На берегу

Список претензий был длинный — на трёх листах. Зачитывал его староста медленно, водя пальцем по корявым строчкам:

— Маланья, кузнецова жена, бельё стирала, так её Водяной испужал до того, что она все рубашки мужнии упустила. А их волной унесло.

— Да не стирала она, а с полюбовником в ракитнике валялась! — вскинулся Водяной. — Со студентиком из города! И рубашки ему же подарила.

— Поклёп это! — Фигуристая Маланья протолкалась сквозь толпу деревенских, встала, подбоченившись, рядом со старостой. — Есть у тебя свидетели? А ежели нету, так и булькай себе под корягой, а честную женщину не позорь!

— Да у меня полна река свидетелей!

— Русалки не в счёт, — важно сказал староста. — Знамо дело, они с твоего голоса поют. Наших представь, из крещёного люда.

Водяной беспомощно оглянулся на своих. Русалки смущённо потупились, бесы из омута недобро поглядывали на людей, но молчали. Здесь, на берегу Нечай-реки собрались все — и водные, и лесные, и болотные. На полосе разлива, что ни берег, ни река, триста лет как решались споры между деревенским людом и теми, кто на этой земле испокон веков обитал. Честно решались, по договору. И жили всегда мирно. Хлебные поля урожай давали сам-десять. Деревья на дрова без топора падали — обвязывай верёвкой и волоки в деревню. Рыбаки вдоволь рыбы добывали. Бабы в лес шли по грибы-ягоды — с полными лукошками возвращались. Лихие люди до деревни не добирались, в болотах пропадали.

Лишнего с деревенских никогда не требовали. Всего-то — в лес идёшь, поклонись Лешему, оставь на пне угощение в чистой тряпице. Топором зря не размахивай, лесных жителей не пугай, ни силков, ни капканов не ставь. Водяному уважение окажи, коня пожертвуй по весне. Летом русалок порадуй — оставь на ивах и берёзах полотна на рубашку, ленты в косы.

Последнее время жадничать стали деревенские. Вместо коня чучело соломенное повадились топить, вместо лент очёски оставлять. Случалось, что и зверей без спросу добывали. Но никогда до такого не доходило, чтобы на голубом глазу напраслину возводить, да ещё столь нагло.

— Неспроста это, — шепнул Водяной на ухо Лешему. — Стоит за ними кто-то, подзуживает.

— Узнать бы, кто, — пробормотал Леший, — да рыло ему начистить.

— Силантия Кузнеца в лесу сосной задавило, — продолжал староста, ободрённый молчанием нечисти, — а вины его перед Лешим никакой не было. Произвол, стало быть!

Леший с досадой крякнул. Он в тот день к соседу стадо зайцев перегонял. Что беда с кузнецом случилась, только с чужих слов узнал.

— Подрубленная была та сосна, — попытался оправдаться Леший, уже зная, что всё без толку. — Белки видели.

В толпе деревенских глумливо хохотнули.

— Ты ещё жуков-короедов в свидетели пригласи! А ежели и подрубленная, так это бобры, небось, постарались. А их черти из омута подучили!

Бесы заворчали, недовольно поглядывая на Водяного.

— Доколе терпеть-то будем, батюшка? Только глазом моргни, мы этих охальников мигом вразумим! Узнают, где раки зимуют!

— А болотники совсем распоясались, — торопливо зачастил староста. — Проезжих купцов зарезали и утопили…

— Что?! — дружно возвопили болотные кикиморы. — Может, ещё скажешь, что и товары мы разграбили? А ежели домовых кликнуть? Не в твоём ли погребе те товары сыщутся?!

— Цыц! — Коряжистый Болотник погрозил своей свите пудовым кулаком. — Неча напрасно глотки надрывать. Домовые супротив своих хозяев не пойдут, сами знаете.

— Так что же нам, молча утираться?!

— А не нравится, так убирайтесь с нашей земли! — наперебой загомонили деревенские. — Не надобны вы нам! Дело своё не делаете, урожай всё хуже год от году!

— Сами виноваты! — огрызнулся Полевик. — Землице отдыхать надобно, а вы ей продыху не даёте.

— Да продать они хотят нашу землю!

Этот звонкий голос услышали все. Люди примолкли, опасливо озираясь. На берегу закрутился пылевой вихрь, засвистел и обернулся полевым бесом Анчуткой.

— Сговорились они лес и реку немчуре продать! Деревья повырубят и за море отправят, а на Нечайке плотину поставят и фабрику!

— Откуда знаешь? — сурово спросил Леший.

— Пелагея сказала.

Леший переглянулся с Полевиком. Водяной и Болотник подались ближе к ним. Смыкая ряды, зашипели по-змеиному кикиморы и бесы. В словах Анчутки не усомнился ни один. Его зазнобу — домовушку Пелагею — знали все. И всем эта любовь была, как соринка в глазу. Бесы дразнились, русалки дулись, домовые грозили рогатому ухажёру рёбра пересчитать. Ну где это видано, чтобы домовушка с полевым бесом сошлась? Несуразица и глумление выходит!

Кикиморы болотные пари заключали: как скоро Пелагея Анчутке вторую пару рогов наставит. А вот поди ты — против своих пошла, как говорится, сор за околицу вынесла, предупредила.

— Стало быть, вы нам про нарушения закона талдычите, а сами предательство замыслили? — Леший выпрямился, став с вековую сосну ростом. — Забыли, кто на этой земле хозяева? Так мы напомним.

— И следа от вашей деревни не останется! — Водяной махнул перепончатой лапой.

Вода в реке всколыхнулась, лизнула берег. Зло и радостно взвыли бесы.

— Стойте! — Анчутка заметался между Лешим и Водяным. — У них чернокнижник! Тот самый студент из города!

Отступившие деревенские вытолкнули вперёд сутулого, бледного парня в чёрном сюртуке и с толстой книгой в руках. День был облачный, но за студентом тянулась длинная тень, колыхалась, как живая.

— Демон… — выдохнул Леший. — Они вызвали демона!

Студент раскрыл книгу и гнусаво завопил, напрягая горло:

— Взываю к Тебе, о Великий Хозяин Тьмы, Хозяин ночи, Хозяин зла! Заклинаю тебя именем Всемогущего Бога, явись ко мне и выполни мою просьбу!

— Да слышу я, не надрывайся. — Тень поднялась, оказавшись вровень с Лешим. Сверкнули раскалёнными углями глаза. — Ну что, хозяева, надоели вы гостям. Сами уберётесь или придётся когти о вас марать?

Полевик шагнул к Лешему, встал плечом к плечу. За ними взбурлила, помутнела Нечай-река. Водяной с Болотником смешивали свои силы. Испуганно перешёптывалась мелкая нечисть. Ежели дойдёт до боя, им не выжить. Но ни один не попытался улизнуть.

— Наша это земля, — глухо сказал Леший. Он уже оценил силу демона. Не сам хозяин Пекла, но и не мелкая шушера. Такой дыхнёт — на мили окрест пепелище оставит. — Не уйдём.

— Что же вы такие упрямые? — Демон вздохнул. Воздух вокруг него потемнел от смрадного дыма. Люди попятились, зажимая носы. — А хотите, я замолвлю словечко кому надо? В Пекло вас примут. Сначала, понятно, при котлах париться придётся, зато потом, если старание проявите, до больших чинов дослужитесь.

— Засунь своё словечко, и язык заодно, себе в задницу! — прохрипел Болотник, с трудом поднимаясь на полурыбьем-полузмеином хвосте. Грузное тело норовило завалиться на бок. — Драться, так драться.

— Дратьс-ся? — с присвистом переспросил демон. — Будет тебе драка, гнилушка трухлявая! И углей от вашего леса не останется. А реку я до дна вскипячу, славная уха будет.

— Э, нет! — всполошился староста. — Мы так не договаривались! Господин студент, усмирите своего чёрта, пока он нас не разорил!

— Ты кого чёртом назвал, смерд?! — взвился демон. Тень, связывающая его с чернокнижником, натянулась.

Студент содрогнулся, лицо перекосилось судорогой. Побелевшие пальцы вцепились в кожаный переплёт.

— Заклинаю тебя именем... — голос студента сорвался. Он захрипел, выронил книгу и схватился за горло.

Люди потрясённо ахнули, когда из ниоткуда на раскрытые страницы опрокинулся горшок с горящими углями. Анчутка сорвался с места, засвистел, раздувая огонь.

Студент корчился на земле, лицо его посинело, глаза вылезали из орбит. Деревенские шарахнулись в стороны, судорожно крестясь.

— Кончай его, Пелагея! — крикнул Анчутка. — Не жалей!

Теперь все, кроме людей, увидели растрёпанную домовушку, злобно оскалившую зубы. Обеими руками она душила студента.

— Это тебе за Силантия! — По чумазому личику Пелагеи текли слёзы. — За то, что сгубил моего хозяина!

Студент обмяк. Тень оторвалась от его тела и отлетела в сторону. Демон потянулся, с удовольствием наблюдая, как догорает колдовская книга.

— Ловко сработано, — он уважительно кивнул домовушке. — Одобряю.

— Ты почему его не защитил?! — завизжала Маланья. — Обещал ведь!

— Потому что насчёт домовых уговора не было. — Демон ухмыльнулся. Молниями сверкнули длинные зубы. — А чернокнижник, который за спину свою не заглядывает, долго не живёт.

— Но тебе приказ был даден! — Староста ткнул трясущимся пальцем в сторону Лешего со товарищи. — Перебей их!

— От кого я приказ получил, того уже на этом свете нет. Впрочем... — демон вприщур оглядел сначала толпу деревенских, а потом нечистую силу, задержав взгляд на Болотнике. — Почему бы и не повеселиться? Я выполню любое желание… Нет, даже три желания того, кто принесёт мне этот нож.

Из тьмы вылетел чёрный, маслянисто поблескивающий клинок. С визгом, от которого закладывало уши, пролетел над берегом и вонзился в одинокую берёзу, растущую на пригорке в сотне локтей от сборища. Деревенские, толкаясь и отпихивая друг друга, ринулись следом.

— А вы чего ждёте? — демон повернулся к нечисти. — Ну-ка, кто быстрее?

Бесы с радостным улюлюканьем ринулись из реки.

— Стоять! — рявкнул Водяной.

— Не вмешиваемся, — поддержал его Леший. — Мы закон до конца соблюдём, а они… Земля им судья.

Демон недовольно хмыкнул. Бесы, стыдливо почёсываясь и пряча глаза, вернулись на свои места.

— Да мы что… Мы понимаем... Только поглядеть хотели.

Анчутка обнимал Пелагею, неловко гладил по дрожащим плечам.

— Не смотри, нечего на дураков смотреть.

Толпа деревенских редела на глазах. Люди сшибали друг друга с ног, били насмерть. Подростки дрались злее, чем взрослые. Разлетались в стороны выбитые зубы и клочки волос. Трещали кости. Тех, кто падал, затаптывали. Вёрткая Маланья первой добежала до берёзы, схватилась за нож. Кто-то метнул камень, угодив бабе в висок. Маланья кулём свалилась на землю. Над ней закипела схватка. Замелькали ножи и кистени. Демон урчал гигантской сытой кошкой.

— Радуешься, пекельная твоя душа? — прошипел Болотник. — Довёл людишек до края!

— Я?! — деланно изумился демон. — Они сами себя довели. А я так... подтолкнул малость. — Он мечтательно прижмурился. — Но теперь будет чем похвастаться. Может, меня даже повысят. А вам я верно говорю — перебирайтесь в Пекло. Целее будете. Людей всё равно не победишь. Эти передохнут, другие явятся и всё заново начнётся.

— Шёл бы ты… в своё Пекло! Без советчиков обойдёмся.

— Вот упрямые! — восхитился демон. — Ладно, если передумаете, зовите. Вас я всегда услышу. Даже тебя, коряга болотная. Люблю дерзких!

Дымная тень полетела к берёзе. Побоище там уже закончилось, только слабо шевелился, булькая кровью, староста, силясь удержать в непослушных пальцах чёрный нож.

— Уб-б-ей…

— Это я с удовольствием! — Демон наклонился. Хрустнула шея, староста смолк.

Демон растёкся над мёртвыми и умирающими дымной пеленой. Леший отвернулся. Легко ли смотреть, как вползает тьма в глаза, уши и рты, гася последние искры жизни тех людей, кого ты ещё детьми знал?

Он оглядел своих. Лесные, речные и даже болотные стояли нахохлившись, понимали — не победа это, лишь отсрочка. Русалки всхлипывали.

— Всё уже, — сказал Болотник. — Сгинул пекельник. Своё забрал и утёк. А вы чего стоите?! — прикрикнул он на бесов. — Тащите мертвецов в трясину. Незачем им тут валяться.

— С младенцами что делать будем? — спросил Полевик. — Не оставлять же их в пустых избах с голоду помирать.

— Ну, девчонок я заберу, — сказал Водяной. — Будет русалкам забава. А мальчишек...

— Младенцев не троньте!

Все вздрогнули. Бесы, уже примерявшеся, как сподручнее волочь трупы, выронили ношу. На берегу второй раз творилось неслыханное: там, где недавно толпились люди, неровной шеренгой стояли домовые. Подрагивали, держась друг за друга и тараща круглые от ужаса глаза, но стояли живым заслоном, перегораживая тропу к деревне.

— Мы их сами воспитаем, — сказал приземистый домовой, заросший пегими волосами так, что только кончик носа виднелся. — По закону.

Леший с сомнением покачал головой.

— Справитесь ли? Эти тоже на ваших глазах выросли. Что же их закону не научили?

— Пытались мы, — пегий домовой вздохнул. — Сны насылали, знамения всякие... Да поздно спохватились. Впредь умнее будем.

— Пущай попробуют, — сказал Водяной. — Может, и выйдет толк. А иначе прознают, что деревня обезлюдела, и налетят стервятники. Всех не перетопим.

— Так и порешим, - Леший хлопнул ладонью об ладонь, как печать поставил.

Домовые дружно выдохнули. Пегий сверкнул глазами в сторону Пелагеи, которая стояла возле Анчутки, уставившись в землю и кусая губы.

— Уходишь, стало быть? Бросаешь дом свой?

— А что ей среди вас, трусов, делать? — Анчутка притянул домовушку к себе. — Пошли, лада моя, я для нас старую медвежью берлогу присмотрел. Обиходим, и в самый раз будет.

— Нет, — Пелагея отвела его руки. — Пойду я. У Силантия трое несмышлёнышей осталось мал мала меньше. Кто их на ноги поставит? Да и виновата я. Не с тобой надо было венки плести, а за Маланьей присматривать. Может, и не свихнулась бы с пути. И все живы бы остались.

— Да ты что говоришь?! — Анчутка всплеснул лапами. — Напраслину-то на себя не возводи! Ты спасла всех!

— Кого спасла, а кого и погубила. — Пелагея сурово свела брови. — Прощай. Не приходи больше на околицу, не выйду я к тебе.

Она развернулась и, не оглядываясь, зашагала к домовым.

— А я как же?! Как же я-то без тебя?! — отчаянно крикнул Анчутка.

Пелагея вздрогнула, но не остановилась.

— Пусть идёт. — Полевик сжал плечо Анчутки. — Каждому свой путь и своё наказание. И свой закон.

— Я всё равно ждать буду, — Анчутка упрямо вскинул рогатую голову. — Нет такого закона, чтобы не ждать.

— Жди, — кивнул Леший. — Может, и настанет такое время, когда один на всех закон будет. И жить все станем заедино.

Они примолкли, и так, в тишине, смотрели, как уходят к деревне домовые, и как исчезает, скатываясь за ними клубком, старая тропа. Когда-то протопчут новую? И какими они будут — новые люди?

— Жди, — повторил Леший. — Мы все ждать будем.