Принцесса и дракон

Джеки умер к полудню. С утра Анна ещё надеялась, что всё обойдется, что его собачья жизнь окажется более длинной, чем крохотные несколько месяцев, и почти такой же счастливой, как время, что они провели вместе. Ветеринар сказал – поздно, сказал, что это всё сложно, очень сложно, тем более у ослабленного организма, на запущенной стадии, если вовремя не проколоть курс препаратов…

Денег на курс у Анны не было. Если подумать, то всё это с самого начала воняло неудачей. Собаки в их доме никогда не жили, и, когда она начинала разговор о том, что «хорошо бы кого-нибудь завести», отец тут же припоминал традиционное «а кто будет гулять, кормить, заниматься псом» и дело медленно тонуло в унылом болоте безнадёжных разочарований. Анна, конечно, ходила за отцом с уверениями, что она сама, своими руками будет и кормить, и заниматься, но Маркус только пренебрежительно фыркал и махал рукой. Мать молча вздыхала. На этом всё и заканчивалось.

Когда же она, не выдержав, притащила домой весёлого лопоухого щенка, Маркус с готовностью свалил на неё необъятные заботы по уходу, а заодно и все прочие будущие проблемы. Анна смиренно вытирала лужи, сносила упрёки и прятала погрызенные щенком вещи, принимая их как неизбежную плату за возможность выгуливать, вычёсывать, любить, ласкать и тискать свою собственную собаку.

А потом Джеки умер, и счастье кончилось.

Ветеринар ещё что-то бормотал, но Анна молча развернулась и ушла – просто потому, что не могла больше тащить эту боль. До вечера она бродила по улицам, сидела на лавочках, ехала куда-то в пустых дребезжащих трамваях, глядя на безразличный город за пыльным стеклом – пытаясь не разорваться, не лопнуть, не сдохнуть, пытаясь удержаться и собрать себя заново. Сумерки привели её домой. Уставшая, опустошённая, она тихо открыла дверь своим ключом. Под вешалкой ещё стояла миска Джеки, лежал коврик Джеки, на крючке висел поводок. Из кухни слышался голос Маркус – пьяненький, заплетающийся, как всегда в последнее время.

- Да всё равно бы он сдох! Я что, совсем идиот, вбухивать в лечение подзаборной псины? Это мы такие богатые, чтобы бабки в унитаз спускать? Нет, ты скажи!

Мать бубнила что-то успокаивающее.

- Я понимаю ещё… Но ради кого???

У Анны «снесло крышу». Пролетев коридором, она ворвалась на кухню и заорала в пухлое, красное, ненавистное лицо:

- А давай на водке сэкономим, а? Ты всё равно потом блюешь в унитаз! Ненавижу, гадина! Может вы ещё и на мне сэкономите, а?

Дрожа от ярости, она выбежала из дома, с размаху хлопнув дверью. Едва не упав на ступеньках, пронеслась по улице, остановившись лишь, когда невыносимо закололо в боку. Села на бордюр, обхватила колени руками и закрыла глаза. Город засыпал. Уже молочным светом зажглись фонари, и небо темнело, словно разлитые великаном чернила. Где-то внутри понемногу затихало сердце, успокаивалось дыхание, расслаблялись мышцы. Ночной воздух купал и баюкал свою одинокую девочку.

Через минуту Анна подняла голову. Там, если пройти под белоцветным жасмином, если на перекрёстке свернуть налево и пойти вниз по Тихой улице – там будет море, и пляж, и «Приют рыбака», где старый Эйкен всегда ленится убирать на ночь шезлонги. А домой возвращаться ни к чему.

И она собралась, встала и побрела вниз, пропадая в аромате жасмина. Шум прибоя вёл и манил её, темнота укутывала её, и ночь подтыкала звёздное одеяло под бочок.

Августовские ночи самые славные. Уже нет той июльской жары, когда тело парится, будто в сауне, под тонкой простынёй, когда длинный день, не успев как следует выспаться, торопится загнать на небо раскалённое солнце. Августовское утро тянется медленно и лениво.

Анна проснулась рано. Облака светились матово-розовым, и море вдали сливалось с рассветной дымкой. Воздух полнился влагой, казалось, им можно умываться, зачерпнув в ладони. Анна пошевелилась и села, потягиваясь. Немного ныла затекшая спина, но это ничего, пройдёт. И солнце спит, и люди все спят, только птицы от души щебечут, перепархивая в кустах. Хотя нет…

На пляже, метрах в двух от полосы ночного прилива, сидела одинокая фигура. Прямая спина, светлые распущенные волосы, и руки на коленях, ладонями вверх, как Будда. Анна вновь свернулась клубочком на своём ложе, положила под голову руку и принялась смотреть, как встаёт солнце. Фигура на берегу почти не двигалась. Когда вдали показался краешек золотой плошки, Анна вдруг поняла, что уже некоторое время слышит в шорохе прибоя пение – переливы нот, тихие, радостные, нежные, словно робкая птица щебечет на своём птичьем языке гимн восходящему солнцу и вечной счастливой жизни. И так хорошо было слышать эту песню, что вчерашние тревоги сами собой таяли, исчезали, рассеивались, подобно угольной пыли, смываемой потоком золотого света. Солнце всходило всё выше и выше, и женщина – Анна увидела теперь, что это женщина с вьющимися седыми волосами, в простой тунике, с крепкими загорелыми руками и ногами – встала и протянула руки к светилу, к морю, к миру, приветствуя их и возвещая новый день.

И солнце встало, и море заблестело серебром и опалами, и всё началось хорошо.

Женщина потянулась, склонилась в одну сторону, в другую, перелилась, как волна, справа налево и откатилась обратно. Взлетела, будто опавший листок под свежим ветром и на лету превратилась в бабочку, трепещущую над цветком лёгкими крылышками. Замерла свечкой, увидев чайку, и поковыляла за ней по берегу, склонив голову и смешно растопырив крылья. Анна заливисто рассмеялась. Женщина обернулась и задорно улыбнулась ей.

Справа за кустами послушалось пыхтение и через мгновение оттуда выбежал высокий парень в шортах и кроссовках. Не обращая на них внимания, он пронёсся мимо и женщина тут же на миг перевоплотилась в него – упорного, пыхтящего, сосредоточенного, топающего ногами по жёлтому песку. Это было так комично, что они обе покатились со смеху.

Отсмеявшись, незнакомка подбежала поближе и присела рядом. Анна рассмотрела загорелое лицо в морщинках, ясный взгляд и цветные бусинки в серебряных волосах.

- Как тебя зовут, дитя?

- Анна! – задорно воскликнула девочка.

- А я Хельга, - сказала гостья. – Смешная Хельга, странная Хельга, глупая Хельга… Хельга!

Она удивлённо пожала плечами и вновь рассмеялась, затем протянула руку и Анна доверчиво приняла её.

- Пойдём?

Они побежали на пляж и были бабочками и рыбками, песчинкой и ветром, волной и солнцем, и немножко Анной, грустной и сердитой, и немножко Хельгой, мудрой и понимающей. А потом снова стали самими собой, и это было хорошо.

Когда старый Эйкен вышел на крыльцо раскурить свою первую утреннюю трубочку, они мирно сидели в тени невысокой сосны. Анна рассказала про маленького Джеки, про жестокого Маркуса и глупую мать, и про то, что она совсем ничего не понимает в этой дурацкой жизни. Хельга обняла её и этого, в общем, оказалось достаточно, чтобы сердце девочки наполнилось светлой печалью и доброй надеждой.

- Я не хочу тебя поучать, - сказала Хельга, - но не торопись портить ни с кем отношения. Будь, как вода, - она показала рукой плавную линию, - воде всё равно, кто в ней купается, добрый человек или злой, она всех принимает и не становится от этого лучше или хуже. Бери от людей то, что они готовы тебе дать, и давай им то, чем можешь поделиться. А сердиться на них незачем. Родители твои такие же люди, как и все прочие, со своими проблемами, заботами, трудностями, своими мечтами и радостями, удачами и несчастьями. Обычные люди.

Она вздохнула.

- И зачем ругаться с камнем, если можно его обойти? Вокруг ещё целый мир, прекрасный мир, только люди не смотрят на него, они ругаются с кем попало. Нелепо, правда?

Анна пожала плечами.

- А Джеки… Он навсегда останется в твоём сердце. Знаешь… Всё это – как следы на песке, рисунки на асфальте. Радуйся, пока они есть и не печалься, когда они уходят. Лучшее, что ты можешь сделать – это помнить о них с любовью. Помнить и не печалиться. Такова жизнь…

Анна молчала.

- Ты вот что, - погладила её Хельга. – Ты приходи вечером на пляж, будем провожать солнце. Не хочу сказать, что оно без нас не справится, но всегда же лучше, если кто-то любит тебя и желает доброй ночи. Придёшь?

- Приду, - смущенно кивнула Анна.

- Вот и славно, – потянулась Хельга. – Я буду где-нибудь тут. Я всегда где-нибудь тут. До вечера.

Она легко поднялась и пошла, ступая босыми ногами по жёлтому прохладному песку. Анна ещё посидела и тоже пошла домой, размышляя по дороге, как это – быть как вода, и можно ли быть как вода с таким странным, жестоким и жалким существом, как Маркус Петерсен.

День пошёл, как всегда – обычный день тринадцатилетнего человека на летних каникулах. Отца не было, и приносить извинения за брошенные в запале слова оказалось некому. Мать при виде её только вздохнула, и Анна, примирительно постояв на пороге, пошла в свою комнату. Она ещё немного поспала, почитала книжку, а после обеда «от греха подальше» снова ушла из дому – чтобы некстати сказанные слова не привели к положению, когда уже слишком трудно что-то исправить.

Она походила немного по улицам; в центре города проходил туристический фестиваль, но Анне уже наскучило это действо – за несколько недель она пересмотрела все уличные спектакли, побывала на всех доступных ей мастер-классах и перепробовала все бесплатные угощения, добившись небывалых уколов собственной совести. Фестивальная афиша не обещала сегодня ничего нового, и Анна потихоньку пошла на пляж. Конечно, до заката ещё далеко, но не всё ли равно, где коротать время?

Солнце сегодня пряталось в облаках. Легкий ветерок шевелил ткань зонтиков, и море лениво пасло своих вечных барашков – мелких, едва заметных. Анна села в тени и уткнулась головой в колени, собравшись усталым человеческим холмиком. Было и скучно, и пусто, и бессмысленно. Может быть, как говорит Хельга, сам по себе мир и прекрасен, только человек в нём никому не нужен. Тем более, такой человек, как сейчас – со всеми своими машинами, сигаретами, телевизорами и кремами для загара, мусорными свалками и вонючими заводами, глупыми стадионами и биржевыми сводками. Всякая птица, рыба, всякая букашка для чего-то нужна в этом мире, а для чего нужна она, Анна? Солнце взойдет и закатится вне зависимости от того, есть она на свете или нет, пожелает ли она ему доброго утра или будет лежать в красивом белом гробике с веточкой розмарина в руках. «Почему это красивом-то? – ехидно спросил внутренний голос. – Может и некрасивом. Опять Маркус скажет – чего это я буду тратить деньги на мертвое? И очень просто…»

Она нахмурилась и тряхнула головой; такие мысли ей совсем не нравились.

- Анна!

«Какое это все-таки противное дело, помирать…»

- Анна-а!

Она подняла голову и огляделась. Неподалеку, сидя под большим белым зонтом, весёлая Хельга махала ей рукой:

- Иди скорее сюда!

Анна поднялась и медленно подошла поближе.

- Привет, - тепло улыбнулась Хельга. – А с меня тут портрет рисуют! Здорово, правда?

Она горделиво повернулась в профиль и приняла романтичную позу.

- Так хорошо?

Парень, сидевший рядом с альбомом в руках, слегка кивнул: - Хорошо…

Анна сделала ещё шажок и встала сбоку; на её взгляд, получалось просто здорово. Тёмный карандаш танцевал по бумаге, то задумчиво замирая, то оставляя линии, тени, лёгкие штрихи. Хельга выходила, как живая. Волосы её разлетались по ветру, далёкие волны катились в вечность, рисунок дышал спокойствием и теплом.

Парень кинул на неё быстрый взгляд.

- Нравится?

- Угу. Хорошо.

Он добродушно кивнул и продолжил рисовать, глядя то на модель, то на своё творение. Анна присела рядом. Теперь ей стали хорошо видны оба профиля – и Хельги, и художника. Они были чем-то похожи, эти два человека. Вьющиеся волосы, уверенная, свободная посадка головы, легко развернутые плечи и плавные движения рук. Что-то из древних преданий об отважных викингах, в пирах и сражениях добывающих себе богатство и славу, и старых песнях о мудрых колдуньях с их гаданиями, зельями и проклятиями. Хельга слегка повернула голову и подмигнула; парень остановился, отодвинул альбом и ещё раз сосредоточенно оглядел рисунок. Потом положил карандаш и потряс расслабленной рукой.

- Ну вот, - сказал задумчиво, - спасибо…

Хельга вскочила и, завладев альбомом, радостно разглядывала его и так, и эдак, то приближая, то отдаляя рисунок.

- Ой, какое чудо! – она обняла и легко поцеловала парня. – Просто чудо, да, Анна?! Мне никогда не рисовали портретов! Хельге очень нравится!

Она обхватила альбом обоими руками и осторожно прижала к груди.

- Даже жаль расставаться! Ну, ничего… Когда ты станешь большим художником, и эту картину повесят в музее, я буду ходить туда каждый день! Смотреть и любоваться!

- И другие люди будут любоваться! – улыбнулся парень.

- Конечно! На такую-то красоту!

Все расхохотались. Хельга ещё раз оглядела рисунок и со вздохом отдала альбом.

- Держи… Ты его сохрани, пожалуйста. И, слушай, Рим, а ты можешь нарисовать мне маленькую картинку, чтобы я могла на неё смотреть и радоваться? Всегда, когда пасмурный день или другая печаль.

- Могу, - кивнул художник. – Только завтра, сегодня уже рука устала.

Хельга радостно зажмурилась и ещё раз обняла парня.

- Спасибо, друг. И её нарисуй. Это Анна, она тоже чудесный человечек.

Девочка бросила на неё смущённый взгляд, и Хельга нежно погладила её по плечу.

- А это Рим, он художник… пока ещё маленький, но зато ужасно талантливый.

Парень улыбнулся и оглядел Анну с головы до ног; она неловко опустила глаза. Хельга обняла обоих за плечи.

- Какие у меня замечательные друзья! А пойдёмте… Пойдёмте есть мороженое! Нам совершенно необходимо подкрепить наши астральные тела! А заодно эфирные и физические! Три в одном, представляешь? И как только все помещаются… Идём?

И они пошли. Рим сложил свои пожитки в большую холщовую сумку и двинулся рядом с Анной вслед за напевающей Хельгой.

- А ты местная, да? – спросил он через минуту.

- Да, - кивнула Анна. – Я раньше жила в пригороде, а три года назад мы переехали в этот район.

- Здесь лучше?

- Не знаю… Здесь к морю ближе, и к центру, но сам дом старый и не очень удобный. Родители решили, что так лучше будет.

- Понятно…

- Мне только прошлую школу жалко, в этой количество идиотов явно превышает всё моё терпение… но ничего не поделаешь. Не могу же я их все перевоспитать!

- Это да, с идиотами сложно.

Анна глянула на него и лукаво улыбнулась.

- А ты не местный. Я чувствую акцент, но не могу понять, откуда. Не польский, точно. Чешский?

- Нет, русский. У меня папа русский, мама шведка, бабушка немка… Полный интернационал! - Он засмеялся и махнул рукой. – Так вот и пришлось учить всё, что можно. Но чаще, конечно, говорю, читаю по-русски. А тут дедушка живет, я к нему на каникулы приехал.

Анна пнула камешек, другой и не утерпела.

- Слушай, а ты правда Рим? Как город?

- Ну да. Вообще-то Римус, но мне нравится короче. Уж так назвали. Да и я привык уже.

- Надо же… А у меня такое редкое имя, что прям жуть. Хорошо хоть Брунгильдой не назвали, а то могли бы…

Она подобрала пластмассовую пробку и швырнула её подальше от моря.

- И как, нравится место?

- В общем, да. Но я только позавчера приехал. У дедушки хороший дом, красивый сад. Да и вообще он классный дед – и кучу всего знает, и поговорить можно, и в душу не лезет. Так что у меня здесь полная свобода, рай, а не каникулы. Ну вот только проект надо закончить, а так…

- А что за проект?

- По рисованию. Нам в художке задали на лето сделать тридцать эскизов в определенном жанре. Я выбрал портреты, вот, пишу потихоньку. Ещё шестнадцать осталось.

- Ого… - уважительно сказала Анна. – Много…

- Да не, нормально. Сложнее интересную натуру найти, поймать, чтобы сидела спокойно. Хотя бы несколько минут, чтобы отметить характерные черты. Можно, конечно, и по фотографии… но это не то. На крайний случай. Вживую гораздо интереснее. Схватить настроение, момент. А фотография сама по себе должна быть классной, такую ещё поди найди…

Анна вздохнула.

- Я тоже рисовала. И даже, говорили, есть способности. Но потом забросила.

- Может, ещё вернёшься.

- Может быть…

- Мне нравится рисовать. Это сложно, конечно, но если поймать, наработать свой стиль, то не так сложно, как может показаться.

Анна покачала головой. "Если бы... " Потихоньку они дошли до увитой плющом железной лестницы и по ступенькам поднялись наверх, на веранду кафе. Отсюда, с небольшого возвышения, как с палубы старого парусного корабля открывался чудесный вид. Играла тихая музыка. Анна посмотрела на круглые столы, покрытые белыми скатертями, крохотные букетики в миниатюрных вазочках и горящие на каждом столе свечки… на стопку меню в кожаных папках… и робко остановилась в дверях, поймав вопросительный взгляд Хельги.

- Ты чего?

Анна растерянно зашептала, чувствуя, как краснеют уши и колотится сердце.

- Тут наверное дорого… Я думала… У меня нет столько…

Слёзы подступили к глазам; было ужасно обидно, что романтическая сказка, чудесное мороженое, добрые друзья – вся эта мечта разбивается столь жестоким образом. Что всё это – сейчас, вот-вот, рассыпется, разлетится на куски и останется только заплакать и убежать под презрительный хохот тех, кому ты так верила.

- Дорогая… - Хельга обняла её и тихонько шепнула на ухо, погладила нежно по волосам. – Зайка, не всё измеряется деньгами. Всё будет хорошо, поверь мне. Пойдём...

Затем взяла за руку и отвела к столику в углу. За переплетением деревянных планок, нежных зеленых листьев и крохотных цветочков проглядывали кусочки пляжа, и моря, и неба – словно мозаика тёплого лета собиралась сама собой из фрагментов мира, мерцания свечи, дружеских объятий. Анна нервно сидела на краешке стула, и Рим смотрел на неё с доброй улыбкой.

- Хельга! – к столику подошла темноволосая женщина в красивом черном переднике. – Как я рада тебя видеть!

- Сарочка, солнце моё!

Женщины расцеловались, и Хельга огляделась, обведя всех сияющими глазами.

- Вот, знакомьтесь. Это Сара, хозяйка этого волшебного места! А это Рим, он художник. Он мой портрет нарисовал! А это Аннушка… я её очень люблю!

Хозяйка ласково всем улыбнулась.

- Сара, лапочка, можно нам мороженого?

- Конечно, золотко. Для тебя – всегда..

Хозяйка ушла, а Хельга села за стол и пожала плечами.

- Вот, примерно так. И я для неё сделаю всё, что угодно, потому что… Мы очень давно знаем друг друга. А деньги никогда не заменят радости, счастья, искреннего удовольствия, надежды, любви, гордости… и благодарности, да. Люди придумали себе такой способ жить – продавать что-нибудь, чтобы купить что-то другое… но ты не обязана следовать глупым правилам. Просто знай, что есть ещё и другой путь, другой мир, другой смысл того, что ты делаешь каждый день.

Анна сидела тихо, пытаясь уложить в голове события и мысли. Сара принесла три вазочки мороженого и, пожелав хорошего вечера, ушла.

- Ванильное, клубничное, шоколадное… - принюхалась Хельга. – Кому какое?

- Ванильное! – не задумываясь, выпалила Анна. Она протянула руки и, обняв холодную вазочку, поднесла её к лицу. Закрыла глаза и вдохнула свежий аромат. Чудеса сбывались. Жизнь со вкусом ванильного мороженого была прекрасна.

Утро следующего дня захлестнуло Анну волной нарастающей паники. Вчера, уложив солнце спать и проводив её до дома – потому что неприлично благородной леди одной шляться по улицам после захода солнца, как сказала Хельга - они с Римом договорились вместе пойти на фестиваль – посмотреть, погулять, половить натуру… И теперь она в смятении стояла перед раскрытым шкафом, отчаянно пытаясь сообразить: «Это что, свидание? Что надеть? Не платье же, к платью нужны туфли, а из белых туфель уже выросла… кажется…» Она быстро влезла в платье и с расстройством покрутилась перед зеркалом. «Нет, малО… ох, опять выросла…» Время бежало неумолимо, вот уже стрелки подползли к одиннадцати; Анна примеряла одно, другое, третье, снимая вещи и бросая их на кровать. Потом махнула рукой и натянула привычные футболку и шорты, провела щёткой по волосам и в нерешительности застыла перед косметичкой. «Может немного глаза подкрасить? Хоть капельку?» Время бежало, бежало… «Нет, лучше не заставлять его ждать слишком долго!» Она схватила с тумбочки пару браслетов, подумала и достала из ящика кулон с дельфинчиком, надела его и тряхнула головой, глядя в зеркало – что, хватит, нет? «Ох, ладно, уже совсем некогда!» Выскочила в коридор и налетела на Маркуса.

- Ты куда это так несёшься?

«На свидание!» Она вовремя прикусила язык, чуть не ляпнув самое страшное; закрыла рот и застыла на месте. Маркус повернулся и перегородил проход своим пузом.

- Ну?

Анна заставила себя успокоиться хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть.

- Гулять.

- Гулять… - повторил отец, вздыхая, как перекормленный кашалот. Цыкнул зубом, мрачно глядя на Анну. Она стояла, опустив глаза и не двигаясь с места.

- Маркус, помоги, пожалуйста, банку открыть, - сказала мать, появляясь на пороге кухни с банкой маринованных огурцов. Отец тяжело вздохнул, повернулся и потопал в сторону кухни. Анна проскочила к обуви, сунула ноги в кроссовки и вылетела за дверь.

Утро было замечательным, свежим и солнечным. Она с трудом заставляла себя не бежать, быстрым шагом проходя знакомые улицы. Теперь уже всё хорошо, несколько лишних минут погоды не сделают. Они договорились встретиться в одиннадцать у эстрады, посмотреть там спектакль «Принцесса и дракон», потом побродить по ярмарке, выпить где-нибудь кофе… Анна видела это представление уже три раза; костюмированное действо вызывало искренний восторг у детишек всех возрастов, их родителей и привлеченных средневековым антуражем туристов. Страшный дракон похищал невинную принцессу, собиравшую на лугу цветочки, утаскивал её в свою пещеру, принцесса плакала, оглашая округу жалостливой песенкой, а потом прискакивал на лошадке благородный рыцарь и гонял дракона по всей сцене, в конце концов поражая его в самое сердце. Чудище красиво умирало, а принцесса и рыцарь возвращались домой, сияя от счастья. В конце все кланялись, а зрители охотно награждали артистов аплодисментами. Милая история.

Анна добралась до главного входа на фестиваль и повернула на боковую дорожку. До эстрады уже недалеко и Рим должен быть где-то рядом… «Если, конечно, не ушел». Она старательно гнала от себя эти мысли, но они всё равно настырно лезли. «Что ему какая-то мелкая девчонка… Тоже мне, вообразила, свидание… Если уж кто в кого втрескался, так это ты в него. Что, скажешь нет?»

- И вовсе нет, - пробурчала Анна под нос, чуть не споткнувшись о малыша, вместе с мамой рисовавшего на асфальте ёжика. Колючий зверек с длинными иголками и симпатичной мордочкой совсем никуда не торопился, и мальчик увлечённо добавлял ему на спину яблоки, грибочки, морковку, кубики, и даже, кажется, мячик, конфеты и чупа-чупс на палочке. Ёж довольно ухмылялся.

Она осторожно обошла малыша, стараясь не наступить на его творчество. Дорожка сделала поворот и Анне открылось целое царство рисунков на асфальте. Все пространство от неё до эстрады было заполнено нарисованными мелом домиками, солнышками, маленькими и большими человечками, машинками, котиками и ещё множеством всяких сюжетов. Анна осторожно шла между детьми и взрослыми, разглядывая рисунки. Вот, кстати, и принцесса в замке – машет платочком уезжающему рыцарю. Страшный дракон расправил крылья. Пёсик свернулся перед своей будкой. Девушка глядит на море, волосы её развеваются, на столе – подтаявшая вазочка мороженого. И солнце садится, и чайка летит далеко-далеко, вослед уходящим волнам…

Впереди раздался дружный детский смех. Анна присмотрелась – среди толпы мелькнула знакомая голова. «Ну да, конечно. Рим нашел, чем тут заняться, - со смехом подумала она. – Можно было и не торопиться». Часы на башне мелодично звякнули, и она невольно подняла голову – без четверти двенадцать. Ну и хорошо. От эстрады послышался тонкий звук свирели. Там, свесив ноги со сцены, сидел то ли шут, то ли менестрель – в красно-желтой рубахе, штанах в обтяжку и мягких кожаных туфлях. С ним о чем-то спорила темноволосая девушка с короткой стрижкой, в длинном чёрном платье, обшитом паутиной и звёздами. Девушку Анна знала – её звали Жаклин и они часто виделись на собачьей площадке… раньше, когда был жив Джеки. Настроение пошатнулось и посыпалось вниз, вниз, вниз; тем временем Жаклин сердито махнула на шута рукой и пошла по дорожке, мрачно глядя перед собой. Деваться Анне было некуда и через несколько секунд Жаклин упёрлась в неё взглядом. Девочка вежливо помахала рукой; Жаклин закусила губу, о чем-то размышляя, затем качнула головой и принялась пробираться сквозь толпу.

- Привет, - сказала она через минуту, решительно взяв Анну за руку. – Слушай, выручай. Ты ведь знаешь наш спектакль, да?

- Угу, - кивнула Анна.

- Будешь принцессой? – умоляюще состроила бровки девушка. – Наша пропала черт знает куда, вместе с драконом. Ну я тоже знаю куда, догадываюсь, но надо же совесть иметь, у нас спектакль через пятнадцать минут… Пожалуйста, выручи… Роль ты знаешь, да и вообще я в тебя верю…

Анна открыла рот, закрыла, затем растерянно вздохнула.

- Ну, я могу попробовать… но…

- Уиии! – взвизгнула Жаклин, бросаясь ей на шею. – Молодчина, у тебя всё получится!

- … я же не особо умею, - пыхтела полузадушенная Анна, - точнее совсем не умею…

- Ой, да брось! А кто умеет? У нас тут что, Ковент Гарден? Нормальный бродячий театр! Эх, мне бы ещё дракона найти…

Анна глядела, как Рим, окруженный шумными детьми, поднимается и отряхивает руки от мела, как оглядывается и приветливо машет ей. Она кивнула в ответ и негромко сказала Жаклин:

- Думаю, я знаю, кто у нас дракон.

Рим, конечно, согласился. Анна была готова расцеловать его прямо сейчас, а Жаклин, кажется, удержалась от этого только страшным усилием воли, благоразумно сохраняя нервы новообретённой принцессы. Все дружно понеслись за кулисы и, пока Жаклин помогала одеваться Анне, шут и менестрель натягивал драконью шкуру на Рима.

- Ты, главное, ничего не бойся, - пыхтела Жаклин, наспех гримируя физиономию её высочества. – Я всегда рядом, если что – подскажу, подправлю. Эх, дракон у нас, конечно, совсем текста не знает, но ничего, у него и слов почти нет, одно рычание. А если ты будешь в порядке, то и он тебе подыграет.

Она слегка отстранилась, разглядывая подопечную.

- Как думаешь, подыграет? Парень такой видный, неглупый… У вас серьёзно всё?

Анна, запихнутая в плотное платье, моментально вспыхнула.

- Чего серьёзно? Мы только вчера познакомились!

Жаклин засмеялась и на мгновение притянула её к себе.

- Ох ты, чудо моё! Ну всё, принцесса готова! Готова? Покружись-ка!

Анна расставила ручки и покружилась, как кукла. Сделала книксен, и, состроив жалостливую мордочку, поклонилась на две стороны. Жаклин показала большой палец и убежала за шторку. Через несколько секунд голова её высунулась оттуда и таинственно прошептала:

- Дракон тоже готов… Начинаем!

Театральный опыт Анны исчерпывался парой детских представлений, и потому сердце её бешено колотилось, пока Жаклин в роли седой колдуньи рассказывала залу о том, какой непослушной девочкой была маленькая принцесса, и как она не любила математику и рукоделие. Анна стояла, скрытая занавесом, с другой стороны сцены в темноте кулис таился дракон. Темно-зелёные крылья его топорщились над плечами, из зубастой пасти свешивался красный язык.

- И вот однажды утром, не сказав никому ни слова, маленькая принцесса убежала под стены замка собирать цветочный венок…

Заиграла свирель и Анна, вытерев о платье мокрые от страха ладони, храбро шагнула на сцену. Цветы были разбросаны тут и там. Стараясь не обращать внимания на зал, она сделала пару кругов, то и дело изящно приседая и укладывая цветы на руку, один к одному. Вообще-то принцесса ещё пела немудрящую песенку, но все слова вылетели у Анны из головы, и она просто мурлыкала что-то мелодичное. Под конец куплета она отважилась глянуть в зал – только на секундочку – всё было в порядке, никто не свистел, не смеялся и не требовал прогнать неумёху со сцены. Это её немного приободрило; она села на небольшой серый камень, расправила платье и принялась перебирать цветочки.

Музыка затихла.

- А в это время, - низким голосом протянула Жаклин, - над замком пролетал страшный дракон!

Свирель тревожно засвистела, и на сцену выбежал Рим. Распахнув крылья, он качнул головой, как бык на арене и угрожающе оглядел зал.

- Увидел он принцессу, схватил её и унёс! – трагически воскликнула Жаклин.

Дракон сделал охотничью стойку, обнаружил жертву и подлетел к Анне. Та с любопытством оглядела его и не двинулась с места. Дракон в нерешительности замер.

- Унёс её! – с внушительным намёком повторила Жаклин. – Страшный и противный дракон!

Анна прижала к себе цветы и робко встала, глядя на зубастую пасть. Дракон вежливо протянул руку. Зал с интересом наблюдал за происходящим. Анна сделала шаг и, наступив на платье, споткнулась. Цветы полетели на пол, но дракон успел подхватить принцессу на руки и поднял её в воздух. Мелькнули ножки, дракон прижал Анну к себе, закружил и унёс за кулисы.

- Вот, - выдохнула Жаклин.

У Анны слегка кружилась голова. Она постояла немного, держась за жёсткое матерчатое крыло. Драконьи зубы были совсем рядом. Она осторожно погладила морду.

- Бу-бу-бу, - сказал дракон.

- Что?

Зверь поднял руку и что-то сделал со своей щекой.

- Ты чудесно выглядишь, - сказал он знакомым голосом. – Самая красивая принцесса на свете.

Анна счастливо вздохнула. За спиной у неё, гремя доспехами, скакал по сцене рыцарь, натужно клянясь освободить принцессу из лап страшного зверя, жениться на ней и получить полкоролевства, а она уткнулась головой в чешуйчатую грудь и совсем ни о чём не думала.

- Пора, - шепнул Рим.

- Что?

- Пора, наш выход.

Анна слегка тряхнула головой, взяла дракона за руку и вышла на сцену. Жаклин запнулась на полуслове. В зале стояла мёртвая тишина. Анна прошла несколько шагов и вопросительно глянула на колдунью.

- … и несчастная принцесса целый день плакала, - неуверенно закончила та.

Анна закусила губу. Плакать в её планы как-то не входило. Настроение было совсем не плакательное и ломать его совсем-совсем не хотелось. Она погладила дракона по плечу и заявила залу:

- А потом перестала, потому что дракон оказался хорошим.

- Да? – несколько вопросительно откликнулась Жаклин.

- Да, - уверенно кивнула Анна, - он носил принцессу на руках, помог ей собрать букет и накормил супом.

Зал оживился. Свирель свистнула и заиграла что-то веселенькое. Музыка радостно толкнулась в сердце Анны и она, взяв дракона за зелёную лапу, повлекла его по кругу в прыгучем танце. Мимоходом глянула на Жаклин – та сидела в позе Роденовского мыслителя, прикрываясь от зрителей ладонью. Плечи её тряслись от хохота. Залихватская свирель дала им пройти пару кругов, и когда артисты, запыхавшись, отвесили друг другу церемонный поклон, зал взорвался аплодисментами. Анна поклонилась и залу, и менестрелю, и даже Жаклин, которая, отсмеявшись, благосклонно ей улыбалась.

Дождавшись паузы, колдунья взмахнула рукой и громко сказала:

- Но рыцарь ничего об этом не знал, и потому он всё-таки приехал.

Из-за кулис, цокая на невидимой лошадке, выбежал рыцарь в серебристых жестяных доспехах. Он поднял забрало, вознёс меч и возгласил:

- Мерзкое чудовище, готовься к смерти!

Дракон почесал лапой в башке и ничего не сказал. Анна топнула ногой.

- Я никуда с тобой не поеду!

- Поедешь, - усмехнулся рыцарь. – Я таких драконов пачками на вертел сажал. Щас порублю на кусочки и поедем полкоролевства получать.

Анна рассвирепела.

- Не смей трогать моего дракона!!! Вы жадные, глупые, тупые скоты – и ты, и твой король! Только и знаете, что пить и ругаться! И Джеки не пожалели ни капельки… И… И… Я не хочу с вами жить…

Она вырвала руку у державшего её Рима и заплакала. Жаклин увела её в сторону и посадила на камушек. Зал молчал; рыцарь и дракон недоумённо смотрели друг на друга. И тогда тихонько заиграла свирель.

- Никто не хотел уступать… - печально сказала колдунья. – Так часто бывает, когда кажется, нет другого выхода, когда мир предстает сплошной непроницаемой тьмой. Кажется, что не хватает слов, что слова бессильны, что будущего нет и всё давным-давно потеряно. Но это неправда, просто путь слова гораздо труднее, чем путь меча… и немногие могут его пройти.

Она посмотрела на шута и грустно пожала плечами.

- И тогда разгорелся бой!

Свирель подхватила её слова и взвинтила темп. Дракон распахнул крыла, и рыцарь поднял на дыбы невидимую лошадь. Противники закружили по сцене, наскакивая друг на друга.

- Удар, ещё удар! – комментировала Жаклин. – Кто победит? О, какая жаркая битва!

Дракон бил противника крыльями, рыцарь тыкал чудовище мечом. Уже одно зелёное крыло было сломано, и рыцарь усиливал натиск. Анна вытерла слёзы и с волнением следила за ходом схватки. Рыцарь загнал соперника в угол и изо всей силы ударил мечом – раз, другой…

- И вот, когда победа, казалось, уже близка… - тревожно сказала Жаклин…

… рыцарь ударил в третий раз и меч его переломился пополам. Он отбросил бесполезный обрубок и схватил дракона за горло...

- … но дракон победил!

Зверь махнул головой и огромной пастью стукнул противника по шлему. Рыцарь отступил, зашатался, отошёл на пару шагов и картинно упал на пол, раскинув руки и ноги. Анна вскочила и, подбежав к дракону, ткнулась лицом ему в грудь. Зал неистовствовал. Зрители кричали, свистели, смеялись, хлопали. Драконья морда была перекошена набок, и Рим крепко обнимал свою возлюбленную. Свирель свистела и плясала вместе со всеми. Дождавшись момента, Жаклин взяла пару за руки и вышла на середину сцены.

- Но это… ещё не конец истории… потому что влюбленное сердце… способно творить настоящие чудеса!

Одним быстрым движением она сорвала драконью морду с головы Рима.

- Любовь развеяла злые чары, и дракон превратился в прекрасного принца!

Шторм аплодисментов накрыл сцену. Свирель играла торжественный марш. Сквозь слёзы в дальнем конце зала Анна увидела Хельгу – та послала принцессе воздушный поцелуй. Жаклин обняла своих героев за плечи и громко возгласила:

- И они уехали далеко-далеко и были счастливы до конца своих дней!