Мне нечего вам сказать

  • Опубликовано на Дзен
Автор:
Ядвига Врублевская
Мне нечего вам сказать
Аннотация:
После смерти фон Хельрунга Уилл Генри не покидает доктора Уортропа. Пеллинор, уверенный в том, что потерпел в воспитании Уилла фиаско, отправляет его учиться в Лондон. Уилл пишет доктору письма, но тот не отвечает на них, а может, подражая своему жестокому отцу, и вовсе их не читает.
Текст:

От автора: 

В оригинале Рик Янси не указывал название учреждения, где учился Пеллинор. Известно лишь, что это была школа-интернат в Лондоне. Учитывая то, что Уортропы не были обделены деньгами, смею предположить, что это было блестящее учреждение с традиционной программой. На свой вкус я выбрала школу Хэрроу. События 3 и 4 книги частично перевраны.


Доктор Уортроп,

не думаю, что вы получите это письмо, и не только потому, что вашу корреспонденцию разбирал я, а ещё и потому, что вы категорически не приемлите проявления сентиментальности. Не раз и не два вы говорили мне, что Пеллинор Уортроп человек науки. А посылая меня в Хэрроу, вы верно думали, что, наконец, отделались от меня. Что ж, в какой-то мере вам, в самом деле, это удалось. Я здесь, сэр. И у меня нет никакой возможности связаться с вами. Кроме писем, конечно. Даже если вдруг каким-то чудом, вы обнаружите всю ту гору корреспонденции под вашей дверью, и заметите среди неё то, что не касается Монстрологии, уверен, вы поступите так, как это делал ваш отец: не вскроете его и не прочтёте, а то и вовсе выбросите. Ведь если даже ваш отец так и не нашёл времени прочесть письмо от родного сына, что говорить обо мне.

Вы поняли, что я не только нашёл ваши детские послания, но и бессовестно прочёл одно из них, а может даже все? Вам страшно? Конечно, нет. Вы ни о чём не подозреваете. Вы ведь сами сожгли их. И наверняка видели то вскрытое мной. Почему вы смолчали тогда, до сих пор не понимаю. Мне всегда казалось, что вы из тех людей, кто никогда не пренебрегает чтением нотаций, даже если проступок яйца выделанного не стоит. А может, вы просто прибегаете к этим вашим зубодробительным нравоучениям именно потому, что никогда не ругаете меня за настоящие проступки? Вы ничего не сказали о письме, ничего не сказали о том, что я убил антропофага, тех двух русских, вы ничего не сказал мне даже тогда, когда я убил вашего друга. И хотя он был вендиго, что вы до сих пор не признали, уверен, вы ненавидите меня за это. О вашем учителе я, пожалуй, промолчу.

Знаете, мне тоже есть, за что вас ненавидеть. Думаю, вы бы удивились. Вы столь виртуозно льстите себе, когда размышляете о собственном милосердии, о той благотворительности, на которую расщедрились: взяли сына слуги на воспитание. Что за человек этот доктор Уортроп! Настоящий меценат! Он не просто взял мальчишку с улицы, зная, что с него не будет никакого толку, но и отправил учиться. Попросту выбросил скажу я. Неважно, что вы платите за моё обучение, неважно, что оно дорогое, я знаю, что для вас это незначительные деньги. Вы избавились от меня, сэр. За что, хочу я знать?! За что вы так со мной? Неужели вы мне мстите за собственное одинокое детство? Тогда это гадко. Вы моё и вовсе превратили в ад. Не было и дня, чтобы я не проклинал вас и ненавидел. Не было и дня, чтобы я спал вдоволь и ел досыта, чтобы я не выслушивал это ваше нытьё, о том, что останется после вас. Кучка пепла, сэр! Вот что! И не вина этого мира, в том, что вы одиноки, вы большего не заслуживаете, потому что не цените никого, кто рядом с вами, не цените тех, кто хочет помочь вам, кто смотрит вам в рот, поддакивая на каждое ваше слово, как будто ему больше нечем заняться. И я спрашиваю себя, какого чёрта?! Какого чёрта мне нужно писать вам, когда я, наконец, чувствую себя человеком, когда у меня появились друзья. Боже, я ведь был лишён этого! Лишён общения с кем либо, кроме вас и вашего вечного недовольства, этого невыносимого: «Уилл Генри!» И всегда посреди ночи. Почему каждый раз, когда вам не спится, я должен сидеть подле вас? Почему каждый раз, когда вас посещает очередная безумная идея, я должен присутствовать при этом и кивать? И почему бы мне нужно скучать по всему этому? Рядом с вами я только и делал, что блевал в ведро, пытаясь не упасть в обморок от усталости.

Вы ничего не сказали, когда я убивал антропофага, словно это было нормально. Я был в ужасе. И я был в ужасе при мысли, что смог это сделать. И потом тоже. Но с каждым разом это становилось так просто. Так легко. И вот боязнь разочаровать вас, разочаровать тем, что я не выдержу, что в очередной раз подведу вас, сменилось другим, боязнью разочаровать своим хладнокровием. На самом деле, Уортроп, вы сентиментальный, зависимый, романтический до ужаса моралист и идеалист. Кто бы сказал мне, когда я только переехал к вам. Боже, я бы ни за что не поверил, я бы решил, что этот человек сошёл с ума. Но вы именно такой. И сюда вы меня отправили именно из сентиментальности, из боязни потерять свой живой щит. Приятно думать, что спасаете меня в очередной раз? Приятно думать о том, что приносите в жертву самого себя, оставаясь в одиночестве? Да только вы не герой, так и знайте! Вы помешанный на монстрах псих! Вы не спасли миссис Чанлер, вы убили её тем, что оттолкнули, и своего друга Джона Чанлера вы тоже убили, потому что оттолкнули её. А теперь вы делаете то же самое со мной отказываетесь от меня. Знаете, Уортроп, однажды вы пожнёте плоды ваших деяний в полной мере. И я думаю, не за горами тот день, когда я сам приду к вам. И не за тем, чем вы думаете, я не поступлю так же глупо как Джон не стану пытаться убить, я вас брошу. Вы привыкните ко мне, а я вас брошу. И вы сгниёте со своими монстрами, сойдёте с ума как ваш долбаный папаша. Возможно, вас сожрёт одно из ваших «очаровательных» созданий. Потому что вечных богов, Уортроп, не бывает. Все люди стареют и слабеют, а вы… вы невероятно слабы. Вы станете отличной мишенью с вашим болезненным эго и детским ожиданием признания заслуг с вечной славой над вашей головой. Величайший монстролог. Вы, в самом деле, так наивны, раз думаете, что о вас будут помнить. Вы выбрали не ту профессию, Уотроп. Вам следовало стать яхтсменом или что-то в этом роде. Вам не нужно было подвергать себя опасности и спасать кого-то. Только управлять судном и улыбаться людям, махать им и позировать для фотографии. Люди не забывают незначительных. Но истинных героев, Уортроп, ждёт затмение, конец. Надеюсь, что вам страшно. Потому что мне было ужасно страшно в вашем доме, когда вы только привели меня и бросили на чердаке, словно какую-то куклу.

Уже не ваш ассистент У.Д. Генри


Уортроп,

вы всё-таки не ответили мне. Что ж, именно этого я и ожидал — ничего. В конце концов, только это вы всегда и давали. То я был вам невероятно нужен, то вы забывали обо мне вовсе. На неделю или две, иногда дольше. Ваши депрессии они ещё с вами? Как вы справляетесь? Думаю, плохо. Я со своими справляюсь дурно. Наверно мне просто не хватает монстров.

В школе на самом деле скучно. Не представляю, как другие выдерживают это. По шесть часов за партой, а потом ещё уроки и дополнительные. Не знаю, прочли ли вы мой табель успеваемости, его отправляют родителям и опекунам в конце каждого полугодия, вы и сами, верно, помните. Если это так, то вы в курсе, насколько скромны мои успехи. Думаю, вы были настоящим гением, раз столь блестяще окончили это унылое учреждение. Впрочем, таковым вы остаётесь по сей день. Увы, ваш ассистент бездарь и позор своего потока. Но мне почти всё равно. Почти. Если бы только мне каждый раз не напоминали, что меня взял под опеку самый выдающийся ученик Хэрроу. Как же они вами гордятся, Уортроп! Боюсь представить, как вы, должно быть, надрывались, чтобы о вас слагали такие небылицы. В общем, ваша значительная фигура по-прежнему докучает мне. Ненавижу вас за это. И вообще ненавижу.

У.Д. Генри


Доктор,

помните наши каникулы в Венеции? Сразу после возвращения с острова? Кажется, это было самое счастливое время, проведённое с вами. Вы мне тогда пообещали, что не оставите меня. Как же я был рад. Вы знали обо всех совершённых мной убийствах и по-прежнему считали меня несмышлёным ребёнком, которого обязаны опекать. Теперь уже от тьмы. Вы не изменили своего отношения ко мне, и кажется, простили мне хладнокровие. Это единственное, что вы мне простили. Простите ли вы когда-нибудь смерть вашего учителя? Вряд ли. Уотроп, я бы не простил какому-то сопляку вашу смерть. Хотя вовсе не отношусь к вам так же, как вы относились к фон Хельрунгу. Я вас не люблю и по-прежнему считаю самым отвратительным опекуном и лжецом. Я вас тоже не прощу за его смерть, потому что в конечном итоге это ваша вина вы мне не доверились, и он погиб напрасно.

Мне написала Лили, её письмо сквозит невероятным чувством вины. Скажите правду, она выходит замуж?

Уильям Джеймс Генри


Уортроп,

вы покинули меня, как и все остальные: родители, Лили, её мать, которая хотела усыновить меня, фон Хельрунг никого не осталось. Иногда мне кажется, что никого из вас и не было, что мне всё это привиделось, что я всегда жил в этом чёртовом учреждении и не знал ни одного из вас. А моим опекуном является меценат, который вовсе не желает меня видеть, не желает писать и не желает понять, как мне плохо. Вы вечно ныли, что о вас все забудут, а сами уже забыли обо мне. Где вы, чёрт вас дери?! Может, умерли. Может, вас сожрала какая-нибудь тварь? Даже если так, вы наверняка были до отвратительности дальновидны, чтобы оплатили моё обучение полностью, чтобы я ни в чём не нуждался. Вы на самом деле так ко мне относитесь? Вам не всё равно? Никогда этого не понимал и вряд ли пойму. Эта ваша сентиментальная часть мне совсем неясна. Даже когда я сказал, что ухожу от вас, вы нашли меня в том притоне. Боже, чего вам это стоило. Зачем, объясните?

Уилл Генри


Уортроп,

на самом деле я не знаю, зачем пишу вам. Я ведь прекрасно знаю, что вы не ответите. И мне нечего вам сказать, как и вам мне. Ваше общество для меня невыносимо и теперь я понимаю, что и моё вам невыносимо также. Должно быть, мы слишком много врали друг другу, стараясь казаться лучше, чем есть. Ваш монстр выжил, теперь я это ясно вижу. Ваш великий обман состоял в том, чтобы сохранить чудовище для себя. Ну и ублюдок же вы, Уортроп.

Уильям


Пеллинор!

Она всё-таки вышла замуж. Вышла, чёрт побери, замуж! А ведь она меня любит. Она не может любить никого кроме меня. Какого чёрта? Может, это всё ваше Уортроповское невезение в любви? Может, оно передаётся воздушно-капельным путём? Вы говорили мне. Вы предупреждали меня. А я всё твердил, что она меня раздражает. Может, и вас я вовсе не ненавижу? Может, это слепая вера когда-нибудь перестанет убеждать меня в том, что вы то чудовище, которое мне предстоит убить? Если я сделаю это, когда я сделаю это, чем я буду отличаться от вас? Уортроп, я скучаю по вас. По вашему голосу и чёртовым монологам о монстрологии. А вы? Что делаете вы? Наняли нового ассистента из этих отвратительных ублюдков, которые восхищаются вашим талантом? Которые пресмыкаются перед вами? Если так, то знайте, они и на сотую долю не так хороши, как я! Они и пальца моего не стоят, который вы оттяпали мясницким ножом! И это мерзко, если вы, в самом деле, завели такого вот ублюдка. Потому что если вам нравится, как они преданно смотрят вам в рот, то вы конченный нарциссический извращенец. Впрочем, вы таким и являетесь. Когда мне было двенадцать, я смотрел на вас именно так. А вы были столь ублюдочным существом, что называли меня отвратительным подхалимом. Боже, как же я вас ненавидел, не когда вы орали мне это, а когда обнимали в этой дрянной палатке. Господи, как же в ней воняло вашим дружком, он ведь уже разлагался. А мне было плевать, в тот момент я думал только о том, как вы меня используете, как орёте, а потом проявляете эти свои знаки внимания, эти ваши нежности. Уортроп, вы говорили мне, что не связали меня, когда я мог быть заражён, потому что это было неправильно. Неправильно было шпынять меня, пока я блевал в ведро в вашей лаборатории, а потом порицать за то, что я привык не делать этого. Вы не раз и не два оправдывали меня, но я-то видел, что вам было страшно. Ирония состоит в том, что чудовищем стал я, а вы им никогда не являлись. И вы закрыли это чудовище здесь. Неужели же вы надеетесь, что школа что-то поменяет во мне? Это наивно, Пеллинор. Из инфантильных мальчиков вырастают настоящие монстры, как ваш любимый Кернс. Знаете почему? Потому что они не обременены моралью. Я всё думал, оценивал, но на самом деле мне всегда было плевать на неё. Просто мне было страшно рядом с вами, вот я и думал, что вы аморальны, но аморален всегда был только я.

Брошенный влюблённый Уилл Генри


Уортроп,

должно быть, я окончательно сошёл с ума. Сегодня мистер Харрис отлупил меня, чтобы я впредь лучше занимался. Даже вы не опускались до такого. Но в Хэрроу это в порядке вещей. Интересно, пошлёт ли он вам письмо, как обещал. Мол, этот ребёнок невыносим, бестолков и безнадёжен. Сладить со мной могли только вы. Да и вы уже давно не могли. Знаете, мне здесь даже нравится. Мои сверстники по большей части наивные идиоты. Все они только и думают о том, как бы сбежать с уроков и проникнуть в мужской клуб. Я бы подсказал им, в какое ещё место им стоит попасть. Воспоминание об этом гложет меня, становится тошно и мерзко. А ведь вы предупреждали меня. Вы говорили: «Уилл Генри, ты навсегда останешься один, ты не должен потакать своим чувствам». Я-то был уверен, что я не должен потакать чувству любви, и был спокоен. Потеряв родителей, я был уверен, что больше никогда никого не полюблю. Увы, я ошибся и в том, что касалось любви и в остальном тоже. Такому как я нужно остерегаться любых чувств, потому что все они могут привести к смерти человека. Трахнул шлюху убил её. Нравятся мои новые словечки? Несмотря на вашу самоуверенность, вы джентльмен и не приемлете таких выражений. Я знаю. И от того мне приятнее писать их вам в сто крат.

У.Д. Генри


Доктор,

я прочёл в газете, что известный Пеллинор Уортроп уехал в Африку. И снова вы отправились куда-то на поиски кошмара наяву, а я всё ещё здесь. Всё ещё пытаюсь быть образцовым опекаемым Пеллинора Уортропа. Знаете, здесь есть фанаты не только вашего блестящего ума, но и Монстрологии. Несколько однокурсников подходило ко мне и спрашивало, каково быть вашим учеником. Я им сказал, что не ваш ученик, а ваш подмастерье. Они не поняли в чём разница. И каждый из них, представьте себе! позавидовал! Конечно, все они как один сказали, что я должен быть вам благодарен, а ещё они решили, что я очень плохо справлялся. Это меня так разозлило, что я рассказал им, что значит быть подмастерьем Пеллинора Уортропа. Рассказал этим маменькиным ублюдкам, как это готовить, стирать, убирать, ходить на рынок, писать под диктовку, когда едва стоишь на ногах, как это не спать по четверо суток, а трястись в повозке, как это сидеть в засаде и дрожать от холода или пытаться заснуть на голодный желудок, а потом бежать к вам в лабораторию по первому зову, поднятым с постели едва ли через час после того, как заснул. Нужно быть кретином, чтобы добровольно согласиться на всё это. А они, представьте себе, согласны! Пеллинор, признайте, вы просто хотели, чтобы я вам сосватал какого-то идиота отсюда. Я могу. Не знаю, сколько они выдержат с вами, но я могу.

П.С. Господи, а ведь теперь у меня совсем нет надежды на ответ. В Африке вы можете проторчать полгода, год, сколько потребуется. А что же я? Окончу год и куда я? Приеду в пустой особняк и обнаружу записку? Вряд ли вы вспомнили о ней и написали. Наверно уже решили, что никакого Уилла Генри не существует.

У.Д. Генри


Пеллинор,

Лили написала, что столкнулась с вами на пароходе «Г. П. Гриффит». И что вы обросли и плохо выглядите. А ещё вы так и не взяли себе нового ассистента. Я думал, вы просто нашли мне замену, но даже этого вы не потрудились сделать для себя. Пеллинор, нельзя быть настолько безрассудным, вам ведь уже к пятидесяти. А вы поехали чёрт знает куда один. Даже такой бестолковый помощник как я был лучше, чем никого. Вы должны признать, что я давно перестал быть ребёнком и головной болью. Скорее уж вы.

Уилл Генри


Пеллинор,

я уже дважды почти решался на побег. Это несложно с моими-то умениями. Но каждый раз меня останавливало ваше лицо, когда вы сказали, что я буду учиться. Вы были разочарованы. Неужели я так плох? Я делал кучу глупостей и подводил вас не раз, но никогда вы так на меня не смотрели. Если я приду, а вы по-прежнему будете смотреть сквозь меня, я этого не вынесу.

Уилл

Пеллинор,

наступил конец очередного месяца, а вы всё ещё в чёртовой Африке. Что вас там могло заинтересовать? Какая очередная тварь? Может, вы просто хотите умереть? Я бы понял это, в конце концов, вы потеряли всех близких вам людей. Совсем как я. Конечно, часть моих близких людей ещё жива, но… Вы и сами знаете, сколь опасна вша работа и как вы неосторожны. А Лили… Что её жизнь по сравнению с моей вечностью? Рано или поздно уйдёте вы оба, навсегда, в забвение, а я так и останусь один. Со мной не будет никого, возможно, я даже кончу в какой-нибудь сточной канаве. Одинокий никому ненужный старик в страшном новом времени. Иногда мне снится это, я просыпаюсь, с ужасом ощупывая своё лицо и тело, и успокаиваюсь только тогда, когда вижу свои руки. Я всё ещё здесь в прошлом. Я в порядке, пока в порядке. А те годы где-то впереди. Они ждут меня.

Уилл


Уилл Генри,

надеюсь, твоих скромных способностей хватит для того, чтобы собрать свои вещи за вечер. Завтра за тобой приедет мой поверенный, будь готов к девяти утра.

Пеллинор


* * *

— Доктор Уортроп? — голос Уилла хриплый, осторожный. В горле стоит ком, и он не верит в то, что вернулся. Уортроп лежит в постели — худой как щепка, болезненно-бледный, будто пробыл не в Африке, а в подземелье. На кровати разбросана корреспонденция — вскрытая и прочитанная множество раз. Обернувшись на голос, Пеллинор долго смотрит на своего протеже и молчит. Уилл сам не знает, что сказать, но молчание раздражает его. Хотя чего он ожидал? Что-то вроде: «Уилл! Мальчик мой, давно не виделись!» — это совсем не про них.

— Какого чёрта ты та встал как истукан, Уилл Генри? — слышит Уилл, и в груди от чего-то теплеет.

— Я вернулся, доктор Уортроп, — говорит он, едва сдерживая улыбку.

— Ты думаешь, я слепой? Или тупой? Ну и что ты улыбаешься?

Выросший мальчишка, теперь уже наверняка почти сравнявшийся ростом со своим хозяином, подходит ближе и привычно устраивается на стуле рядом. Не сгорбившись, а сев прямо. Пеллинор с тоской смотрит на это. Значит, сам он сильно постарел, раз этот инфантильный сопляк сделался мужчиной.

— Я рад, сэр, что вы в порядке, — говорит Уилл.

— В порядке?! Это ты называешь в порядке? У меня сломано три ребра! Я, чёрт побери, получил сотрясение и теперь вынужден лежать здесь, в то время как эти стервятники празднуют моё поражение.

— Но ведь это вы поймали Золотого Конгамато.

— Конечно, я поймал его, Уилл Генри. Только дурак не смог бы. Но я всё равно проиграл. Я здесь, а они там. Делят мою добычу или… — он тяжело выдыхает, будто смирившись, и прикрывает глаза, — изучают. Даже не знаю, что из этого хуже.

— Вы тоже сможете, когда поправитесь.

— Уилл Генри, ты так и остался бестолковым мальчишкой! Очевидно, я буду. Но какой-нибудь молодой пройдоха захочет получить себе место за счёт меня. Он выпустит дурацкую статейку, и, несмотря на то, что моё исследование будет всеобъемлющим, они будут рукоплескать этому гению только потому, что он был первым.

— Вы прочли мои письма, сэр, — говорит Уилл, решая за лучшее перевести тему.

— Да, — неохотно признаёт Уортроп. — Только не заставляй меня обсуждать их с тобой. Не думал, что молодой человек может писать как маленькая обиженная девочка, — протеже краснеет. — И ты до сих пор делаешь множество ошибок, Уилл Генри. Кажется, тебя должны были научить прилично писать. Не понимаю, куда пошли все те деньги, которые я отдал за твоё обучение.

— Ужасная школа, сэр, — поддакивает Уилл.

— Пожалуй. Я не буду отправлять тебя в Хэрроу в следующем году. Мне потребуется помощь, а раз ты настолько глуп, что не смог впитать и толику знаний, значит, так и будешь до конца жизни моим подмастерьем. Мытьё полов и готовка — лучшее применение для тебя.

— Я думал, вы нашли себе кого-то.

— Да, но оказывается, этот мир населяют одни идиоты, не то чтобы я сомневался в этом, но я всегда был уверен, Уилл Генри, что ты самый выдающийся из них. И я оказался прав, ты самый выдающийся из идиотов. По крайней мере, ты умеешь держать язык за зубами и не теряешься в случае опасности. Что ж, раз ты уже здесь, то я бы хотел поработать.

— Сейчас, сэр?

— А когда ещё? Ты ведь не думал, что приехав, будешь слоняться по дому без дела? Пошевеливайся, Уилл Генри, возьми в моём кабинете чистую тетрадь и перо. Я собираюсь надиктовать тебе черновик для статьи о Золотом Конгамато. Даже сырая статья за моим авторством будет лучше той, что напишут эти пираньи.

Когда Уилл выходит, то невольно задерживает взгляд на докторе. Тот ещё слаб и болен, но его волевой подбородок и уверенность, которую он источает, действуют на подопечного умиротворяюще. В Хэрроу Уильям чувствовал себя потерянным, ненужным и даже преданным. Все эти обидные эмоции исчезли без следа, стоило только увидеть Пеллинора, они прошли уже тогда, когда Уилл получил от него короткую записку. Он, в самом деле, безнадёжен. Всё детство бежал из этого дома и оказался неспособным жить вне его пределов без своего невыносимого наставника.

+8
16:18
1021
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
Владимир Чернявский