10

Он отлипает от стены и бежит в ближайший полицейский участок — нет, он напуган, чтобы бежать в редакцию. А вдруг мужчина там его настигнет?

Он приходит, и начинается стандартная процедура. И его потом отпускают.

Но нет, он хочет придать этому огласку, он не хочет, выходя из дома, оборачиваться. А самый лучший способ это сделать — придать обидчика огласке. А ещё это произведёт настоящий фурор.

И он печатает. Описывает внешность того мужчины (хотя из-за полутьмы он его не особо различил).

И это попадает в газеты. По всей стране, параллельно со статьёй об ограблении герра Шнайдера.

И на следующий день ему звонят. Он машинально берёт трубку:

— Да?

— Держись.

Гудки. Он не выпускает её из рук и понимает: это тот самый, что хватал его за горло...

— Мне угрожают.

Сержант разводит руками.

— А что можем сделать?

— Мне угрожают убийством!

— Не кричите. Мы в таком случае ничего сделать не можем. К сожалению.

— И что, мне сидеть и дожидаться, когда меня убьют? Вы издеваетесь?

Сержант в раздражении встаёт.

— Что вы от меня хотите? Я могу вам дать только один совет: валите из города на время. Хотя бы на месяц, но укажите потом адрес, чтобы связываться с вами. Следствие идёт, и мы мало чем можем способствовать его ускорению. Это всё.

Он кивает, что-то записывает на бумажке и отдаёт ему.

— Это телефон моих родителей. Они в Люксембурге.

Сержант кивает, и он уходит. Собирать вещи.

11

Я сижу и высматриваю этого Николауса в толпе. Тётя говорит со мной и говорит, София отмахивается, а иногда предлагает прохожим какой-нибудь букетик.

Наконец тётя встаёт.

— Вот он.

Я слежу за её взглядом, который зацепился на светловолосого парня с бутылкой воды в руке. На полпути он останавливается и смотрит на меня, раскрыв рот. Я стою и смотрю на него.

Нет, это не Николаус, это Эдмунд.

С минуту он стоит как бы в нерешительности, а затем я замечаю, что он пятится назад. И меня охватывает ярость — какой суслик передо мной стоит! Вы посмотрите на этого жалкого грызуна: весь побелел и трясётся, как в лихорадке.

Я делаю шаг вперёд, вплотную приближаясь к столу.

И он, спотыкаясь, падает.

И эта крыса... Чего она стоила — смерти Джорга? Такая убогая, такая напуганная...

Он поднимается и бежит.

Я перепрыгиваю через прилавок и бегу, а он кричит:

— Спасите! Спасите!

Отталкивает прохожих, едва не сносит одну палатку. С пол-оборота он кидает в меня бутылку, и она больно попадает мне в живот. Я сжимаю зубы, сгибаюсь пополам, но бегу, ускоряю шаг.

Налетаю на него и едва не сбиваю с ног. Но успеваю его схватить, и он падает вместе со мной.

— Убийца! Убийца!

Я замечаю, что карманы у него полны, и выворачиваю их.

Там деньги. Много денег. Тётины деньги.

— Друзья, это вор, это ВОР!

— Он меня убьёт!

Я зажимаю его рот рукой.

— Заткнись!

Подбегают с конца улицы полицейские и разнимают нас. Эдмунд кричит и тычет в меня пальцем:

— Это он, он ограбил Шнайдера!

— Падла! Ты обокрал бедную женщину!

— Да как тебе не стыдно...

— Чего?!

— Так-так-так, — говорит один полицейский и встаёт посередине. — Пройдёмте с нами, джентльмены.

Конец!

(фотограф JacobS JS)