Система образов стихотворения "Спящая" (2)

Вторая часть.

***

В жизни ты таким красивым не был!
Некрасивых мертвых просто нет.

А вот и отгадка как минимум половины загадки! Избранник по какой-то причине назван "мертвым", и в этом -- проблема героини. Для решения этой проблемы ей необходима тропинка в другой мир и -- соответственно -- жертва приобретает оправдание. Не стоит, впрочем, думать, что "мертв" -- непременно "мертв физически", хотя это допустимо. "Мертв" может относиться к "отсутствует для меня", "находится в недостижимом для меня месте", недоступен. Героиня влюблена в своего избранника, даже в мертвого, более того, сейчас, когда он "мертв", он кажется ей особенно привлекательным. "Отсутствие дарует понимание", -- сказал однажды Канетти по неизвестному поводу, и был, как мы видим, прав.

Адекватная интерпретация этого фрагмента -- совсем рядом, если мы примем во внимание уже показанную проблему "избранника из снов". Образ из сна не может умереть физически, но он может стать "недостижимым" по какой-то причине, где недостижимость сравнивается со смертью.

Между тем, рефреном проходящий с первой строфы тревожный красный цвет определенно указывает на случившуюся трагедию. Если призрачного дракона из снов нельзя убить, -- откуда кровь? Откуда -- красные тона кленов, облаков, рун, зачем кровь на пальцах? Движемся дальше.

Воет волком ветер, режет тучи,
В клочья рвет небесные стада.

Еще один тревожный и кровавый образ. Ветер рвет тучи как волк режет и рвет стадо овец (прекрасно обыгран образ облаков-барашков). Замечательная звукопись. Опять кровь и тревога.

Засыпаю. Всем так будет лучше —
Телом в склеп, душой опять туда,

Снова первое слово двустишия -- решающее. И оно дает ответ на несколько очень важных вопросов. Первое: магия вышивания рун действительно ведет к встрече с избранником, но перемещается в магическом пространстве не он, а героиня. Именно поэтому она ассоциирует себя с иголкой, которую она держит окровавленными пальцами -- с окровавленной иголкой. То есть, речь идет о возвращении. Допустимо думать, что героиня много трудилась с иголкой в руках, чтобы своею кровью скрепить заклинание, позволяющее ей погрузиться в вечный сон, или умереть для "этого" мира, чтобы встретить своего дракона-избранника в мире "ином". В случае удачного магического перехода, тело героини положат в склеп, а ее душа перейдет в мир иной, где она рассчитывается встретиться с возлюбленным. Который жив (!) в "том" мире и ожидает там героиню, как показывает следующее четверостишье. Версия, что по неизвестной причине истекающая кровью из пальцев героиня готовится просто умереть, наболее "приземлена", но текстом не поддерживается.

Итак, героиня собирается осуществить магический переход в мир,

Где от срама, похоти и злобы
Замурует каменная кладь.

Представяется, что "срам, похоть и злоба" противопоставлены "мягкости шелка и лепестков" точно в том же отношении, в каком люди противопоставлены дракону четверостишием ниже. Причем, как мы знаем из базовой легенды о драконе-похитителе красавиц, не "просто люди вообще", а конкретно св. Георгий, драконоборец, архетип воина. Встреча героини с архетипическим воином каким-то образом проявляет его "срам, похоть и злобу". Легко предположить, что мы наблюдаем проживание героиней крайне неудачного опыта, к тому же, похоже, связанного с насилием, что травмирует героиню и вызывает поток образов "красного". Представляется, что обилие "крови" в стихотворении связано все-таки не с "убитым" драконом, а с душевной травмой героини, возможно, с сильным чувством вины, а возможно, с переживанием несоответствия реального "драконоборца" образу "дракона" из женских грез.

Если же принять, что "срамной, похотливый и злобный" человек предварительно вводит героиню в заблуждение относительно своих качеств ("усыпяет" ее тревоги), то сюжет получает отличающееся развитие. Рассмотрим оба варианта отношения "Спящая красавица -- драконоборец":

1) Драконоборец появляется, когда героиня спит или находится в измененном состоянии сознания.
2) Драконоборец и дракон -- один и тот же персонаж, но "дракон" это романтическое, идеализированное заблуждение героини относительно качеств персонажа, а "драконоборец" -- его реальное проявление.

Вторая версия немного меняет сюжет стихотворения, -- возвращение героини к "дракону" теперь представляется маловероятным и приводит нас к психопатологическому развитию сиуации. Для сюжета важно, чтоьы драконоборец и дракон находились в различных реальностях, т.к. героиня ищет способа вернуться в "драконову" реальность. Значит, следует принять первую версию.

Первая строфа, когда героиня "пишет паутиной" теперь приобретает дополнительные возможности. Драконоборец -- паук, с образами "неприятный", "оплел", "подкрался" как паук. "Писать паутиной" -- рассказывать, "разматывать", "сплетать" отвратительную историю своего пробуждения в реальность.

Так или иначе, драконоборец "убивает" дракона, то есть вырывает героиню из сна, из мира мечты, оставляя ее наяву в состоянии крайней фрустрации и с сильным желанием вернуться обратно. С драконом же героиня чувствует себя "как за каменной стеной": от человеческой душевной мерзости ее "укроет каменная кладь" и архетипические воины не смогут причинить ей вреда.

Он убить готов любого, чтобы
Ты могла спокойно отдыхать.

Забавная -- и крайне показательная для романтизма -- деталь в том, что дракон ведет себя как "рыцарь", а вот драконоборец -- типичный европейский "дракон" (с, как минимум, некоторыми фрейдистскими атрибутами), что приводит нас к последней строфе -- множеству антитез, -- антитезопаду.

Жизнь не сказка:
Разум против чувства.
У природы не попрать закон.
Люди — звери,
Смерть у них — искусство.
Человек — один,
И тот
Дракон.

"Человек" стихотворения это носитель гуманистических качеств, конечно, а не "двуногое прямоходящее без перьев", каким показал себя "драконоборец". Поэтому мысль о том, что "человек это дракон, а не драконоборец" здесь выглядит оправданной. Уход, бегство от "человеческого" поддерживвается самой природой этого человеческого, где невыносимо много "срама, похоти и злобы" (весьма точная подача идей романтизма).

Финальную строфу можно считать резюмирующей для всего произведения.

***
Итак, мы определенно имеем дело с системой образов, развитой в Высоком средневековье и "перевернутой" в Европейском романтизме. Среди персонажей -- Спящая (красавица), дракон, драконоборец. Взаимодействия между традиционными персонажами составляют восстановленную до целостной истории фабулу стихотворения. Здесь предложена логически непротиворечивая версия, учитывающая использованные в традиционном сюжете основные характеры и линии развития.

Полная структура сюжета стихотворения: норма (сон красавицы) -- нарушение нормы (насильственное пробуждение) -- жертва (магия) -- восстановление нормы (сон). Все, как написано в учебниках по магии (и поэтике). Нам показана часть "Жертва/Магия", с разрозненными намеками на полную картину.

Возвращаясь к началу разбора, напомню про картину Паоло Уччелло, написавшего св.Георгия, пронзающего голову дракона, гуляющего на поводке у Дамы.

===============