Мне ещё ни разу не приходилось бить кого-то по лицу.

Мне ещё ни разу не приходилось бить кого-то по лицу. Сначала в детстве, а потом и в колледже как-то удавалось обходиться без драк. Всегда считал физическое насилие недопустимым архаизмом.

И, конечно же, я представить себе не мог, что ударю женщину.

Сейчас уже сложно вспомнить, чувствовал ли я хоть что-то, когда мой кулак с хрустом влетел в переносицу матери моего ребенка.

Моей жены.

Моей Линн.

Когда мы познакомились, она была тем ангелом, чей свет был способен развеять мою тьму. Преуспевающая студентка престижного университета, волонтер и общественный деятель, в будущем перспективный нейробиолог. Всё это резко контрастировало с бросившим учёбу раздолбаем, что прожигал свою жизнь на деньги родителей и старшего брата.

Как водится, очередные противоположности столкнулись, породив любовь, неправильную и безумную.

Повинуясь одному из основных женских инстинктов, она честно пыталась изменить меня в лучшую сторону. Вырвать из цепких оков легкомыслия и беспечности. Вот только мои демоны оказались сильнее.

Со временем, Линн не просто приняла мои пороки, но и растворилась в них. Полностью и без остатка. Оказалось, что затянуть человека за собой на дно, смыв, тем самым, его будущее в унитаз, совсем несложно. Гораздо проще, чем вывести к свету.

Но к свету мы больше и не стремились. Для милой домашней девушки я открыл двери в мир бесконечного веселья и кутежа. А затем, сам того не зная, захлопнул ее за спиной.

Алкоголь и трава – лишь разминка. Мы глотали все, до чего могли дотянуться и на что хватало наличных: много всего разного, что покрывало стеклом зрачки.

Линн даже не успела понять, как ее прежняя жизнь в одночасье стала чужой. Друзья и родственники отвернулись, отказавшись принимать эти изменения, даже не попытавшись спасти. Им на смену пришли торговцы смертью и случайные лица с бесконечных вечеринок. С университетом все тоже закончилось плохо. Но самое главное – свет души в ее глазах сменился холодным неоном вывесок ночного города.

В редкие моменты трезвости меня хватало лишь на то, чтобы выклянчить немного деньжат у родителей на еду. А затем спустить их на очередную дозу. Порочный круг “с вечеринки на вечеринку” тугой петлей затянулся на моей шее.

Но тогда мне казалось, что жизнь такая, какой и должна быть: простая и веселая. И я слишком поздно понял, что заигрался.

Новость о том, что стану папой, я встретил лицом в собственной блевотине, лёжа на полу квартиры, в которую даже не помню, как попал. В тот день словно что-то щелкнуло в голове, я смог увидеть себя со стороны. Понять, что нам пора выбираться. Вместе.

Мы нашли в себе силы обратиться за помощью и получили ее. Дальше следовали месяцы титанического труда над собой, лечения, постепенного ухода от веществ. Чистка далась нелегко, но оно того стоило. Мальчик родился на удивление здоровым и… прекрасным. Мой маленький Карл. Наш сын.

Я полюбил его с первых секунд жизни, решив, что, наконец, обрёл свой смысл. И что теперь мы все сможем быть счастливы.

А потом случился первый рецидив, и больше года усилий полетели к чертям. Не знаю, каким чудом тогда социальные службы не отобрали у нас ребёнка. Но было ясно, что больше шансов нам могут и не дать. Поэтому, очнувшись от очередного угара, я лишь ещё больше загорелся идеей завязать.

Проблема была с Линн. Вместе, рука об руку, мы прошли весь этот путь, положили начало новой жизни. Она боролась, как и я, за наше будущее, и я точно знаю, что любила нашего сына не меньше. Вот только после рецидива силы у неё кончились.

Последующие годы я тянул ее, как мог, поддерживал в реабилитации, был рядом. В конце концов, это я довёл её до такого состояния, теперь же пора было всё исправить. Если бы это было так же просто!

Лин срывалась снова и снова, но и я не сдавался. Точно помню, что любил её. Любил, даже когда во время очередной ломки она попыталась ударить меня ножом для колки льда. И когда отсасывала в грязном туалете забегаловки какому-то наркоше за дозу.

Чувство вины наполняло любовь эту болью. Но я не отказывался от неё. Мы даже поженились, решив, что это ещё больше скрепит нас.

Тем временем сам я оставался “чистым” уже достаточно долгий срок.

Работа в офисе приносила скромные четырнадцать долларов в час, но на жизнь хватало, и я не жаловался. В последнее время даже с Линн, казалось, наметился прогресс. Её состояние улучшилось, и теперь я мог не бояться оставить маленького Карла с матерью одного.

В тот день я узнал, что смогу восстановиться в колледже, если сдам необходимые экзамены, даже не потеряв свои два года обучения. Всё-таки медицинский открывал куда больше перспектив по возможности обеспечить семью. Пожалуй, всё налаживалось.

Вести о колледже, которыми я намеревался порадовать вечером жену, застыли в горле где-то на уровне кадыка, как только я вошёл в дом. Линн сидела на полу, прижимая к лицу ладони, и тихо подвывала. Радом лежал Карл. На столе я заметил полупустую бутылку бурбона. Там же покоилась горка белоснежной пыльцы, что частично рассыпалась на густой ворс ковра. Измазала собой лицо нашего сына.

Социальная реклама не просто так трезвонит о том, что нельзя оставлять детей без присмотра. Маленькие люди, поддавшись любопытству, могут получить жестокий урок этого мира через раскаленные поверхности, острые предметы и оголенные провода. Или дотянуться до забытого мамашей на столе порошка.

Сколько дряни успело в него попасть? Пару грамм? Или больше? В любом случае, четырёхлетнему мальчику более, чем достаточно.

Скорая приехала быстро. Следующие часы прошли будто в бреду. Я метался по больничному коридору, от стены к стене, буквально завывая от бессилия. Линн сидела рядом, в абсолютной прострации, лишь изредка повторяя, что это несчастный случай. Случайность.

Говорить с ней мне не хотелось. Не знаю, где она достала порошок. Не знаю, сколько успела принять. Этого хватило, чтобы сделать разговор пустым и бессмысленным.

Наконец появился врач. Лицо невысокой женщины ничего не выражало. Глаза, напротив, говорили, что она бы с радостью задушила нас обоих, если бы могла.

Я слушал её, чувствуя, как останавливается сердце на каждой фразе. Про то, что состояние ребенка стабильное, но тяжелое. Про то, что никто не знает, как скоро он придёт в себя. И про то, что это не пройдёт без последствий: есть огромная вероятность будущих проблем с интеллектуальным развитием.

Голова моя будто погрузилась в воду, звуки вокруг потеряли чёткость и приглушились. Остался лишь звон в ушах. Мой сын может стать инвалидом!

Я видел пустой, ничего не выражающий взгляд своей жены. Прочел по ее губам: “Я не виновата”.

Мне ещё ни разу не приходилось бить кого-то по лицу.

Первый удар бросает её на пол. Я нависаю сверху, бью снова. И ещё. Не чувствуя боли сбитых костяшек, ничего вообще не чувствуя, я методично превращаю лицо своей женщины в кровавую маску. Лицо монстра.

Монстра, что создал я сам.

Не помню, сколько раз я успел опустить кулак, прежде, чем меня оттащили. Холодный металл полицейских браслетов свел руки за спиной.

Лишь спустя два долгих дня в камере мне разрешили позвонить. Тогда я узнал, что Карл уже очнулся и жизни его ничего не угрожает. Облегчение продлилось не долго.

Штат выдвинул обвинение в хранении веществ и попустительстве при воспитании ребенка не только против Линн, но и против меня. Нанесение тяжких телесных тоже не забыли. Моя жена потеряла несколько зубов и глаз.

Тот факт, что я был чист последний год, будто нарочно игнорировали. Никто не воспринимал слова бывшего наркомана и забулдыги, что избил свою жену, всерьез.

На предварительном слушании огласили залог в немыслимые сто тысяч долларов. Естественно, таких денег у меня не было, а потому время до суда пришлось отбывать в тюрьме.

Первая неделя там ознаменовалась новыми знакомствами, которых я предпочел бы не иметь. В частности, один темнокожий амбал не уставал делать недвусмысленные намеки всякий раз, как видел меня. Каждый раз принимая душ, я мысленно готовился ощутить чей нибудь член в своей заднице. Хорошо, если один.

И когда очередным утром я услышал спасительную фразу “на выход”, я не сразу поверил в свою удачу.

На улице меня уже ждал черный Лексус. Его владелец, прислонившись к крылу автомобиля, ежился на морозе, стоя в своем дорогом костюме и пуская облачко пара изо рта. Зима в этом году слишком рано посетила Чикаго. Теперь стало ясно, что это брат внёс залог.

Я прошел по хрустящему снегу до машины и коротко кивнул:

– Спасибо.

– Я сделал это не ради тебя. Хочу, что бы Карл напоследок повидался с отцом.

Напоследок? Он уверен, что меня посадят?

– Ребенок поживет у наших родителей. Они смогут о нем позаботиться. Ты знаешь, что в будущем у него могут быть задержки в развитии?

Я снова кивнул.

– Филипп, я знаю, что запорол всю свою жизнь, – начал я. – Но сейчас мне действительно нужна помощь. Нужен адвокат. То, что случилось… это страшно. Но это не моя вина!

Филипп покачал головой.

– Побудь с сыном. Пока еще можешь. И я тебя прошу, не просри залог.

Он мне не верит. Я вижу это. И этот взгляд…

Всю свою жизнь я был разочарованием семьи. Оказавшись в тени старшего брата, никогда не мог оправдать ожидания родителей. А уж они точно знали, как мне жить, постоянно тыкая носом в успехи любимого сына. Когда Филипп закончил юридический и сразу взял блестящий старт в карьере, я только поступил на медицинский. И первое, что услышал от отца, было: “Куда уж тебе?”

Не имея шансов взобраться на установленный семьёй пьедестал, я нашел иной выход: стать бунтарем. Пойти против установленной программы, наплевать на признанные категории успеха. Хотя, возможно, я лишь бежал от этого взгляда.

Идея пойти своим путем, каким бы он ни был, кажется заманчивой лишь до тех пор, пока не проиграешь.

К черту! Я развернулся и пошел прочь от Лексуса.

– Давай подвезу, – слова прилетели в спину.

Не нужно, брат. С самого рождения нам было не по пути.

Дома я выгреб скудные запасы наличных, что удалось отложить с работы и спрятать от жены. На первое время хватит.

Заведя свой старенький форд, я направился к дому родителей. Прости, братец, но залог тебе всё-таки не вернут. Мне больше нельзя в тюрьму.

Надо только забрать Карла. Теперь это только мой сын! И я смогу о нем позаботиться. Мы уедем далеко-далеко и больше никогда не будем вспоминать свою прежнюю жизнь. Теперь все будет хорошо.

Я сидел в машине, напротив родительского дома. Сжимая руль до хруста суставов, никак не решался выйти.

Вспомнил Линн. Она все еще лежала в больнице. С поломанным лицом, поломанной жизнью. Лишь потому, что связала свою судьбу со мной. А сейчас я намеревался привязать к себе ещё и нашего сына.

Господи, что я делаю? Какое будущее ждет ребенка с беглым зеком? Я целиком и полностью заслужил всё то дерьмо, что свалилось мне на голову, но Карл ― нет. Мои родители — люди обеспеченные, они смогут дать мальчику то, что он заслуживает. Надеюсь только, в этот раз у них получится вырастить не меня. Но так у него хоть будет шанс, которого мы с Линн дать не смогли.

Мир вокруг утратил четкость из-за слез, поэтому машину удаётся завести не сразу.

В первый раз в жизни я должен сделать что-то правильно.