Пан Межирический, холопский сын Глава 60
Потом дорога стала ползти в горы, они надели теплую одежду, в первый раз с Голландии. На привалах разжигали костер. Однажды вечером заночевали в придорожном лесу. Сосны сходились над их головами тёмно-зелёным куполом, и душисто пахло смолой
Потом дорога стала ползти в горы, они надели теплую одежду, в первый раз с Голландии. На привалах разжигали костер. Однажды вечером заночевали в придорожном лесу. Сосны сходились над их головами тёмно-зелёным куполом, и душисто пахло елью. Василёк сидел на поваленом дереве ожидая, пока слуги приготовят ужин, и рассматривал Бен Йегуду. Тому было лет шестьдесят, а может и сто. Он казался вечным: седые волосы, седая борода, глубокие морщины. Его тёмные глаза будто могли читать в глубине сердца. Василёк решился заговорить с раввином о том, что его грызло:
- Кардинал в Мадриде верил, что ты камень в золото обратить можешь и дать ему бессмертие.
Бен Йегуда прожёг Василька суровым взглядом:
- Ты хочешь богатства и жить вечно?
- Нет, не хочу.
- Этого все хотят.
- Я - не хочу. Богатство у меня есть, больше, чем когда-либо мог себе представить. А бессмертие, это слишком долго. Я хочу жить сейчас.
- Тогда что ты хочешь у меня попросить?
- Можешь ты душу в человеке возродить?
- Я тебя не понимаю.
- Моего отца убили, замучили, больше чем двадцать лет назад. И с ним душа у моей матери умерла. Живет она, ради меня, но ни любви ни счастья в этом мире для неё нет. Кабы не я, давно бы к нему ушла, - Василёк запнулся на минуту. - Ты думал, что Рахель умерла. Почему?
- Авром был моим учеником, когда я жил в Баварии. У него необыкновенный талант целителя, его ждало блестящее будущее. Потом пришли вести, что его семью - родителей, братьев, сестер - всех убили во время погрома. Рахель была с ними. Авром поехал их хоронить и не вернулся ко мне. Больше я про него ничего не слышал.
- Рахель ничего не сказала про своих родителей, братьев, сестёр. Только что все думали, что она умерла. Она жива, но не может верить, любить.
- Рахель сказала это тебе? Мужчине, иноверцу?
- Она хотела дать мне выход, а может и себе.
- Рахель открылась тебе? А где был Авром?
- Его не было.
- Он позволил своей сестре разговаривать с тобой наедине?
- Рахель не спрашивала его разрешения.
Бен Йегуда смотрел на него с явным неудовольствием:
- Ты совокупился с ней? Поэтому ты бормотал её имя, когда бредил?
Василёк не желал отвечать на этот вопрос и вернулся к теме разговора:
- Я хочу знать, может ли твоё колдовство вернуть душу моей матери и Рахели?
- Я не колдун, - жёстко и зло отрезал раввин. - Я врач и учёный. Я не могу творить чудеса, я не могу дать богатство или вечную жизнь, чтобы не вообразил себе Великий Инквизитор. Но я жил достаточно на этом свете и потерял многих. Только беззаветная любовь может возродить душу.
Петька позвал их к ужину, и больше Василёк с Бен Йегудой о Рахели не разговаривал.
***
Горы становились все круче и деревьев, даже мелких и скрюченных, вокруг почти не было. Узкая тропа петляла вверх, к перевалу. Холодный ветер дул всё сильнее, пронизывал насквозь, проникая сквозь тяжёлое толстое сукно плащей. Воздух жег внутренности при каждом вдохе. На вершинах белели шапки снега. Лошади шли медленно, скользя копытами на заросших изумрудным мхом камнях. Путники спешились и повели их под уздцы. Кругом было пусто. Изредка попадались деревянные крепко срубленные хаты, в которых жили неспешные, молчаливые люди. Они радушно принимали чужеземцев, которые просились переночевать, поесть и обогреться.
Когда маленький отряд почти добрался до перевала, началась настоящая метель. Хлопья снега ослепляли, окутывали непроницаемой белой пеленой, и в двух шагах ничего не было видно. В ушах свистел ветер, сбивал с ног. Перекликаться было бесполезно - снег и ветер заглушали все остальные звуки. Василёк боялся, что они заблудились и свалятся с обрыва. Но им повезло - впереди замаячил огонек.
Измученные, полузамёрзшие и изголодавшиеся, они постучались в дом. Дверь открыл мужик-великан и неприветливо оглядел незванных гостей. На мгновение Васильку, стоявшему впереди, показалось, что дверь сейчас захлопнется, и они замерзнут насмерть, останутся навсегда в этих горах. Но рядом с великаном появилась его жена, тоже высоченного роста, пышная блондинка с круглым румяным лицом, и сказала радушно:
- Заходите, заходите, гости дорогие, а то в такую метель и пропасть немудрено.
При её словах муж смягчился и широко распахнул дверь, пропуская усталых путников в просторную горницу. Дом был срублен на славу - внутри тепло и уютно, в огромном каменном очаге жарко горел огонь. Вошедшие отряхнулись, развесили у огня мокрые насквозь, дымящиеся паром плащи, а сами присели на лавки и потянули к очагу онемевшие от мороза руки и ноги.
Вскоре все несколько согрелись, пришли в себя, и расселись вокруг покрытого вышитой скатертью стола. Запах мясной похлёбки кружил голову, и в желудке у Василька предательски заурчало. Хозяйка подала ужин, щедро разлив по мискам дымящийся суп, навалив в плетёную корзинку свежего хлеба, расставив кувшин с пивом и высокие кружки. Некоторое время все ели в молчание, утоляя голод. Наконец несколько насытились и опустили ложки.
Мужик-великан угрюмо молчал и много ел и пил. Зато хозяйка, соскучившаяся по разговору, щебетала без устали. Она дотошно расспрашивала гостей, мол, кто да откуда, как оказались в их краях, женаты ли, есть ли у них дети.
Отвечал ей, в основном, Василёк, так как слуги его по немецки понимали плохо, а Бен Йегуда делал вид, что немой. Когда Василёк сказал, что у него трое детей, два сына и дочь, хозяйка удивилась:
- Ты такой молодой!
- Видно, рано начал. Старшему сыну, Андрюше, три года будет, не от жены он, от другой. А от жены сыну два года, а дочке, Надюше, уж скоро год, только она совсем маленькая была, когда я из дому уехал. Скучаю я по ним.
При этих словах, Василёк затосковал по Елизавете, по детям, по дому, и погрустнел.
После ужина, Василёк вежливо поклонился хозяевам и поблагодарил за гостеприимство. Все сразу пошли спать.
- Надеюсь, завтра метель пройдет, и вы дальше поедите, - сказал хозяин не ласково.
Он ушёл в спальню, и через несколько минут оттуда разнёсся по всему дому мощный храп. Хозяйка почему-то постелила всем в одной комнате, а Васильку отдельно. Он так устал, что как головой подушки коснулся, так и заснул крепко, без сновидений. Проснулся от того, что хозяйка трясла его за плечо.
- Что случилось? - спросонья, Василёк ничего не мог понять.
- Я хочу, чтобы ты со мной лег, как муж с женой, - вдруг сказала она шёпотом.
Василёк не чувствовал к ней ничего, но не хотел её обидеть.
- Я устал, спать хочу. Извини.
- Ты не понимаешь, - замолила она, - Бездетная я. Если вскорости не понесу, то прогонит меня муж. Только я у него третья жена, а детей от него ни у одной не было. Я так думаю, его это вина по мужской части, а не моя. А у тебя уже трое, да ещё от двух разных женщин. Если могу я детей иметь, то может и получится, да и время месяца для меня подходящее.
Василёк растерялся, призадумался, что ей ответить. Ему не хотелось думать, что у него где-то далеко будет ребенок о котором он никогда не узнает. Он покачал головой. «
- Что другое придумай, не могу я тебе помочь.
- До деревни далеко, - продолжала жалобно умолять его женщина. - Я тут не вижу никого. А мужа я напоила сонным зельем, до утра не проснется. Помоги мне. Кабы не я, муж бы вас в дом не впустил, все замерзли бы. А если прогонит он меня, куда я пойду?»
Васильку стало её жалко.
- Хорошо, только если не получится с дитём, не обижайся.
Хозяйка немедленно скинула ночную сорочку и легла в постель, а он не знал, что делать. Она лежала рядом с ним не двигаясь. Василёк начал целовать её, ласкать мягкую пышную грудь, но она все не шевелилась, и он никак не мог понять, доставляет он ей удовольствие, или нет. «
- Что тебе нравится? - спросил он наконец.
- Что значит, нравится? - искренне удивилась женщина.
- Ну вот я тебя целую, ласкаю, ты хоть что-то чувствуешь?
- Да, мне приятно.
- Так ты мне знать дай, пошевелись что ли, звуки какие издай. И тебе, и мне, лучше будет.
- Если это надо, чтоб ребенок был, я попробую.
Василёк только усмехнулся при этих её словах. Он опять поцеловал её, сначала в губы, потом ниже, она задышала чаще, его это начало возбуждать. Наконец она задвигалась, тихо застонала от удовольствия. Ну, ему спать совсем и расхотелось. Как совсем ей хорошо стало, то чуть не закричала, тут уж ему рот ей ладонью закрывать пришлось, не проснулся бы муж. Посреди ночи, Василёк поцелуями разбудил заснувшуюю рядом хозяйку. Она опять удивилась:
- Муж мой только раз в неделю хочет.
- Ну, а я чаще.
К рассвету, когда ему еще раз её захотелось, женщина уже робко отвечала на его ласки. Она ушла когда стало светать.
За завтраком, муж всё удивлялся:
- Хорошо спал я сегодня, просыпаться не хотелось. А ты что, Катарина, такая довольная?
- Я рада, что ты выспался.
У Катарины и вправду было счастливое, умиротворенное лицо. Она порхала по кухне, подавая завтрак: ржаной хлеб с хрустящей корочкой, тонко нарезанную колбасу, мягкий овечий сыр и яичницу. Хозяйка всё наваливала еду на тарелку Василька, который прилежно поглощал предложенное с видом человека, к которому ничто происходящее не относится. Метель за ночь прекратилась, и муж Катарины вызвался проводить их через перевал, чтоб они не заблудились в наваливших за ночь сугробах. Скоро Альпы остались позади.
