотрела на Маршу. Та тоже представилась.

- Тебя я помню. Это твоя сестрёнка? Какая хорошенькая.

Старуха скривила рот и протянула костлявую руку Мидри. Марша хотела отдёрнуть руку сестры и стиснула зубы, буквально ощущая на себе, как сухая кожа старухи, соприкасается с нежной кожей её сестры, будто со своей. Старуха провела ногтём по ложбинке между указательным и средним пальцем Мидри и причмокнула. Ничего более противного, Марша ещё не слышала в своей жизни. Тут она потянула руку Мидри к себе намереваясь будто поцеловать её, но на пол пути отпустила её.

- Я очень рада, что вы пришли. Проходите, проходите.

Мидри посмотрела на сестру, но Марша не сводила глаз с края будки, которая виднелась из-за забора. Раньше старуха не звала её во двор и теперь стоило ей увидеть сестру, как она сразу приглашала их зайти. В этом Марша видела будущую наживу, но перед глазами ещё стояли жёлтые глаза и на щеках ещё ощущалась слюна.

- Ну чего вы застыли? Проходите.

- А ваша собачка нас не укусит?

Старуха фыркнула.

- Какая собака? Голубка моя, у меня отродясь собаки не было. Схоронила свою очень давно.

Мидри дёрнула сестру за руку, но та не обратила на это внимания. Она отчётливо ощущала запах псины со двора и даже, кажется, слышала дыхание этого существа из-за угла.

- У вас собака там. – Марша указала на будку. Ей показалось, что старуха её не услышала, а потом она взяла краешек будки и дёрнула его. Гнилая доска упала на землю, воткнув в черное небо ржавые гвозди.

- Сгнила давно конура. Одна доска осталась.

Марша заглянула за забор и увидела лишь треснутое покрытие цементной дорожки. Страх заполз ей под кожу, словно личинка под кору дерева, и начал окукливаться, готовясь превратиться в истинный ужас. Марша вдруг на секунду почувствовала, как весь мир вокруг тает и она сама становиться прозрачной, но затем ощущение реальности снова взяло верх. Она видела собаку, слышала её лай и даже сейчас ощущала её вонь. Марша посмотрела на сестру, ища в её глазах подтверждения, что она не сошла с ума. Мидри была напугана, но это был обычный детский страх перед чем-то новым, а вовсе не то, чувство, кое испытывала Марша. Её вдруг наполнил стыд и она ощутила, как к её лицу подступил жар.

- Мы видели собаку. – Настаивала Мидри.

- Мы? Ну пройди посмотри, голубка. – Старуха улыбнулась и поманила девочку. – Найди мою собаку.

Марша хотела остановить сестру, но не сделала этого. Мидри заглянула во двор, а следом и Марша. Следов зверя нигде не было и даже его запах, теперь представлялся Марше, как наваждение. Старуха закрыла за ними калитку.

- Нус, моя голубка. Что ты хотела сделать с моим домом?

Мидри взглянула на сестру, уже просто в силу привычки. Она достала из кармана щепотку пшеничных зерен и запела, кидая их небольшими порциями по двору. Сначала её голосок дрожал, но к третей строчке он забурлил и полился ручьем, вызывая на лице старухи умиление. Марша ещё настороженно оглядывалась, но потом тоже подпела сестре и последнюю строчку они уже закончили вместе.

Старуха рассмеялась, заменив смех сиплым кашлем.

- Ну думаю на чай вы заработали.

- Извините, но нам надо скорее домой. Уже поздно.

Старуха будто не услышала слова Марши.

- Мидри, ты с чем любишь пить чай? Я открою баночку замечательного варенья. Из алычи, черники, смородины. Ты какое любишь?

- Ну я…мама делает из слив. – Осторожно сказала Мидри

- Из слив? Замечательно. Я уверена, что в моём погребе найдётся и такое. Заходи, не бойся.

Старуха отошла в сторону, пропуская девочек во двор. И тут Марша увидела огромную лохматую собаку, прятавшуюся за ней. Она сидела на заднице, и была почти ростом с Мидри. Грязно серым языком она вылизывала лапу и казалось не обращали на них никакого внимания. А потом резко повернула голову и глаза, залитые желчью вспыхнули во тьме. Марша вытянулась, как струна, её связки набухли в горле, как корабельные тросы, но крик вылетел из горла громким выдохом.

Края клеёнки, накрывающей кучу металлолома посреди двора, дрожали на ветру и свет фонаря переливался по ним, словно растопленное масло в пиале. Торчащий рядом сухой куст малины добавлял этой груде хлама ещё больше фактуры. Марша присмотрелась и уже не смогла различить в этом объекте ничего, даже отдалённое напоминающую собаку и нервно улыбнулась.

- Всё хорошо, Марша? – Старуха нагнулась, будто пыталась заглянуть под стол.

Марша кивнула, всё ещё следя за движением света по матовой поверхности клеёнки.

«Это её проклятые глаза»

- Идём, моя голубка, не бойся. Надо же старой бабке отблагодарить вас.

- Марша, пойдём же. – Застонала Мидри и потянула её за собой. Марша невольно обогнула куст по большой дуге, прижав Мидри в плотную к дому.

Девочки прошли по сухим листьям до летней кухни. Теперь Марша могла увидеть ту часть двора, что скрывалась за ( будкой?) доской у забора. Там в несколько рядов лежали рубленные дрова, накрытые кусками рубероида и пленки.

- Заходи Мидри. Садись за стол, по ближе к печи. Я сейчас принесу ещё дров, чтобы ты не замерзла, моя голубка.

Они вошли в летнюю кухню и старуха закрыла за девочками дверь. Внутри было ужасно жарко и они буквально в мгновение взмокли. Крохотное помещение, освещаемое лампочкой под потолком, было занято на половину огромной печью. Из открытой створки несло жаром. На печи шипел чайник а слева от неё, в углу примостилась небольшая тумбочка. По середине стоял деревянный стол, заставленный кастрюлями и банками. Под ним было три табурета.

Марша сняла с себя куртку и молча села на один из них, положив её на коленки, а пакет поставила у ног.

- Почему ты молчишь?

Марша не ответила и только, когда Мидри дёрнула её за рукав, она резко посмотрела на сестру.

- Что?

- Что то не так?

- Я не знаю. – Марша замялась. – Ты слышала лай собаки, когда я стучала?

- Нам наверно показалось. Должны быть ветер бил ветками дерева по забору, вот и был такой звук.

- А не шибко ли ты умная, малая? – Марша отбросила чёлку от глаз, но она опять встала на место. – Я её видела. Понятно тебе? Видела её глаза. А сейчас я снова видела её во дворе. Ну то есть мне показалось, что видела. Это был куст и какая-то дрянь, но я опять видела жёлтые глаза. Они не могли мне привидеться опять. Не могли. И не надо так смотреть. Я по твоему дура что ли?

Мидри замахала головой. Марша вздохнула.

- Ладно. Сейчас быстро выпьем чай, заберём деньги и свалим. Хорошо?

- Хорошо. Марша у тебя галлюцинации? – Выпалила Мидри. Её личико раскраснелось, а глаза раскрылись так широко, что стали похожи на два озера, в водах которых отражалась пламя печи.

- Нет у меня галлюцинаций. Хватит. Иди сюда.

Она сняла с сестры шапку и куртку и аккуратно поправила её русые волосы. Положила вещи сестры себе на колени, а потом усадила Мидри на табурет, напротив печи.

Когда старуха зашла, то в руках несла охапку дубовых дров. Она закинула в печь несколько головешек и приоткрыла поддувало, а затем сняла с печи чайник, разлила по кружкам заварку и добавила кипяток. По комнате начал расползаться запах трав и ягод.

- А вот и варенье, моя голубка. – Она вытащила из тумбочки пыльную литровую банку сливового варенья, откупорила её и вонзив две ложки внутрь поставила её в середину стол и опустилась на оставшийся табурет.

Мидри заглянула в свою кружку и посмотрела на сестру. Та кивнула и Мидри сделала первый глоток.

- Заедай вареньем. Это с прошлого года. Марша кушай.

Марша съела ложку вязкой жижи и она оказалась очень вкусной. Чай отдавал ароматами чабреца и мелиссы, и в крохотной комнатке на эти мгновения будто расцвело лето.

- Марша, а почему ты раньше не приходила с сестрой на колядки?

- Она была ещё маленькой.

- Но ведь в малютках вся прелесть. У славян считалось, что чем моложе жертвенный ягнёнок, тем больше блага он принесёт от богов.

- Угу. – Марша почти не слушала старуху. Она глядела на огонь, пылающий позади Мидри и не могла отвести от него взгляд, а в носу бил резкий запах летней грозы. И уже казалось, что жарко в комнате было вовсе не от огня, а это само летнее Солнце нависло над ними и жгло своими лучами. Над её ухом вдруг пролетел жирный шмель. Он сделал вираж под лампочкой и обернулся отражением пятнышка на стекле лампы. Но Марша всё ещё видела, как он перебирал лапками, стряхивая комочки пыльцы.

- Жаркое то было лето. – Услышала она голос. Он был мелодичным и бархатистым и доносился будто сквозь воду или туман. Голос старухи.

- Очень вкусно. – Голос Мидри.

- Я рада, что понравилось. Кто тебя учил так петь?

- Никто, я сама.

- Ты пела просто бесподобно. За твоё пение и ручку позолотить не жалко. Напомнила мне детвору, которая пела, когда я была такой же маленькой девочкой. Теперь уже все они умерли.

- Навсегда?

- Ха. Ну конечно. Тебе что не рассказывали о смерти?

- Мама рассказывала мне о дедушке, который умер и попал на небо.

Марша не любила вспоминать об этом и слова сестры вытолкнули её из дурмана.

- Не нужно всем об этом рассказывать, Мидри.

Старуха не обратила на неё внимания и встала изо стола, помешала в топке угли и прислонила кочергу к раскалённому металлу печи.

Мидри съела ложку варенья и стала задумчиво ворочать им во рту, запивая чаем. Она была такой маленькой, такой беззащитной. Ей не дано было понять истинность происходящего, как впрочем и её старшей сестре.

- Нам пора. – Резко сказала она. – Вы обещали нас отблагодарить.

- А разве я вас сейчас не благодарю?

Старуха впилась тоненькими щёлками глаз в Маршу, заставив её замереть. Её глаза на секунду стали желтыми ( это всего лишь отражение пламени ) ,а потом снова почернели.

- Марша знает, что такое смерть, верно? – Обратилась к ней старуха, садясь за стол и ехидно улыбаясь. – Ты беззаботно играла во дворе и захотела попить. Дедушка сидел в кресле и читал и не ответил, когда ты позвала его. Ты дергала его за руку, но он не отвечал, а потом его голова упала на боковину кресла и ты увидела в его глазах… Что ты там увидела Марша?

Марша смотрела на старуху и каждое ее слово отражалось на ее лице дрожью. Она будто стояла там, в светлой зале, держала в руках стакан с водой и не понимала, что завтра дедушка уже будет лежать в цинковом гробу, накрытый одеялом из сырого грунта. Её веки, как канавы, наполнились слезами.

- Что там увидела Марша? Ни-че-го. Это и есть смерть, ничего.

Девочка смотрела на всё, будто сквозь мокрое стекло. Старуха прищурилась на неё и улыбнулась только правой половиной тонкого рта, обнажив два чёрных зуба, а левая будто окаменела. Мидри спокойно ела варенье, будто вообще не слышала и не видела ничего перед собой. Марша сглотнула комок слюны. Ей ужасно захотелось стереть с лица старухи эту ухмылку. Кружка с чаем, которую она сжимала в руке была из фарфора, а вот кочерга возле печи была уже серьёзнее. Но успеет ли она ударить старуху, прежде чем та схватит её за руку. Успеет? Марша отправила в рот очередную ложку варенья и запила чаем. Вокруг пахло травами и теперь она слышала шум летнего дождя. Капли падали ей на макушку, стекали по щекам, задерживались на ресницах.

Внутри неё кипела злоба и обида, но как будто под плотной крышкой и она не могла поддаться волнам этих чувств. Её Тело будто онемело и всё на что оно было способно, то зачерпывать чайной ложкой сливовое варенье и запивать его травяным чаем.

- Твоя сестра всегда была твоей защитницей. Правда Мидри?

- Конечно. – Озадачено ответила та.

- Ну разумеется. Но сегодня она тебя не защитит. Сегодня никто вас не защитит.

- Отстань от неё, тварь! – Марша вскочила, опрокинув табурет. Слёзы брызнули из ее глаз, она шагнула к старухе и упала на пол, не почувствовав ног. Всё вокруг кружились перед ней в калейдоскопе сменяющихся картинок. Лица старухи и сестры спутались вместе с огнём в печи и были, как два ярко-красных шара, летающие по комнате.

- Мидри, Мидри – Зашептала Марша, не в силах связать предложение. Она отползла к стене и застыла. Блики огня плясали по её белому лицу. Тысячи звуков залетали к ней в уши, сливаясь в ужасную какофонию. До неё долетали обрывки фраз. Она слышала голоса дедушки, который звал её в дом, мамы, которая говорила, что они должны вернуться до темноты.

«Мама, мы скоро придём»

«Маршенька, внученька, иди посиди с дедушкой»

« Конечно, деда!»

« Спой ещё раз»

« До темноты! И присматривай за Мидри, хорошо?»

«Не волнуйся!»

«Спой мне, моя голубка»

Все голоса смолкли и Марша очнулась посреди летней поляны. Пахло земляникой, свежескошенной травой и сигаретами. Дедушка курит – подумала она и осмотрелась. Пусто. Только поле травы и ветер и что-то ещё. Как будто песня. Кто там? Вдали появился силуэт, он всё приближался, хотя похоже человек сидел. И теперь весь мир двигался на встречу Марше, подползал. А Солнце опускалось, будто кто-то тянул скатерть неба, скомкивая её за горизонтом в одно огромное пламенеющее пятно. Силуэт уже был в пару метров от Марше. Это была Мидри. Она сидела на траве в своей красной шапочке с помпоном и курточке. Эй, малая, ты что решила вспотеть? Снимай, лето же дура! Огромный пламенеющий апельсин за ней катился по небу, но Мидри не двигалась. Она сидела и.. пела. Да, теперь Марша слышала журчание её голоса и даже могла разобрать слова. Это была одна из Рождественских песенок на колядки. Сейчас же лето, очнись! Очнись? Почему это важно? Очнись, очнись…оч-ни-сь!

Солнце за Мидри вспыхнуло и обернулось всполохами костра. Её крохотная фигурка вырисовывалась на его фоне, а над ней, как грозовая туча над маленьким городком, нависло мощное тело старухи.

- Мидри. – С трудом выговаривая слова, произнесла Марша. Мидри весело пела и когда закончила, то сразу же принялась пережёвывать новую порцию варенья.

- Мидри…

- Ты бесподобна, моя голубка. Твой голос ласкает мне слух, как песни старины, когда детвора пела их у костра. Они и сейчас поют мне в пламени. Ты хочешь услышать их пение?

Мидри кивнула, а старуха продолжила:

- Развернись, подставь своё прелестное ушко печи и прислушайся.

Девочка развернулась к топке и её личико сразу покраснело.

- Ближе милая, так ты ничего не услышишь. Подставь ушко.

Девочка приблизилась к огню ещё ближе.

- Мне горячо.

Марша вздрогнула. Внутри неё поднимался столб злобы.

- Прислушайся. – Пропела старуха.

Марша смотрела на силуэт сестры на фоне огня. Крохотный носик, как картошечка, губки, высокий лобик и ложбинка под ними, тоненькие волосики торчали в разные стороны, как нити и подрагивали.

- Я их слышу. – Прошептала она. – Они поют. Как красиво.

Мидри закрыла глаза, и по её детскому личику растеклось чуждое ему блаженство. Марша перестала узнавать лицо сестры. Оно вдруг стало каким-то другим. Утратило былые плавные переходы и сглаженность, превращалось в острые очертания каменной статуи и детские черты обернулись взрослой суровостью. Старуха завела свою руку под руку девочке и тут получила удар сзади. Куски табурета отлетели в разные стороны. Старуха свалилась на пол и Марша, едва не упав, обогнула её и склонилась к сестре.

- Мидри. Очнись! Мидри!

Та продолжала блаженно улыбаться, закрыв глаза. Марша ударила её по лицу. Головка ребёнка повернулась в сторону, как на шарнире и вернулась в исходное положение.

- О Мидри, прости меня! Прости меня! Очнись пожалуйста! – Марша поцеловала сестру в алые губы, а затем подняла на руки и шатаясь, направилась к выходу. Её нога зацепилась за валявшиеся на полу куртки и с трудом сохранила равновесие.

- Они называют моё имя . – Прошептала Мидри.

- Очн…. – Марша застыла. За окном горели два жёлтых глаза. В ноздри проник запах гниения. Собака открыла пасть и её белые клыки мраморного цвета, будто светились изнутри.

Нам ещё не дали деньги – промелькнула у неё в голове мысль, как её ногу дёрнули в сторону и она ничком свалилась на пол. Мидри упала прямо на стол и завалилась за него, свалив рукой банку с вареньем. Густая чёрная жижа растеклась по дощатому покрытию пола. Старуха, будто горгулья, нависла над Маршей и закрыла своим телом Мидри, которая продолжала лежать возле печи, не двигаясь.

- Мидри! Очнись!

- Закрой свой рот, маленькая сучка! – Зашипела ведьма и замахнулась для удара. Марша вжалась в пол и закрыла лицо руками. Старуха сильно дёрнула её за руку, выдернув клок чёрных волос, и приблизила её к себе. Отвратительный запах разложения, исходивший из её рта, ударил Марше в ноздри и она ощутила на языке вкус желчи.

- Ты что дрянь, вздумала мне перечить? Думаешь, ты умнее всех? Я же сказала, что никто вам не поможет. – Старуха издала смешок. Капельки слюны упали на губы девочки. Сердце её билось в голове, руках, ногах. Она словно вся была огромным, пожираемым страхом, сердцем и содрогалась при каждом вдохе. И тут Марша вновь увидела старухино ожерелье с белыми камнями и присмотревшись поняла, что это человеческие зубы.

Старуха выбросила руку Марши и та опустилась на пол, как тонущий в воде камень, безжизненно. Она не могла собрать свои мысли во едино. Они разлетались, словно стаи птиц, испугавшиеся выстрела.

Мидри сидела перед печью. Каменная маска, вместо живого детского лица выражала только удовольствие.

- Мидри. – В полузабытье прошептала Марша. Слёзы катились по её щекам и застилали глаза. Она видела, как старуха, склонилось над телом маленькой девочки и провела рукой по её волосам, а потом она взяла её на руки и развернулась к Марше спиной. Она закрыла глаза и сползла по стене на пол. Она ничего не слышала, ни крика, ни слов, только завывания ветра за окном и треска дров, так похожий на хлопанье кукурузы в сковороде.

«Ты только обещай мне присматривать за Мидри, хорошо?»

«Не волнуйся мама. Я с малой глаз не спущу»

Марша видела окружающий мир, словно через мутную воду, где в глубине мелькали картинки. Ведьма подняла её и подвела к огню. Жерло топки было раскрыто, как пасть чудовища и из неё выглядывал краешек джинсовой ткани. Марша не могла ни кричать, ни сопротивляться. Старуха взяла её на руки.

- Не волнуйся Марша. Место всем хватит. Теперь твоя сестрёнка тоже будет петь для меня.

Пламя горело всю ночь и всю ночь из трубы над летней кухней вился тоненький столб дыма. Он поднимался в зимнее небо. Луна лишь на мгновение показалась и снова укуталась саваном облаков. Пошёл снег. Сначала отдельные хлопья, но потом он всё нарастал и нарастал, пока не перешёл в снегопад, сокрыв от глаз улицы и дома.

Дорогу всего за какие-то пол часа засыпало толстым слоем ваты и мужчина за рулём «Фольксвагена» сбавил ход. Он планировал вернуться раньше, но в офисе всё ни как не могли подписать контракт. Снег застал его, как только он выехал из центра и поехал в сторону 43 улицы. На светофоре, на пересечении 43-ей и Пуарто, он остановился и заметил эту странную фотографию, висевшую над лобовым стеклом в крохотной картонной рамочке. На ней был изображён он, обнимающий жену и две девочки, которые будто бы казались ему знакомыми. Младшая из них улыбалась. Помпон на её красной шапке склонился на бок. Старшая серьёзно смотрела в сторону большими голубыми глазами. Мужчина хмыкнул и не медля достал фото из самодельной рамки, оторвал часть и выбросил её в окно. Мотор заклокотал и автомобиль поехал прочь по 43-ей улице. На перекрёстке 6-ой и 30-ой свернул на право и исчез в снежном тумане.

Порыв ветра согнал притаившиеся на земле снежинки и понес их прочь, подхватив обрывок фотографии. Он взглянул на лица двух девочек, небрежно подбросил их в воздухе, зашвырнул между клёнами и спрятал под мостом в сыром овраге. Река, мельком взглянула на улыбку младшей девочки и помчалась прочь, бросив фото на берег. Грязь обняла их и поглотила. Падающие хлопья постепенно возвели в этом месте сугроб и продолжили сыпать, стирая смысл окрестностей, оставляя только очертания.