Ананас

Капец. Теперь в хоккей не поиграть с пацанами, даже просто на санках с горки не выйдет. И надо же было случиться этому именно на каникулах, да еще когда столько снегу навалило. За что ему это? Третий класс он закончил только с одной четверкой, а иначе и быть не могло. Мама же Сани сама учитель, хоть и физики, даже пускай в вечерней школе, зато дружит с его первой учительницей, Лидией Дмитриевной. А та вообще живет в соседнем подъезде. Вот и выходит, что он почти круглый отличник, а на Новый год кто-то его наказал. Нет справедливости, хоть мама и говорит, что нужно иметь силу воли. Тогда всё получишь, о чем мечтал. Ну вот, он целую четверть имел силу, усидчивость и всё такое, а теперь что? Наши у канадцев выиграли, перо клюшки он загнул для щелчка, как у Балдериса. Все, даже троечники, теперь будут играть, а он на скамейке запасных. Даже не так, — он вне игры.

Саня второй день сидит с загипсованной ногой у подоконника на кухне, наблюдая, как дворник заливает площадку. Пар идет от летящей дугой струи из шланга. Похоже, будто она дымится. Парит и хоккейная площадка, словно долина гейзеров. Саня недавно смотрел про такую в «Клубе путешествий». Сенкевич рассказывал, что в теплых природных ваннах на Камчатке можно купаться зимой. Ему вспоминается раскаленный песчаный пляж Евпатории этим летом, неуловимые крабы под пирсом, раскачивающиеся белые катера и вареные креветки, как семечки в кульках у торговки.

Зачем он потянул маму в это кафе через дорогу? Сарделек он не ел что ли? Ну выстояли они эту длинную, как змея, очередь, получили по блестящей сарделине со стайкой зеленых горошин на общепитовской тарелке. Ну, взяв по причудливо изогнутой вилке из короба, где нет двух похожих, воткнули их в брызнувшие соком бока. И потом? Потом обожглись этим напитком, слегка пахнущим кофе, который тетка плеснула в стаканы, повернув кран огромного бака. Просто Саня сильно замерз, пока они выбирали елку на базаре. До их дома было еще далеко, всё в гору, а елка тяжелая и неудобная, и ему захотелось в тепло. Что он сарделек не видел?

Когда уже шли назад, на перекрестке занесло на льду пузатую «Волгу», она бампером слегка задела ногу. Так больно Сане было впервые в жизни. Если не считать того раза, когда он узнал из подслушанного разговора Лидии Дмитриевны с мамой, что папа ушел к другой женщине. Но он не кричал. Только тогда было еще обиднее. А как, уже за два года почти забылось. Сначала он думал, что в чем-то виноват сам, а мама сказала, что не виноват никто. Как это понять? Вот в том, что он в гипсе виновата «Волга», а так чтобы вообще никто… Чепуха. Если, как говорят, чтобы понять, надо вырасти, то они сами глупые сейчас. Без ничего — ничего не случается, он и так знает. Виновата «другая женщина» и казнь для нее Саня уже подобрал. В книге про путешествия Томека, которую давал почитать Лёнька Альтшуллер, проворовавшегося пирата крепко привязывали на плантации бамбука, и за день молодые побеги, прорастая, пронзали его тело в мильон местах, принося мучительную смерть. Бамбук растет быстро.

На балконе почти сразу после отцовского ухода Саня нашел открытую пачку сигарет с неправильно написанным названием «Слънце» и надежно спрятал ее в дальнем углу шкафчика. Пепельницу вымыл и спрятал потом там же. Когда мамы не было дома, ему нравилось доставать пачку и нюхать мужской табачный запах, вспоминая лето, папины руки, направляющие руль его велосипеда, небритую щеку у своего уха. «Держись крепче, сынок… Ничего, научишься». Он научился держаться. И теперь держится изо всех сил. А название оказалось на болгарском, пацаны сказали. Предлагали вынести пачку во двор, покурить за гаражами, но он отказался. Мама учует, будет плохо, а ей и так...

Сила воли. Ага. Она хоть и говорит, хоть и учительница, а сама плачет иногда ночью в своей комнате. Он слышал. А раз так, он будет учиться хорошо, и неважно, что некоторые дураки в классе дразнят учительским сынком. Бить он их не будет, поведение тоже должно быть примерным. И вот за все его достоинства по чьей-то злой воле теперь он без хоккея на каникулах. На прошлый Новый год они с Серегой устроили короткое замыкание перед самым боем курантов. Друг по его просьбе размотал изоленту на коробочке самодельной гирлянды, чтобы срисовать нехитрую схему. Папа приносил Сане с работы кучу деталей и однажды научил паять. Тогда он хотел спаять свою гирлянду на елку. Без папы не вышло. Зато после восстановления коробочки выбило пробки в подъезде. Все выбежали с фонариками и свечками на лестницу. Хорошо, одноногий алкоголик дядька Женька с первого этажа успел починить свет до приветствия Брежнева. Радиодетали потом все время попадались Сане на глаза, когда он лазил в стол за тетрадками, и он забывал, что хотел взять.

Утром следующего дня Саня, проснувшись рано, стремится побыстрее слезть с кровати, чтобы взглянуть, как застыла площадка, но гипс тормозит порыв. Приходится искать завалившийся за кровать костыль. Хромая потише, чтобы не разбудить спящую в своей комнате маму, он заходит в кухню и вдруг останавливается. Здесь что-то изменилось за ночь. Во-первых, запах… Что-то еле уловимое. Во-вторых, какой-то куст появился на подоконнике. Это не мамин лук. Скрытый гардиной, он зеленеет диковинной макушкой листьев на фоне снежного двора и блестящей льдом хоккейной площадки. Саня отодвигает тюль занавески. Раньше знакомый по картинкам, настоящий ананас теперь в живую красуется перед ним, поблескивая рифлеными боками в утреннем солнце. Кайф! Упругие листья напоминают один цветок в учительской и еще странные кактусы у его друга Лёньки. Тот когда-то обещал дать отросток на развод. Как же его разрезают? Как арбуз, наверное? Он на вкус как дыня, или, как апельсин? А вдруг, как огурец? Тогда пусть мама одна ест. Что он огурцов не пробовал? Нет. Вообще-то он должен быть сладким. Когда она его купила? Надо же, и не призналась.

Дотронувшись до колючих шипиков, Саня отдергивает руку и ахает. Мысль... Это такая восхитительная мысль! Даже, не просто мысль, а догадка. Откуда она слетела? С какой сказочной, сверкнувшей высоты прямо к нему в наполненную печалью голову? Жизнь начинается этим днем! Теперь он знает. Это будет лучший Новый год. Скоро заживет нога, снимут гадский гипс, будет советско-канадский хоккей до пота, до насквозь мокрых штанов. Он даст, наконец, по шеям всем обзывальщикам. И даже... а что? Может, и на Камчатке побывает теперь. Вся кухня, двор и площадка, льющееся за крыши домов декабрьское солнце и он сам, стоящий в гипсе на одном костыле — всё вертится хороводом вокруг зеленого чубчика экзотического «снаряда» на подоконнике.

Гремя и топоча, не боясь уже никого разбудить, вспоминая по пути, что он не слышал вчера маминого плача посреди ночи, Саня хромает на балкон, чтобы проверить. Здесь морозный воздух сливается с долгожданным и родным запахом. На перилах, как раньше, стоят пепельница с окурками и раскрытая пачка болгарского «Слънце».