Черная изнанка хромой собачки-2
Где–то в прошлом году я наклепал одноименное размышление о хромых собачках и эмоциональных спекуляциях. Перечислял их в хвост и в гриву, имитировал классификацию, но все же у меня не находилось ответа на вопрос – что же в этом плохого. Разумеется, спекуляция это плохо, прям слово очень нехорошее, но конечного, исчерпывающего ответа так и не было.
И вот теперь, мне думается, я нашел. Не последним толчком был Водопад с его хромособачечными «Сандаликами».
Чтобы начать формулировать, я предложу вспомнить задачу нормальной, правильной литературы. Сверхзадачу, а не то, что я обычно пишу в комментариях: да, разумеется, мы читаем, чтобы испытывать эмоции. Но зачем мы пишем? Мы хотим, чтобы в читателе что-то сдвинулось. Код произведения, выраженный через героев и сюжет, формирует мировоззренческие векторы, тот образ поведения и ценностей, который автор предъявляет своей публике.
Разумеется, я не хочу сказать, что доверчивые читатели, развесив ухи-лопухи, бегут делать, как в книжке, этот процесс куда сложнее, но он и куда серьезней, чем кажется многим. Образы и идеи, заключенные в произведениях, будучи считанными читателями, занимают некоторое место в их размышлениях и их формировании. Книги в этом плане несколько хуже, слабее, чем, скажем, телевизионная пропаганда, но имеют те же свойства. Так автор через свои произведения генерирует идеи, распространяет их, светит сам, зажигает других – вольно или невольно.
В отличие от пропаганды, мы хотим, чтобы читатель стал немножечко лучше, чем был до того, как прочел нашу прозу, немножечко глубже и внимательней, подумал об экологии, позвонил родителям, да хотя бы обнял кота или задонатил беженцам. Да, сверхзадача литературы – воспитывать, быть буфером для накопления гуманистических идей. Именно гуманистических, потому что подлинно злых произведений я встречал сущие единицы. Чаще попадаются произведения пустые, но не будем о грустном.
Воспитание и любое улучшение – это всегда либо побуждение к действию, либо требование какое–либо действие прекратить, это вектор, требующий движения и поступков. Возвращаясь к хромой собачке, она да, вызывает эмоции,всегда «правильные» по ценностным ориентирам, но она пренебрегает символьным языком литературы, упрощая и уничтожая то, что могло было быть ценным уроком. Хромособачечные произведения не предлагают выхода или действия. Именно глядя на «Сандалики», я понял, что спекулятивный сюжет всегда упирается в стену, он практически всегда безысходен и в контексте своего сюжета никогда не реализует развязку конфликта. Оно и понятно: нормальная развязка сбавит эмоциональный напых, который закручивает хромособачечное ядро.
Так, острое сопереживание читателя по отношению к старухе, вновь и вновь переживающей последние часы перед психической травмой, не выводит к считыванию идеи, и сдвигу через развязку. Читатель сам, как та старуха, пассивен и беспомощен в своем сопереживании, потому что автор не предусмотрел в этой комнате двери. И, вмешиваясь в авторское видение, читатели сами предполагают, додумывают эту реальность, что существуют способы вывести старуху из этого состояния, отнять ее кукол, либо не отнимать и оставить ее там, где она счастлива. В общем, здесь нет концовки. Литературно – добавлять ничего не нужно, но идейно концовки нет, есть только спекуляция на жалости.
И именно поэтому я был так разочарован концовкой «Хищных вещей века» и «Улитки на склоне», разочарован настолько, что больше Стругачей читать не намерен. Конфликтная ситуация не разрешена – сюжетно в ХВВ у персонажей подобраны хвосты и образы сыграли, но идея решения не получила. Герой мямлит о том, что нужны какие–то другие люди и идеологическая работа, но на фоне социально логичной предыстории это именно что лепет. Да, страшен мир предельно доступных аудионаркотиков и разнузданного гедонизма (о, стоп, это же рай по версии моей религии), он обречен на деградацию, но с имеющимися на финал произведения данными он обречен наступить. И читатель остается в той же закрытой комнате без двери с растрепанными сандаликами на коленях, и повторяет – «не делайте этого», зная, что сделают.
Мне кажется, я вышел за рамки понятия хромособачечности, но пес с ней. Главное для меня, я рассмотрел, в чем проблема – в пассивности. Конфликт не должен разрешаться, хотя бы вокруг спекуляции. Детишки, животные и старики под гнетом хромых собачек должны страдать на потеху читателю, но практически не могут действовать, а их спасения либо не будет как явления, либо будет уделено минимум объема.
За повторы и опечатки извиняйте, постил, не перечитывая. Начну перечитывать, переправлять и вообще забуду, что имел в виду. Пусть будет.
В том рассказе роль «хромой собачки» играет не старуха, а её семья. До развязки мы о Маше ничего не знаем, кроме того, что у неё есть вот такая семья. А вот о её родственниках рассказано хорошо. В развязке мы узнаём, что семья погибла. Т.е. им уже никак не помочь.
Но какой вывод должен сделать читатель, когда узнаёт, что семья погибла от взрыва? Что взрывать дома плохо? Думаю, что читатели и так это знают и стараются не взрывать дома.
Не работает в «Сандаликах» хромая собачка. Вы взяли для изучения плохой пример.
Те же самые эмоции эксплуатируются, те же самые методы используются.
Хангри верно говорит, классическая хромая собачка не должна быть счастлива. Сюжет про классическую хромую собачку должен заканчиваться её смертью либо ничем не заканчиваться.
Более того, любой шаг в сторону хэппи-энда — это неверный шаг. Как только у читателя появляется хоть какая-то надежда, эмоции сходят на нет. Жалость должна подпитываться несправедливостью и стоять на безнадёжности.
Но людям нужны эмоции. Именно поэтому хромые собачки никогда не переведутся. И можно относиться к ним по-разному. Можно никак не относиться, осознавая, что тобой манипулируют. Хотя далеко не все это осознают.
Что касается меня, то я любой текст оцениваю с точки зрения литературы. Если написано искусно (от слова «искусство»), то мне пофиг тема и сюжет. Это, скорее, дополнение к главному, а главное всё-таки — литература. Художественность. У меня лично омерзение вызывают лишь безвкусные хромые собачки, где, кроме жалости, автору показать нечего.
Неправильно. Кто фокальный персонаж в кульминации?
Семья. И в кульминации (через кукол Маши), и во всём рассказе. По сути в рассказе о Маше вообще ничего не сказано.
Ладно. Какой кусок вы считаете кульминацией?
На мой взгляд, трактовка в словаре Ожегова вполне актуальна.
Абзац после звёздочек.
К сожалению этот тезис ошибочный, на мой взгляд. Сожаление — это не сарказм в данном случае. Дело в том, что огромное количество литературы, даже самой прекрасной, не сделает из одного человека другого. Как пример приведу подсудимых на Нюрбергском процессе. Думаю все они читали хорошую литературу, были «людьми» образованными, однако это не мешало им массово уничтожать народы. В современном обществе тоже масса примеров.
Объяснять господину Водопаду что-то не целесообразно, это видно из его цитаты
Такой литературы, без смысла, полно на могильных плитах. Там и грамотно и красиво
А «собачка» видимо людям нужна для осознания — не мне одному хреново.
Подчеркну — это мой субъективный взгляд.
А что бы вы хотели объяснить Водопаду? Вам есть, что ему объяснять?
Я к сожалению знаю нации с замечательной литературой, которым не мешает сейчас пускать друг в друга ракеты. Это горе…
Но сейчас не об этом. Я очень хорошо помню как кардинально изменилось общество в 90х. Из вчерашних достойных людей, голод и нехватка элементарных благ, превратили людей в клиентов МММ. Это показательно. Пофиг всем стало на ту литературу которая делала их достойными людьми.
От этого рассказ перестал быть хромособачным? Вряд ли.
Да, мне тоже близок именно такой подход. Но бытует мнение, что он свойственен именно русской литературе в ее самых лучших традициях. Эти же цели (не просто развлечь, а еще и воспитать) усвоила и советская литература. Этот подход важен для гос-ва с идеологией. И также я слышала, что идея писать произведение для того, чтобы спровоцировать читателей на эмпатию или просто ради развлечения — она пришла с Запада и сейчас мы идем этим курсом, видимо, до тех пор, пока у нас не появится внятной Гос идеологии. Поэтому каждый автор, грубо говоря, имеет выбор, ради чего писать: я хочу чему-то научить? Или я хочу чем-то впечатлить? И читатели, судя по всему, тоже делятся по этому же принципу.
давайте же, давайте уже перечеркнем, наконец, всё другое, оно ж «просто развлечь» — Гюго, Стендаль… Лондон, Хэмингуэй, Драйзер… Диккенс, наконец! )
Гуманистические идеи, нравственные ориентиры и воспитательные посылы свойственны литературе. Хорошей литературе. Просто давайте не приписывать это какой-то «именно», а? Ну зачем…
Я вот помню, как романы Диккенса в детстве поглощала и взрослела. Кстати, у него они все — «хромые собачки». )
— С чего вы взяли, что писатель обязательно должен воспитывать или кого-то чему-то учить? Писатель — это больная совесть общества. А что делает совесть? Просто болит. И всё.
Советская литературка, засранная госидеологией — это такое себе явление, я бы не сказал, что оно совсем литература, потому как цинично и оторванно от реальности.
В связи с этим родился невольный вопрос: интересно, может ли тот, на кого в рассказе «Сандалики» концовка не произвела впечатления взрывом, гибелью семьи или состоянием старухи, а в рассказе заинтересовало вообще другое — например, параллель между поведением героини и поведением ребёнка в детском саду, психологический аспект — такой читатель может не считать рассказ хромособачечным, так? Ведь по сути это понятие подразумевает спекулятивное вышибание эмоции жалости из читателя. А если такая эмоция не родилась? Могу ли я, по-вашему, сказать: нет, не собачка, поскольку там же другие аспекты первостепенны?
Так и с ХВВ и массой других произведений с некими несчастными героями. В тексте может быть полно разнонаправленных аспектов, линий, переплетающихся идей. Если имеются в т.ч. и герои, которых можно пожалеть — это сразу плохо? О них писать ни-ни? Почему же? Что, кстати, нехорошего в «Белом Биме», вызывающем острое сочувствие и побуждающем внимательней относиться к собачкам? Наверное, это уже второй вопрос.
Чисто в плане дискуссии, не спору для.
Критерий хромособачечности — это доминирующий в произведении вектор на примитивную эмпатию типа жалости, материнских инстинктов, квасного патриотизма.
У меня такая эмоция не родилась. Потому что я вижу то, что вижу — для меня ситуация из трагедии девочки, которой можно сопереживать рассыпается на персонажей, завязку, нарастание действия, кульминацию и спекуляцию. Я уже не вижу истории, я вижу рассказ с проблемами.
Вообще Водопад слишком умелый автор, чтобы его текст работал совсем не в том направлении, в каком он задумал. Да, бывает, в произведение изначально закладывается многослойность и многоплановость ситуации, которую можно понимать напрямую, аллегорически, раком, боком и с подскоком, но у таких писателей проблемы примитивных спекуляций не стоит. Оно им не нужно, они умеют тоньше. Вот у Стругачей это системная проблема сюжетов, мне кажется, потому что у двух наугад взятых произведений из поздних и ранних одно и то же. В «Улитке на склоне» тоже нет развязки. Контора плохо, Лес плохо, и герой такой устремляется между двух стульев — нна! — пятой точкой об палас. Меня это несколько возмущает. Я понимаю, что там авторский замысел, может, был рассчитан на такой прием, но я вредный. Для меня это концовка в духе «Темной башни» Кинга — я не придумал, нате, жрите.
Что до «Белого Бима», он продолжает традицию русской душещипательной литературы про животных. Сколько я этого всего прочитал, и про коня, и про тигра Ваську, и еще хрен знает про что в детстве, надо перечитывать, что там, собачка или нет. Скорее всего, собачка.
Выше писали про воспитание гуманизма. Не думаю, что подобная литература его будет воспитывать. Ну порыдает читатель над книжным убогим, пожалеет его. Закроет рассказ, развернется и забудет об этом. Он не побежит спасать голодных кошек-собак, не побежит по больницам помогать умирающим, не полюбит резко детей-сирот.
Но подобные рассказы нужны. Для того, чтобы иногда приземлять тех, кто посчитал себя «бессмертным» и неуязвимым. От тюрьмы и от сумы, как говорится, не зарекайся.
Водопад хотел подкрасться к читателю сзади и неожиданно шарахнуть портфелем по голове.
Это получилось. В той или иной степени — в зависимости от устойчивости психики читателя.
Однако я думаю, что связь здесь обратная. Не тот не пойдёт спасать реальных несчастных собачек из приюта, кого не трогают хромые собачки, а того не трогают, кто не пойдёт.
Поэтому в воспитательной роли литературы я сильно сомневаюсь.
Но проверка на человечность время от времени не помешает.
Воспитательная роль литературы, возможно, работает только в детстве, когда родители не только читают сказки, но и объясняют о чем она. Правильно объясняют.
Давление на жалость – одна из баз манипуляций. Это то, что в современной культуре принято называть абъюзом и токсичностью. И то, у чего не было названия в нашем детстве, но то, что многие из нас испытали. Спекуляция на жалости – старая, как мир манипуляха, с которой мы сталкиваемся еще от наших родителей, а потом – от близких. «Вот если бы ты меня любил, ты бы…». «Я тут ради тебя на все, а ты!..» Попытка вызвать в нас стыд, к собеседнику — жалость, и через это – заставить сделать то, что нужно.
Вот почему я манипуляхи с детства интуитивно чую и люто отторгаю. И потому испытываю аналогичное отторжение к текстам, единственная цель которого – развести меня на жалость и вообще любые сильные негативные эмоции. Которых любой здоровый человек избегает.
Но люди – эмоциональные наркоманы. И не все из них довольствуются здоровыми эмоциями. Есть любители БДСМ, которые любят чмор, есть ипохондрики, которые выжимают из вас жалость, есть высокодуховные скорбельцы по всем сирым и убогим, и ты ды и ты пы.
Все еще считаю адекватным иметь сочувствие к людям, попавшим в тяжелую ситуацию, и неадекватным — нездоровую тягу постоянно мастурбировать себя пожалейкой. Есть большая разница между реакцией, адекватной для ситуации, и зависимостью от стимулирования определенных ощущений. Равно как есть разница между литературой и контентом, который суть текстовой фастфуд. Но так как это не мое дело – мне пофиг, кто чем там обмазывается в свободное время. Хромособачий фастфуд не нужен конкретно мне.
Ох, да кабы знать, откуда там эти идеи будут копиться. Мне кажется, это такой черный ящик. Может быть, что и совершенно дебильная слезодавилка попадет в нужное время и нужное место и запомнится читателю, что-то в нем сдвинет. Или вообще песенка из рекламы адидас. А романы Толстого, Достоевского, Тартт и Олди такого не добьются.
Тут тоже не знаю. Читатель ведь вполне может и сам этот выход предложить. и на волне подступившей жалости пойти звонить бабушке и донатить кошачьему приюту.
А вообще хромособачечность я для себя определяю так — произведение, где автору вообще нечего предложить читателю кроме жалости. Он не может придумать интересных или просто симпатичных героев, создать напряжение, к месту пошутить. Вообще ничего не может кроме вот этого ковыряния болевых точек людей, у которых есть дети, животные и бабушка.
Поэтому «Сандалики» для меня не хромая собачка. Там все же есть это разговор за столом, довольно прикольно написанный. Есть мысль о том, что «Что имеем — не храним, потерявши плачем», тоже поданная неожиданно.
Собсно, за что я пнул эту собачку с сандаликами. Если читатель сам что-то вкладывает в текст, то какова роль автора? Если читатель домысливает в тексте стимул позвонить бабушке — то он его извлекает не из текста, а из себя. В самом тексте паттерна нету, наратива или как хотите называйте.
Вот если бы один из студентов, слушая историю этой бабушки, вдруг вспомнил, что утром посрался со своей. И тут как испытал бы стыд, раскаяние и страх потерять близкого, как побежал бы домой, упал в ножки — мол, прости дурака, я тебя не ценил. И если бы читатель был сосредоточен на этом персонаже, то его позиция и вывод и были бы уроком.
А так — читатель за автора его работу выполняет. Посыл остается неясен и на откуп читающему. И бессмысленно тут пинать «тупого» (неэмпатичного и всяко разно не такого, как ждет автор) читателя.
Пропаганда это инструмент, всеобъемлющий и неизбежный. В любом связном произведении автор свои ценности пропагандирует. Просто банально представлениями о нормальности. Скажем, я могу писать о домашнем насилии, но это будет рассмотрено как драма, а не как норма. И, наоборот, я буду рассматривать добрачный добровольный секс, как дело нормальное и хорошее, а если появится про «не чист душой теперь», то это будет от какого-то порицаемого мной персонажа. Причём даже не специально.
И если я смогу в читателе вызвать сочувствие или привязанность к героям с такими ценностями, это уже будет пропаганда.
Более того при желании распространять разумное доброе вечное, даже если смотреть на пропаганду исключительно как часть политтехнологий, то тоже надо. Потому что пока нам «фу и не надо, зачем лезть», медиапотоки в руках людей, лишённых этики и совести. И мы имеем то, что имеем.
А к хромым собачкам у меня другая претензия. По мне это как деньги нищим на улице подавать. У человеческого организма альтруизм встроен. Это часть нашей стайной тактики выживания. Поэтому мы и умеем сопереживать, сочувствовать, и чувствуем себя лучше и одухотворённее, когда кому-то помогаем (этому особо и учить не надо в рамках литературы, но можно подкрепить). И вот люди для удовлетворения этой потребности вместо того, чтобы пойти и помочь кому-нибудь, открыть себя сочувствию другим реальным живым людям, забивают эмоциональный фон грустными абстрактными историями. Потому и выход не нужен, задача себе коктейль биохимический зарядить.
В детской литературе хромые собаки нужны чтобы у детей расширить границы того, кому они сочувствуют и объяснить ситуации для сочувствия, донести, что у родителей, одноклассников, учителей, животных есть чувства ну или хотя бы способность чувствовать боль.
Взрослых тоже можно учить. Ну там грустная история про умирающих подростков-геев, чтоб поняли, что у геев тоже есть чувства, но для обучения уже более сложные структуры требуются. Уровень хромых собачек пройден, и это исключительно эмоциональный онанизм получается.
2) Я не люблю называть пропагандой что-либо, кроме государственной пропаганды. Потому как есть две большие разницы.
3) Вместо сраной хромой собачки можно и нужно читать что-то сложнее, что заставляет думать и рассуждать, тренироваться давать оценки. Потому что когда жалеешь по команде и повторяешь лозунги по команде, когда-нибудь будешь и вставать столбиком по команде в поддержку всякой дряни.
осуждениюобсуждению этого, с позволения сказать, направления.Ну нравится автору писать так, чтобы его читатель ревел в захлёб, а читателю хочется пореветь — ну и пусть… Почему нет столько внимания хоррору или любовным историям? Уверен, в мире полным полно читателей-писателей, которых тошнит от этого не меньше чем от «собачек». Почему не обсудить эротику или порнуху? А ведь эти «творения» вызывают куда более примитивные эмоции чем сострадание или жалость.
Я полагаю, что нет в этом ни пропаганды писательской, ни стремления к манипуляции обществом — писатель пишет то, что ему хочется и нравится (кроме писательства на заказ). И на каждого писателя всегда найдётся свой читатель.
Возьмём к примеру недавно изгнанного весьма плодовитого автора, выдававшего примитивнейший контент отвратительного содержания. Хромых собачек он как раз не выпускал (я не помню), зато в каждом шидевре у него какой-нить крутяк с кем-то трахается и не важно инопланетянен он или мутант, или инопланетянин с мутантом, или лесбиянок с гомосеками «лечит», да мало ли… Но даже его никто не попёр бы из клуба, если бы товарищ не хамил без меры. Почему? Да потому что у такого примитива полным полно почитателей, искреннее восторгающихся подобным «творчеством».
Лично я не собираюсь тратить своё драгоценное на поиск причин почему мне не нравятся собачки или порнуха — я их просто не читаю.
Или может на какую-то духовность претендуют фильмы типа «Пила»? Не думаю. Всё это из разряда «для широких масс»… А там — кому что нравится.
В общем иллюзии есть, кмк.
Опять же если сказать — да это же слезодавка, автор расстроится. Порно-то не замаскируешь)))
думаю автор прекрасно понимает что он пишет и какой реакции ждёт от читателя. Но если он расстроится за то что «вещи назвали своими именами» — пусть расстраивается
Почитала. Усыпить такое животное было бы гуманней…