По ночам от меня уходит Ремедиос Варо

(Из цикла "Запаски плагиатчика")

«Я пила, чтобы утопить свои проблемы, но они научились плавать»

(Фрида Кало)

Нет ничего необычного в том, что эта художница, словно самый фантастический сюжет её картин, появилась в моем неуютном доме. Вопрос личного восприятия и желания видеть. Я захотел, и она пришла. Так просто.

- Если окурок лежит в пепельнице, но ты его не видишь, значит, его там нет. Но если ты его видишь, хотя давно бросил курить, то это уже интересно. Это сюжет.

Так она говорит. И беззвучно смеется, кутаясь в ангоровую кофту с длинными, как у Пьеро, рукавами.

У меня пыльно. С тех пор, как я остался один, пыль повсюду. Моя личная коллекция пыли. Пыли и растаявшего воска. Я не включаю свет уже много лет. Он раздражает своей всепроникающей обнажённостью. Наглостью. Слишком резкие тени, излишне академическая ясность и нервная четкость предметов выводят из себя. Мои нервы дают сбой. Она спокойно берет меня за руку и открывает окно, впуская ночь.

Естественное мерцание свечей, пляска теней, запах воска и присутствие Ремедиос Варо подходит куда больше и мне, и пространству вокруг. В её присутствии естественная квадратура жилплощади расширяется до вселенной.

Почему-то тянет в Эквадор или Аргентину. Мучает жажда. Чаще виски, реже кофе. Пластинка Нины Симон. Ей нравится.

Я включаю проектор, и мы смотрим диафильмы её картин прямо на стене. Мои вопросы остаются без ответа, когда речь заходит о её работах, Ремедиос всегда молчит.

Она курит ароматный Holland House в вересковой трубке с монограммой «FK». Я давно бросил, но запах трубочного табака приятен и особенно долговечен. В нем есть та насыщенная тяжесть, которой так не хватает моей легкой хандре. Опасная близость к избытку кортизола благотворно влияет на воображение, но чаще заставляет смотреть на собственные запястья. Мне становятся доступны мотивы самоубийц, и она требует, чтобы я садился в кресло и закрывал глаза.

Мы говорим о «красных башнях» Де Кирико. О статике и динамике тени, о несовершенстве идеальных перспектив и мощнейшей репродуктивности пошлости. О редких бабочках Морфо и поэзии Лорки. Говорим о бесцельности. А потом одновременно умолкаем.

Еще она учит правильно смотреть в даль, делая упор на искренности намерений, а не на артистичности взгляда. Зрение - слишком дорогой инструмент, чтобы бросать лживые взоры без основательного мотива.

- Даль не имеет видимых границ, мой друг. Смотри не глазами. Глаза — это лишь живая чувствительная линза, волшебный включенный сенсор под защитой век. Не они решают, что ты увидишь. Не важно что. Правильно – зачем. Понимаешь меня?

Я делаю вид, что понимаю, и с задумчивым видом смотрю на заброшенную стройку серой многоэтажки, облокотившись на обшарпанный пыльный подоконник. Обманщик. Моё желание не выглядеть глупцом делает меня не только дураком, но и лжецом. Она, наверное, догадывается и прячет улыбку за кольцами табачного дыма.

Глубокой ночью Ремедиос гладит меня по голове, что-то тихо шепчет по-испански и не спеша уходит в мрачную пустоту бесшумно. Словно кошки с её магических полотен.

А я остаюсь.

Иногда, во сне, мне кажется, что она кладет мне на лоб свою ладонь и тогда я вижу сны. Сны её невероятной фантазии.

Невероятная женщина.