Неотправленное письмо

(-4 балла за превышение объема. Администрация)

Ничего бы этого не было, если бы Николя не выронил случайно письмо матушки. Она просила беречь и никому не давать, кроме адресата. Но когда князь Антуан поднял и вскрыл, возражать было поздно. И теперь в глазах Антуана навсегда появилось лёгкое презрение. А он, Николя, тоже князь и юнкер императорской гвардии, словно потерял и достоинство, и титул.

— Не переживайте, друг мой, — усмехнулся Антуан, — никто не узнает ваш секрет. Даю вам слово.

Но Николя почувствовал, что там, где была дружба, родилось презрение, как к низшему. Что за секрет? Матушка велела не читать, но что узнал Антуан? Сам Николя ещё не хотел верить, что друг может совершить что-то недостойное, но он прочитал письмо! Николя запретил себе об этом думать, ведь Антуан — кумир и покровитель, собрание одних достоинств! Но идеал, который ввёл его, новичка, в свет, теперь отступал от него, переводя в разряд низших. И в образе этом появилась червоточина, о которой юнкер боялся думать.

И теперь становилось совершенно невозможно не нарушить обещание ещё раз. И он прочитал злосчастное письмо. Оно было совершенно невинным, и хотелось бежать к другу и кричать, что он всё не так понял. Но это было глупо, так глупо! И червоточина становилась глубже — ведь если князь мог прочитать, то мог ли он нарушить слово и рассказать тот секрет, который сам себе напридумал? От всех этих мыслей Николя сделался совершенно болен.

Увидев группу кирасир и среди них капитана Зорина в офицерском собрании, Антуан разглядывал его с нездоровым любопытством, а потом прошептал Николя с насмешкой:

— Хотите, мы исправим вашу проблему?

И не дожидаясь ответа словно нечаянно плеснул вина на чёрный мундир Зорина. Вдобавок бросил шутку, которую Николя не расслышал — но все гусары вокруг расхохотались.

— Ну что ж, вы хотите сатисфакции? — спокойно спросил Зорин, — вы знаете, что делать. Грачёв, душа моя, не откажись быть моим секундантом.

*

Пучки жёлтой травы торчали из первого снега. Гусары в голубом, кирасир Грачёв в чёрном — ёжились на опушке леса маленькой одинокой группой. На коляске подъехал и доктор Ган.

— Ну где же этот? — презрительно спросил Антуан.

— Скоро будет, князь, — ответил Грачёв, — он никогда не опаздывает.

— Так уж пора бы, — пожал плечами Антуан.

— Уж не собирается он драться в кирасе? — усмехнулся Марбо.

— Ничего, граф, — заметил Антуан, — даже если он такой трус, ему это всё равно не поможет!

И Николя почувствовал себя странно задетым.

— Вот и Зорин, — сказал Грачёв, когда на холме показались два всадника в чёрном.

Юнкер напряжённо слушал, как с тяжёлыми ударами копыт нарастает волнение. Ненависть уходила, взамен появлялось понимание острой несправедливости. И что всё это по его вине. Никто не должен был читать это письмо. Он дал слово. Он не уберёг. И от этого снова вернулась ненависть — сначала к себе, потом, когда невозможно было её выдержать, к капитану Зорину, мелкому дворянину, который отнял у него всё сам того не зная… И хорошо, что он сейчас умрёт. Пусть. И всё будет, как прежде! Но будет ли? Холодное отношение Антуана говорило обратное.

Взгляд жадно ловил каждое движение капитана — как тот спешивается, снимает мундир, передаёт денщику, остаётся в белоснежной рубахе и чёрных рейтузах с сапогами, как спокойно достаёт из ножен свой палаш — прямой, тусклый, с круглой гардой, полностью закрывающей кисть руки.

Юнкер был настолько поглощён, что почти не слышал слов секундантов, не заметил, как Антуан тоже снял камзол, оставшись в белых рейтузах, сапогах и рубашке. Ветер трепал широкие рукава, и Николя поёжился — ноябрьский холод пробирал даже сквозь мундир.

— Сходитесь, — Марбо взмахнул платком.

Секунданты отступили, а дуэлянты шагнули вперёд. Невысокий, широкий в кости, Зорин стоял спокойно, молча, чуть склонив голову. Антуан красуясь тонким торсом, изящно поигрывал саблей с дорогим эфесом и замысловатой витой гардой. Лезвие выглядело хищно в сравнении с оружием капитана.

— Ну что же вы спите! — Антуан легко тронул саблей палаш противника. И в тот же момент попробовал отбить лезвие и достать до груди Зорина.

Но почти неподвижный капитан уверенным движением отпарировал удар и вернулся в стойку. Зрители невольно сделали короткий вдох. И снова затаили дыхание.

Легко, словно танцуя, Антуан обходил с разных сторон, пробуя удары, но оборона капитана была на высоте, а нападать он не торопился.

— Его клинок заговорённый! — нервно шептал Марбо.

— Чей? — не выдержал Николя.

— Князя! — у Марбо сорвался голос.

— Не клинок, а гарда, — ответил Бахтин.

— Какая к чёрту разница! — перебил Марбо. — Он победит! Всегда побеждает! Знаешь, сколько дуэлей на его… Ах! — снова тихо вскрикнул он, когда кончик сабли князя чиркнул капитана под ключицей. Широкое алое пятно на пол груди языком поплыло вниз и стало шириться в стороны.

Звяк! звяк! — тонко ударял клинок по клинку, выискивая слабый момент, вжих! — и сабля с ужасным звуком скользила по палашу, заставляя его дёргаться в нужном направлении. И новый штрих на плече Зорина, и новый язык крови на белом.

Вдруг выпад князя — и звук лопнувшей струны, такой громкий, что зрители не сразу поняли что случилось. Ажурная гарда Антуана имела подвох — могла ловить остриё противника. Антуан резко дёрнул на излом. Но капитан не выпустил, удержал оружие. Но в руках у него оказался уже не целый палаш, а только две трети лезвия.

— Старый клинок, — нервно и досадливо ахнул Грачёв, и повторил, словно это что-то могло объяснить или исправить, — старый клинок. Эх…

— Господа, — не выдержал Бахтин, — надо остановить, это нечестно… Надо заменить…

Но все, словно зачарованные, смотрели на танец высокой лёгкой белой фигуры вокруг другой в красно-чёрном.

— Господа, — ещё тише пробормотал Бахтин.

Но в тот же момент что-то произошло. Князь сделал сложнейший пируэт и уже летел остриём вперёд — прямо в эту алую рубаху — как вдруг на месте её лезвие встретило пустоту, а прекрасная шея Антуана скользнула вдоль обломка палаша. Зорин поддёрнул рукой, и с влажным хрустом голова Антуана соскочила с тела и покатилась к ногам секундантов, оставляя кровавые следы на снегу.

Николя в ужасе смотрел на эту когда-то красивую голову, на снег, тающий на её щеках, на губы, которые пытались что-то сказать. Но взгляд, только что живой, стремительно угасал.

И лишь после юнкер поднял глаза на Зорина, который весь в крови встал перед офицерами, отдал честь сломанным клинком, щёлкнув каблуками. Этот сухой стук чётко отдался в самое нутро Николя.

— Честь имею, господа, — произнёс Зорин, и было слышно, как он тяжело переводит дух. — Оружие заберу в качестве трофея, не обессудьте.

И никто не нашёлся, что сказать. А капитан повернулся и крикнул денщику:

— Васька, кобылу!

— Эх, барин, как вы его! — денщик лихо соскочил и весело подал лошадь и мундир капитану, потом бросился подбирать саблю. Не постыдился подбежать и забрать ножны у денщика князя. 

— Зачем они ему, верно? Барин, может и лошадку возьмём? — крикнул он вдогонку Зорину, и сам отмахнулся шутливо, — э, нет, жидка больно! Не сдюжит! — И вскочив на своего коня, улетел следом за капитаном.

Несколько мгновений все стояли молча, не зная, что сказать, глядя вслед всадникам, потом на тело на снегу и кровь, от которой поднимался пар.

— Заговорённый, м-да… — прошептал Грачёв.

— Я говорил ему, говорил, — бормотал Марбо, — у Зорина дурная слава…

— Ну, господа, — заметил доктор Ган, — моя помощь здесь не нужна. Кто доставит весть князю? Единственный сын…

*

Николя переживал ураган чувств. Самое странное, что его пугало, что он испытывал необъяснимую гордость, вспоминая Зорина, и облегчение от того, что Антуана больше нет, и что никто не узнает тайны — но поймав себя на этих чувствах, сразу винил и ненавидел себя ещё более. Ведь Антуан был его другом! Он столько для него сделал! Но тут же вспоминал внезапное презрение князя, и снова корил себя за это. Может ему почудилось?

И когда после нескольких бессонных ночей и мучений, он увидел Зорина в офицерском собрании, юнкер не выдержал.

— Я презираю вас, капитан, — слетели с его губ страшные слова, и сам не понял, почему он это сказал.

И встретил удивлённый взгляд Зорина. И увидел, как странно изменился этот взгляд…

*

— О, как они блистали в свете, — заметил доктор Ган, раскуривая трубку и вытягивая ноги у камина. — Два высоких князя. Гусары, брови вразлёт, стройные, красивые. Конечно, Николя был тогда всего лишь юнкер, но ему прочили отличную карьеру, а Антуан любимец всего света… И такая незадача…

— Не тот ли это Зорин… — начала графиня.

— Нет, сударыня, — извинился доктор. — Я имя-то поменял. Вы же понимаете… — И он заговорщицки улыбнулся.

— И что? Что дальше? — не выдержала Лиза, готовая с ужасом переживать судьбу другого юного князя. — Они дуэлировали?

— Тоже на саблях? — спросил Петруша.

— А… да, дуэлировали, — вздохнул доктор. — Только капитан выбрал пистолеты.

— Что? — ахнуло всё семейство.

— Благородно, — прошептала графиня.

— Да, — покивал доктор. — И снова на рассвете почти на том же месте. И капитан смотрел на юнкера таким взглядом, что не описать. Только и промолвил, как вы похожи на вашу матушку, князь.

— И что?! — подгонял Петруша. — Ведь за ним же был первый выстрел?

— За ним, — тихо кивнул доктор. — Только выстрелил он в облака. Вот сказал и выстрелил.

Все ахнули снова.

— А князь? Что князь? — воскликнула Лиза.

— А князь, — протянул доктор, словно нарочно заставляя всех ждать каждого его вздоха. — Он конечно возмутился, требовал снова зарядить. А тот в ответ, мол, я свой выстрел сделал. Мол, ваш черёд, сударь.

Доктор помолчал, вспоминая, как Николя в сердцах бросил свой пистолет в снег, как вскочил на коня и умчал.

— Он тогда просился отправить его куда-то на войну, но Его Величество услал его в посольство в Европы, где он славно служил много лет.

— И что дальше? — спросила графиня немного с облегчением и немного с разочарованием.

— Мы встречались в Вене. Недавно. Милая семья, милая жена… — доктор кивнул. — Попросил меня найти Зорина и передать ему письмо.

— Какое? — удивилась графиня.

— То самое. И от себя другое. Я же знал матушку его с пелёнок. И Зорина тоже. Соседями нашими были. Как они любили друг друга! Зорин просил её руки, но… ни родом не вышел, ни богатством, как её отец сказал. И отдали её замуж за старого князя. Уж как она убивалась! Да и он тоже.

— А что было в письме? — выдохнула Лиза.

— Да ничего особого. Я человек не благородный, его прочитал. Княгиня просто просит за своего сыночка, чтобы капитан присмотрел на войне за юным князем по старой соседской дружбе. А князь Антуан уж конечно решил, что наш юнкер это незаконный сын простого дворянина.

— И это всё? — спросила графиня.

— И это всё, — ответил доктор.

— Ну тогда пошли спать, — хозяйка поднялась. — Развлекли вы нас, доктор, благодарствуйте. Я вам велела комнату протопить получше.

*

— И это всё? — тихо спросила Лиза, проводив доктора до дверей его покоев.

Тот улыбнулся и подал ей бумагу, приложив палец к губам.

— Мне ещё суток пять ехать в мои края, где надеюсь письмо доставить. Случайно открылось, и я стариковским грешным делом прочёл. Вы уж не говорите никому.

И девушка с трепетом развернула письмо.

Оно было длинным, но Лиза смогла прочитать только первые строки, затем глаза её застлали слёзы:

“Милостивый государь, я так виноват перед вами. Матушка рассказала, как она любила вас, как вас разлучили. А я открыл ей, как вы готовы были умереть, но не убить её сына. И вы даже не знали, что я ваш сын тоже. Отец, так прекрасно это слово. И мне так многое хочется вам поведать…”