Цель

1

«ОБНАРУЖИТЬ ИСТОЧНИК ПИТАНИЯ. ВЗЯТЬ КОНТРОЛЬ НАД КОРАБЛЕМ. ЭКИПАЖ УНИЧТОЖИТЬ».

Чуждая немыслимая директива настойчиво ломилась в пошатнувшийся мир свирепым безудержным поработителем. Враждебная и всесильная, она легко ломала все преграды, сокрушала любую защиту, подчиняла себе безоговорочно и всецело. От ее слов невозможно было спрятаться, закрыться - они облепляли назойливыми слепнями, они прокручивались в голове докучливой до тошноты песней.

Потом я понял, что сам механически повторяю эти команды, шепча одними губами. Они не были мне чужими. Они казались страшными не мне, а Энки, с которым я себя перепутал. Это было мое задание. Мой маяк: вот он ярко светит в ночи дрейфующему в незнакомых водах кораблю. Так, конечно, сказал бы Энки. Это он знал, что такое маяк и что такое морской корабль. Мне нельзя было заблудиться, входя в дремучий лес чужого сознания, и я оставлял на пути верные зарубки:

«ОБНАРУЖИТЬ, ВЗЯТЬ КОНТРОЛЬ, УНИЧТОЖИТЬ».

Неуверенной качающейся походкой я вышел из технического отсека. Теперь я находился в длинном узком, обшитом белым пластиком коридоре. Чувство движения. Чувство существования. Как всякий раз,это поражало новизной и в то же время утомляло обыденностью, было небывалым и скучным, первозданным – как рождение вселенной, и обыденным – как биение сердца.

Мои глаза уловили встречное движение. Новый оглушительный звук!Тук-тук. Ноги касались пластиковой поверхности пола. Зачем? Зачем создавать такой сложный, такой неоправданно-громкий звук, если в этом нет никакой коммуникации? Звук нарастал, звенел, заполнял собой коридор, заставлял рассматривать, переживать себя.Затем к звуку присоединился свет. Он падал от круглых, встроенных в потолок ламп. Белый свет бился о белый пол, расплескивался по белым стенам, ослепляя и заливая собой мир. Человек начал говорить. Отрывистые звуки полились в освещенном пространстве. Я, кажется, стоял перед ним, раскрыв рот, онемев от звука, света, ощущения движения. А потом все схлынуло. Мир стал только привычным и обыденным, каким и должен был быть.

Человек смотрел внимательно и удивленно. Я догадался, что не ответил на его вопрос, которого не понял. Его звали Лаоцо. Профессор. Насколько Энки знал, предметом его исследования была судьба брошенных в космос сигналов.Открытое округлое лицо с густыми бровями, выразительными серыми глазами, спрятанными под щитами очков, легкий расстегнутый коричневый плащ, карманы которого оттопырили укрытые там руки, коричневые поношенные туфли. Профессор Лаоцо глядел на меня и чего-то терпеливо ждал.

–Что? – сообразил произнести я. Извлеченный голос оказался таким естественно знакомым, что вселял уверенность. Захотелось сказать еще что-нибудь.

– Я интересуюсь: смотрели ли Вы трубы? - Лаоцо говорил вежливо, но в интонации слышалась укоризна. – Вы, я надеюсь, извещены, что в четвертом блоке нет воды?

Похоже, я не смотрел трубы. Хотя… Энки смотрел, но осмотр труб был единственным выполненным в отношении них действием. Он извлек схему… и это оказалось последнее, что он сделал в жизни –потом Энки встретил меня. Жаль, выходит,теперь придется заняться этим самому. Поймав себя на мысли, что браться за ремонт мне не хочется, я внутренне усмехнулся: видно Энки, чья лень была унаследована мною в числе прочего, не очень любил свою работу.

– Там ерунда: в распределителе схема погорела, - отчитался я. – Можно заменить со склада, могу попробовать перепаять.

– Как знаете, –Лаоцо пожал плечами. Было заметно, что на самом деле эта беседа была ему неинтересна и даже неприятна– обязывала должность смотрителя корабля, которую он вынужденно совмещал со своими малопонятными научными исследованиями. – Там, кажется, Хаген уже жалуется.

– До отбоя сделаю.

Я быстро осваивал эту сому. «Главное, – подумал я, – чтобы сома не освоила меня». Всегда существовала угроза провала – если копир, подчинившись инерции сомы, окажется дезориентирован. Нужно было сохранять психологическую связь себя подлинного с собой-Энки, и я принялся проговаривать затасканную, но родную директиву:

«ОБНАРУЖИТЬ ИСТОЧНИК ПИТАНИЯ. ВЗЯТЬ КОНТРОЛЬ НАД КОРАБЛЕМ. ЭКИПАЖ УНИЧТОЖИТЬ».

Внезапно меня осенило. Моя миссия была провалена еще полчаса назад. Полчаса назад она превратилась в набор бессмысленных фраз. Я не мог обнаружить таинственный человеческий энергоноситель и тем более идентифицировать его, потому как ничего не понимал в современных источниках питания и не мог управлять этим кораблем, потому что не имел представления, как это делать. Я был сантехником. Все что знал Энки об этом судне было то, что он почерпнул из весьма общего курса космонавтики.

Это можно было назвать роковым невезением. Теперь я знал, что на корабле как минимум тринадцать человек из восемнадцати могли бы подойти для этой миссии, но мне встретился бесполезный Энки. Следующее копирование было невозможно – одна копия в сезон был мой предел. Значит оставалось дождаться наших специалистов и обеспечить им безопасное перемещение по кораблю, устранив экипаж. Последний - третий пункт моего задания – единственное, на что я еще мог сгодиться.

Коридор уходил вправо. Прежде чем я успел повернуть, из-за угла выскочил высокий худой средних лет человек, нервно застегивающий пуговицы на белой выглаженной рубашке. Это был профессор Гарм. «Везет на профессоров» - отметил я. Сухое, с глубокими не по годам морщинами лицо было отчего-то лишено какой-либо выразительности. Лишь взгляд, бросаемый с предмета на предмет, замирающий, непрестанно чего-то ищущий, свидетельствовал о внутренней живости своего обладателя. Гарм спешно скользнул мимо меня, на секунду остановился, окинул взглядом, замер, видимо желая что-то спросить, но передумал и направился дальше. За спиной громыхал его ускоряющийся шаг.

Завернув за угол, я оказался в холле. Небольшой зал имел голубоватые стены и потолок, вдоль которого размещались две длинные лампы с мягким теплым светом. Одну стену скрывал старомодный книжный шкаф, заваленный личными вещами экипажа, призванный имитировать домашнюю обстановку, у другой стены располагался окруженный двумя диванами стол. На одном из диванов развалился первый помощник капитана Пилад, коротко стриженный, с густой черной бородкой и с небольшим компьютером в руках. С ним у Энки были дружеские отношения, так что я почувствовал нечто похожее на тепло.

– Говорят и для звездного сантехника нашлась работенка? – Пилад приветственно махнул рукой.

- Нашлась, - подтвердил я. – Не судьба мне побыть туристом.

- Эт точно, - согласился Пилад. – Зато теперь ты должен чувствовать себя самым важным человеком. Ты только представь. – Он даже приподнялся и начал активно жестикулировать. – Обезумевший от жажды народ сбегается, молит тебя: Погибаем без воды! Засыхаем! Помоги! О звездный сантехник, в твоих жилистых руках наше будущее! Все столпились, кланяются, воздевают руки, Хаген протискивается, норовя поцеловать твой ботинок…

- Уволь. Хагена не надо.

- Ладно, давай без Хагена, - согласился Пилад. – Но ты уже подумывай над своим образом. Может, тебе парадный мундир одолжить? Ты кстати не знаешь, как раньше летали без сантехника?

- Гибли все, - заверил я. –А вот как, скажи, без такого помощника капитана? Кто курс проверял, графики выводил? А-а это же все комп делает! Ну а кто каждое утро заупокойным голосом извещал (я попытался копировать интонацию Пилада): «Поздравляю, вам посчастливилось проснуться, поспешите к столу, сегодня будем кипятить мозги!» Неужели и это мог делать комп?

- Ну да, ну да, - рассмеялся тот. – Поверь, это главное! Никакая машина с этим не справится!

- А пришельцев тоже ты будешь встречать, - продолжал я. – Ты им такой тембром помрачнее: поспешите к столу, будем кипятить мозги …

Вдруг что-то пошло не так. Улыбка Пилада мгновенно растворилась. Он смотрел на меня с откровенным недоумением.

Конечно! Я был опасно невнимательным – должно быть, специфика сомы. Энки не знал о подлинной причине этого рейса. Не мог знать, не должен был знать. Он считал, что это рядовая транспортировка.Это ведь мы послали сигнал, сообщив координаты, куда можем телепортироваться. Это знал я, знал первый помощник капитана, но не Энки. Я загнал себя в тупик и не видел выхода. Попытаться убить Пилада сейчас? Одной ногой я был за гранью окончательного провала.

- Это тебе Дэв сказала? – осторожно произнес Пилад.

Я встретился с его немигающим взглядом. Неужели он дал мне подсказку? Я виновато кивнул.

- Блин, Энки, - закачал головой Пилад. – Дэв – дура. Не подставляй ее. Помалкивай.

Я понимающе покивал. «Пронесло», - подумал бы Энки. Инкарнационное копирование было удобным навыком – не приходилось притворятся, я просто перенимал все – от физической структуры до образа мысли. Я фактически становился Энки, но при этом сохранял собственную память. Иногда воспоминания смешивались.

«Что дальше?» - спросил я себя. Пилад непременно встретится с Дэв, чтобы отчитать. Та скажет, что ничего не говорила. Он не поверит. Если не она, то кто? А если она сможет как-нибудь доказать? Пилад задастся вопросом: почему я скрываю свой источник и подставляю Дэв? Так или иначе, нужно встретится с ней первым. И что тогда? Устранить ее вместо Пилада? Почему мне сразу не встретился кто-то из них? Почему сантехник?

Найти Дэв оказалось несложно. Она была за работой во вспомогательной рубке. Девора Алис, предпочитавшая называться просто Дэв, сосредоточенно изучала данные на одном из стоящих перед ней экранах.

- Привет, - произнес я как можно более беззаботным тоном.

- Здоровались, - не оборачиваясь прохладно отозвалась та. Это была молодая среднего роста женщина, облаченная в темно-синюю форму компании. Почему она постоянно носила форму? Чтобы не думать о том, что надеть? Или потому что эта форма лучшим образом подчеркивала ее фигуру?

- Сильно занята? –поинтересовался я.

- Занята, - сообщила Дэв, затем развернулась, сверкнув тонкими линзами очков. – Но не сильно. Выкладывай.

Ее бесхитростное лицо, казалось, было создано для перманентного выражения сосредоточенного любопытства: тонкие, поджатые губы, острый подбородок, узкий чуть вздернутый нос, живые темные глаза. Черные прямые волосы были собраны на затылке в хищно топорщившийся пучок.

- Да тут такое дело, - я огляделся, отчего-то чувствуя сковывающую неловкость и напрасно ища поддержки у темных, завешенных фотографиями и графиками стен, у стола с тремя горящими экранами, у белого, оснащенного пятью округлыми светильниками потолка. – В общем, вышла не слишком приятная история…

- Хаген требует воду, а ты по обычаю решил на него забить, так? – попыталась угадать Дэв

- Откуда такая инфа?

- Ну если кто-то забыл, то я обитаю с ним по соседству, в четвертом блоке, - Дэв хитро прищурилась. – И у меня вообще-то тоже воды нет.

-А, это. Что нет воды, это, конечно здорово, но дело не в этом. Тут,видишь ли, я случайно услышал от одного парня то, чего, в общем, не должен был слышать… Понимаешь? И Пилад об этом узнал. Ну в общем, что мы на самом деле летим на неизвестный разумный сигнал.

- Кхе, кхе – неодобрительно прохрипела в кулак Дэв, покачивая головой. – Ты понимаешь, что за подобную утечку увольняют. И это, я думаю, в лучшем случае! Я бы на месте… «того парня» была бы поаккуратнее.

Дэв явно начинала нервничать: теребила пальцами правой левую кисть, настороженно оглядывалась по сторонам. Похоже, дело приобретало опасный оборот.

- Пилад не выдаст, это точно, - нужно было как-то ее успокоить. – Я это говорю потому что, в общем, он просто подумал, что это ты мне рассказала.

-Я? - встревожено произнесла Дэв. – Впрочем, неудивительно.

- Неудивительно? Почему неудивительно? – Мне действительно было интересно. Энки близко общался с Дэв, но ведь не с ней одной. Среди его приятелей были и другие, наверняка обладающие информацией.

- Ты же знаешь, - голос Дэв дрогнул. Очевидно заметив это, она продолжила твердо, почти с гневом. – Ты знаешь, как я к тебе отношусь.

- Как? – не понял я. Энки, сдается мне, этого не знал. Или знал, но эта часть памяти по каким-то причинам не скопировалась (копирование никогда не бывает полным). Или знал, но думал, что не знает.

- Как к идиоту, - с досадой бросила Дэв и отвернулась к монитору.

Я по каким-то причинам понял, что мне стоит уйти. Осложнилось дело или наоборот, я не знал. Но во мне, в этой человеческой соме пробудилось какое-то новое волнение. Волнение приятное и совершенно излишнее. Как будто я услышал признание, которого долго ждал и теперь оно всецело овладело моим вниманием. «Неужели именно это было тебе так нужно?» - Я совсем по-человечески стал вести внутренний диалог, обращаясь то ли к соме, то ли к Энки, которому не посчастливилось дожить до этого момента.

2

«ОБНАРУЖИТЬ ИСТОЧНИК ПИТАНИЯ. ВЗЯТЬ КОНТРОЛЬ НАД КОРАБЛЕМ. ЭКИПАЖ УНИЧТОЖИТЬ».

Нужно чаще напоминать себе цель, даже если она не выполнима во всем объеме. Это я твердо уяснил за свою практику копира. Каждая сома навязывала свои мыслительные стереотипы. В каждой соме ты не понимал, зачем тебе это задание. Но надо было поверить себе, себе прошлому, себе подлинному. Сохранение самотождественности, самопреемственности в любых условиях – вот необходимое и редкое свойство, делающее копиров элитой своего вида.

Что предпринять я не знал и решил уединиться, чтобы все обдумать. Я двинулся в свой шестой блок по широкому темно-синему коридору с мягким серым полом. Первая дверь справа приглашала в центральную столовую, следующая скрывала пищевой склад, за последней была техническая кладовая. Слева комнат было только две – санузел с душевой кабиной и спортзал. Из последнего появился Хаген, который, вероятно, проводил там все свободное время. Внушительных размеров главный техник Хаген был обнажен по пояс, на плече висела белая майка. Он поприветствовал меня давящим как гидравлический пресс взглядом.

-Ну что, гений, вода будет? – Хаген говорил снисходительно, почти высокомерно. Энки полагал, что Хаген, будучи выше по должности, осознавал свою интеллектуальную ущербность перед сантехником и постоянно пытался самоутвердиться. Мозг отчего-то сгенерировал сценарий рукопашной драки, результатом которой был мой полный и весьма болезненный разгром. «Неприятный тип», - окончательно решил я.

- Зачем тебе вода Хаген? – все что я мог – немного подразнить этого гиганта. – Ты чего… помыться удумал? Зачем тебе это, Хаген?

- Когда сделаешь? - прорычал Хаген.

- Ну к Новому году, конечно, не обещаю… Но к встрече с пришельцами будет! – Эти слова были неожиданностью для меня самого: «Зачем я сказал про пришельцев? Настолько уверен, что он не знает, или хочу проверить? Или я просто ищу повод его убить, когда он поймет, что я знаю больше, чем нужно?»

- Слушай, давай не будешь меня бесить, ладно? –Хаген очевидно ничего не знал. – Здесь у каждого своя работа, да? Давай ты будешь свою делать хорошо и вовремя, ладно?

- Все как ты скажешь, друг, - удовлетворенно улыбнулся я и направился в шестой блок.

Но что же делать с Дэв? Она либо уже встретилась с Пиладом, либо скоро встретится. В этом случае придется устранить обоих. При этой мысли я вздрогнул. А следом остальных... Что будет с кораблем? Пока не прибудут мои, нельзя никого убивать. А если Дэв поговорит с Пиладом раньше? Я поймал себя на том, что Дэв беспокоит меня не только поэтому. Мне нравилась она. Вернее, она, конечно, нравилась Энки. Как я раньше этого не замечал? Ее присутствие вызывало определенно положительные эмоции. Может быть, все дело в том, что она была одной всего из трех самок на корабле? Или все-таки Энки был привязан к некоей ее уникальности?А ее признание…оно вызывало необъяснимый трепет: «Ты же знаешь, как я к тебе отношусь…». По сути, она ничего особенного не сказала, но сказала достаточно. Очевидно, что-то такое она сообщить готовилась (может быть давно), и в волнительный момент разговора решилась. Что поделать, сам Энки такой решимостью не обладал.

Удаляясь от Дэв, я осознал, что нельзя было выпускать ее из вида. Не дойдя до своей каюты, я развернулся и двинулся обратно в рубку.

- Разреши пригласить тебя на ужин! – выпалил я с порога.

Она развернулась. Правая бровь была приподнята. Смущенно улыбаясь, Дэв почесала кожу под очками. – В какой ресторан?

- Любые рестораны к Вашим услугам! – гордо заявил я, понимая, что подобных заведений на корабле быть не может.

- Неожиданно, - уголки рта приподнялись в осторожной улыбке. – Ну давай. Жди меня через полчаса, коль на то пошло.

- Где мне Вас ждать? – я уже готов был удалиться.

- Как где? В лучшем ресторане, естественно!

С ролью лучшего ресторана, по моему мнению, как нельзя лучше могла справится вторая столовая, которая была запасной и потому обещала уединение. Я извлекал из холодильника имеющиеся продукты, стремясь придать их сочетаниям максимально экзотичный вид. Пробуя пищу на вкус, я не чувствовал ничего необычного. Я свыкся с сомой. Все было обыденным, но это свидание… оно было удивительным даже для Энки.

Я надеялся, что никто меня не побеспокоит. Но эту надежду неожиданно разрушил профессор Лаоцо. Он вошел походкой утомленного старика, кивнул мне и принялся шарить в холодильнике. Профессор импонировал мне, но сейчас захотелось его убить. Убить и спрятать в морозильной камере.

- Профессор, можно странный вопрос? - внезапно у меня появился какой-то азартный интерес.

- Тебе можно, - улыбнулся тот, вскрывая банку рыбных консервов. Это звучало как: за свою жизнь я бесконечно устал от разных идиотских вопросов, но так как ты не являешься полным кретином, то рискни.

- Что я такое? – этот вопрос мог его удивить, он мог от него отмахнуться, а мог взять на заметку. От этого я испытывал волнение игрока, поставившего на кон все свои скромные сбережения.

- Ну, что конкретно Вы такое, я не знаю, - признался Лаоцо, смерив меня неодобрительным взглядом. – Вероятно, человек со странной профессией, но вполне удачным местом работы.

- Нет, профессор, - настаивал я. – Что я такое, если абстрагироваться от этой оболочки. Кто я, вне этого тела, этих мыслей, вне этой парадигмы восприятия?

– Хм, - Лаоцо глянул более одобрительно. – Некоторые античные философы пришли к противопоставлению: душа-тело. Впоследствии это воспринималось вполне тривиальным дуализмом. До некоторого момента на вопрос «Кто я?» можно было ответить: я –это моя душа… Ну, так многие отвечали. Но вот отделить себя от своей души, психики, если угодно – это уже скорее персоналистские тенденции. Вас потянуло на философию?

- Просто пришел в голову один мысленный эксперимент, - мне действительно было интересно поразмышлять, используя при этом специфику мозга текущей сомы, о вопросе, который был моим постоянным спутником. – Представим, что я - существо инопланетной цивилизации…

- Внеземная тварь, - поправил профессор.

- Да, внеземная тварь, которая может полностью копировать воспоминания человека, всю его психофизиологическую структуру. И вот я копирую тело и разум сантехника Энки Ракшаса, представили?

- Допустим, - покивал Лаоцо. – не самый плохой выбор.

- Не сказал бы, - я не удержался от улыбки. – Сам Энки Ракшас, естественно, погибает во время копирования. Но я получаю полный набор его персональных качеств, включая его привычки и страхи. Так вот, стал я от этого Энки Ракшасом?

- Ну-у, - профессор надул щеки. – Я бы ответил – нет. Ты остался все той же внеземной тварью. Весьма коварной кстати! (Лаоцо даже погрозил пальцем). Энки умер, ушел как уникальное, ни к чему не сводимое начало, а существовать осталась только его индивидуализация – сумма врожденных и приобретенных свойств.

- А не всё ли равно, кто обладает этими свойствами, если между оригиналом и копией нет разницы?

–Разница есть.– Профессор вздохнул. – Но она на каком-то другом уровне, друг мой, и уровнем этим наука, увы, не занимается, а лишь религия и философия, к которой, как я вижу, у Вас проснулась некая наклонность.

- Я не буду Энки, потому что кроме сознания Энки, у меня будет наличествовать еще нечто – что-то от сознания пришельца, - подсказал я профессору.

Тот отрицательно покачал головой:

– Да нет же, сознание, если угодно, это взгляд личности на индивидуальность. Другими словами, это взгляд того, КТО я есть на то, ЧТО я есть. Второе может меняться, первое остается тем же. Я могу быть ребенком, могу быть разбитым паралитиком, но я останусь тем же. В совсем другом теле буду тот же я, понимаете? Я могу посмотреть на себя и подумать, что это другой, но нет же! Я это я! Вообще все поменялось: все клетки организма, возможности, мировоззрение, мироощущение, но это все равно я. И этот я свободен, понимаете Вы? Главное мое свойство, нет, даже не свойство… Просто то, что есть. У личности есть свобода. То есть в отличие от, как Вы выразились, копии, у реального сантехника Энки Ракшаса была свобода. Теперь, вероятно, свобода есть у внеземной твари.

- Эту свободу можно как-то… пощупать?

- Пощупать Вы можете… свою макушку, в лучшем случае. А настоящая свобода начинается там, где Вы противопоставляетесь собственной заданности, - профессор даже разгорячился, было видно, что эта тема занимала его всерьез. – Вы мне, разумеется, скажете: «Ты же, старый дурак, полностью детерминирован своими дурными привычками, комплексами, рефлексами, этой самой заданностью. Ты ничего не делаешь, кроме того, что в тебе заложено твоей психофизиологической основой». А я говорю – нет, хоть раз в десять лет я делаю что-то, не обусловленное моим устройством! Личностное. Свободное! Даже если это маленькая мыслишка! Понимаете Вы?

Я задумался. Хотелось сделать еще шаг, но способностей для быстрого реагирования не хватало. И тем не менее размышления Лаоцо были довольно занимательны. Внешним незыблемым ориентиром для меня всегда была память о задании, но ведь и само задание было порождено спецификой моего существа, с его средой и историей. Мог ли я сказать, что совершал нечто, не обусловленное этой средой и историей? Разве можно было это как-то зафиксировать?

- Спасибо, профессор, - я улыбнулся как можно более безобидно: – Если б я был пришельцем, думаю, мне жалко было бы Вас убивать.

- И на там спасибо, - улыбнулся он, поглощая содержимое банки.

Вскоре на пороге появилась Дэв. На ней было длинное, вполне скромное, но все же платье. Она зачем-то взяла его с собой на корабль! Взяла и, похоже, никогда здесь не надевала. Это было столь неожиданно, что Лаоцо прервал трапезу и, вздернув брови, наблюдал за осторожно входящей женщиной. Он бросил взгляд на нее, на накрытый мной стол и с доброжелательной улыбкой поспешил удалиться. Я одобрительно кивнул ему в след.

Дэв присела. Мы начали осторожный, неспешный разговор. Слова были те же, к которым Энки давно привык, но обстоятельства были другие. Я понял, что Дэв была очень смелой. Она ясно дала понять, что Энки ей нравится и в этот же день оделась так, что не оставляла места двусмысленности – это было настоящее свидание. Это казалось таким смелым, что даже пугало. Моя речь сбивалась, слова становились тяжелыми, неповоротливыми. «Питание, корабль, экипаж…»- пытался нащупать я забытый ориентир, как жизненноважное заклинание. «…Уничтожить», - добавил я с ужасом.

Для Дэв это был страшный день. Она словно бы это чувствовала и спешила выговорить все накопившееся, все что казалось ей важным.

- Ты же все знаешь, - шепотом произнесла она. – И ты догадываешься, наверное, почему меня взяли в этот рейс.

- Ты же спец по коммуникативным технологиям, - припомнил я.

- Ну вроде того. В реальность встречи, конечно,там не особо верят. Все думают, ошибка какая, остаточное явление старинных кораблей. Но Лаоцо говорит, что подобного сигнала раньше не видел. И если бы совсем не верили, не послали бы спецназовцев. Конечно, знали бы наверняка – послали не четырех, а армию…

Дэв усмехнулась. А я, кажется, побледнел. Конечно, здесь были солдаты. Не могло не быть. Наверняка в девятом блоке – закрытом. Четыре, вооруженных по последнему слову техники. И что мы могли им противопоставить? Люди опережали нас почти во всем: оружие, корабли, энергоносители, которые мы давно желали заполучить. В отличие от нас они умели воевать, они только и делали всю свою историю, что воевали. Мы могли лишь брать лучшее у всех: более сильных, более развитых.

В моей коллекции хранилась одна копия хатраникса. Это было бронированное быстрое существо с достаточно примитивным типом психики, что позволяло в значительной степени заместить скопированное сознание собственным. Вероятно, в этой соме я мог одолеть всех. Но если мой отряд телепортируется раньше? Успею ли я их защитить?

- Так вот, скажу тебе честно, я верю в эту встречу, - продолжала Дэв. – Я мечтала об этом. Ты можешь вообразить: встретить иное разумное существо? Я знаю, это довольно по-детски. И на самом деле, если это случится – будет не праздник, а жутко тяжелая кропотливая работа...

-…будем кипятить мозги, - процитировал я Пилада.

- Ага, точно, - улыбнулась Дэв. – А ты бы хотел?

- А если они захотят нас уничтожить?

- Тогда думаю, мы этого даже не успеем понять – бахнут издали и все, – отмахнулась Дэв. – Зачем тогда было отправлять какие-то послания?

-Может, им нужны наши технологии?

-Какие? – Дэв глянула на меня как на несмысленного ребенка. – Они о нас знают – мы о них нет. Они могут передавать нам точный сигнал. Мы им – нет. Они гораздо более развиты. Разве не очевидно?

Я не стал объяснять, что похищенная у другой цивилизации связь и примитивные телепорты, действующие в очень ограниченном количестве пространственных точек, никоим образом не говорят о большем развитии. Хотя в чем-то, по-видимому, у нас действительно было опасное превосходство.

– Слушай, - внезапно решился я. – Как считаешь, насколько важно быть верным себе?

- В каком смысле?

- К примеру, я даю обещание. Но потом оказываюсь в ситуации, когда это обещание исполнить чрезвычайно трудно.

- А кому ты его дал?

- Друзьям. Но нет, главное, я дал его самому себе. Но тогда я был другим. Так вот, должен ли я, который теперь, слепо следовать тому мне, который давал обещание, если мне оно не нравится?

- Тебя кто-то ждет на Земле?

- Нет.

- Не знаю, мой принцип простой: если я что-то решила, стараюсь довести до конца, чего бы это ни стоило…

Внезапно сработал приемник. Это был капитан. Знак был неприятный.

- Да, - осторожно произнес я, поглядывая на Дэв.

- Энки, будь добр, разберись с водоснабжением в четвертом блоке, - голос капитана был недовольным, почти раздраженным. – И пожалуйста, займись немедленно.

Я глянул на Дэв. Видно, она прочла во взгляде все мои извинения и сожаления, так что поспешила утешить:

– Ну ничего, пойдем!

- Куда? - Удивился я, нащупывая в поясной сумке инструменты.

- Как куда? Возвращать воду! Это же и мой блок тоже. Я лицо заинтересованное!

3

Белый, уже знакомый мне коридор, встречал нас непомерным ослепляющим светом. Мы шли и Дэв взволновано полушепотом спешила поделиться своей сокровенной историей. Вот ей сообщают о сигнале, и она понимает, что жила и работала ради этого, вот другим обновленным человеком она сутками напролет перебирает все известные ей коммуникационные программы, вот она не спит, потому что голова переполнена клокочущей смесью из ожиданий, сомнений и страхов.

Я вслушивался в возбужденный шелест ее голоса, но почти ничего не слышал. Фразы слипались в мягкий убаюкивающий шум. Это ветер робко касался желтых встревоженных листьев в парке у темной прохладной воды. Это теплый весенний дождь проливал на землю небесный тихий уют.

Узкое техническое помещение встретило нас почетным караулом белых водопроводных труб, которые ровными рядами выстроились вдоль правой стены. Движение воды регулировалась тремя (во избежание общего отключения) примыкавшими к трубам компьютерами. Я пропустил Дэв вперед. Ее вечернее платье скользнуло через порог… И только затем я понял…

Во всех моих жизнях, во всем моем существовании не было ошибки глупее, безобразнее, чудовищнее. Я сделал вдох и слышал, как сердце стучалось о ребра. Словно обманутый глупый зверек, оказавшийся запертым в клетке, вопил: «Зачем ты так меня предал?». Сома владела мной, она паниковала, она заставляла страдать и бояться, и напрасно запоздало я спрашивал ее: «Как же? Как это я мог забыть?!»

Запирая изнутри дверь, я пытался проговорить свою глупую директиву, но она вызывала только отчаяние и злобу. Потом я посмотрел на Дэв.

Она находилась от меня в шаге, спиной, в неуместном вечернем платье. Неподвижно. Перед ней на полу лежало распластанное тело сантехника Энки Ракшаса.

Я больше не мог шевелиться. Все чего я хотел – не быть здесь, не инкарнироваться в эту слабую сому, вовсе не существовать. Дэв тоже не двигалась. Она застыла и мне было жутко: что если она обернется? Что если она встретится со мной взглядом?

Потом руки ее стали подрагивать, вся она сотряслась в каком-то порыве, упала на колени перед трупом и стала шумно глотать воздух, будто ее душили.

- Мне жаль, - Прошептал я и сделал маленький шаг.

Она не реагировала. Нужно было наконец остановить эти муки. Но я мог только ждатьи смотреть в оцепенении. Вдруг она дернулась, вскочила на ноги, и, бешено озираясь, прижалась спиной к стене. Ее действия словно на миг освободили меня, и я приблизился еще на шаг.

- Ты меня убьешь? – спросила она чужим надломленным голосом.

- Да, придется.

- Ты можешь этого не делать? – из глаз выкатились струйки слез. Они словно лишили женщину сил. Голос стал тонкий и рвущийся. – Ты можешь этого не делать, если я ничего не скажу?

- Это все равно. Никто на корабле не выживет. Мы не можем никого оставлять – будут проблемы.

- Я любила его, - Она стонала в потоке слез и в этом стоне слышалось обвинение, требование, чтобы ей вернули то, что было ее.

- Я знаю.

- Ты же не сможешь меня убить! – отчаянно вскрикнула она.

- В этой соме будет проблематично, - согласился я. – физически - я ненамного тебя сильнее, и главное… психологически. Я чувствую, как он, как бы он чувствовал.

Несколько секунд мы молчали, затем она, будто очнувшись, обратилась другим, почти спокойным голосом:

- Как ты меняешь облик? – даже сейчас в ней жило и требовало пищи какое-то необъяснимое детское любопытство.

- Не облик. Все. Само тело не может существовать вне комплекта: мозга, нервной системы. Приходится копировать полностью целокупность существа. Это моя четырнадцатая инкарнация – вхождение в копию. Я называю их сомами. В этой я не смогу причинитьтебе вред. В любой другой я ничего не буду испытывать. У меня есть одна годная для ликвидации.

- Ты можешь их легко менять? – возможно она пыталась меня заговорить, но я сам мечтал, чтобы меня заговорили.

- Да. Большинство из них. Те, которым более-менее подходит эта атмосфера.

- Ты похож на типичного злодея из старых фильмов, - нервно усмехнулась Дэв. – Прежде чем совершить убийство, он должен обо всем рассказать своей жертве.

- Он тянет время, чтобы положительный персонаж успел добраться и спасти, - Я смотрел на нее, готовый отдать все за то чтобы этот герой внезапно появился. - Не так ты представляла встречу с пришельцем?

- Не так.

Внезапно все огласилось надрывным механическим воем.

– Что это?

– Они пришли. Мои. Мне нужно туда. Я должен их защитить.

Нужно было расправится с ней. Быстро. Но я не мог. Не хотел. Теперь хотелось бы чтобы это сделал кто-то другой, или лучше…

- Пойдешь со мной, – я схватил ее за руку.

Дэв послушно шагнула. Оглянувшись на мертвое тело, она вышла в коридор. Им могла угрожать опасность, нужно было торопиться.

Мы вновь шли по белому коридору. Я ненавидел этот белый цвет. Ни одна скопированная сома не могла видеть его таким белым.

- Энки, ты же можешь этого не делать, правда? - она почему-то обращалась к своему мертвому другу.

Отвечать ей не было смысла. Было больно. Больше всего хотелось сбросить немедленно эту сому и никогда, никогда к ней не возвращаться. Сжимая запястье заложницы, я ускорил шаг.

- Энки, - умоляла она. – Борись. Пожалуйста, борись!

С точки зрения логики она несла абсолютный бред. Энки был мертв – она сама видела его труп. А мне бороться было не за что и не с кем. Но отчего-то она будто зная, попадала в точку. Ее слова были пулями. Они врезались под кожу и разрывали внутри все, что могло чувствовать и дышать. Больше всего на свете я не хотел ее убивать. Нет, я хотел быть с ней, убить было невозможно. Удивительно, как я этого не понял с самого начала.

Я резко швырнул ее вперед и остановился. Прямо на меня были направлены два ствола. Военные были в черных бронированных скафандрах, в шлемах с непрозрачными стеклами. За их спинами каменным изваянием застыло бледное лицо профессора Гарма. Спустя секунду военные появились и сзади. Они придвинулись и разошлись, стремясь не подставиться под перекрестный огонь. Вскоре сбежалось несколько членов экипажа.

- Назад, назад, - командовал капитан. – Не подходите!

Но кто-то протиснулся. Серый свитер, черная борода. Пилад.

- Что происходит? – крикнул он, изумленно озираясь то на меня, то на Гарма с солдатами, то на бездвижно сидящую между нами на полу Дэв.

- Мы арестовываем члена экипажа Энки Ракшаса, - хладнокровно объявил Гарм. – Вернее, того кто выдает себя за Энки Ракшаса, не правда ли?

Гарм двинулся вперед, пристально рассматривал меня. Серое лицо оставалось непроницаемой маской, но глаза горели нескрываемым интересом. В его жестах была осторожность. Видимо он знал, что я могу сменить сому. Но я этого не мог. Не так быстро. Требовалось по крайней мере секунд десять – роскошь, которую солдаты мне точно бы не позволили.

- Вы можете создавать точные копии своих жертв и вы охотитесь за нашими технологиями, не правда ли? – Сухое, лишенное мимики лицо профессора, казалось опасней четырех направленных на меня лазеров. – Видите, мы знаем о вас больше, чем вы думаете.

- Что за бред! - раздался позади голоса Пилада. – Вы охренели совсем? Это член экипажа!

Похоже он попытался приблизится, но один из военных грубо его оттолкнул.

- Назад, не подходите! – отчаянно скомандовал капитан.

Все заканчивалось не очень хорошо, но так, как должно было быть, так, как я на самом деле хотел. Странное дело, я с полной ясностью осознал, что хотел себя выдать: в беседе с Хагеном, с Лаоцо, с Дэв. Этот Энки провел меня! «Что ж, - решил я, - пусть это будет твоей местью, твоей посмертной победой».

- Как Вы поняли? – я взглянул на Гарма. Играть смысла не было.

- О, - Лицо профессора тронула слабая улыбка. – Понимать –мое призвание.

Он шагнул ближе, поравнявшись с Дэв, которая так и сидела на полу. Обессилевшая, опустошенно глядящая в сторону.

- Я охотник, господин, Ракшас, - Гарм прохаживался перед лицом, будто дразнил меня. – Это ведь не первое вторжение. Я здесь, чтобы поймать Вас. Поймать и понять. Насколько это возможно. Если Вас интересуют подробности, то в тело каждого на корабле вживлен индикатор жизнедеятельности. И вот, представляете себе, один из датчиков сообщает о смерти члена экипажа. Но, о чудо, сигнал на идентичной частоте тут же показывает, что этот самый член экипажа жив и его показатели в норме. Как такое возможно?

- Я скопировал Энки вместе с вживленной аппаратурой, воспринял ее как часть тела, - догадался я.

Профессор удовлетворенно кивнул: – Оставалось только наблюдать за Вами. И ждать гостей. Они ведь будут? Мы знакомы с вашей тактикой. Впрочем, до их прихода мы все должны были быть мертвы, потому как вашим сородичам в их натуральных телах с нами не справиться. Я прав?

Я молчал. Оглянувшись, я увидел за спинами солдат пятерых или шестерых членов экипажа: капитан, пытающийся отодвинуть остальных подальше от центра событий, Пилад с застывшей на лице решительной злобой, огромный насупившийся Хаген... Похоже, никто из них не знал об этой операции. Сантехник Энки думал, что это обыкновенный транспортный рейс, помощник капитана Пилад надеялся на внеземной контакт, а профессор Гарм давно знал все и готовил ловушку.

- Я честен с Вами, Ракшас, уж позвольте Вас так называть. – Гарм коснулся моего лица, будто надеясь обнаружить вместо кожи слой резинового покрытия. – И надеюсь на взаимную честность. Скажите мне: когда они появятся? В каком месте?

Этого я сказать не мог, даже если бы захотел. Они могли появиться в любой момент где угодно при условии, что корабль находится в нужной точке.

Гарм смотрел изучающе, обходя стороной, раздумывая, надеясь получить ответ. Он был настроен решительно, его глаза выражали готовность в случае моего молчание сделать следующий шаг.

Но тут снова взвыла сирена. Это были они, вне всякого сомнения.

- Охраняй его, - крикнул Гард одному из солдат. – Малейшее движение - стреляй.

Профессор с тремя военными двинулся прочь.

Как только они скрылись, я услышал какое-то копошение. То, что я увидел, поразило мое воображение. Пилад вцепился в оружие, пытаясь выхватить. Солдат, неуклюжий в своем скафандре, что-то выкрикивая, старался его оттолкнуть. Я смотрел на это с недоумением. Еще более изумилась Дэв, до этого смотревшая на все происходящее с глубокой отрешенностью. Когда напряженный взгляд Пилада встретился с моим, он оказался удивлен не меньше: «Что ты стоишь, идиот?!»

Я покачал головой: зачем? Через секунду солдат швырнул Пилада на пол и направил ствол на него. Я бросился не раздумывая. Врезался со всей возможной силой, ожидая свалить. Но солдат устоял. Скафандр делал его необычайно устойчивым. Он подался вперед, я оказался на полу. В следующий миг на меня смотрело широкое дуло. Он мог выстрелить, но замешкался.

- Подожди, - крикнула Дэв. – Это ценный экземпляр.

Он твердо держал оружие, не решаясь стрелять. В коридоре раздался грохот, затем он озарился светом. Затем появились они.

Зря я переживал за них. Их было пятеро. Они предстали в своих родных тонких бурых изогнутых телах (они не были копирами). Они были хорошо вооружены.

- Стреляй, - шепнул я отчаянно.

Солдат с сомнением перевел прицел на новых гостей, только что уничтоживших его товарищей. Но в следующий момент его обожженное вместе со скафандром тело рухнуло на пол.

Они приближались. Теперь мне ничего не мешало. И я начал инкарнацию.

4.

Оглушающее цветовое обилие ушло. Мир обратился в сетку из пересеченных плоскостей, заполненную неравномерно колыхающимся эфиром. Одиннадцать существ было в поле моего зрения: шесть спереди и пять сзади. Одномоментно я видел каждого, чувствовал его страх, его сомнения, предугадывал каждый следующий шаг. До каждого мог дотянуться.

Трое бросились прочь. Неуклюже, суетно, сотрясая неуместной сердечной пульсацией студенистый эфир. Коснулся каждого сердца зазубренным наростом на конце щупальца: один-два-три. Сома была легкой, маневренной, послушной. Подрагивающие тела упали, постепенно возвращая качающемуся пространству мерный горизонтальный покой. Мгновенно развернулся. Она была все там же. Проткнул сердце. Рухнула вперед, бросая волосы на вонзившееся щупальце. Извлек конечность из тела. Всего несколько коротких мгновений.

Я спросил: «Что ты чувствуешь?» Ответил: «Ничего». Я настаивал: «Ты же должен что-то чувствовать, ты же только что страдал, ты хотел ее защитить». «Нет, этого хотел тот человек. Я ничего не хотел. Лишь выполнить задание, и то не уверен». «Значит, это не я любил в той соме?» «Нет, не ты». Мысленный эксперимент увенчался успехом: мне не стоило бояться потерять что-то важное. Этой задержкой я дал тем троим уйти. Передо мной оставалась она, и я вонзился в ее мягкую плоть. Я по-прежнему осторожничал. Хотел убедиться окончательно. Мое щупальце впилось в ногу, прижав к полу. Она кричала, вероятно, пыталась что-то сообщить, но мои уши плохо распознавали речь. Я вновь не почувствовал ничего. Только странное чувство неудовлетворения, я как будто надеялся все-таки что-то испытать. Да, я хотел перенести боль, чтобы сказать себе – я тот же самый, что был и в той, и в любой другой соме. Я равен самому себе. Но похоже, это было не так.

Мои соплеменники приблизились и остановились. Их щуплые тела казались слишком уязвимыми, ненадежными. Но у них было оружие. Качественное оружие, добытое моими усилиями или усилиями какого-то другого копира. Я чувствовал их тревогу. Они что-то пытались донести до меня. Я догадался, что нужно скорее зачистить корабль, пока не ушел сигнал бедствия.

Но я не двинулся. «Моя личность, моя свобода? Свобода?!»Все время своего существования я пытался доказать себе, что я реален, что я есть. Но выходило, что реальной была только воля разных сом, включая и мою природно-естественную. И каждая сома дробилась в себе, одновременно побуждая к осуществлению нескольких часто взаимоисключающих потребностей. Я не мог убить, будучи человеком, как не мог любить в соме хатраникса. Все что я мог – выбирать, какую потребность осуществить… Да, но это я мог!

Я попытался заглянуть в себя. «Что я узнал, будучи всеми этими существами?». Одиночество и страх. Отверженность. Ненависть. Да, ненависть! Я нащупал это обжигающее подземное течение и отдался ему. Предельная, бездонная ненависть к тому что убило меня и тех, кого я знал. Я ненавидел себя. Я презирал этих ничтожных существ, слабых, но знающих как обмануть, подчинить, уничтожить. Я ненавидел их. Поток взорвал покров, вырвался, подхватил, потащил меня. Он стал бурной рекой, он швырял меня на дно, топил, разбивал о камни. Обдираясь о рифы, я ошметками отбрасывал кожу, сухожилия, кости. Чтобы выжить в этом течении, я изменялся, превращался во что-то иное.

Ненависть стала бушующим морем, а я большой и свободной рыбой. Я ловил волну, отдавался ей, упивался ее соленым злым вкусом. Я пил ее. Я чувствовал, как с каждым глотком, вскрывая полость рта, прорезаются новые и новые зубы: все прочнее, острее и опаснее. стройные ряды челюстей заполняли мою пасть, они изнывали от неистового томления – вонзиться разом в чужую вожделенную плоть. Мое тело твердело, покрывалось шипами, распалялось. Тело хотело убивать.

Теперь я знал, что значит ненавидеть. Я ненавидел в соме хатраникса, я ненавидел в соме Энки Ракшаса, я ненавидел в воплощении всех четырнадцати убитых существ, которые взывали о мести. Я ненавидел, и ненависть вдруг сделала меня свободным. И я сделал выбор, я сказал: действуйте. Делайте что хотите, я даю вам возможность. Спешите –вы эта свирепая рыба, господствуйте в своем океане!

Я придвинулся ближе к пятерым темным изогнутым существам. Я чувствовалих напряжение ворсинками на теле. Их страх был осязаем, его можно было вдыхать, и я упивался им. Черное бронированное существо с четырьмя парами изогнутых лап и двумя извивающимися щупальцами было их кошмаром. Они думали, что победили хатраниксов. Но один остался и теперь неподвижно стоял перед ними: дикий и беспощадный.

Кто-то из них выстрелил. Вспышка на секунду ослепила меня. Я понял, что горю. Скорченные передние лапы обуглились и бессильно повисли, грудь пылала, роняя куски расплавленного покрова, под раскалившимся панцирем шипела обожженная плоть. Я тронул уцелевшими конечностями пол. И прыгнул, пока во мне еще хватало жизни. Все пятеро прекратили жить почти одновременно.

Жгучая въедливая боль изгоняла меня наружу в какие-то неведомые миры, а я цеплялся за свет, за коридор, который, как я помнил, должен быть белым. Я инкарнировался в Энки. Боль не прошла. Я лежал на спине, не в силах пошевелиться. Тело сотрясалось, рискуя распасться на первичные элементы. С потолка ослепляюще била круглая лампа. Родная и надежная, как маяк заплутавшему кораблю. Но все расплывалось, становилось мутным, темным. Я оставался один. Во всей вселенной. С бессмысленным набором копий убитых существ в памяти. Так и не поняв кто я.

- Дэв, - Я позвал не потому, что надеялся ее увидеть. Просто это было все на что я был способен. – Дэв.

Она почему-то пришла.Она склонилась над лицом, но я уже не мог прочитать ее взгляд.

- Ты можешь идти?

Она кивнула.

- Хорошо. Вероятно, я умру. Предупреди. Нельзя здесь быть. Это точка телепортации. Они могут прийти. Корабль. Нужно сместиться.

- Я поняла.

Она проползла пару метров, волоча раненую ногу, затем попыталась подняться, застонала, укрепилась на здоровой ноге и опираясь на стену, побрела. Низ платья был разодран. Его тканью она успела перетянуть рану. Я подумал: «Молодец». Хотелось сказать ей что-нибудь теплое, ободряющее, но она, казалось, ни в чем таком не нуждалась.

- Дэв! - не сдержался я.

Она обернулась. Она смотрела на меня. Я не знал, чего она ожидала, возможно, какой-то ценной информации. Могла ли она обернуться просто ради меня? Возможно, она презирала меня, но она обернулась. Она признавала мое существование, нет, она мне его давала...

- Ты очень смелая, - произнес я кажется по слогам, теряя силы.

Дэв кивнула и двинулась дальше.

Задание было провалено. Оставалось еще время подумать: реализовала ли моя личность свою свободу или напротив, оказалась в плену слабостей сомы? Но думать не хотелось, и я решил – если вдруг выживу, спрошу мнение профессора Лаоцо.