Пьянь
Вот только проблеваться сейчас не хватает. Чертов автобус трясется по дороге, дергается на остановках, рычит и противно воняет соляркой. На каждом повороте к горлу подкатывает тошнота. Чем дальше, тем сложнее сдерживаться.
Прилипнув к поручню, моей единственной опоре внутри этой адской машины, я представляю, чем это может обернуться. Горечь во рту, жжение в носу и горле. И как содержимое желудка заливает сидящих рядом старушек.
Те подозрительно косятся в мою сторону. То ли перегар мой в девять утра не по нраву, то ли чувствуют надвигающуюся беду.
Хочется отвернуться, но не могу: со всех сторон зажали пассажиры. Продолжаю нависать над несчастными бомбой замедленного действия. Радиус поражения в замкнутом пространстве, набитом людьми, может стать ошеломляющим.
Выйти тоже нельзя, я и так опаздываю. Должен был встретить Машу еще сорок минут назад. Думаю, как покажусь ей таким: помятым, небритым, после вчерашнего. Становится ещё хуже. Она ненавидит, когда у меня щетина. Ещё больше — когда я пью.
Если учитывать, что пью я сейчас на постоянной основе, в последнее время у нас не ладится.
— Ты бухаешь каждый день, Вадим! Как сам не понимаешь, что тебе нужна помощь? — заявила она однажды и протянула визитку. — У друга моего отца частная клиника. Там помогают таким… как ты.
Помню, как вспылил в тот момент. Каждый, не каждый… Кто их считает, дни эти? Да и пара пива вечерком, расслабиться, никому не вредит. Деньги в дом приношу исправно, от неё не ныкаю. В ласке, опять же, не отказываю. Чёрт их пойми, что нужно этим бабам.
Она до сих пор уверена, что из универа меня попёрли из-за попоек. Конечно, блин! Совсем не потому, что скучные лекторы впаривают скучный материал, в котором без бутылки не разберешься. И без универа неплохо устроился.
Когда мы мирились, визитку я всё-таки положил в кошелек, для вида.
Водитель слишком резко бьет по тормозам, и на меня налетает огромная тетка, буквально впечатывает в остальных пассажиров. Ох, женщина, ты даже не представляешь, что сейчас будет!
Но, слава Дионису, желудок никак не реагирует на столкновение. Зато боль в спине снова растекается по пояснице. Тело продолжает ломить. Сказывается ночь, проведённая на жесткой лавке во дворе.
Кстати, было бы неплохо выяснить, как я на ней оказался. В попытке отвлечься от качки, прикрываю глаза и начинаю вспоминать.
***
Помню, что спать ложился в своей квартире. Но обо всём по порядку.
Мы отмечали… да не важно, что отмечали. Разве не могут университетские товарищи собраться вот так просто и выпить?
Я выставлял бутылки на стол. Внушительный, стоит отметить, арсенал. На вопрос, зачем столько, лишь ухмыльнулся. Глупцы, за встречу же!
Пока Лёха нарезал закуску, Кира готовил кальян. Вчера я был на разливе, впрочем, как и всегда. Пользуясь своим положением, бахнул первую, не дожидаясь остальных. Начало хорошему настроению положено.
Было весело. Мы рассказывали свои истории, коих за последние годы скопилось немало, перебивая друг друга, кричали и смеялись до хрипоты. Играла музыка. Бутылки пустели. Квартира пропахла ароматным паром кальяна.
Лёха, на пьяную голову, выронил из щипцов раскалённый уголёк, которым собирался прикурить. Тот упал в густой ворс ковра. Дорогого, персидского. Батя привез из-за бугра во времена дефицита.
Испугавшись, мой находчивый друг схватил черный кругляшок рукой. И отбросил его в сторону спустя секунду, завывая от боли.
Лёха извинялся, клялся и заверял, что на ковре ничего не видно. Я тупо пялился на прожженную до пола дыру. Уголёк плавил натуральную кожу кресла.
— А давай баб каких нарулим? — поступило предложение. — Вадик, ты как?
Я пожал плечами. Самому нельзя, с Машкой мы уже давно. А пацаны бобылями ходят. Мне не жалко.
Сказано — сделано. Девочки «нарулились» моментально, благо в интернете этого добра полно. Двое согласились приехать сами. Договорились встречать у станции метро.
Уже на месте, глядя на две фигуры издалека, мы заподозрили неладное.
— Да они же жирные! — Воскликнул Кира. Даже залитый алкоголем взгляд его не подводил.
— Еще не поздно повернуть. Нас не заметили. — предложил я.
— Эй, девчонки! Мы здесь! Идите к нам! — Заорал Лёха и заржал, не обращая внимания на попытки Кирилла зажать ему рот.
— Идиот. — Я схватился за голову.
Давать заднюю было поздно.
Дома оказалось, что в интернете врут не только про внешность, но и про возраст. Женщины с удовольствием опустошали стол, попутно внимая нашим байкам. Гоготали так, что перекрывали звук музыки. А ещё вдвоём пили за троих.
Влив в себя ещё пару стаканчиков, парни подобрели. Бутылки пустели, играла музыка, дымил кальян. Было весело.
Наши гостьи изрядно захмелели. Стали поглядывать голодными глазами в сторону Киры. Тот затравленно озирался, вжимаясь в спинку пропаленного кресла.
— Ты такой веселый! — одна из хищниц перевела взгляд на меня и по-свойски похлопала по плечу. Я скривился от боли, пытаясь выдавить улыбку.
Да уж. Красноречие и остроумие в такие моменты — моя стезя. Чего не скажешь, когда я трезв. Бывает, на работе с людьми так наобщаешься, что за её пределами и слова из себя выдавить не можешь. Не хочется. Но после первого бокала всё меняется.
— Мне отойти надо — она почему-то подмигнула, и начала вставать.
Задетая тарелка сделала три оборота в воздухе, и разлетелась осколками по ламинату.
— Упс! Это не я, это грудь! — женщина хихикнула. Действительно, такой грудью можно не только тарелки бить. Объёма хватит, чтобы половину хаты разнести.
— Мальчики, у нас закуска кончилась. Есть что ещё покушОть? — спросила её подруга, и, облизнув пухлые, блестящие от жирной колбасы губы, состроила глазки Кире.
Парень сделал вид, что не замечает, и без очереди опрокинул стакан. Лёха прыснул в кулак.
— Пельмени есть в холодильнике. — вспомнил я.
— Обожаю жареные пельмени! — Ночная Жрица радостно захлопала в ладоши и смачно икнула.
Лёха курил в окно на кухне, слегка покачиваясь, и, для надёжности, опираясь на подоконник. Я стоял рядом и жарил пельмени. Как заправский шеф-повар, на большом огне, с сигаретой в зубах, временами подкидывая их на сковородке, держа ручку одной рукой. Почему-то, с каждым моим финтом, пельмешек становилось меньше.
— Вот скажи мне, Вадимка. — другу было всё сложнее связывать слова в предложения. — Что. Что мы… сейчас делаем?
— Жарим пельмени.
— Во-о-о-от! — глубокомысленно протянул тот и замолчал.
— Что «вот»?
— Да я к тому, что мы в три часа ночи жарим пельмени незнакомым толстым бабам — Лёха икнул, на миг сбился с мысли, но продолжил, уже шёпотом, — …незнакомым сорокалетним бабам.
— Им слегка за тридцать, вряд ли больше. — Флегматично заметил я.
— Да не важно! — мой пьяный собеседник взмахнул рукой, и этот нехитрый жест чуть было не лишил его равновесия. — Не важно это. Пить нам надо меньше, я вот к чему веду.
Пельмешки весело шкварчали на сковородке, несмотря на мои усилия, подгорая с одной стороны и не прожариваясь с другой. Сигаретный пепел летел в раскалённое масло.
— Не знаю, Лёха. Мне кажется, дело не в этом. Всякой дичи на трезвую голову творят не меньше, чем на пьяную. Если в башне у тебя херня, то что ты квась, что трезвенником будь, один чёрт. Дурак — он и есть дурак.
— А здоровье?
— А вот здоровье да. С этим согласен. Для здоровья плохо. — подумав, я всё же добавил, — Так же плохо, как постоянный стресс, недосып, жизнь от зарплаты до зарплаты…
Лёха не стал дожидаться окончания моих нелепых философствований и, зажимая рот, бросился в сторону туалета. Я выплюнул пустой окурок. Пельмени были в меру готовыми и в меру сгоревшими.
Вот только есть их было уже некому. Пока Лёха громко вызывал кого-то перед унитазом, остальные спали. Любительница жареных пельменей не дождалась, похрапывая прямо за столом, пухлыми щеками завалившись в остатки салата. Её подруга, грудью бьющая посуду, в обнимку с Кирой сопели на диване. Огромная ляжка, закинутая на парня, в толщину казалось чуть ли не больше его самого. У меня даже появилось беспокойство за способность товарища дышать в таком нелегком положении.
Я ещё раз взглянул на тарелку с пельменями в своих руках и вздохнул. Есть не хотелось.
***
Зря о пельменях вспомнил. Я вовремя успеваю осознать, что быть беде, и выскакиваю на остановке прежде, чем двери автобуса закрываются.
Узкая улочка, лежащая параллельно проспекту. Центр города. Мимо спешат потоки людей.
Опираюсь на здание и сгибаюсь пополам, извергая содержимое желудка под ноги. Стараюсь направить поток подальше от себя, но брызги всё равно отлетают от тротуара прямо на кроссовки и частично на джинсы.
— Фу, пьянь! — слышу за спиной презрительно.
Но сейчас мне плевать. Точнее: «блевать». Я кашляю и отплевываюсь от тягучей слизи, пытаясь восстановить дыхание. Спазм в животе не позволяет разогнуться.
«Могло быть и хуже» — проносится в голове мысль. «Не в автобусе. Хотя бы не в автобусе.»
Наконец, меня перестаёт выворачивать наизнанку, и получается осмотреться. Главное сейчас не обращать внимания на презрительные взгляды, прилетающие со всех сторон. Я и сам готов сгореть от стыда, помощи не нужно.
Вокруг одна серость: домов, людей, неба над головой. Цвета кажутся блеклыми и до боли холодными. Стоит похмелиться, и даже эта унылая картина заиграет новыми красками.
Но мне некогда, до вокзала я не доехал остановку. Надо спешить. И не забыть купить воды и салфеток. Дико опаздываю!
Почему я проснулся на лавке этим утром, так и не смог вспомнить. На пельменях всё обрывается. Зря так нажрался. Но вчера нужно было обязательно выпить. Почему же?
Ах, да! Меня уволили.
***
Голова болела с самого утра. В придачу, в начале дня пришлось разбираться с особо проблемным клиентом. Вымотал все нервы, падла.
Я курил на рампе у поднятых ворот, с отвращением вглядываясь в осеннюю сырость двора. Гул в черепной коробке сводил с ума. Казалось, одно резкое движение, и рассыплется башка моя непутевая прямо по холодным плитам складского помещения.
Михалыч, наш кладовщик, затянулся сизым дымом и с сочувствием посмотрел на меня.
— Совсем хреново? — спросил он участливо. — Пойдём, подлечу.
Нравились мне эти мужики, простые и незатейливые. Трудились они в своих пыльных робах на складе, всего через одну стену от нас — менеджеров в аккуратных накрахмаленных воротничках.
Стоит сделать шаг, и попадаешь из яркого, современного офиса, в скудно освещенные закрома коридоров и комнат, под завязку набитых товаром. Словно в другой мир, где тебе всегда подскажут, как можно схорониться на часок-другой среди коробок, вздремнуть с похмелья, не попадая на глаза начальству, выпить пивка, стрельнуть сигарету. Анекдотов послушать, наконец. Пускай пошлых и бородатых.
Михалыч уже извлекал из своего вместительного рюкзака одну жестяную банку за другой.
— Знаешь, за что я свой рюкзак люблю? Из бокового кармана удобно «ноль-пятку» доставать и обратно ставить, не снимая с плеч.
Я прислонился к теплой стене теплоузла, где мы расположились, и откупорил первую банку. От этого «пшшшш» сразу стало легче на душе. Даже головная боль словно сделал шаг назад.
Пиво ушло достаточно быстро. Под байки Михалыча и полпачки сигарет. Предусмотрительный кладовщик снова порылся в рюкзаке и извлек новый снаряд. На этот раз большего калибра.
Почему бы и нет? Заказов сегодня мало, директора тоже нет на объекте. Живём!
Помню, как шарился по коридорам, мутным взором пытаясь отыскать дорогу к туалету. Выпитое давило на мочевой пузырь, просясь наружу.
О-оп, стеночка! Весьма кстати, опора была просто необходима. Открыл какие-то двери. В глаза ударил яркий свет, откуда-то со стороны донёсся звук разговора.
Наконец-то, унитаз. Поднял крышку, сделал дело, теперь можно гулять смело.
— Что вы делаете! Прекратите, немедленно прекратите! — за спиной орёт противный голос какой-то бабы. Оглянулся в поисках источника крика.
Слева и справа, вдоль стены, тянулся ряд белоснежных, новеньких унитазов. За моей спиной такой же ряд умывальников различных форм и размеров.
Стоит отметить, что компания наша специализируется на санитарной керамике. Видимо, в поисках облегчения, забрёл в розничный отдел.
На торговый зал.
Вокруг начали собираться покупатели и продавцы. Смеялись, тыкали пальцами, недоумевали. Тянулись за телефонами. Я тупо пялился на результат своей деятельности. Естественно, выставочные образцы не подключены к канализации и водопроводу. Кому-то это мыть. Сомневаться в последствиях не приходилось, и я максимально твёрдым шагом направился к выходу.
Хоть ширинку не забыл застегнуть.
***
На вокзале, первым делом захожу в туалет и привожу себя в порядок. В его подобие, по крайней мере.
Самое сложное впереди. Объяснить Маше, почему опоздал. Рассказать о том, что на работе меня, скорее всего, ждут со статьёй. Но самое главное, я до сих пор не помню, что же там в моей квартире? Окурки, пустые бутылки, битая посуда, прожженный ковер и пара упитанных бабищ в обнимку с пьяными друзьями. Это минимум.
Но делать нечего, сдаваться все равно придется.
На перроне ее нет. В зале ожидания тоже. Не дождалась, потащила тяжелые сумки до такси одна? От мысли, как она сейчас заходит в квартиру и что там видит, меня снова замутило. Чёртов телефон давно разряжен, утром даже не смог отправить смс-ку, что бы предупредить.
Нахожу станцию автономной зарядки, попутно выгребая мелочь из карманов. Хватает только на пятнадцать минут. Достаточно. Подключаю шнур к смартфону и запускаю устройство.
Тридцать девять пропущенных. Большинство от Маши, пара от друзей. С десяток от босса. Первым делом звоню своей девушке.
— Ало! Котёнок, прости, опоздал, я уже на вокзале, ты где сейчас? — тараторю я в трубку.
Долгая пауза, слишком долгая.
— Ты на вокзале? — переспрашивает она. Голос странный, не припоминаю, что бы слышал эти интонации раньше.
— Да. Не смог встретить тебя вовремя, проспал. Котя, прости, дурака! Ты поехала домой?
— Вадим… я у родителей. — теперь я понял это. Страх, вот что резануло мне слух. — Я не смогла тебе дозвониться, решила, что ты опять забухал. Решила, что так больше не могу.
Короткий всхлип.
— Вадим, ты должен был меня встретить два дня назад!
Последние слова несколько раз отзываются эхом в голове прежде, чем до меня доходит их смысл. Стоять очень тяжело. Опускаюсь перед аппаратом зарядки, прямо на пол.
Маша что-то продолжает говорить. Просит оставаться на месте, обещает приехать. Я уже не слушаю. В голове складывается пазл.
Сначала была пьянка с толстухами, а не увольнение. Три дня назад, понедельник. Мы отмечали Кирино повышение у меня на квартире, так как Машка уехала к родственникам.
На следующий день, во вторник, я должен был приехать за ней на вокзал. Но в затуманенном алкоголем мозгу все перемешалось. Вместо этого проснулся, похмелился оставшимся коктейлем из виски с яблочным соком, и поехал на работу. Разряженный телефон мертвым грузом лежал в кармане.
Гудела голова.
Там я снова нажрался и обоссал унитаз на торговом зале.
Дисплей смартфона показывает, что сегодня пятница.
Где я пил ещё два дня помнится смутно. Мелькают обрывки образов, баров, случайных знакомых и чужих квартир. Лавочка во дворах.
Меня вновь начинает трясти. На этот раз не от спазмов. Машин страх передался и мне. Страх ничего не помнить.
Пьянки с друзьями, жареные пельмени в три часа ночи, возможность попить пивка на работе и расслабиться, всё это перестало быть веселым в один миг. Я заигрался.
В узком кармашке кошелька нахожу визитку. Спустя несколько гудков, мне отвечает голос с другой стороны линии. Не приторно-вежливый, женский, которым говорят обученные девочки с ресепшена. Мужской баритон, уверенный и приятный.
Я облизываю пересохшие губы, не решаясь вымолвить и слова. Собеседник терпеливо ждёт. Знает, видимо. Привык.
Хуже всего сейчас то, что хочется похмелиться. Тогда всё сразу станет легче, голова обретёт ясность, найдутся нужные слова…
Мысль эта настолько яркая и притягательная, что от ее навязчивости вздрагиваю. Параллельно приходит воспоминание, как впервые попробовал пиво еще в школьные годы. Тогда поклялся себе, что больше никогда не буду пить эту горечь. Сейчас я сижу на полу вокзала, после пятидневного запоя, с кашей в голове и единственным желанием является вновь приложиться к прохладному стеклу бутылки. От меня до сих пор несёт рвотой.
Пока ещё в состоянии принимать трезвые решения, я это сделаю. Глубоко вздыхаю и решаюсь сказать правду:
— Мне нужна помощь!
***
— Бать, ну и зачем ты мне это рассказываешь? Я всего-то один бокальчик выпил. Мне уже восемнадцать! История была бы интересней, если бы ты обрыгал весь автобус.
— Говорю, что бы знал: ты всегда можешь найти тех, кого можно попросить о помощи. Признаться не зазорно. Главное, что бы в первую очередь нашлись силы сказать это себе самому.
Димка закатил глаза.
— Да-да, ты бухал по-чёрному, с тех пор не пьешь ничего крепче кваса. Я это уже слышал. Понял я всё, понял!
— Вадим, бери Димку, и идите ужинать! — с кухни донёсся голос Маши.
Я потрепал сына по голове и улыбнулся:
— Пойдем, мама зовёт.
«Лавочка (лавочки?) во дворах(дворе?)».
«Главное, что бы (слитно) в первую очередь нашлись силы сказать это себе самому».
Хорошо написано, но по сути жуть жуткая.