Утро выходного дня
Автор:
Рада
Текст:
Пролог
На шестом десятке Андрей Андреевич Великанов задумался о том, как ему обставить свой уход в иной мир, то есть, похороны. Он изучил похоронные обряды разных народов, и понял, что ближе всего его душе. Больше всего ему понравилось, как хоронили древних скифских царей. Он хотел бы себе такой похоронный обряд. Чтобы над ним насыпали курган, и чтоб в том кургане закопали дюжину-другую рабов... Рабов у него, правда, не было. Зато у него были миллиарды от продажи леса, угля и металла. Он нашел несколько бедолаг, которым очень нужны были деньги, и заключил с ними договор: пока он жив, он платит им ренту, а когда он умрет – их похоронят вместе с ним. Это, разумеется, делалось втайне. Но все тайное становится явным, и вскоре молва о необычных договорах встряхнула российское общество. Сперва это самое общество вскипело праведным гневом:
– Что за дикость?! Что они себе позволяют, эти олигархи, или и в самом деле вообразили себя царями?
Но затем потихоньку пошли другие разговоры: ну, а если это на добровольной основе? Что тогда? Почему бы и нет? Каждый волен распоряжаться своей жизнью, разве не так? Да, у богатых причуды довольно странные, но ведь они никого не заставляют! Они готовы платить за эти причуды. А бедные люди смогут заработать, поправить свое положение – очевидный плюс!
Эти голоса звучали все громче и уверенней. Через три года был принят закон о похоронниках – правда, не без потрясений.
***
Семья Сердечкиных проводила утро выходного дня на кухне у телевизора, и пять минут назад из этого телевизора прозвучала такая новость, от которой они забыли о завтраке и теперь сидели бледные и растерянные.
Андрей Егорович Сердечкин, отец семейства, нарушил молчанье.
– А я думал, что Губанов проживет еще пару лет. С его-то громадным состоянием, с его неограниченными возможностями, все врачи, все лучшие клиники мира к его услугам... Но нет – Андрей Егорович покачал головой, – рак есть рак.
Анна, его жена, кивнула:
– Что ж тут поделаешь, судьба... И все-таки Николай четыре года получал ренту. Он вытащил свою семью из нищеты, купил квартиру.
– Что теперь будет с дядей Николаем? – Даша, семнадцатилетняя дочь Сердечкиных, сидела очень прямо и смотрела в свою тарелку.
Отец пожал плечами:
– Ты сама знаешь. Он должен выполнить условия договора.
– Его похоронят... с этим Губановым? – голос Даши был как у робота.
Мать отвела глаза. Отец кивнул:
– Да, придется. Дядя Николай заключил такой договор.
– Зачем он заключил этот договор? – спросила Даша, глядя перед собой.
Мать вздохнула:
– Дядя Николай любил свою семью. Он хотел, чтобы его близкие ни в чем не нуждались. Поэтому он заключил договор.
– Это ужасно! – сказала Даша в пустоту.
– Ну почему же ужасно, – Сердечкин пожал плечами, – Многие так живут. Я тоже получаю ренту от Вышнегорского. Поэтому мы и не бедствуем, а как мы жили до этого, вспомни!
– А если Вышнегорский умрет? – спросила Даша, – Тебя похоронят вместе с ним?
– Вышнегорский умрет еще не скоро... Тут главное правильно рассчитать. Твой дядя Николай не рассчитал, заключил договор с Губановым, а Губанову уже тогда было под шестьдесят, плюс онкология. А я заключил договор с Вышнегорским. Вышнегорский всего на два года старше меня, ведет здоровый образ жизни, спорт, диета. Он проживет еще лет тридцать... Да, главное – рассчитать!
И было видно, что он доволен своей смекалкой, а Николая жалеет за бестолковость. И, может быть, чуть-чуть, самую малость – осуждает.
Даша помолчала, потом сказала, словно про себя:
– Как это стало возможным?
– Что? – не понял Сердечкин.
– Когда был принят закон о похоронниках?
– А, – Андрей Егорович пожал плечами, – Десять лет назад. Ты была маленькая.
– Да, дела, – сказала Даша, странно усмехаясь, – дела... А я всю жизнь жила, и не думала об этом. Как будто так и надо. И все живут, как будто так и надо.
– А что тут сделаешь? – Андрей Егорович развел руками.
– Не знаю, что! – Даша упрямо блеснула глазами, – Что-нибудь!
Сердечкин нахмурился:
– Ты не должна так говорить! Так рассуждают кроты, а они плохо кончают.
– Кто такие кроты?
– Они себя так называют, потому что подкапывают основы нашего строя. Они говорят, что этот строй несправедлив, и они рано или поздно его разрушат... Восемь лет назад, когда принимали закон о похоронниках, кроты выступали против, устроили беспорядки. Ну и что? Беспорядки подавили, кротов перебили, а закон все равно приняли.
Он взял поджаренный тост и стал намазывать его маслом.
Висевший на стене плазменный телевизор замерцал сиреневым светом, и кукольное лицо ведущей произнесло красивым, звучным, бесстрастным голосом:
– Экстренное сообщение! Сбежал похоронник Василия Губанова, владельца "Русской нефти", который умер сегодня утром. У Губанова было шесть похоронников, пятеро из них поступили законопослушно, явились на указанное место, чтобы быть похороненными вместе со своим патроном. Шестой нарушил условия договора и скрылся. Нарушителя зовут Николай Сердечкин, полиция его ищет...
Анна ахнула, а Андрей Егорович замотал головой:
– Ай-ай-ай-ай!.. Да, не ожидал я такого безрассудства от Николая! Не ожидал!
– Он поступил глупо, – сказала Анна, и поджала губы.
– Он правильно сделал! – сказала Даша, побледнев, – Правильно! Хорошо, что он сбежал!
– Хорошо?! Если бы Николай выполнил условия договора, его семья еще десять лет получала бы ренту. А теперь выплату ренты прекратят, и еще взыщут все выплаченные деньги!
– Пускай! – Даша кусала тонкие пальцы, а глаза у нее горели, как у рыси, – Пускай! Лишь бы он спасся!
– Его все равно поймают, – пожал плечами Андрей Егорович.
И словно отвечая ему, на экране появилась та же фарфоровая ведущая и сказала тем же бесстрастным голосом:
– Экстренное сообщение! Николай Сердечкин, сбежавший похоронник Василия Губанова, уже пойман. Нарушитель был задержан в пределах города. Он передан душеприказчикам покойного... Розыски прекращены.
Даша до крови закусила губы и ударила кулаком в стену. Андрей Егорович провел рукой по волосам и сказал каким-то смятым голосом, пытаясь то ли убедить, то ли успокоить себя и своих близких:
– Прежде чем заключать договор, надо хорошенько подумать. А уж если заключил – соблюдай...
На экране появилась та же ведущая. Она попыталась выразить на своем фарфоровом лице что-то вроде скорби:
– Сегодняшний день богат неожиданными событиями. Мы вынуждены сообщить вам о смерти Павла Вышнегорского, владельца "Русского лития". Вышнегорский умер от внезапной остановки сердца в спортзале, во время тренировки... Приносим соболезнования родным и близким покойного.
Зыбкое, невыразимое молчание повисло в кухне. Анна и Даша, как в замедленной съемке, повернулись к Андрею Егоровичу. А Андрей Егорович менялся на глазах - за эти несколько секунд из него как будто ушла вся жизнь, лицо осунулось, глаза потухли.
Сердечкин поднял голову и посмотрел на домашних безжизненным взглядом. Потом он встал и сказал каким-то плоским голосом:
– Мне надо идти... Аня, дай мне чистую рубашку.
Анна кивнула, глотая слезы. А Даша вдруг закричала:
– Нет! Не ходи туда! Беги!.. Беги, папа, беги!!!
Андрей Егорович поднял плечи и сказал тем же мертвым голосом:
– Я должен выполнить свои обязательства. Я сам пошел на это, меня никто не заставлял. Я получал от Вышнегорского деньги, на эти деньги я кормил семью. Если я нарушу договор, это будет непорядочно...
– Беги, – крикнула Даша, как помешанная, – Беги, папа!!!
Она схватила Андрея Егоровича за плечи, и отчаянно, умоляюще смотрела ему в глаза.
Лицо Сердечкина как будто ожило, он взглянул на дочь осмысленным взглядом, и в этом взгляде была любовь и безнадежность:
– Дочка, я не могу этого сделать! Если я нарушу договор – у вас все отнимут. Я не могу так поступить с вами... Да и меня все равно поймают.
– Пускай! – Даша топнула ногой, – Пускай поймают! Это лучше, чем самому...
– Я не могу этого сделать, – повторил Андрей Егорович, и Даша поняла, что он все решил и отговаривать его бесполезно. Она вскинула голову. Андрей Егорович положил ей руки на плечи. На его обычное, тусклое лицо лег какой-то высокий, страдальческий свет.
– Даша! Я честно выполняю договор, поэтому вы еще десять лет будете получать ренту. За десять лет ты встанешь на ноги. Прошу тебя – помоги матери и младшему брату!
– Брату?
– Твоя мать беременна. Мы все-таки решились на второго ребенка. Мы давно этого хотели. Не бросай их!
– Прощайте! – Сердечкин обнял жену и дочь, – Прощайте, родные! Я люблю вас. Все, что я делал, я делал ради вас. Я хотел, чтобы вы были счастливы. И я не жалею... Не поминайте лихом!
Он ушел. Анна, глотая слезы, стала убирать со стола.
А Даша села на софу, поджала под себя ноги, и злыми зелеными глазами смотрела на дверь, в которую вышел ее отец. Злые, быстрые слезы обжигали лицо... Она закусила губу, взяла телефон и набрала: "Как связаться с кротами?"
Дайте критику
Публикация на Дзен:
Такое ощущение, что писалось это все ради «кротов», так и манит эта картинка, где их «всех перебили».
Реплики у героев все-таки огорчают. Ну сильно картонно. Прямо душите вы своих персонажей, нет в них жизни.
Виктория, вы считаете, что общество не показано? Но ведь из рассказа понятно, что за порядки в этом обществе. Они не просто несправедливые – они зверские. Показано, как реагируют люди на эти порядки – люди смирились, люди размазаны, у них нет ни сил, ни желания противостоять этим порядкам. Они даже оправдывают эти порядки, защищают их, доказывают себе и другим, что порядки-то норм! Показано также, что есть и те, которые пытаются сопротивляться (кроты), что пока они терпят неудачи, но не сдаются и надеются победить. Так что по итогу вполне можно получить представление об обществе. Разве не так?
Учитывая начало рассказа, аннотация не нужна. Зачем читателю дважды читать одно и тоже?
зачем двоеточие после знака восклицания?
зачем все эти троеточия?
Да, идея неплохая. Но хорошо бы оживить героев и поработать над диалогами в целом.
Она со злостью закусила губу, взяла телефон и набрала: «Как связаться со злыми кротами?»
Особенно концовка.