Пан Межирический, холопский сын Глава 62

62.

Бен Йегуда не разговаривал с Васильком с Ингельштадта. Он был задумчив, даже мрачен, и много молился. Василёк старался не замечать отчуждения раввина. Но будучи слишком открытым и добродушным, Василёк не любил недоговоренностей. Поэтому наконец не выдержал, на привале присел рядом с Бен Йегудой, и заговорил откровенно:

- Ты мне уже два раза жизнь спас. Я благодарен тебе за это. А если сказал что не то, не обижайся. Я тебя уважаю. Да и Авром и Рахель тебя ценят, а я им доверяю.

При имени Рахели, Бен Йегуда изменился в лице:

- Ты сказал, что обязан Аврому. Что он для тебя сделал?

- Он сделал так, что моя жена может родить мне ещё детей.

- Почему ты хочешь ещё детей?

- Я люблю мою жену, а с любовью приходят дети.

- Ты все время говоришь, что любишь свою жену, но ты ей не верен.

- Я грешен, - Василёк повесил голову. - Так получается. Ты когда-нибудь был женат?

- Я был женат. У меня были дети. Я потерял их.

- Я чуть не потерял Елизавету, но доктор Моисей спас её. Я не знаю, что бы со мной сталось без неё.

- Ты знаешь, отец Рахели был моим другом. Он хотел... Я должен был жениться на Рахели. Уже день назначили. Потом мне сказали, что она умерла.

Василёк смотрел на Бен Йегуду, не понимая:

- Но ты ведь такой старый!

Он иногда представлял себе, что бы было с Рахелью, если бы на её дом не напали. Он бы не знал её. Она не посмотрела бы на него. Он был бы для нее чужим - иноземцем, иноверцем. Но Василёк никогда бы не представил её замужем за Бен Йегудой, матерью его детей.

Бен Йегуда продолжил:

- Когда ты сказал мне, что она жива, я подумал, что смогу сдержать обещание, данное её отцу. Но она была с тобой. Я не могу теперь, она не чистая.

- Может быть, ты и великий врач и ученый, но ты глупец, - Василёк поднялся. - Рахель прекрасна и необыкновенна. Ты недостоин её.

***

- О чем ты думаешь, дорогая?

Рахель посмотрела на брата поверх стола.

- Ни о чем особенном.

- Пришли письма из Голландии.

- Какие новости?

- Одно письмо тебе, от него.

Пан Авром передал сестре короткую записку. Она быстро пробежала её глазами.

- Он здоров, писал из Амстердама, - голос Рахели звучал как всегда ровно.

- Ещё одно письмо от раввина из Антверпена. Он перебрался в Амстердам с тех пор, как испанцы взяли его город.

- Почему он пишет тебе? Ты его знаешь?

- Раввин видел пана Василия в Антверпене и прочёл моё письмо. Пан Василий собирался ехать в Испанию на корабле испанского наместника. Он привез к раввину девушку и попросил его о ней позаботиться. Её зовут Мари.

- Почему о ней надо было позаботиться?

- Она была избита. Не им. Она ждет ребенка, от него.

Рахель не изменилась в лице, не повысила голоса:

- Он мужчина. Он ничего мне не обещал.

- Я позволяю тебе многое, но я не хочу, чтобы ты была с ним.

- Я не спрашиваю твоего позволения. Он доставляет мне счастье. Я хочу жить, чтобы ещё хоть раз увидеть его.

- Он вернется к своей любимой жене и к своим детям, ты ведь знаешь это?

- Я знаю, но мне это не важно. Он будет со мной, хотя бы одну ночь. И я не хочу думать ни о чем другом.

У себя в комнате, Рахель еще раз перечитала письмо Василия. Оно было очень короткое, но нежное и заботливое. У другой женщины будет от него ребёнок. Кто для него эта женщина? Рахель не ожидала, что любимый будет ей верен, он был неверен своей жене с ней. Но ей всё равно было очень больно. А как больно было его жене, когда она приехала в Вильно! Рахель вспомнила лицо пани Межирической - красивое, гордое, уверенное в любви мужа - лицо женщины, привыкшей добиваться своего. Рахель вспомнила, как это лицо залилось краской, потом смертельно побледнело. Как в глазах появились сомнение и тревога. Рахель не хотела нарушить покой Елизаветы, но она любит её мужа. Он один смог согреть её тело и облегчить боль в её сердце. Она не может отказаться от него. Это его выбор, она не выберет за него.

Рахель вспомнила взгляд Василия, в первый вечер, за обедом: вежливый и равнодушный, но вдруг на мгновение настойчивый, ищущий, жадный; то моментальное наваждение, когда ей показалось, что гость хочет её поцеловать, когда ей захотелось ответить на его поцелуй, прижаться к нему всем телом, почувствовать исходящий от него жар. Это было мгновение, но Рахель не могла забыть его.

Она искала предлог остаться с Василием наедине. Он целовал её руку, и его губы были такими, как она и представляла - горячими и ненасытными. Она ждала его прихода, все еще не зная, откроет ли ему дверь. Она была рада, что открыла ему дверь, покорилась его страсти, растворилась в его поцелуях. Она жаждала его любви. Рахель еще раз перечитала письмо, спрятала под подушку, и отдалась мечтам о том, что любимый вернётся к ней.

***

После разговора с Бен Йегудой, Василёк помрачнел. Он ехал впереди своих спутников туча тучей. Ни Васька, ни Петька, еще никогда его таким не видели. Пан молчал, не улыбался, и не шутил с ними. Наконец, Васька не выдержал, поравнялся с Васильком:

- Нездоров, пан Василий? Как раны-то?

- Здоров. Раны все зажили, не беспокойся за меня.

- Скоро уж до Польши доберемся, а там и до Вильно рукой подать.

- Да, надеюсь, что самое трудное позади.

- Тогда что тебя, пан, гложет?

- Все ладно, почему спрашиваешь?

- Улыбку твою уже два дня, как не видел

- Расхотелось что-то улыбаться

- Ты мне скажи, может помогу чем.

- Обманул меня доктор, - поделился своими мыслями Василёк. - Послал за Бен Йегудой не потому, что друг это его.

- А почему же?

- Я теперь так понимаю, что он хотел сестру свою за него замуж выдать.

- Ведьму?

- Сказал тебе, не ведьма она. Женщина, несчастная женщина. И этот Бен Йегуда её счастливой не сделает.

- А ты сделаешь?

Василёк не ответил на Васькин вопрос, который совсем не улучшил его настроения.