Экзистенция

В дальнем углу безымянного парка на деревянных чурбаках сидели четверо мужчин и вели непринуждённую беседу. Ничего необычного: летом, в выходные дни люди так и тянутся под уютную тень, особенно если нет дождя. Они гуляют по бесчисленным аллеям и тропкам, они рассаживаются на бесчисленных скамейках и складных стульях. Они скупают всё мороженное, газировку и, что греха таить - пиво и кое-что покрепче. А по лесным угодьям разносятся запахи жарящегося на углях мяса.

Про нашу четвёрку тоже можно было бы так сказать, но уж слишком неестественно они смотрелись. Будто были искусственными, не реальными. Словно были персонажами картины или мультфильма.

Человек, профессор, мужичок и очкарик – кто и для чего свёл этих четверых в одном месте – никто из них не знал. Им это только предстояло выяснить, но для этого необходимо было нырнуть в прошлое.

Очкарик поднял голову, и внимательно посмотрел на Человека.

- Кирилл, вспомни всё. Вспомни цепочку событий, которые привели тебя к нам, и, может быть тогда ты поймёшь. Ты должен вспомнить всё.

"Вспомнить всё"... "Вспомнить всё"... "вспомнить всё"...

Звуки притихли, и голос Очкарика теперь доносился словно издалека. Кирилл закрыл глаза и ворох его собственных мыслей умчал его далеко от парка и этих людей.

Далеко в прошлое, или не совсем далеко. Кирилл уже сомневался в том, что прошедшие дни сочтены верно, а из жизни не выпало пара дюжин месяцев, или даже лет.

Что в календарь не закралась ошибка, а сам он не спит давным-давно летаргическим сном.

С чего же всё началось? Наверное, с той самой поездки в Швейцарию.

***

Доктор Вонзов начал сожалеть о том, что дал свое согласие на участие в этом эксперименте, проводимом швейцарскими врачами. В данный момент он отпаивался кофе и травился сигаретой, стоя на Цоликерштрассе, недалеко от входа в клинику The Kusnacht Practice.

Кофе и табак сокращали дни его жизни, зато давали хотя бы призрачную возможность сохранить свой рассудок и не пополнить нестройные ряды собственных пациентов. К тому же он нарушал швейцарское законодательство, но штрафом в сто пятьдесят франков Кирилл Васильевич был готов пожертвовать.

Как могло рядовое, по сути, исследование обернуться таким иррациональным кошмаром? Вонзов достал новую сигарету, тут же прикурил её от окурка предыдущей, а затем заново прокрутил в голове события последних двух часов.

Начиналось всё довольно обыденно. За последние сто лет врачи продвинулись довольно далеко в деле выявления у людей всевозможных психических отклонений.

Особенно это касалось индивидуумов, которые имели нарушения психики, но при этом старались тщательно их скрывать. Это чревато внезапными помутнениями рассудка. Человек в таком состоянии может нанести немалый вред себе и окружающим. Пилот Андреас Лубиц, будучи в депрессии, заперся в кабине пассажирского лайнера, и направил самолёт в землю, угробив, таким образом, полторы сотни невинных людей.

Своевременная и точная диагностика, вот что должно было помочь избежать таких последствий, в будущем. Один из способов проверки душевного здоровья является, предложенный швейцарским доктором Германом Роршахом, визуальный тест. Испытуемым показывают карточки с цветными пятнами, и на основании ответов делают вывод о состоянии человека.

Однако, в последнее время данный способ всё чаще подвергался критике. Его перестали использовать при судебных освидетельствованиях, а ряд скептиков называл его псевдонаучным.

Отчасти такая ситуация стала возможной благодаря интернету. Потенциальные больные просто-напросто выучили наизусть значение каждой карточки и спокойно симулировали полное душевное здоровье.

Земляки знаменитого швейцарца, доктора Генрих Росслер и Рене Шандузо предложили новый, революционный тест.

Главным идеологом был непосредственно Генрих. По его словам, тест основывался на том же самом принципе: толковании различных изображений.

Вот только рисунки на карточках были совсем другими. Как не расспрашивали Росслера приглашённые коллеги, ни он, ни его помощник Рене не раскрыли их содержание. Оставалось неизвестным и то, где швейцарцы взял сами рисунки. Насколько Кирилл знал, особой тяги к рисованию ни у кого из них не было.

Но старый хитрец, держал детали, придуманного им нового теста, в секрете.

На первый, пробный показ, Росслер пригласил своих коллег, с которыми вёл переписку.

С Вонзовым он познакомился, когда читал курс лекций в Геттингене. В то же время Кирилл заканчивал там магистратуру, и посещал эти лекции с большой охотой. Молодой студент, не боявшийся спорить с медицинским авторитетом, понравился Росслеру. Они подружились, и ещё не раз пересекались на различных официальных мероприятиях. В частности, Вонзов был ассистентом Росслера на семинаре в МГУ, год назад.

Всего гостей было не много, кроме Кирилла ещё шесть человек. Осторожные швейцарцы не хотели поднимать чрезмерную шумиху прежде чем опробуют тест в узком кругу профессионалов. Как оказалось - не зря.

Демонстрация проходила прямо в холле клиники.

Гостей усадили в кресла, специально арендованные для этой цели, потому что в небольшой клинике своей мебели в таком количестве просто не было. Рене Шандузо привёл контрольную группу из десяти человек: пятеро были абсолютно здоровыми, а остальные являлись настоящими пациентами с различными диагнозами.

Тест Росслера должен был доказать свою эффективность как для здоровых людей, так и для душевнобольных.

Сам Генрих восседал за столом, напротив, с таким важным видом, словно был президентом нобелевского комитета.

Он по очереди показывал карточки, сначала своим коллегам, а затем и подопытным людям.

Кирилл сначала не понимал, чего в этих рисунках такого особенного. Какие-то геометрические узоры, мандалы, проекции тессерактов, фантастические животные со множеством хвостов и загадочные помещения. Сюрреализм в чистом виде. Художественная ценность в этих рисунках, несомненно, была, но вряд ли они имели значение для психиатрии. И всё-таки Росслер зачем-то использовал именно их.

Странности начались, когда количество картинок перевалило за второй десяток. Так, словно набралась некая критическая масса, после которой началась бурная реакция.

Один из пациентов вдруг упал на четвереньки и издал протяжный вой. По округлившимся глазам Росслера и Шандузо Кирилл понял, что такого они никак не ожидали.

А в холле продолжала разворачиваться какая-то чудовищная фантасмагория.

Следующий испытуемый просто застыл на месте, впав в ступор. Третий выкрикнул: "Отец, я иду к тебе!" и в ту же секунду обеими руками вырвал себе глаза, что само по себе не простое дело.

Кто-то щебетал по птичьи, выдавая при этом такие трели, которые ни один нормальный человек издать не в состоянии. Другой отобрал у Росслера карточки с рисунками, и, сев на пол, раскладывал их перед собой, выговаривая несвязанные друг с другом имена.

Тут уж швейцарцы показали своё самообладание. Росслер нажал тревожную кнопку, и здание клиники огласилось писклявым сигналом тревожного зуммера. В холл вбежали, дежурившие, на всякий случай, санитары.

Специалисты, приглашённые на тестирование, так же не стали отсиживаться, а активно включились в работу. Их не надо было учить тому, как обращаться с психами.

Человек, впавший в ступор, неожиданно очнулся, затем непонятным образом, поднялся в воздух и исчез под потолком. Если бы господа психиатры верили в призраков, то они легко объяснили бы это явление.

Следующий просто шагнул в стену и так же пропал, словно его и не было.

Несколько врачей метнулись в коридор, отправившись в погоню за невесть как разбегающимися пациентами.

В комнате образовалась настоящая куча-мала. Санитары и доктора вязали безумцев, подопытные кричали, тревога звенела. Пол покрылся пятнами крови и копошащимися телами.

В этот момент Кирилл Вонзов и улизнул на улицу. Не то, чтобы он испугался, но то, что он увидел, шокировало. Кирилл боялся за собственное душевное здоровье.

На Цоликерштрассе, завывая сиреной, въехали две машины скорой помощи. Через мгновение они затормозили возле клиники, и две бригады парамедиков вбежали внутрь. Из медицинского центра вынесли на носилках двух искалеченных людей и загрузили в кареты. Взвизгнув покрышками, обе машины умчались вдаль.

Вонзов наблюдал это всё со стороны, никак не показывая, что он каким-либо образом причастен к происходящему. Свою тлеющую сигарету, он, на всякий случай, спрятал - мало ли что.

Шум, доносящийся из холла вскоре стих.

Кирилл не следил за временем, как-то не до того было, но с момента отъезда скорой помощи прошло не менее получаса. Он успел выпить уже вторую кружку латте, благо палатка "Кофе на вынос" находилась буквально в минуте ходьбы от клиники. Он уже подумывал о том, чтобы вернутся обратно в холл, и разузнать, не нужна ли кому-нибудь помощь. В это время в дверях показалась упитанная фигура Роберта Пенроуза, профессора Пенсильванского университета.

- Мистер Вонзоф, а я вас везде ищу.

Роберт так и не научился правильно произносить непривычную русскую фамилию, но обижаться на него сейчас Кирилл даже и не подумал.

- Что там сейчас происходит?

- Пятеро заперты в палатах. Пришлось дать им лошадиную дозу феназепама. Двое были увезены в госпиталь в Бёрне.

- А ещё?

Роберт замялся. Было видно, что он здорово встревожен. Если бы к Вонзову пришёл на приём пациент в таком состоянии, то он, пожалуй, настаивал бы на серьёзном лечении.

- Трое бесследно исчезли. Мы нигде не смогли их найти, хотя перерыли весь центр сверху донизу.

Пенроуз воровато огляделся.

- Дайте мне тоже сигарету.

- Штраф сто пятьдесят франков, - буркнул Кирилл, вытаскивая из кармана мятую пачку.

- Плевать.

Несколько минут они молча стояли, вдыхая табачный дым.

- Вы зачем искали меня, Роберт?

- Сейчас все собираются у мистера Росслера в кабинете. Не хватает только вас.

Докурив, Кирилл выбросил окурок в урну:

- Пошли.

В кабинете царила напряжённая атмосфера. У Росслера и Шандузо дрожали руки. Китаец Ван Хунин неподвижно сидел, закрыв лицо руками, а японский специалист, Вада Каору, наоборот, трясся как в лихорадке. Остальные так же выглядели не лучшим образом.

Из своего личного сейфа Генрих достал бутылку хорошего коньяка. Вообще-то она была припасена для того, чтобы отметить предстоящий успех придуманного им теста, но для укрепления нервов коньяк так же подходит. От предложенного бокала не отказался никто. Даже Каору, который обычно крепкие напитки обходил стороной, позволил себе немножко.

Со словами "Курите прямо здесь", Рене Шандузо открыл настежь окно. Комната наполнилась обычными, уличными звуками.

Если бы не ужас, застывший в глазах людей, можно было бы подумать, что это посиделки в каком-нибудь аристократическом клубе.

На Росслера посыпались вопросы. Всех интересовала внезапная вспышка безумия, и исчезновение трёх человек, произошедшее с нарушениями законов физики на глазах у дюжины трезвых, здравомыслящих людей.

Но Росслер и сам не понимал, что именно произошло. Генрих сказал о том, что их клиника проведёт тщательное расследование этого инцидента. Он просил всех присутствующих на некоторое время не распространятся о том, что они увидели.

- А может вообще скрыть сам факт проведения этого теста? Спросил Пенроуз

- Нет, Роберт, не выйдет.

Рене Шандузо отрицательно покачал головой.

- Здесь не так, как у вас в США. Замолчать причины госпитализации двух человек и странную пропажу ещё троих не получится. Тем более, что мы направляли в ВОЗ официальное письмо о проведении теста.

- С нас наверняка спросят, - Продолжил Генрих, - И мы найдём что ответить, когда закончится внутреннее расследование. Я вас прошу только об одном: не привлекайте к этому делу журналистику, эту проститутку современности. Если о нашем провале узнает хотя бы один репортёр, большие проблемы не заставят себя ждать.

- Какие, например?

- Хотя бы судебные иски. А ещё лишение врачебной лицензии, и катастрофический удар по репутации. Каждый бумагомарака не преминет написать про нас целый ворох отборного вранья, смакуя его такими подробностями, что правду потом отличить будет очень сложно. Нет, коллеги, я настоятельно прошу вас держать язык за зубами.

Росслер всё ещё рассуждал о том, какие могут быть последствия у сегодняшних событий, и как можно их минимизировать, а Кирилл вдруг задумался о кое-чём другом, но тоже немаловажном.

- Генрих, а где вы взяли сами рисунки для вашего теста?

- Вы не поверите мне, Кирилл. На вашей родине.

- Где-где?

Росслер был прав - его ответ несколько огорошил Вонзова.

- Помните, год назад я выступал с семинарами в вашем государственном университете?

- Да, я был вашим ассистентом.

- Вот именно. Обратно я возвращался через Санкт-Петербург. Мне хотелось посмотреть эту вашу, как вы говорите, культурную столицу, а тут ещё и отпуск удачно совпал. В Санкт-Петербурге я провёл несколько дней: смотрел достопримечательности, гулял по городу. Как-то раз ноги занесли меня на Каменный остров, где я встретил одного художника, на улице лунных кошек. Сначала я даже подумал, что ошибся с прочтением и воспользовался электронным переводчиком. Всё же я не так хорошо знаю ваш русский язык, но оказалось, что название я перевёл правильно. Красивое название, кстати, снимаю шляпу.

Кирилл Вонзов очень хорошо знал Петербург. В юности он прожил в этом городе чуть больше года. Обычно уличные художники кучкуются в центре города. В Москве это Арбат и прилегающие дворы, в Санкт-Петербурге это Невский проспект и Екатерининский сад. Встретить же работника кисти и мольберта в таком месте, как Каменный остров весьма проблематично. Да и про улицу лунных кошек Кирилл слышал впервые.

- А разве у нас есть такая улица?

- Вам лучше знать, - Росслер улыбнулся, буквально уголками губ, - Это же ваш город.

- Ну допустим. Значит на этой улице вы встретили художника, у которого приобрели все эти рисунки?

- Так всё и было.

Росслер рассказал, что случайно встреченный им уличный художник выглядел довольно жалко. Какой-то субтильный старичок с немытыми волосами, жиденькой бородёнкой, одетый в лохмотья. Генрих даже поначалу решил, что это бездомный нищий, и подошёл к нему исключительно для того, чтобы подать милостыню. Но, как оказалось, первое впечатление было обманчивым. Слева от старичка стоял мольберт, густо усеянный рисунками и картинами, выполненными довольно искусно. С набережной, по которой шёл Генрих, мольберт этот не был заметен, отчего и создавалось впечатление, будто старичок является простым оборванцем.

К тому же оказалось, что художник этот - глухонемой. Как он собирался продавать здесь свои работы, уму непостижимо. Но, видимо, его полностью устраивало это место.

Когда Росслер остановился у мольберта, чтобы получше рассмотреть рисунки, художник дёрнул его за рукав, чтобы обратить на себя внимание.

Он протянул Генриху отлично сделанный рисунок Гроссмюнстера, и это показалось невероятным. Как он мог знать, что Росслер живёт не где-нибудь, а именно в Цюрихе? Это могло быть простым совпадением, только сомнительно, чтобы этот дедушка рисовал церковь с натуры. А нарисовано было довольно точно. Возможно он работал с фотографией.

Жестами Генрих спросил, сколько может стоить эта работа, но старичок отрицательно помотал головой, и показал другую свою работу.

На этот раз это был акварельный набросок здания московского университета. И вот тут Росслер удивился по-настоящему. Может быть он ясновидящий? А художник продолжал демонстрировать Генриху рисунки, и все они были так или иначе связаны с жизнью швейцарского психиатра.

Словно он заранее знал всё: что к нему придёт швейцарец, доктор, следующий проездом из Москвы.

Некоторые работы, лежащие на мольберте, напомнили Росслеру типичные рисунки больных шизофренией, и он указал художнику на них, на что тот неожиданно подмигнул доктору и достал из-за пазухи толстую пачку набросков. И вот это как раз и были те самые, которые сегодня довели десятерых человек до безумного состояния.

Сначала Генрих не собирался их покупать, но старичок почти насильно сунул ему эти работы, а потом в спешке намалевал на чистом листе бумаги коробку, перевязанную ленточкой. Видимо, это должно было означать "подарок".

- На обратном пути, в самолёте, мне и пришла в голову идея о проведении этого теста, - Закончил Росслер свой рассказ.

- И что, вам самим они не показались странными?

- Отнюдь. Но вот что интересно, среди своих работ художник показал мне одну, на которой были нарисованы люди в разных позах. Один вырывал себе глаза, второй взлетал к потолку, а третий на половину торчал из стены. Ничего не напоминает?

- Он описал тест!

- Да, и только сейчас я это понял. Но как, дьявол его побери, он мог предвидеть всё это?

- Меня, - Задумчиво произнёс Каору, - Интересует ещё то, почему мы сами не стали жертвами этого эксперимента. Контрольная группа сошла с ума и... Ну вы сами всё видели, а с нами ничего подобного не произошло.

- Я тоже об этом думал, - сказал Рене Шандузо, - Возможно всё дело в том, что мы были заранее готовы к тестированию, а в контрольной группе ни одного человека не предупредили о том, что их ждёт. Подсознательно у нас было соответствующее настроение, и именно оно и защитило наш разум.

Рене развёл руками.

- По крайней мере это единственное, что мне пришло в голову.

Они ещё немного поговорили, вспоминая недавние события, а потом быстренько разошлись. У Росслера и Шандузо впереди было много работы и куча проблем, а остальным не было смысла оставаться в Швейцарии просто так. Тестирование обернулось провалом, и каждый гость возвращался домой.

Кирилл планировал остаться на лишних пару дней, но пришлось ему менять время вылета на сегодняшний вечер. Сейчас он ничем не мог помочь своим коллегам.

У него никак не выходил из головы недавний рассказ Росслера об уличном художнике. Вонзову очень захотелось взглянуть на этого таинственного деда своими глазами. Побывать, так сказать, в Генриховской шкуре. Поэтому он взял билет не в Москву, а в Санкт-Петербург. Командировка была рассчитана на пять дней, из которых в резерве у Кирилла оставалось ещё три. Вполне достаточно для того, чтобы найти какого угодно художника, при условии, что он ещё жив.

Город встретил Вонзова тёплой, солнечной погодой, что, на самом деле, бывает не часто. Питерская сплошная облачность и проливные дожди уже давно стали притчей во языцех. Может быть наступило, наконец, настоящее лето.

Пресловутую улицу Кирилл нашёл с помощью интернета. Оказалось, что её на самом деле не существует. История улицы лунных кошек началась с того, что какой-то шутник постоянно рисовал адресную табличку на стене, в проходе между домами. Шутка прижилась, и теперь на этом месте висела настоящая аутентичная табличка, как на любых других городских домах. Соответствующая метка даже появилась в электронных картах.

Но начал Кирилл свои поиски глухонемого ясновидящего художника не с улицы лунных кошек, а с Невского проспекта. Он решил сначала расспросить других живописцев, знают ли они хоть что-нибудь об этом интересном "предсказателе".

В Екатерининском сквере всегда многолюдно. Здесь и толпы любопытных туристов, и упомянутые уже неоднократно, художники, и сами питерцы, идущие куда-то по своим делам. А уж тем более в выходной, да ещё и солнечный, день.

Было довольно шумно. Вот финны, тайком пившие водку на лавочке, о чём-то возмущённо спорили с местными на повышенных тонах. К ним уже направлялся наряд стражей порядка. Китайцы окружили памятник Императрице Екатерине и о чём-то лопотали на своём языке. Студенты художественного училища громко обсуждали подборку свежих карикатур.

Кирилл, не обращая ни на кого внимания, подошёл к плотной группе мастеров, выглядевших старожилами, и задал вопрос о неизвестном художнике. Но тут его постигла неудача. Ни один из живописцев не опознал по словесному описанию Росслеровского глухонемого старика.

Что же, первый блин комом, Кирилл пошёл расспрашивать дальше. Дважды ему нахамили, назвав дураком, незнающим, чего хочет. Один раз полицейский патруль проверил у него документы. Стражам порядка он был несказанно рад, потому что к нему в это время приставала цыганка с настойчивой просьбой "позолотить ручку". Она исчезла, стоило только поблизости появится доблестным охранникам правопорядка.

Среди местных прошёл слух о том, что какой-то странный гражданин зачем-то разыскивает какого-то глухонемого, которого здесь отродясь не было. Кирилл замечал, как на него показывали пальцем и о чём-то шептались люди на скамейках и у ограды. Но желание отыскать "предсказателя" всё ещё не оставляло его.

Когда он, отчаявшись услышать здесь хоть какую-то информацию, собирался поехать на Каменный остров, к нему обратился какой-то подросток, лет четырнадцати на вид.

- Дядя, это не вы ищете глухонемого художника?

- Я, а что. Ты знаешь его?

- Бабушка моя знает, идёмте, я покажу.

Бабушкой оказалась неприметная старушка, сидящая на раскладном стуле в противоположном углу сада, ближе к Александрининскому театру. Её отрешённый взгляд и спокойствие делали её похожей на гусеницу из "Алисы в стране чудес". Рядом, на асфальте, была мелом грубо намалевана виселица, с человечком на ней.

«Наверное дети играли здесь в Поле Чудес, и не стерли», - подумал Кирилл.

-Здравствуйте.

Старушка посмотрела на него поверх своих старых очков с толстой оправой.

-Так это ты ищешь глухонемого художника?

Кирилл ответил утвердительно.

- А зачем он тебе?

- Хочу спросить у него кое-что

- Спросить у немого? Воистину достойное занятие.

- Я думаю, что мне удалось бы найти с ним общий язык. Не так это и сложно. В своей больнице я имел дело с глухонемыми.

- В данном случае не ты будешь искать общий язык с ним, а он с тобой.

- Пусть так, но для начала мне надо его хотя бы найти.

- Ну что ж, только здесь его нет.

- Но почему? Ведь художники, в основном, тусуются именно здесь.

- Потому что здесь слишком много людей, - Отрезала бабушка строгим тоном, сделав нажим на слове "людей".

Мизантропия, конечно, не порок, и встречается довольно часто.

- Так он же тоже человек, - Возразил Кирилл.

- Ты так думаешь. Скажи мне, по каким признакам можно отличить человека?

- Речь, мышление, осознанное творчество, расчёт последствий своих действий, орудия труда, - Начал перечислять Вонзов, но был остановлен.

- Это всё верно. Но что, если тебе встретится некто, который тоже всё это может, но не является человеком. Как ты отличишь одно от другого?

Странный вопрос. На Земле нет существ, настолько похожих на людей. Мы - единственный, в своём роде, вид.

- Инопланетянин что ли?

Уточнил Кирилл, хотя в существование летающих тарелок и зелёных человечков нисколечко не верил.

- Нет, мой друг, не инопланетянин, - Ответила бабушка, - Сказано же: "По образу и подобию нашему", а где есть подобие, там существует и оригинал.

- Это вы сейчас о Боге? Но ведь никто его никогда не видел. Да и трудно предположить, что глухонемой художник является Богом.

- Ну как скажешь.

Повисла неловкая пауза, наконец бабушка спохватилась.

- А откуда ты узнал о нём? Здесь впервые появился человек, которому понадобился глухонемой художник.

- Один мой друг видел его недавно, а потом с ним произошли странные вещи, чему я был свидетелем.

- А, этот врач из Швейцарии, - Протянула бабушка.

Вонзов вдруг заметил, что он ни словом не упоминал профессию и место жительство Генриха Росслера, а она уже про него всё знала.

"Ещё одна ясновидящая? Уже вторая, что-то их слишком много развелось в последнее время". Кирилл вспомнил последнее десятилетие прошлого века. Когда, после падения железного занавеса и обретения свободы, из каждого угла толпой потянулись экстрасенсы, ясновидящие, колдуны и гадалки. На поверку почти все они являлись мошенниками, этакие продолжатели дела Остапа Бендера. Но одно дело, мошенничество, и совсем другое - действительное знание будущего.

- Да, мистер Росслер.

- Произошло то, что должно было произойти, - Туманно пояснила старушка, - А если тебе нужен глухонемой художник, то ищи его в месте, которого нет.

"В месте, которого нет", - подумал Кирилл: "Быть может, она имеет в виду ту самую улицу лунных кошек. Ведь её и правда на самом деле нет".

- Спасибо. Вонзов вежливо попрощался и развернулся к выходу из сада. На Каменный остров лучше ехать на метро, благо станция совсем рядом, всего лишь дойти до Гостиного двора. Кирилл хотел попрощаться и с мальчиком, который его познакомил с этой странной бабушкой, но того и след простыл, будто и не бывало. У выхода Кирилл обернулся, чтобы ещё раз взглянуть на старушку, но никого не разглядел. Деревья на месте, а бабушки нет.

"Странно это всё", - подумал Кирилл, но он твёрдо решил разыскать первоисточник рисунков, и все эти загадочные метаморфозы предпочёл игнорировать. Предположим, что в это же самое время старушка ушла домой - простое совпадение.

Кирилл доехал до станции "Чёрная речка", и направился на Каменный остров пешком, по Ушаковскому мосту. В точности следуя указаниям спутникового навигатора. По дороге он внимательно рассматривал адресные таблички. Какому-нибудь активному чиновнику из мэрии города вполне могла прийти в голову мысль - увековечить это шуточное название на самом деле. Достаточно переименовать любую улицу поблизости, и вот "улица лунных кошек" перестаёт быть "местом которого нет".

Кириллу казалось, что в этом случае глухонемого художника на этом месте не будет, и его поиски придётся начинать вновь или вовсе отложить.

На стене одного из домов распылителем была нанесена надпись: "Они лгут тебе". Кто такие эти "Они" и кому именно они "лгут", оставалось загадкой.

"Местные лоботрясы даже лозунг нормальный придумать не могут, а ещё мнят себя культурной столицей". Кирилл вспомнил, как ещё в юности, он ездил в Санкт-Петербург со своими родителями, и они посещали музей-квартиру Пушкина. Тот самый, что на набережной реки Мойки. Чтобы попасть внутрь, необходимо пройти через арку. Внутри этой арки, на стене, каким-то злобным школьником была маркером оставлена надпись: "Пушкин - лох".

Наверное, кому-то очень не понравилась экскурсия. С того времени в Санкт-Петербурге, по-видимому, мало что изменилось. По крайней мере, стены разрисовывали по-прежнему.

Опасения Кирилла не оправдались. Художник нашёлся в том самом месте, на которое указывала метка в навигаторе. Вонзов узнал его, хотя Росслер очень скупо описал его внешность. Кирилл рассматривал его с некоторым любопытством. Мужчина, весьма почтенного возраста, весь седой и какой-то сгорбленный. По виду - типичный бомж из подворотни. Восседал дедок на деревянном ящике, который он, несомненно, стащил на ближайшей помойке.

Единственная деталь, никак не вязавшаяся с его образом - мольберт, довольно старый, обшарпанный и весь заваленный рисунками

Несмотря на свой жалкий вид, художник улыбался. Он смотрел на небо, и безумно радовался этой глубокой, чистой, небесной лазури. По этой улыбке можно было бы подумать, что у старика не все дома, но, по утверждениям Росслера, он был вполне нормальным.

Кирилл уверенно подошёл к художнику и, памятуя о его недуге, поздоровался с ним кивком головы. Дедушка озорно подмигнул в ответ, взял с мольберта картину и протянул её молодому человеку. Ни взгляда, ни жеста удивления и даже бровью не повёл, будто бы заранее знал, что сегодня к нему придёт именно Кирилл.

На плотном листе картона цветными карандашами была нарисована часть какого-то парка, или рощи. Скорее всего это был парк, потому что кустарник уж как-то подозрительно ровно рос.

Фон был выдержан в чёрных и серых тонах, так, словно кто-то рассыпал по бумаге мелкую угольную пыль, а затем хорошенько её растёр. Это придавало картине мрачную, давящую атмосферу. Казалось, что парк тонет в густом, сумеречном тумане.

На переднем плане трое мужчин, весьма странной внешности, сидели на деревянных чурбаках вокруг большого пня, на котором стояла бутылка водки и лежала закуска.

Взгляд всех троих был направлен прямо на зрителя. Этим взглядом они приглашали его присоединится к их импровизированному столу.

"Что бы это значило?"

Глухонемые должны, по идее, отлично читать по губам, поэтому Кирилл решился спросить вслух, немного растягивая слова.

- Это чего?

Художник не обратил на его вопрос никакого внимания. Вместо этого он начал зачем-то рыться в ворохе беспорядочно лежащих на мольберте картин. Наконец он выудил чистый лист бумаги, и цанговый карандаш, и принялся быстро рисовать на нём, искоса поглядывая на Вонзова.

Уходить Кирилл не собирался: "Сейчас что-то будет".

Через несколько минут старик показал Кириллу своё творение. Вместо парка на бумаге было изображено нечто вроде широкого поля или луга. На заднем плане громоздился холм и большое одинокое дерево. Поперёк поля пролегала невысокая ограда, а по направлению к холму двигалась человеческая фигура, казавшаяся крошечной на фоне всего остального. Фон остался белым, и поэтому эта работа представлялась более спокойной и умиротворяющей, нежели предыдущая.

Художник застыл, ожидая реакции своего единственного зрителя. Надо было что-то сказать, и Кирилл брякнул первое, что пришло ему в голову.

- Это поиск пути. Но ограда каким-то образом закрывает конечную цель, и не даёт герою достичь её.

Старичок хлопнул в ладоши, вскочил с ящика, на котором сидел, и несколько раз крутанулся на месте. Видимо это должно было означать "да".

- А что это за цель, до которой так сложно добраться?

Вместо ответа художник опять взялся за карандаш и вскоре явил новый рисунок, на котором было изображено нечто странное.

Ряд свечей, одетых словно люди: в костюмы с галстуком и белоснежные, сорочки. Только вместо голов - одинаковые язычки пламени. Они стояли, выстроившись в ряд перед одной большой свечой, наряженной в широкое платье с кринолином, фасона времён императрицы Екатерины Великой.

На этот раз Кирилл думал над рисунком намного дольше. Уж очень необычным был сюжет. А старичок всё это время терпеливо ждал его рецензии.

- Свечки задувают на день рождения. В таком случае они могут означать рождение или жизнь. В тоже время свеча часто используется как аллегория души или, опять же жизни. Если учесть эту важную особу в центре, получаем, что она может символизировать жизнь, а ряд прилизанных лакеев - прожитые годы. Я прав?

Художник неопределённо пожал плечами. Его взгляд внезапно стал серьезным и колючим. Словно он услышал какую-то незначительную деталь, испортившую ему настроение. Настолько мелкую, что Кирилл её не заметил.

Откуда-то из-за пазухи он вытащил сложенный вчетверо лист бумаги и отдал его Вонзову.

Кирилл ожидал увидеть какой-нибудь текст: пророчество или наставление. Ведь Росслеру он как-то сумел показать будущее. Правда, Генрих, понял это слишком поздно, когда оно уже случилось.

Но вместо слов на бумаге оказался очередной рисунок – самый загадочный из всех.

Сначала казалось, что там нарисован морской скат, но первое впечатление обманчиво. У скатов нет плоских хвостов такой формы. Может быть это ракушка морского гребешка? Кириллу доводилось бывать на дальнем востоке, и он не понаслышке знал, как они выглядят. Но у ракушки нет торчащих во все стороны, извивающихся щупалец.

Кирилл ещё немного напряг свою фантазию и смог разглядеть в нарисованном некий загадочный плод, похожий одновременно на грушу и на сливу. Но ни в одну из описанных версий не вписывалась группа таинственных символов, расположенных на «спине» у «ската».

"Не ты будешь искать общий язык с ним, а он с тобой", - вспомнил Кирилл сегодняшние наставления бабушки в Екатерининском саду и покачал головой.

О каком общем языке можно говорить, когда он не понимает ровным счётом ничего. Вот ничегошеньки. А старик этот треклятый будто специально подсовывает ему самые заумные свои наброски. Последний и вовсе абсурд, в котором нет ни одного образа, пригодного к объяснению. Это не скат, не ракушка, и не плод. Даже зацепится мысленно не за что.

- Я не знаю, что это.

Старик продолжал молчать и выжидательно смотрел на Кирилла.

"Да он издевается", - подумал Вонзов.

Что он о себе возомнил? В конце концов, это хамство: заставлять зрителей ломать голову над непонятными абстракциями. Этак ему ни в жизнь не заработать на кусок хлеба. Пусть и дальше сидит здесь, и улыбается хоть черту лысому.

Кирилл плюнул, и поспешил прочь. Тратить и дальше своё время на этого старика он посчитал излишним. И что такого нашёл в нём Росслер, уму непостижимо.

Разве что этот глухонемой художник сумел как-то загипнотизировать Генриха, и под гипнозом всучить ему те злополучные рисунки.

Как только Кирилл скрылся из виду, старичок и его мольберт и его рисунки мгновенно растворились в воздухе, словно никогда и не существовали. И ни один прохожий не обратил на это вопиющее событие никакого внимания. Лишь одинокая уличная кошка пристально смотрела на то место, где мгновение назад стоял художник с мольбертом. Казалось, что она продолжает его видеть, и следит за ним. Только кошка вряд ли когда-нибудь сможет об этом рассказать.

Через несколько дней Кирилл и думать забыл о немом художнике и странных рисунках, погрузившись с головой в обычные рабочие заботы. Пришло письмо от Росслера с печальным рассказом о ходе расследования "инцидента в клинике". Медицинский центр временно приостановил свою работу, а весь персонал теперь сидел под подпиской о невыезде. Самого Вонзова это мало касалось, потому что он иностранец, и выступить мог только в качестве свидетеля, но от судебных органов Швейцарии пока никаких запросов не поступало.

Кирилл продолжал работать в своей клинике, а свободное время проводил как обычно: просмотр новинок киноиндустрии по вечерам, дежурная кружка крафтового пива по пятницам, прогулки в парке на выходных. Променад он совершал в одиночку, в одном и том же парке, расположенном по близости, но всегда старался почаще менять маршрут прогулки. Это давало возможность наткнуться на какое-нибудь тихое, уединённое местечко, о котором мало кто знает. Такое, в которое можно приходить ещё раз и ещё, чтобы наслаждаться подлинным одиночеством.

У Кирилла набралось уже с пяток таких излюбленных мест, подходящих для мечтаний и медитации, но никто не запрещает поискать ещё одно.

Однажды, во время прогулки, он заметил тропу, которую раньше никогда не видел. Она начиналась от фонарного столба и уходила куда-то вглубь парка. Подогреваемый любопытством, он шагнул в сторону и растворился в кустах сирени. Шедшие следом подвыпившие молодые люди не обратили внимание на внезапное исчезновение человека впереди себя. Дойдя до фонаря, они остановились. Там висело свежее объявление "Liza ALert" о пропаже очередного бедняги. Один из парней, воровато оглянувшись, разукрасил плакат баллончиком с краской, после чего они быстро убрались восвояси. Теперь лицо на объявлении стало изуродованным, а имя исказилось до непонятного: "К*р*** В**з*в".

Вряд ли его теперь хоть кто-то узнает.

А Кирилл всё шёл и шёл по узкой, сильно петляющей дорожке, оглядываясь по сторонам и пытаясь запоминать дорогу. "Это место мне определённо нравится, потом надо будет обязательно вернутся сюда".

Спустившись в небольшой овражек, Кирилл миновал густые заросли боярышника и очутился на небольшой полянке. То, что он там увидел заставило его оцепенеть, а в голове мгновенно всплыл забытый было рисунок.

Посреди полянки стоял широкий пень. Возможно когда-то это был шикарный тополь, или даже дуб. Сверху на нём был постелен разворот старой, пожелтевшей от времени, газеты "Правда". На газете стояла початая бутылка Столичной, три гранёных стакана, шпроты, ломтики лука, полбатона чёрного хлеба и открытая трёхлитровая банка с каким-то бело-коричневым содержимым, из которой торчала алюминиевая столовая ложка.

Данный натюрморт был характерен для типичного двора любого советского города времён семидесятых-восьмидесятых годов. Но увидеть такое сейчас, в двадцать первом веке, было в высшей степени неожиданно.

Компания, которая восседала вкруг пня на деревянных чурбаках была подстать натюрморту.

Первый - типичный спившийся интеллигент на пенсии. Бесформенные вельветовые шаровары, выцветшая морская тельняшка, кепка, из тех, что были в моде во времена перестройки. Можно было заподозрить в нём бомжа, но его одежда была чистой, и опрятной, а характерный помоечный запах отсутствовал.

Дед щеголял бородой, но не такой, какую носят современные хипстеры, а будто бы он недавно прибыл на машине времени из допетровских времён. При этом выражение лица у него было блаженное, а глаза светились житейской мудростью. В таком виде он немного походил на музыканта Алексея Хвостенко.

Кирилл мысленно окрестил его "мужичок".

Второй выглядел как заправский доцент: высокий, подтянутый, строгий, одет в чёрный костюм, но без галстука. Если бы не окружающий пейзаж, можно было подумать, что Кирилл попал на экзамен, а перед ним председатель аттестационной комиссии. Хотя чёрный костюм и суровое выражение лица придавало ему небольшое сходство с гробовщиком, как их обычно рисуют на картинах.

Про себя Кирилл решил называть его "профессор".

Третий выглядел как стереотипный компьютерщик: худой, субтильный юноша, на вид лет этак двадцати пяти. Полгода назад к Кириллу приходил один такой, чинить обгрызенный мышами патчкорд. Этот был один в один, не хватало только обжимки в одной руке и пачки коннекторов в другой. Дополняли стереотипное сходство огромные очки в пол-лица. Уж не знаю, что там происходит в мире информационных технологий, но очень многие специалисты в этой области, из тех, что Кирилл знал, носили такие вот громадные очки.

Про себя Кирилл обозвал его "очкариком".

Поначалу эта троица не обращала на Вонзова никакого внимания.

- Наливай, - Скомандовал профессор.

- Дык, братушки, - Тут же отозвался мужичок, и схватил водку.

Зажурчало.

- Вот-те вам, пожалуйста, поровну, для поправки здоровьеца.

- Я пропущу, - Заплетающимся языком возразил очкарик.

- Ты что же, Игнатыч, манкируешь.

Профессор строго посмотрел на компьютерщика.

- Пральна. Я тоже не пью. Сейчас вот это вот допью, и брошу, - Блеснул мужичок фразой из известного кинофильма.

- Нехорошо-с.

Профессор укоризненно покачал головой. Студент обвёл мутным взглядом окрестности, как бы ища поддержки, вот только у кого: у берёз да кустов разве что. И вот тут он и обратил внимание на Вонзова, пялящегося на них во все глаза.

- Ба! Да у нас, оказывается, тут гость!

- Опаньки, оттяг в полный рост!

Мужичок вскочил, и бросился навстречу Кириллу, распахнув свои объятия. Кирилл настолько опешил от неожиданности, что машинально троекратно обнялся с этим не в меру дружелюбным дедом.

- Здравствуйте.

- Ну здравствуй, коли не шутишь.

Мужичок куда-то ушёл, но вскоре вернулся, с кряхтением неся ещё один чурбак.

- Садись, братушка, а то ж ёлы-палы, - Суетился дед - Вот. Будете у нас на Колыме, милости просим.

- Нет уж, лучше вы к нам, - Машинально ответил Вонзов цитатой из фильма.

- А вы кто? Поинтересовался профессор.

- Меня зовут Кирилл, я так просто, гуляю. А что?

- А то, голубчик мой, что обычный человек не может столь долго наблюдать за нами. Я нахожу это очень странным.

- А вы что, какие-то необычные? Опешил Кирилл

- Мы, - Профессор выдержал паузу, - Потерянные люди.

- То есть как, потерянные.

- Ну, вот так.

- Ты хочешь сказать, что никогда в жизни не терял чего-нибудь? Спросил очкарик

Вонзов открыл было рот чтобы дать однозначный утвердительный ответ, но тут же вспомнил, как намедни потерял свою фирменную авторучку, и нигде не смог найти, как не пытался.

- Терял.

- Ну вот видишь.

- Ну так что, это же вещи, а не люди.

- Практика показывает, что с людьми может произойти примерно то же самое. Люди тоже теряются, видишь ли. Иногда причина потери банальна: заблудился в лесу, сел не на тот поезд, забыл позвонить или просто ушёл тайком к любовнице. Таких людей ищут, и находят. Бывает, что в виде трупов или останков, если причиной пропажи было убийство.

Затосковавший мужичок начал дёргать профессора за рукав пиджака.

- Брат Митька помирает, ухи просит, - Взмолился он жалобно.

- Ах да.

Стаканы были уже давно наполнены. Если бы водка умела протухать, то ей уже пора было начинать это делать.

- Я пропускаю, - Напомнил очкарик.

- Тогда остаётся лишняя порция, разве что, - Профессор выразительно посмотрел на Кирилла, - Присоединитесь к нам?

Пить водку Кириллу не хотелось, а вот послушать про потерянных людей - очень. К тому же он держал в уме картинку, нарисованную немым художником. Почему же он показал ему именно это место и эту компанию. Придётся выпить с ними, если он не хочет вызвать к себе неприязнь.

"Ну что ж, вспомним студенческие времена и общежитие".

- Согласен.

Уж не знаю, как так получилось, но традиция питья в этой компании была до ужаса простой и незамысловатой. Никаких тостов, никаких "Чокнемся!" - синхронно подняли стаканы, выдохнули и сразу же выпили, как сок или газировку.

Осушив свой стакан, Кирилл потянулся к шпротам, но был остановлен очкариком.

- Возьми лучше этого, уверен, что ты никогда раньше такого не пробовал.

Он зачерпнул ложкой бело-коричневой массы и протянул Вонзову. Субстанция эта пахла чесноком и салом, и на поверку оказалась действительно вкусной.

- Это что?

- Сало с чесноком и хлебом, пропущенное через мясорубку.

- Вкусно.

- Дык, елы-палы! Выпалил мужичок, нечто неопределённое. Видимо это был знак согласия.

Пора было возвращаться к истории о потерянных людях.

- Вы говорили про людей, которые теряются и их находят, - Напомнил Кирилл профессору

- Совершенно верно, но есть достаточно редкая ситуация, когда человек теряется насовсем. Он как бы выпадает из реальности, продолжая при этом шляться по матушке земле, как ни в чём не бывало. Более того, человек при этом перестаёт стареть, оставаясь ровно в том виде, в котором он пребывал в момент потери. Лично я считаю, что на самом деле это человек теряет кое-что, а именно: свою судьбу. В какой-то мере это уже и не человек вовсе.

- А кто?

- Если бы я знал, что у этого явления есть какое-то название, я бы сказал тебе. Но мироздание не потрудилось донести до меня эту сакральную мудрость.

- Но если такой потерянный человек всё ещё жив, почему он не может заявить о себе?

- Потому что человек без судьбы, словно бы не существует. Люди нас видят, но не могут сфокусировать на нас своё внимание больше чем на минуту. Сразу же забывают, стоит им отвернуться хотя бы на мгновение. Исключение только для безумцев, но такие, как правило, заняты своими иллюзиями.

По словам профессора, выстраивалась следующая картина: У потерянных людей нет, и не может быть никакой собственности кроме одежды. Квартира, автомобиль или загородный дом - полностью исключено. В результате они вынуждены ютится по подвалам и чердакам, на пару с бомжами. Зато они могут без проблем передвигаться в любом транспорте абсолютно бесплатно. Ни один контролёр не способен поймать человека, выпавшего из реальности.

"Так мы и путешествуем по миру, как Агасферы, не имея собственного угла или пристанища".

- Но Агасфер был приговорён к вечному скитанию, вы что, тоже бессмертны?

- Не совсем, - Пояснил очкарик, - Нас можно ранить или убить. Мы можем умереть от голода или болезни, но вот что нам точно не грозит - смерть от старости.

- Дык! Вставил мужичок своё универсальное слово.

- А чем же вы питаетесь, если у вас нет ни денег, ни собственности? Насколько я понял, работы у вас тоже нет.

- А что Бог пошлёт, тем и питаемся. Ведь люди продолжают терять свои вещи, и продукты тоже. Всё, что выпадает из реальности достаётся нам. Достаточно немного походить вокруг с мыслями о том или ином предмете, как он тут же находится. За примером далеко ходить не надо, ты же сам видел, как Митька за чурбаком ходил. Иногда такие находки происходят сами по себе. Я могу сунуть руку в карман и обнаружить там ручку, портсигар или дохлую мышь, тут уж как повезёт. Вот Игнатыч, как-то наткнулся на исправный ноутбук, когда нам понадобилось что-то уточнить в этой вашей всемирной паутине.

- Но вы кажется сказали, что у вас не может быть собственности. А как же компьютер?

Очкарик развёл руками.

- Он потерялся сразу после того, как стал нам не нужен. И так происходит с любыми вещами, попадающими к нам. Они случайным образом обнаруживаются и так же таинственно пропадают. Так, что ты никогда заранее не знаешь содержимого собственных карманов.

Кирилл нашёл такое существование довольно забавным. Знай себе, живи, сколько влезет, не боясь ни Бога, ни черта. Путешествуй по миру, без всяких паспортов и виз, и ни один пограничник не заметит, как ты нарушаешь миграционное законодательство, потому что тебя - как бы не существует.

А сами собой появляющиеся вещи и еда вносят в такую жизнь забавный элемент неожиданности, в чём-то даже весёлый.

Этой мыслью Кирилл не преминул поделится со своими новыми знакомыми.

Однако профессор его энтузиазма не разделил.

- Вы так думаете? Наше бытие - палка о двух концах. С одной стороны, всё так, как ты говоришь. Путешествия, да где я только не побывал за все эти годы. А с другой стороны ни у кого из нас нет ни жены, ни детей, ни иных родственников. Мы не можем работать и не можем дружить ни с кем кроме таких же потерянных. В результате мы полностью оторваны от общества. Даже самый последний вонючий бомж может претендовать на минимальное внимание окружающих. В этом смысле даже посыл на три буквы - недоступная для нас роскошь.

- От такой жизни не долго и с ума сойти.

- Некоторые сходят, и заканчивают своё существование самоубийством.

- И как?

- А ты слышал что-нибудь о деле "Тамам Шуд", в Австралии, или деле Питера Бергманна в Ирландии, или о женщине из Исдалена? Всё это потерянные люди, которым удалось покончить с собой. После гибели их, как правило, тут же замечают, и начинают расследование, но безуспешно. Нельзя расследовать смерть того, которого нет.

Возникла пауза, и мужичок, который внимательно следил за ними, мгновенно наполнил стаканы, присовокупив своё вездесущее "Дык, ёлы-палы".

Они выпили, а Кирилл не на шутку встревожился. Он уже довольно давно беседует с этими личностями, а, ведь, по их словам, получается, что простые люди не должны этого делать.

Стало понятным неподдельное изумление всей троицы при его первом появлении.

- Так может быть я тоже, это самое, потерянный человек?

- Документы есть? Спросил Профессор.

- Да, вот, - Кирилл достал паспорт из внутреннего кармана пальто - Вонзов, Кирилл Васильевич...

- Достаточно, - Перебил Профессор, - Если у тебя есть паспорт, значит ты уже не такой как мы.

- Но, тогда почему я могу разговаривать с вами?

- А это хороший вопрос...

***

Кирилл очнулся, словно от долгого сна. Теперь он точно знал, что чувствует спящая красавица после поцелуя - потрясение. Если вы просто заснули в собственной кровати, и крепко проспали до утра, то утром вас не захлёстывает экзистенциальный кризис. Вы чувствуете бодрость прилив сил, за исключением случаев злоупотребления алкоголем накануне. Сушняк и похмелье от спиртного на утро – лишь немногое, что может произойти.

Но что, если вы проспали достаточно долго: сутки, неделю, месяц? Хотите сказать, что так не бывает, и будете отчасти правы. Обычный сон не столь долгий, но бывает состояние летаргии, или комы. Нечто подобное и испытал сейчас Кирилл и первое, о чем он подумал было два вопроса: "Кто я?" и "Где я?"

- Ну как, вспомнили что-нибудь? Поинтересовался профессор.

- Да, - Ответил Кирилл, и рассказал свою историю, начиная от поездки в Санкт-Петербург и поисков глухонемого художника. Он не упомянул эксперимент Росслера, посчитав, что ему, в этом случае, не поверят.

- Однако.

- Ну елы-палы, братушка, удивил ты меня.

- Вы знаете этого художника?

- Знаем, это Творец.

Кирилл не поверил своим ушам.

- Хотите сказать, что в Питерской подворотне на деревянном ящике из-под огурцов вот так запросто сидит Бог и рисует глупые картинки.

- Ну, во-первых, не просто сидит, ведь ты же пришёл в итоге к нам, а что касается ящика и всего остального, то это его личное дело – как выглядеть.

- Но, почему именно художник?

- Любой художник в чём-то творец, а также скульптор, поэт или музыкант.

- Дык? Раздраженно буркнул мужичок.

- Ох, ты прав, Митька, конечно же не любой, а только истинный. Только не спрашивай у нас, как отделить одно от другого.

- Но тогда творцов должно быть множество. Тысячи! Миллионы!

- А что тебя удивляет. Ты слышал когда-нибудь о том, что Бог вездесущ? Он вкладывает в каждого творца частичку себя, и делает это одновременно для всех. Может быть это чудо, не знаю. Но конкретно этот глухонемой и есть Он сам. Вот только зачем Он привёл тебя к нам?

Профессор замолчал и задумался.

Митька, воспользовавшись паузой, собрался было налить ещё по одной: "Аркадий Иванович, а не хлопнуть ли нам по рюмашке?", - но, к своему изумлению, заметил, что водка закончилась.

- Ну ёлы-палы.

Пришлось ему опять таскаться по кустам в поисках бухла. Вернулся он, слегка смущённый, с бутылкой хорошего французского коньяка.

- Ну ты даёшь, нет чтобы сначала Хеннесси найти, а уж потом столичную, - Проворчал очкарик.

- Братушка, ну что нашлося, то нашлося. Сам понимаешь.

От коньяка Игнатыч отказываться не стал, а недостающий стакан профессор выудил откуда-то из недр своего пиджака.

После Хеннеси выражение лица Митьки приобрело по-детски счастливое и одновременно мечтательное состояние. Видимо давненько никто не терял хорошего коньяка.

- А ты чем занимаешься? Поинтересовался очкарик, загребая из банки добрую ложку рубленного сала, - Какая твоя профессия?

- Врач-психиатр.

- Оппаньки, братушка, душевнобольных лечишь, значиться.

- Вроде того. Как бы мне после встречи с вами самому не стать этого самого.

- Это почему же? Мы, вроде, не кусаемся.

- Уж не обижайтесь, но не каждый день узнаешь о людях с утраченной судьбой.

- А знаешь ли ты, что такое душа?

- Ээээ, - Кирилл не нашёл, что ответить.

- Как же так, братушка.Кирилльчик, если ты не знаешь, что такое душа, как же ты лечишь больных?

- Стоит предположить, что это они нормальные, а не те, кто их лечит.

- В палате доктор тот, кто первым наденет халат, - Вспомнил очкарик бородатый анекдот.

- Ну уж нет, - Возразил Кирилл, - люди, которые круглые сутки несут околесицу, которые замыкаются на решении несуществующей проблемы, которые слышат голоса в голове – никак не могут быть нормальными.

"Что такое околесица, елы-палы?" – Спросил мужичок, но Кирилл пропустил его вопрос мимо ушей.

- А как же опыт Розенхана.

- Ну, это было давно. С тех пор методы диагностики усовершенствовались.

- Не верю. Чтобы действительно лечить душевное здоровье вам надо узнать, что такое душа на самом деле.

- Предлагаете повторить исследования Макдугалла? Взвешивать мертвецов?

- Отнюдь. К тому же я совершенно уверен в том, что душа не имеет массы, а, следовательно, любое, даже самое точное взвешивание, не даст никаких результатов.

- Не имеет массы, но как?

- Элементарно! Вскрикнул очкарик, - Информация.

- Чего?

- Ну а что по-твоему не имеет массы, объёма или плотности. И вспомни про принцип не убывания информации. В этом отношении она бессмертна, а то же самое говорят и о душе. Логично предположить, что душа как раз и состоит из чистой информации.

- Но почему же раньше никто ничего не заметил?

- А что, кто-то разве пытался? Взвешивали - бывало, но не более.

Лицо профессора стало ещё более серьёзным.

- Мне кажется, я знаю, для чего Творец направил тебя именно к нам, - Задумчиво сказал он.

- И для чего же?

- Познать суть души.

- Что прямо тут? Кирилл хохотнул, - Распивая водку и закусывая салом с чесноком.

- Нет, не тут. Вы же не думаете, что я от рождения мыкаюсь по паркам и перебиваюсь чем Бог пошлёт. Когда-то давно, ещё при Союзе, я работал в одном закрытом НИИ. Тогда их называли по-простому - "Ящиками". Мы занимались исследованием проблемы поиска души в человеке. Работа велась чисто в медицинском направлении. Время было другое, господствовал атеизм, и ни о каком Божественном промысле мы не думали. Те люди, с которыми я работал, если они ещё живы, должны быть уже в преклонном возрасте. В отличии от меня, они полностью ощущают на себе процесс старения. Думаю, что за эти годы они так же пришли к выводу о тождественности души и информации. А это значит, что дальнейшие исследования должны вестись с привлечением компьютеров, но у стариков очень посредственные представления о компьютерах. Необходима, как говорится, "свежая кровь", молодая голова, которая сможет подтолкнуть работу, используя их идеи и новейшие достижения в области информационных технологий. Кирилл, вы в компьютерах шарите?

- Да, вроде, нормально.

- Как пропатчить KDE 2 под FreeBSD? Оживился очкарик. Видимо эта тема была ему очень близкой по духу.

- Но-но, - Осадил профессор, - Отставить шутки.

По-видимому, именно он обладал самым большим авторитетом в этой троице.

- Значит вы определённо должны справиться, иначе провидение не привело бы вас к нам руками Творца. Тогда смотрите, лаборатория должна быть в посёлке "Солнечный", это на острове Городомля, что на озере Селигер. До войны там был ящурный институт, который потом переехал. Вместо него был образован исследовательский центр, разрабатывающий гироскопы для космической промышленности, и, возможно, что-то ещё. Однако секретным указом нашу группу оставили там, спрятав её даже среди своих. Я не знаю, по какой причине это было сделано, но было именно так. СССР канул в лету, но люди никуда не делись, и лаборатория тоже. Я уверен, что рабочая группа до сих пор существует, потому что этим старым пердунам просто некуда больше идти. Вы пришли к нам, потому что должны были это услышать, а значит теперь вам надо безотлагательно направляться туда.

- Не ведь, меня туда не пустят. Солнечный, это закрытый город, а пропуск мне никто не даст.

- Сразу, разумеется, не пустят. Вам надо сначала попасть в штат сотрудников. Я не знаю, кто сейчас заправляет в Солнечном, раньше это был филиал НИИ-88, но есть ли он сейчас - неизвестно. Однако вам он не нужен. Допуск на нашу группу выдавал институт имени Гамалеи, это тут, в Москве.

Как ни странно, но Кирилл знал, о каком институте речь. Северо-Западный округ Москвы был для него как родной.

- Предлагаете мне поступить на работу в центр эпидемиологии и микробиологии? Сомневаюсь, что у меня получится. Кто я такой - простой врач Психиатр. У меня даже кандидатской степени нет.

- Получится, - Уверенно заявил профессор, - Я, даже, мог бы написать для вас рекомендательное письмо, но вряд ли они меня помнят. А потом, формально, я числюсь в пропавших без вести.

Кирилл растерялся. Он проделал такой долгий путь, он нашёл глухонемого художника, в конце концов он пришёл к этой троице и пил с ними водку и коньяк, и всё ради чего? Ради непонятного совета по типу "Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что". Рассудок советовал ему бежать от этих потерянных людей прямо сейчас. Бежать без оглядки и забыть эту встречу как страшный сон. А внутренний голос ехидно предлагал всё же внять совету: "Попробуй, это же так просто. Ну чего тебе стоит? За спрос денег не берут. Это всего лишь забавное приключение, не более того".

В конечном итоге рассудок проиграл этот спор. В самом деле, ну не убьют же его, а, в крайнем случае, посмеются. От насмешек ещё никто не умирал, равно как и от смущения. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает: "Была-не была".

- Хорошо, - Согласился Кирилл после некоторого раздумья, - Завтра я схожу в этот институт.

- Ура! Митька громко хлопнул в ладоши, - За это надо непременно выпить, братушки!

Коньяк весело зажурчал по стаканам. После того, как решение было принято, Кириллу резко захотелось уйти домой, причём прямо сейчас.

- Ну я пойду, пожалуй.

- Дык.

- Иди, конечно, время уже позднее.

Они выпили ещё "на посошок", и Кирилл, шатающейся походкой, побрёл домой. Троица потерянных людей некоторое время молча смотрела ему в спину, пока его силуэт окончательно не скрылся из виду.

- Братушки, получится у него, елы-палы?

- Сто процентов.

- Согласен.

Митька пошёл искать ещё одну бутылочку чего-нибудь этакого, а Кирилл тем временем уже приближался к выходу из парка.

Этой ночью он долго не мог заснуть. В голову постоянно лезли всякие мутные мысли. Отчасти это объяснялось воздействием алкоголя, но не только. За последнее время с ним произошла масса странного и необъяснимого: тест Росслера, художник, предсказывающий события, потерянные люди. Так недолго и с ума сойти, что уж говорить о сне.

Утром Кирилл, хорошенько умывшись, отправился в свою клинику, писать заявление на увольнение. Побеждённый рассудок продолжал истошно верещать "Не смей этого делать!" но он твёрдо решился распутать этот клубок таинственных происшествий, и, как говорится, закусил удила. А потом, в случае чего он всегда сможет вернуться. Мир давно сошёл с ума, а значит психиатры никогда не останутся без работы.

Из клиники он, не откладывая дело в долгий ящик, поехал в институт имени Гамалеи. Его разум до последнего надеялся, что ничего из этой затеи не выйдет. На проходной его поднимут на смех, он вернётся в клинику и всё пойдёт своим чередом, как раньше. Но рациональное мышление потерпело повторное поражение.

Толстый, скучающий охранник позвонил кому-то по внутреннему телефону, и вскоре в холл спустился невысокий, лысеющий мужичок, лет пятидесяти на вид, в белом, лабораторном халате.

Узнав о цели визита, он не только не удивился этому, а наоборот, обрадовался.

- Кирилл Васильевич Вонзов, очень хорошо, что вы пришли. Меня зовут Аркадий Николаевич, между прочим член-корреспондент академии наук. Следуйте за мной, нам надо оформить бумаги.

Как не увещевал Кирилл этого лысого академика, как не пытался ему разъяснить, что он ничего не понимает ни в микробиологии, ни в душе человеческой, как в медицинском, так и в эзотерическом плане - тот даже слушать не стал.

В кратчайшие сроки Вонзова оформили в штат: младшим научным сотрудником - консультантом. Ему выдали новое удостоверение, пропуск на остров Городомля, путёвку в исследовательский центр и денежный аванс на первое время. Следующим днём он ехал в Осташков на междугороднем автобусе.

В дороге Кирилла размышлял об иррациональности происходящего. Ну не может серьёзный научный институт — вот так сразу принять в штат никому неизвестного человека с улицы и выдать ему пропуск в закрытую лабораторию. Такого просто не бывает. У Вонзова не спросили даже о профильном образовании.

"Может быть я случайным образом попал в реалити-шоу, и за мной следят миллионы телезрителей с помощью скрытых камер?". Кирилл огляделся по сторонам, но ничего подозрительного не заметил.

"Может быть на пристани в Городомле мне наконец признаются в том, что это всё - глупый розыгрыш, и со смехом развернут обратно?"

Но нет: никаких задержек, никаких признаний. На КПП в Солнечном сержант внутренних войск внимательно сверил его документы, и отдал воинское приветствие: "Проходите, Кирилл Васильевич". На этом всё, иди, куда хочешь и делай, что хочешь.

По крайней мере Кирилл был благодарен судьбе за то, что она смогла предоставить ему возможность побывать в таком живописном месте.

Как же замечательно побывать летом в самом сердце озера Селигер: чистейший воздух, яркое солнце, высоченные сосны.

Если бы не военная охрана, можно было подумать, что Вонзов оказался в санатории. Кстати о соснах, например, Пицунда, так же окружена целой рощей замечательных реликтовых сосен. При должном уровне фантазии можно представить вместо озера Чёрное море, и вуоля - он на курорте.

ЗАТО расшифровывается как "Закрытое административно-территориальное образование". От обычных городов отличается повышенной концентрацией охраны и тем, что время в них словно бы остановилось.

Старые вывески, старая архитектура, информационные стенды, на которых до сих пор висят газетные листы.

"Уж не отсюда ли потерялся тот самый разворот, на котором троица потерянных людей распивала водку в парке?"

Старые, выщербленные временем, монументы с социалистическими лозунгами: "Миру - мир", "Пролетарии всех стран соединяйтесь" и зачем-то "Omnia - praebebit spem fallacem".

"С чего бы им тут выражаться на латыни? Ах да, здесь же научное предприятие." Повышенная концентрация учёных на квадратный километр накладывает свой, особенный шарм в местный колорит. "Не удивлюсь, если у них существует и свой аналог Лузитании", - подумал Кирилл.

Однако, долго гулять в одиночку Кириллу не пришлось.

На центральной аллее его встретил какой-то местный инженеришко и проводил в, как он выразился, "лабораторию медицинских проблем".

Профессор был прав - научная группа состояла из людей очень почтенного возраста, и осталось их всего-навсего трое.

"Опять трое, это число буквально преследует меня."

Последние, жалкие остатки былого размаха, чего нельзя было сказать об оборудовании. Уж не знаю, как они получали своё финансирование, но снабжали эту доморощенную команду старых кляч недурственно.

Здесь были центрифуги, автоклавы, анализаторы, рефрижераторы и черт знает, что ещё. А также новому сотруднику показали местную гордость: мейнфрейм IBM System z10, стоивший как пассажирский лайнер. Кто им его подогнал - одному Богу известно.

И всё это дорогое оборудование было в распоряжении всего троих лаборантов. Четверых, если считать вместе с Вонзовым.

Анфиса Николаевна Шпак, строгая старушенция с необычайно добрыми глазами. Она была удивительно похожа на актрису Рину Зелёную, в роли черепахи Тортиллы из фильма "Золотой ключик". Больше всего Анфиса Николаевна любила свою таксу, по кличке Лариска, и сладкую вату, которую ежедневно готовила на, переоборудованной для этой цели, центрифуге. Помимо сладкого Шпак увлекалась гаданием, составлением гороскопов и прочей астрологией. Когда Кирилл ей представился, она первым же делом уточнила у него, под каким знаком он родился, и какая в тот день была фаза луны. Зодиак свой Кирилл ей сообщил, а вот насчёт фазы луны сказать затруднился. Анфиса Николаевна обещала посчитать самостоятельно по своим календарям.

Геннадий Степанович Крок - её заместитель, вечно дымящий трубкой, за что его за глаза прозвали "пароход".

На старости лет Крок серьёзно заинтересовался Японской культурой, и в отдельности просмотром аннимэ. Мультфильмами теперь было занято всё его свободное время. Он так же купил себе самоучитель японского языка и начал пытаться рисовать свою собственную мангу. От Геннадия Степановича частенько можно было услышать: "Сумимасэн", "Коничева" или "Вакаримасэн".

Антон Павлович Чебураков - старший лаборант. Родители дали ему такое имя после рождения трёх дочерей, что было символично. Чебураков слыл большим сумасбродом, о чём Кириллу "по секрету" рассказала Анфиса Николаевна. Он верил во все теории заговора и постоянно утверждал, что за ними следит некая могущественная организация. Он часто разговаривал сам с собой и тщательно прятал от сотрудников свои контакты и переписку. Это тем более забавно, если учесть, что Антон Павлович работал в секретной лаборатории. Может быть поэтому он и не продвинулся выше должности старшего лаборанта.

Вот с этими престарелыми безумцами Вонзову и предстояло работать.

И Кирилл включился, что называется: "Засучив рукава". Сначала он думал, что придётся работать с умирающими людьми в качестве подопытных, как это было в опыте Макдугалла, но его успокоили.

- Мы всё же советские люди, несмотря на то, что Союза уже нет. Поэтому мы за гуманизм и человеколюбие. И подумай сам, если душа отлетает в момент смерти, значит в живом человеке она определённо существует. Нам надо лишь засечь и считать её.

Довод звучал убедительно, и Кирилл успокоился.

За многие годы исследований эта одиозная троица пришла к следующему выводу: душа может существовать только в виде определённого физического поля, вроде электромагнитного, гравитационного или глюонного. Стандартная модель, хоть и выглядит очень логичной, оставляет нам лазейку достаточную для манёвра. Ведь гравитацию она тоже не описывает, а тем не менее она есть. Почему бы тогда не предположить и какое-нибудь "душевное поле"?

Работать приходилось с живыми людьми - добровольцами. В Солнечном существовал профсоюзный дом отдыха, "только для своих", вот из отдыхающих и набирались желающие поучаствовать в "научном эксперименте". Эти люди не понаслышке знали, что такое государственная тайна, и поэтому легко ставили подпись над актом о неразглашении. Одним больше, одним меньше - кого это волнует.

Добровольцев подключали ко всем мыслимым и немыслимым анализаторам, детекторам и уловителям, пытаясь обнаружить хотя бы слабые следы "душевного поля". Полученная информация заворачивалась на внутренний сервер, где подлежала дальнейшей обработке. Этой работой и предстояло теперь заниматься Кириллу Вонзову, попутно осваивая новое, для себя, программное обеспечение.

То ли свежая кровь и впрямь сильно повлияла на деятельность этой группы, то ли параметр "удача" у нового сотрудника был близок к стопроцентному, но первые же результаты проявились через неделю. Нельзя сказать, что этот успех дался им легко. Кириллу приходилось просиживать за терминалом целыми днями, а иногда и ночами. Спал он прямо тут же, на раскладушке, а еду ему приносила Анфиса Николаевна лично.

Обычно они снимали с пациентов данные, все, какие могли, затем перегоняли их в цифровой формат и пытались анализировать. Но зачастую в итоге получалась какая-то полнейшая белиберда, не значащая вообще ничего.

Кирилл комбинировал, подбирал, смешивал и модулировал и, наконец, получил кое-что интересное.

Когда он наложил карту мозговых волн на кардиограмму и перевёл полученные данные в трёхмерные числовые матрицы в шестнадцатеричном формате, то получил результат, приемлемый для компьютерной обработки. Не мешанину битов, забитых белым шумом, а кое-что понятное и структурированное.

Стало известно, что весь объём символов состоял из одинаковых повторяющихся частей. Каждая такая часть вмещала в себя ровно сто восемь минут съёма данных с пациента. В каждом опыте виток начинался сначала на сто девятой минуте.

Однако, мало получить поток шестнадцатеричного кода, надо ещё понять - что с этим всем делать.

Приказом Шпак вся научная группа сконцентрировалась на изучении этих hex-матриц. Она же осторожно назвала их "матрицей душевного поля".

Они провели серию опытов на животных, и оказалось, что у них душевная матрица заметно меньше. Для собак повтор начался на шестьдесят восьмой минуте, для кошек на семьдесят второй, у мыши на тридцатой.

Мёртвые животные не дали никакого результата, и это очевидно. Нет мозговых волн, нет кардиограммы - нет матриц, а значит и нет души.

Гипотеза превратилась в предположение.

Кирилл заметил ещё одну закономерность: у каждого человека в матрице присутствовала некая последовательность элементов, общая для каждого. Последовательность занимала примерно восемьдесят процентов от общего объёма матрицы. Остальные двадцать приходились, видимо, на собственную индивидуальность.

Они провели целую серию записей душевной матрицы, с нескольких дюжин человек, включая себя - картина оставалась неизменной.

Но что это может значить?

"Познать суть души" - вспомнил Кирилл слова Профессора.

"Хорошо, я получил матрицу, но значит ли это, что я познал её суть? Нет, а значит надо проникнуть в её тайну ещё глубже."

В голове у Кирилла Вонзова вихрем проносились мысли.

Если мы можем считывать душевное поле, то значит ли это, что мы можем загружать данные обратно в человека? Надо попробовать на практике, однако теория этого не запрещает, а значит почему бы и нет.

Получается, что мы можем осуществить "пересадку" души от одного индивидуума - другому.

Но для пересадки надо научится не только считывать душевное поле, но и извлекать его. А после загрузки окажется, что в теле одного человека содержится две души. Разве они обе могут находится в одном человеке одновременно? Может быть какая-то одна окажется сильнее и вытеснит более слабую.

Или, например, люди с раздвоением личности. Долгое время такое расстройство считалось болезнью и лечилось медикаментозно, а что, если в этом случае в теле одного человека по ошибке оказалось две души.

Тогда надо научится извлекать лишнее и мы сможем с лёгкостью лечить даже самые сложные случаи.

Допустим, погружаем человека в искусственную кому, считываем его душевное поле и перегоняем в матрицы.

Затем исправляем ошибки индивидуальности и загружаем душу обратно - готово.

Вот он способ, окончательно победить любые душевные болезни. Любые!

Кирилл застыл, ошеломлённый грядущими головокружительными успехами от гениального открытия их научной группы.

"А что если?"

Мы уже можем считывать душевное поле, а в будущем мы научимся загружать душевное поле, но прежде, чем исправлять в нём ошибки, надо понять, что является ошибкой, а что - нет. Надо постичь суть матрицы души. Тогда мы сможем самостоятельно "делать" души.

"А почему бы и нет? Мы сможем производить души - мы станем подобными Богу!"

Кирилл бросился к компьютерному терминалу.

Общий элемент душевной матрицы можно отбросить. Он одинаковый для всех и этот факт можно считать подтверждённым экспериментально.

Осталось разобраться с индивидуальной частью.

На сервере хранилось сорок семь считанных в ходе опытов матриц души. Кирилл наугад открыл несколько из них в редакторе, выделил и отдельно скопировал индивидуальные части. Сейчас они в шестнадцатеричном формате, а что если перевезти их в десятичный? Операция тривиальна и выполняется легко.

В десятичном формате Кирилл получил несколько очень больших чисел, на первый взгляд, никак не связанных между собой.

Он никогда не испытывал особой тяги к математике и вычислениям. Но за стенкой, в серверной, стоит могучий и дорогой компьютер. Вот пусть он и занимается анализом этих чисел. Делит их, умножает, возводит в степень или использует в уравнениях - это его работа.

Ещё в первые дни своей работы в этой лаборатории Кирилл потратил немало времени на изучение местного компьютерного зоопарка. На сервере нашёлся мощный инструмент по вычислительной математике с возможностью превентивного анализа загружаемых чисел на возможную связь.

Вонзов загрузил в приложение данные, выгруженные из своих матриц. Компьютер заявил, что на анализ таких больших чисел ему потребуется несколько часов.

"Ну и пусть", - решил Кирилл и, так как время было уже поздним, лёг спать на раскладушку, оставив терминал включённым. Где-то за стенкой детище IBM отчаянно шевелило всеми ядрами своих процессоров.

Ранним утром следующего дня Кирилл, первым делом бросился к терминалу, в одних трусах, даже не умывшись. Не так уж он и грязен, авось техника не сбежит от него, как в сказке про Мойдодыра.

Он вывел терминал из режима гибернации, залогинился на сервер и тут же вскричал от радости.

На экране, в логах вывода математического анализатора значилось: "matching found".

"Совпадение найдено! Есть! ЕСТЬ!" – твердил он про себя. На крик Вонзова никто не прибежал. Он посмотрел на часы – полседьмого утра. Ну конечно, его коллеги всё ещё спали.

"старые клячи, проспали величайшее открытие. Ну и пёс с ними."

Кирилл открыл расширенный лог программы.

Загруженные числа были какими-то очень далёкими членами математической последовательности Перельмана-Кинслера. Тот самый Перельман, который до этого доказал гипотезу Пуанкаре. Тогда его имя по всем каналам показывали. Новая числовая последовательность была следующей его работой, но на этот раз ажиотаж был куда меньшим. Фамилию Кинслер Кирилл и вовсе впервые слышал.

Он вывел на экран формулу вычисления этой последовательности, но она оказалась такой сложной, что Кирилл ничего не понял.

"Дождаться коллег или изучить последовательность самостоятельно?"

Вонзов не был честолюбивым, и хотел было дождаться остальных, но искушение было слишком велико. Он вышел в сеть и начал изучать всю доступную информацию по этой формуле.

Стало ясно, что это числовой ряд, имеющий расходимость. Таким образом получалось, что количество возможных уникальных элементов индивидуальности в душевном поле было бесконечным. Зато можно было легко вычислить почти любой элемент этой последовательности.

"Это что, числовая последовательность Бога?"

Кирилл сидел перед монитором, и заворожено таращился на формулу, развернутую на весь экран. Он не понимал её сути, и тщился постичь скрытый в ней сакральный смысл, в существовании которого он теперь не сомневался. Каким же гением обладал Перельман, что смог открыть формулу, в которой спрятаны все души человеческие и звериные. Божественное озарение? Возможно, но вряд ли он знал, какую тайну смог получить, ведь для него это всего лишь числа. Чистая математика.

Он, сам того не зная, потянул за другую ниточку этого клубка тайн мироздания. Зашёл с другой стороны. Открыл другую дверь.

А Кирилл Васильевич Вонзов оказался прямиком у главного входа. Но что же дальше?

"И сказал Бог: Сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему" – прозвучала вдруг у него в голове цитата из Бытия.

Все элементы определённой числовой последовательности в чём-то подобны друг другу. Это подобие задано формулой, вот она, на экране. Если это и есть Божественный промысел, выраженный числами, то должен быть некий член, начальный для всей последовательности.

Тот самый, подобием которого стала душа Адама.

"Первый элемент!" – осенила Кирилла простая и гениальная мысль. Если наши текущие души содержат в своём поле некий триллионный или квадриллионный член данного числового ряда, то самый первый его элемент должен соответствовать самому Богу. От которого и исходят все наши души, начиная с Адама – первого человека.

"Так что же получается, я вот так просто, не вставая с кресла, смогу постичь сущность Творца – Создателя? Доказательство существования, которого давным-давно является известной загадкой философии, теологии и естествознания. Я смогу разом ответить на вопрос, который будоражит умы человеческие, и над которым безрезультатно бились сотни могучих мыслителей на протяжении веков. Так просто?"

Достаточно только вычислить первое звено по уже известной формуле.

Кирилл ввёл нужную команду и нажал Enter.

Через мгновение сервер ответил: "undefined".

- Что?! Не может этого быть.

Он повторил запрос, дважды проверив его на возможные ошибки. Сервер был неумолим: "undefined".

- Проклятая железяка. Придется всё считать самому.

Кирилл с головой погрузился в формулу Перельмана. Спустя час он, наконец, смог понять, что происходит. Первым элементом последовательности был ноль в степени ноль. Математическая неопределённость. Поэтому сервер и отвечал undefined – программа не знала, что с этим можно сделать.

- Всё сложнее, чем кажется. Придётся работать самому.

Кирилл не был математиком, но выполнять некоторые вычисления самостоятельно вполне мог. К тому же к его услугам был и мощный компьютер.

"А ну ка"

Правило Лопиталя ничего не дало, разложить в ряд Тейлора эту функцию тоже не удалось.

Кирилл, что говорится, закусил удила. Он складывал, умножал, возводил в степень, извлекал корни, логарифмировал, дифференцировал и интегрировал - но все эти усилия канули в лету. Впустую. Бесполезно.

Коллеги по лаборатории заходили его проведать в течении дня.

Антон Павлович, заглянул, позвать Вонзова на завтрак, и между делом, шёпотом, поведал ему, что долго сидеть за терминалом вредно. С помощью компьютеров спецслужбы наводят высокочастотное излучение и зомбируют население.

Анфиса Николаевна принесла ему обед: куриную грудку с гречневой кашей, компот и свежую порцию сахарной ваты собственного изготовления. Она не удивлялась такому внезапному затворничеству молодого коллеги. Они частенько и сами так работали, у учёных это бывает.

Кирилл съел обед, даже не почувствовав ни вкуса, ни запаха, машинально, как робот. Его головой сейчас полностью владела математика. Он ел только потому, что это было необходимо для поддержания жизнедеятельности организма.

Под вечер припёрся Геннадий Степанович и выложил на стол диск с подборкой мультфильмов, сказав, что иногда надо и отвлекаться от работы, и уходя добавил: "Оясуми насай".

- Я что, просидел здесь пятнадцать часов?

Он потянулся и, с кряхтением, встал. Ноги от длительного сидения затекли и болели.

Смотреть аниме не хотелось, но Геннадий был прав - ему требовался отдых.

"Может поспать?"

Кирилл лёг на раскладушку, и, видимо от утомления, быстро провалился в сон.

Вонзову снилось, что он лежит на какой-то кровати, напоминающей, почему-то больничную койку, вроде тех, что стоят в палатах его клиники, из которой он недавно уволился. Его кровать находится возле окна, и сквозь стекло он видит небо, полное звёзд и большую полную луну. Внезапно луна превращается в до боли знакомое лицо.

- Ну что, Кирилльчик, дурилко картонный, не выходит каменный цветок?

"Митька?"

Лицо приснопамятного деда из парка сменилось другим.

"Игнатыч?"

- Дружище, если ты никак не можешь раскрыть математическую неопределённость, то это может означать только одно.

Лунная метаморфоза повторилась ещё раз, теперь с неба на него смотрел профессор.

- Эту неопределённость нельзя раскрыть, дорогой Кирилл Васильевич. Первого элемента последовательности действительно не существует.

- Как это может быть?

"Оказывается в этом сне я могу разговаривать".

- А вот так. Формула, открытая Перельманом, и повторно обнаруженная тобой, действительно является числовым законом Бога. А самая мякотка в том, что начального элемента нет, и никогда не было. Все ваши человеческие души являются последовательным подобием, или, если угодно – копией, без оригинала.

- Без оригинала? Переспросил ошеломлённый Кирилл.

- Да, - Подтвердила луна голосом профессора. -Чистейшая симуляция, если ты конечно знаешь, что это такое.

- И это значит…

- Что все вы по сути - существующие копии не существовавшего оригинала. Теперь ты познал тайны души, живи с этим, если, конечно сможешь.

Лица исчезли. Кирилл бросил в окно взгляд, полный мольбы и надежды. Но увидел лишь ночное небо, полное холодных, бесчувственных звёзд и безмолвный лик полной луны.

-Подлая обманщица. Ты не являешься источником света. Ты светишь отражённым светом – я знаю. Но у твоего света есть оригинал – наше солнце. А у моей души нет оригинала.

"Так кто же я? Человек? Выходит, что сторонники креационизма были правы и мы не создания Божьи, а результат эволюции. Но как же быть с числовой последовательностью? С "формулой Бога". Невозможно научно доказать её связь с душевным полем, как и само это поле, но результаты десятков экспериментов буквально вопиют об её правоте. А отсутствие доказательств сейчас не является проблемой. Ведь фотоэффект тоже долго не могли обосновать, но ведь объяснили в конце концов. Эйнштейн постарался. Значит всё правильно, и я опять оказался в самом начале пути. Уроборос- змея, кусающая собственный хвост.

А может весь этот эксперимент просто фикция? Нет никакого душевного поля, и души нет, и формула эта – ложь и Бога, стало быть, тоже нет. Причем никакого, ни Иисуса, ни Аллаха, ни Яхве, ни Ормазда.

А всё что я вижу, слышу и ли чувствую всего лишь иллюзия, наведённая… Да не важно, кем, или чем она наведена. Если я уже знаю, что мои чувства погрязли в обмане, то источник этого обмана не имеет значения.

Но кто же я тогда? Ведь человек не может существовать без души… или может? Если реальность иллюзорна, то что же тогда истина. Кем может быть некто, не имеющий души: роботом, куклой, марионеткой? Вряд ли. Ведь я двигаюсь и мыслю сам по себе, а медицинская карта наглядно иллюстрирует то, что внутри меня нет никаких титановых экзоскелетов. Да и что есть моё тело, если я не могу положится на обманутые, погрязшие в иллюзиях, чувства. Может я компьютерная программа? Матрица? Слишком банально. Есть одна физическая величина, которая не имеет материального воплощения, но при этом может быть посчитана – время. Значит ли это, что время это я? Почему бы и нет, но кто тогда остальные люди? Какое-то иное время? Лангольеры, пожирающие прошлое? Нет, это банально. Да и какое мне дело до того, кем являются другие люди, если они всё равно иллюзорны. Пёс с ними.

Как мне проверить мою догадку?

Если я время, то для меня не существует ни рождения, ни смерти. В этом смысле я бессмертный, как Горец. Даже круче, ведь я не умру, если мне отрубят голову. Ведь её нет, этой головы, всё лишь иллюзия, обман."

Кирилл встал с кровати, в своем сне, и встал с раскладушки в своей реальности. После недолгих поисков ему удалось найти моток верёвки, а во сне он просто оторвал добрый кусок собственной простыни. Люстра была в наличии в обеих реальностях, и конечно же она висела на толстом, стальном крюке.

"Боже, благослови советских строителей, даже если тебя нет"

Кирилл попробовал крюк на прочность, зацепив на него верёвку и повиснув всем своим весом на ней. Во сне он сделал тоже самое, но с простынёй.

Крюк выдержал в обоих случаях.

"Великолепно"

Он завязал петлю и подставил табурет. Во сне вместо табурета ему под руку подвернулась тумбочка.

Последнее движение оба Кирилла Вонзова проделали синхронно, закрыв глаза.

Из лаборатории, из палаты, донёсся стук.

Последнее, что слышали Кириллы, это вопрос, который задал Митька, в парке: "Братушки, получится у него, елы-палы?". Но странно, ведь они не могли её слышать, так, как в это время находились уже далеко.

-Нет. Сказал профессор, - Не получится.

Хотя тогда он ответил совсем по другому.

***

Аристарха Всеволодовича Голдблюма разбудил телефонный звонок. Кто-то был весьма настойчив.

- Я слушаю, - Пробурчал доктор, рассерженным тоном.

- Аристарх Всеволодович, это дежурная сестра, Елена Цыганюк.

- Что случилось?

- Пациент Вонзов, из шестнадцатой. Попытка суицида.

"Этого ещё не хватало".

Голдблюм собрался с мыслями, а его голос стал серьезным.

- Каким образом?

- Сделал петлю и хотел вздёрнуться на крюке от люстры.

Голдблюм слегка удивился, ведь раньше такого поведения у Вонзова не зафиксировано, а пациент у них уже почти год. Он неплохо знал своих подопечных, и что от них можно ожидать. Данный случай определённо выбивался из общей картины.

- Понятно. Он там один, в палате?

- Нет, там ещё трое: Марухов, с деменцией, Климов, с синдромом Саванта и Непельроз, с психозом.

- Они не могли как-нибудь повлиять на поведение Вонзова?

- Не могу точно сказать. Позавчера они мирно беседовали, а вчера и сегодня Вонзов ни с кем не разговаривал и писал какие-то математические формулы. Исписал целую тетрадь.

- Навязчивая идея?

- Возможно, но он не объяснил, какая именно.

- Хорошо, сейчас он жив? Удалось предотвратить суицид?

- Да, вовремя вытащили.

- Ладно. Тогда дозу феназепама ему и переведите в отдельную палату, под наблюдение. Я утром приеду и разберусь.

- Сделаем.

- До свидания.

Вместо того, чтобы ложиться обратно, в кровать, Аристарх надел халат и уселся в кресло. Спать ему уже не хотелось.

"Черти волосатые разбудили. Я теперь не усну, пока не почитаю чего-нибудь". Он придвинул к себе ноутбук и открыл крышку. Комнату озарило приглушённое голубоватое сияние.

Аристарх Всеволодович начал лениво просматривать новостную ленту.

"На Филдсовскую премию в качестве номинанта в этом году выдвинут российский математик, Григорий Перельман за открытие новой числовой последовательности, названной его именем. Ранее, в две тысячи шестом году, он уже получал эту же премию за доказательство гипотезы Пуанкаре, но от награды почему-то отказался. В этом году..." - И в этот раз тоже откажется, - Пробурчал Аристарх и открыл следующую новость.

"Продолжается следствие по делу о загадочном исчезновении нескольких пациентов швейцарского психиатрического центра The Kusnacht Practice. Ведущие специалисты: Генрих Росслер и Рене Шандузо отстранены от работы и сидят под подпиской о невыезде. Как стало известно..."

- Мутят что-то эти швейцарцы. Мямлят непонятное, а у самих морды хитрые-хитрые. Дальше.

"Жители города Санкт-Петербург подали в мэрию петицию о том, чтобы шутливое название: улица лунных кошек - было официально закреплено за какой-нибудь реальной городской улицей. Дело в том, что..."

- Какое, однако, поэтическое название. Дальше.

"Региональные новости. В окрестностях города Осташков было обнаружено тело неизвестного мужчины средних лет. Он был найден повешенным в одном из номеров профсоюзного дома отдыха Селигер, расположенного на острове Городомля. У погибшего не было обнаружено никаких документов, и точно установить его личность не удалось. Как утверждают очевидцы, это вероятнее всего самоубийство. Всех, кто располагает информацией..."

Голдблюм мельком глянул на фотографию, приложенную к новости.

- Надо же, ну точь-в-точь наш Вонзов. Может это какой-нибудь его родственник? Надо будет заглянуть ещё раз в его медицинскую карту. Дальше.

***

Эпилог.

Вода тихо кипит в самодельном котелке, наполняя хижину ароматом ярких неизвестных трав. Многохвостый шаман с усилием открыл глаза, пытаясь оправиться от долгой дремы. Сколько часов или дней он провел в странствиях, он не знал. Время в Мире Духов течет тихо... размеренно... подобно ходьбе Бессмертного. Вечность распахивает перед ним свои объятия, снова и снова заманивая в свои тайные чертоги, даря откровения... но медленно, по крупицам забирая самое ценное, что у него есть... рассудок.

Повернув голову набок, он осмотрелся. Писарь вовсю дремал на самосборной кушетке, окруженный множественными свитками, большая часть из которых была исписана. Путешествуя за грань материального, Шаман не мог ничего забрать с собой, поэтому к нему был пристроен человек, который тщательно записывал все, что бормотал и описывал хвостатый, нередко находя параллели или взаимосвязи с более ранними записями. Сомнений не оставалось! Это не просто наркоманский бред упоротого торчка, а нечто гораздо большее, эфириальное, далекое, чужое, но такое родное... как осколки воспоминаний... послания утерянных и забытых Эпох.

Писарь открыл один глаз... затем другой, встретив астрального странника хитрой улыбкой. Он всегда просыпался, когда последний начинал бормотать, словно ощущая перемену в ауре напарника.

- С возвращением в мир живых. Что ты видел? - кратко спросил он

Устало потянувшись, хвостатый произнес:

- Я видел усыпанное звездами расколотое небо... свет мандалы освещал забытую безжизненную ледяную пустошь. Снег хлестал по лицу, а вдалеке возвышались реликтовые черные скалы. Такие далекие и неприступные, как чертоги Младших Богов...

- Тундра?

- Не думаю... еще дальше... еще глубже... и холодно... как же холодно... как в горной усыпальнице

- Погоди секунду... мандала... вместо солнца?

- Да... она постоянно вращалась, приобретая все более безумные формы, узоры переплетались, преобразовывались, словно рассказывая свою историю, но из-за яркого света было нереально уследить за деталями.

Перо стремительно порхало по бумаге, записывая все, что говорил странник, пока он продолжал:

- Небо... оно казалось расколотым, словно вершины гор пронзили его насквозь. А странные камни и монументы ... они были всюду. В скалах, на земле, и даже в воздухе… застывшие и забывшие про гравитацию. Я подозреваю, что скалы покрывает система пещер. Из-за частых "сквозняков" из гор доносится зловещий шум… как музыка… эмбиент под авторством того, кто жил еще до того, как человек познал самого себя...

***

Кто эти двое, что так легко путешествуют по мирам?

Кто записывает свои сны в длинные свитки, да и сны ли это?

Чем живут эти существа: чем питаются, чем дышат, что пьют? Существа ли они из плоти и крови или духи бестелесные?

Вопросы без ответов, но одно можно было сказать наверняка. Где-то на свитках легко отыщется имя: "Кирилл Вонзов".

Что оно значит, и имеет ли значение для этих двоих, или для всего мира, или для всех миров?

Никто не знает.