Хина и дракон
Короткий стрекот корабельных динамиков издалека пронесся по коридорам, залетел в гулкий зал и эхом осыпался на спящую. Она заворочалась, натянула потертое серое одеяло на голое плечо и проснулась. Ее неряшливая постель – гнездо тряпок и неуклюже пошитых подушек на листе теплоизоляции, засунутом в тупик галереи высоко над полом. Возможно, раньше здесь, наверху были установлены какие-то агрегаты, но теперь от них остались одни крепежные дырки в потолке, а зал достался техникам.
Хина села и, зевая, прогнулась, вытянула худые голые руки. Она будто застыла на грани возрастов: девчонка-девушка с едва заметными острыми грудками, встрепанными светлыми волосами и вздернутым носом на лице, еще по-детски округлом. Потянулась, прочувствовала холод и разом ссутулилась, обхватила себя за плечи, согнула спину – каждый позвонок виден. В одних трусиках, застиранных до серости, полезла искать брошенную вчера одежду, натянула на голое тело комбинезон и куртку, зашнуровала тяжелые ботинки, ссыпалась по лестнице, только металл задребезжал. На ходу застегивая ремень с тяжеленной пряжкой, она прошлась по центру зала, мимо спящих станков. Снаружи послышались голоса, кто-то бубнил мужским тяжелым басом. Хина осторожно выглянула в открытую дверь: створку заклинили палкой, чтобы не набирать без конца код замка. Выглянула и тут же засунулась обратно: чужие пришли. То ли торговать, то ли меняться, только вот ей там делать нечего.
Сердце заколотилось как бешенное. Конечно, маловероятно, что техников кто-то тронет, но незнакомые люди ее все равно пугали. Она не понаслышке знала, что такие могут и ограбить, и просто убить ради развлечения. Когда приходили гости, их проходной зал всегда делался неуютным и страшным.
Неожиданно раздались шаги, приблизились – Хина сжалась возле стены, кто-то переступил порог, огляделся. В руках – две упаковки зернового концентрата, на голове – встрепанные черные волосы и лупоглазые темные очки на ремешке.
– Дирк! – пискнула восторженно, обнимая его прямо вместе с коробками.
Парнишка пошатнулся, но устоял, похлопал ее свободной рукой по спине:
– И тебе доброе утро. Смотри, что мастер нам выменял.
– Мастер приходил?
– Ушел уже. Сказал, плановые ремонты закончить на неделе.
– Угу, закончим, только поедим, – коробки ее интересовали куда больше указаний; отобрав обе, Хина взвесила в руках – тяжелые! – Пошли!
– Что?
– Пошли-пошли!
Ага, понял, балбес.
В туалет она одна не ходила. Мало того, что для этого нужно было выбираться из их мастерской, так еще и идти через общий коридор. Дирк открыл ей кабинку, проверил, чтобы внутри никого не было, потом стоял снаружи, потом стоял, держал куртку, пока она торопливо мылась под тонкой струйкой воды. Ну, как мылась – провела мокрыми ладошками по лицу и немного оттерла вчерашнюю грязь с рук. Или позавчерашнюю. Пили по очереди. В туалете вода вкуснее, чем собранные в банку капли из трубы в мастерской; здесь она металлическая, жгуче-холодная, и оттого немного сладковатая.
Едва вернувшись, Хина засуетилась, расчистила место на длинном верстаке под горелку с ковшиком. Запах от разведенной каши божественный: весь рот в слюнях так, что говорить невозможно. Мыча и давясь, Хина оседлала лавку; жестикулируя, попросила ключи, пинцет и паяльник – Дирк, гад, уселся на ее вчерашнее место. Самому-то без разницы, где сидеть – сегодня у Дирка особых дел нет и он забивает кассеты. Здоровая болванка на коленях, патроны в ящике, знай, вставляй и доталкивай до щелчка. Потом готовые кассеты заберет Бэн, которого Хина со смехом иногда звала Бэмс. Тупой раб-сервитор не обижался, приходил, нагружал поддон, поднимал его своими длинными клешнями, топал на склад, потом обратно. Мастер говорил, что его самого можно научить забивать кассеты, но для этого придется переписывать программу. Обещал сделать, но пока что это ответственное дело доставалось им двоим. Или, как сегодня – одному Дирку. Хина пододвинула лампу и, жуя кашу, собирала последнюю микросхему для Второго – штука незамысловатая, но нужная, после того, как бедняга-Второй загорелся от торпеды и расплавил себе электронику. Конечно, иногда драконы пылают, но это был не тот огонь. Увлекаясь, она мурлыкала себе под нос, щурилась, копалась в своей многосекционной коробке с запчастями, опомнилась, только когда Дирк забрал ее пустую миску и звякнул ложкой.
– Ты чего там, раффлз разводишь? Мне тоже налей!
– Где твоя кружка?
– Не знаю!
Кружка упала с полки в груду металлического хлама под стеной, потому что вчера они вместо уборки кидались друг в друга мокрой тряпкой. Дирк достал грубо сваренную жестянку из-под вытянутого корпуса, в котором смутно угадывались очертания драконьей головы. Один каркас остался. Конечно, дракона можно было бы собрать снова, на него с лихвой хватит запчастей, но только вот он уже не оживет. Хина неделю плакала, когда Десятый умер. Да и потом сопела с подозрительно блестящими глазами, пока выковыривала из его башки все, что в ней осталось ценного, чтобы починить своего любимца-Второго.
Иногда Дирку казалось, что драконов она любит больше, чем людей. А может, не просто казалось.
Он разводил желтоватую пасту до густого приторно-сладкого сиропа, перемешивал отверткой, постукивая об края кружек. Гадость. Дирк помнил, как попробовал это в первый раз. Жуткая гадость. Потом привык.
– Сходишь к своим? В принципе, мы могли бы отсыпать каши для мелких…
Хина замотала головой. Он аккуратно поставил ее порцию на край верстака и переступил через ящики, уселся на свое место.
– Дурочка ты.
– Сам дурак.
Это старый разговор. Старый и скучный. А вся проблема в том, что Дирка из семьи забрали, а она от своих сбежала. Когда Дирку было столько же, сколько ей сейчас, его семью взяли в плен. Когда узнали, что он учился, а его родители и братья – нет, его продали мастеру, а те так и остались где-то на нижних палубах на другом корабле. Хина им не завидовала. Внизу она не бывала, но лучше бы ее перекусил напополам дракон, чем она рискнула спуститься туда, где живут неучтенные рабы. Сама она была старшей дочерью завалящегося механика пусковой установки, рано состарившегося гада с лысым розовым лбом и вечно пьяными глазами. Так она его и звала – гад. Когда гад придет, пока гад не проснулся. За глаза, конечно – воспитывать ее и братьев кулаками гад любил и занимался этим частенько. Одно хорошо, что дома вместо игрушек валялись болты с гайками и старенький инфопланшет со схемами и прочей ерундой. Конечно, когда Хина ухитрилась впечатлить мастера, она была еще дура дурой. Дирк выручал, учил, объяснял и ни разу не дал даже подзатыльника. Сначала она думала, что он размазня, потом опомнилась.
Осталось ровно одно неудобное место. Эта дурацкая семья, которой так не хватало ему и которая так опостылела ей. Небось, Дирку не доводилось спать в тесной клетушке на полу и просыпаться среди ночи от пинка, когда гаду приспичило сходить поссать. У Дирка, небось, была своя кровать. И игрушки, которыми он играл с братьями. И мать, которая ему штопала курточку или вытирала разбитый нос. У Хины от такого что-то переворачивалось внутри – познакомить его, что ли, с гадом, чтобы увидел, как еще бывает. С другой стороны, приятно грело предвкушение поверженного гада, который непременно сболтнет своим грязным языком какую-то гадость и Дирк ему заслуженно всыплет… только вот противно. Самое удобное – не думать о них совсем.
– Точно не хочешь? Знаешь, в детстве мы и ссорились, и дрались… а теперь я бы многое отдал, чтобы просто мать увидеть, обняться с братьями.
Хина чуть не подавилась, отхлебывая из кружки. Поставила. Посмотрела, как ей казалось, грозно, на деле просто прищурилась. Подкрутила гнутое рыльце паяльника и насыпала порошка на схему, принялась осторожно пришивать последние проводки к шине. Дурак, дурак, дурак. Лучше бы ее обнял, она-то здесь! Тонкая сопля металла неуклюже протянулась за наконечником – ай, из-за него все, из-за дурака!
…Два прожектора уставились с потолка вниз, от фильтров мутные. Крылья – треугольные секции с зубцами на краях распластались по грязному полу в луже света, острозубый хребет изгибался дугой, сходясь в нелепо короткий хвост между соплами двигателей; драконы мало похожи на живых существ, даже выдуманных. Но и считать их боевыми машинами, глядя на анатомичную до крайности голову и длинную гибкую шею, тоже сложно. Что-то между. Что-то невероятное. Что-то потрясающее.
Хина сидела верхом на драконьей спине, на том месте, где безмозглый Бамс смог, наконец, снять погнутое и разбитое бронирование с фюзеляжа.
Она то и дело ныряла в крохотный технический люк, бурча себе под нос.
– Что за треп-то такой глупый, а? Семья! Да за каким демоном она вообще нужна, а? Кормить их, дармоедов? И мне что за это?
По вытянутой металлической морде боевого зверя пробежал блик. Шевельнулись, загораясь, датчики в глазу. Проскребя узкой челюстью, дракон слегка повернул голову – показал, что слушает.
– Что? – вынырнув за заклепками, она посмотрела сверху, вспыхнула: – И ты тоже дурак! Чуть не расшибся!
Второй промолчал, проскользил своими датчиками по залу, отснял все себе и терпеливо замер. Девчонка, которая была ростом с одну его голову, бесстрашно копалась в стальных внутренностях и буднично ругалась на тупицу-помощника, на подбитого дракона, и, не в последнюю очередь, на недогадливого Дирка. Влезла рукавом в жирную копоть, зашипела. А это после боя. Драконье пламя не оставляет таких следов, это от сгорающего на воздухе топлива. Кто-то встретился в небе со Вторым и умер. Ну и ладно, все равно это был чужой, какая-нибудь сволочь, а вот если бы погиб Второй, она бы не знала, что бы делала. Наверное, хуже было бы, если бы только что-то случилось с Дирком, хотя что с ним могло случиться?
– Собери крыло.
Хина перекинула ногу между острющих шипов на спине и повернее уселась верхом, по-хозяйски руки на груди:
– Давай, я хочу посмотреть.
Дракон медленно, чтобы не сбросить, начал вставать, уперся тремя лапами в пол, поджал когти и начал сводить крыло в положение для полета – собранный из острых треугольников красивый полукруг. В невообразимой дали от мастерской Хины этот полукруг, увиденный в небе, многих швырял на землю от страха. В невообразимой дали люди представить себе не могли, что тощая девчонка может сидеть на нем и командовать, пиная пяткой в гулкую спину.
Хина посмотрела, соскочила, сползла по броне на пол и замахала руками снизу прямо под мордой – давай еще раз. Словно хвастаясь ожившим крылом, Второй поднял его выше и пошевелил подвижными секциями.
– Можно, я здесь пообедаю, Второй? И потом броню поставим назад.
В ухе ожила клипса, раздалось урчание и двойной щелчок. Драконы не проговаривают позывной, они урчат перед передачей и так узнают друг друга. А два щелчка означают «да». У них есть особенный язык для своих. Вдруг Хина подумала, что для них она теперь тоже давным-давно своя, разве только урчать в передатчик не умеет.
– Все нормально. Хорошая работа.
Она зарделась от похвалы и убежала за едой. Когда вернулась, Второй уже залез на потолок, повис вниз головой, зацепившись короткими задними лапами и закрылся крыльями. Стальные стены в их ангаре изорваны как бумага – следы когтей, каждый из которых длиной почти с руку. Но здесь драконы вечно сонные и ленивые, висят вниз головой и даже друг с другом не разговаривают. Они всегда такие, если не нужно никуда лететь. А те, кто приходит в их секцию, как будто и не знают, что бояться нечего, трясутся и вопят как припадочные, стоит им увидеть хотя бы краешек крыла. Вторая причина, кроме замка, почему двери они с Дирком держат открытыми и первая причина, почему их никто на корабле не трогает.
Вытащив из кармана половинку серой лепешки, больше пахнущей трухой, чем хлебом, Хина принялась ее мазать пастой. Раффлз – почему так называется, она не знала, не умела читать. Буквы знала, но ничего сверх того, что нужно, чтобы понимать технические схемы. Вертя на свету банку, девчонка жевала, пытаясь угадать, какая буква отвечает за какой звук, но не сходилось. Сложно. Зато пасту можно разболтать в кипятке и пить вкусную белую воду.
– Второй? Слушай, Второй, а можно у тебя спросить, посмотри… – она поставила банку и полезла в карман комбинезона, самый важный, который был на груди и застегивался на кнопку. – Что это, Второй?
Ладошкой почистив пол, она аккуратно разгладила на нем лист бумаги, задрала голову.
Острые крылья разошлись в сторону, из темноты между ними опустилась на длинной шее голова. Она не видела, но знала, как подстраиваются сейчас три камеры в драконьем глазу, сообщая ему расстояние, параметры, температуру и излучения…
– Это Дирк нарисовал, – добавила Хина, когда ответ задержался; вообще-то Второй всегда думал быстро, но сейчас как будто ждал объяснений. – Очень красиво, мне кажется, называется «замок». Похоже на надстройку нашего корабля, правда? А вокруг… это деревья, да?
Едва слышно зашипело – включились внешние динамики. Те самые страшные сирены, которыми драконы ревели как одержимые, но могли и просто говорить. Здесь ведь простым «да» – «нет» не отделаешься.
– Не похоже. Понятия не имею, что это.
Голос у дракона равнодушный, неживой, но ее не обманешь.
– Знаешь, я ведь не маленькая уже. Это то, что снаружи, да?
– Это небылица. Выдумка.
Дракон вдруг шевельнулся, вытянул шею дальше и начал раскрывать пасть, словно хотел схватить рисунок, она быстро накрыла ладонью и утащила в карман – жаль, помяла немного.
Второй никогда не говорил о том, что снаружи, что он видит, когда улетает, и это обидно. Дирк рассказывал, но ничего не объяснял, и это обидно вдвойне. Это как будто вещь, которую не дают детям. Хина ведь не ребенок. Уже давно.
…Мастер сказал, к какому дню готовить драконов, заряжать им орудия, проверять уровень топлива и тестировать системы. Сами драконы почуяли, что пора и огрызались то и дело, рвали когтями пол, выли в своем ангаре. Под дрожал под ногами – их общий дом, огромный корабль маневрировал, вставал на орбиту.
В этот день Хина пробралась на боевой катер. Было страшно, ее едва не поймали, но теперь она сидела в надежном закутке машинного отделения. Идти оказалось недолго – катера стояли на их же палубе, а по дороге никто и не посмотрел на подростка в робе, заскорузлой от грязи, сажи и машинного масла. Когда-то Дирк рассказал, как надо – главное, идти так, как будто у тебя есть важное дело.
И вот она сидела, с замирающим сердцем слушала, как подключают двигатель, как он гудит и вибрирует под стальным кожухом, будто исполинское бьющееся сердце. В отличие от драконов, катер – неживой, но Хина положила ладонь на пыльный металл и стало спокойней, она даже задремала, пока кого-то ждали, что-то грузили в последний момент и кто-то гулко разговаривал прямо напротив люка. Спустя сколько–то катер шевельнулся, сдвинулся, двигатель взревел так, как, наверное, не смогла бы целая стая драконов, и сорвался с места в бешеную тряску. Гул изменялся, машина подпрыгивала, то срываясь в падение, то ускоряясь. Хину вдавило в ее угол так, что она едва могла дышать; перед глазами все красное. Она знала, что ничего не случится, и что пилоты постоянно так летают, но все равно это было страшно, очень страшно, еще страшнее, чем когда она поднималась по грузовой рампе на трясущихся ногах. Ничего. Ничего-ничего, нужно просто потерпеть. Она только посмотрит и сразу назад. Вот тогда и Дирк, и, особенно, насмехающиеся над ней драконы утрутся. И Второй пусть катится к демонам с его враньем!
Потом вдруг прекратилась тряска, она так и не поняла, в какой момент катер сел, кренясь на нос. Потом пропал гул – двигатель заглушили и он потрескивал, остывая. Хина сомлела от страха, но на карачках поползла к выходу, долго слушала, что там, за люком, потом нажала на кнопку и выглянула. За узким проходом – грузовой отсек, контейнеров, которые она видела по пути, больше не было и, прижимаясь к стене, она осторожно выбралась, выглянула в крохотный иллюминатор и застыла, не понимая, что там такое шевелится и шелестит, и все невообразимого зеленого цвета, яркого-яркого. Скользнув к выходу, она набралась смелости и открыла, посмотрела: человек снаружи.
– Мне нужно к хозяину!
Он поднял голову; с безразличием блеснули линзы на шлеме; оказывается, сначала он на нее и не смотрел. Отняв руку от оружия, без слов показал куда-то в зелень и свет – туда. Хина торопливо сбежала по косому крылу, почти достающему до земли, спрыгнула и побежала трусцой. До смерти страшно, что сейчас грубо окликнут и прикажут идти обратно… что угодно, все на свете, только не это. Через пару десятков шагов она резко свернула, собой раздвинула зелень и обернулась – не видно. Катер почти не видно, черный хищный силуэт с золотым разводом на крыльях, а ее и подавно.
На мгновение пришла новая тревога – впервые в жизни она не принадлежала никому, ни отцу, ни мастеру, ни даже Дирку, который, пусть и был хорошим, но все равно ее старше и главнее… Свобода? Это и была она? Но Хина огляделась вокруг себя широко раскрытыми глазами и поняла, что не может уже и думать, что осталось там, в ее мрачном доме, полном приказов и правил. Остатки страха вымывал золотой свет и это зеленое, кружевное, шепчущее. И там были цветы, вовсе не похожие на простые рисунки Дирка, и были жуки, странные сверкающие существа, и рыжие грибы с нежной кожицей, которую Хина гладила пальцем, не в силах оторваться. Впервые в жизни она смотрела на деревья, шла по траве и боялась ее поранить ботинками, гладила перистые листья и не подозревала, зачем они нужны. Знала только, что все это живое, невообразимо, парадоксально живое, как были живыми стальные драконы, но, в отличие от них такое безответное и беззащитное… и в груди щемило от странных чувств, как будто от невыносимой, невыразимой жалости к этому хрупкому миру.
Кто мог выдумать это, вывести и построить – она запрокидывала голову; далеко вверху ветви смыкались в ажурный полог, сквозь него было видно что-то синее-синее, такое, что аж страшно. Цвета такого просто не могло быть, аж слезы выступили, так ярко. Почему-то ей казалось, что она просто не выдержит, если увидит это целиком. Небо. Небо, вот как оно называется.
Она вышла на прогалину и увидела, как что-то блестит под ногами, отражая все эти потрясающие штуки… вода? Вода! Но сколько ее! Не веря глазам, Хина присела и потрогала – настоящая, холодная. Попробовала – и жадно бросилась пить, такой вкусной оказалась эта большая вода. Как будто вобрала в себя вкус всех этих зеленых штук, и запах этого места, такой чистый и странный, что у нее не находилось никаких слов. Под поверхностью что-то шевельнулось – юркая полосатая спина, животное? Хина замерла, чтобы не испугать, застыла, глядя, как скользят рыбы, которым она не знала названия. И даже не знала, что они такое, но сама хотела стать такой же рыбой, жить в карих сумерках под плавающими листьями.
Времени было немного; она должна вернуться. Должна вернуться, должна… шагая, Хина вдруг подумала, что могла бы и не возвращаться. Теперь ей самой можно решить, что делать, и она может оставить этот выбор себе… от такой мысли снова защемило в груди. И как она всех бросит? Хотя драконов бросали и раньше. Целые поколения до нее жили, старились и умирали рядом с драконами, чей срок почти неисчислим, а Дирк… не пройдет и недели, как мастер приведет ему кого-то еще. И она на самом деле свободна. И может не запоминать дорогу. И может идти, куда захочет. Только это тоже страшно.
Она обернулась – зеленая стена за спиной сомкнулась, словно не желая выпускать; неужели так легко вся прошлая жизнь может остаться там, отмереть и отпасть как корочка с царапины? Хина беспомощно вздохнула, трогая длинный лист, прохладный и жесткий. Неизвестность, в которой все то, чем она гордилась и что она знала, было бесполезным. Она умеет чинить драконов, но зачем это нужно в красивом и беспомощном мире, где их нет?
Впереди показался просвет, Хина решила дойти до него и еще раз хорошенько подумать. И забыла об этом, когда из-за деревьев показались дома и башни города, подобных которому она не видела даже во сне. Рукотворные пики, уходящие вверх на головокружительную высоту и тени облаков на них. Сверкающие стены, в которых отражалось небо. Островерхие крыши и окна, арки и статуи – отсюда город был как на ладони. Хина замерла, застыла в благоговении и восхищении, не веря своим глазам, не веря, что такое вообще возможно и что это сделали люди. И мысль, что она может быть там, что она там могла бы жить… и крик. Пронзительный, высокий вой двигателей, смешанный с воплем сирен – полные ненависти голоса драконов, что вылетели на охоту. В небе, взрезая голубизну остриями крыльев, показалось боевое звено, пять окутанных пламенем чудовищ. Словно присматриваясь, они прошли на критически низкой высоте – с земли видны даже окантовки на секциях крыльев. Еще звено показалось со стороны города, начали снижаться. Хина знала о них все – и как упали обороты двигателей, и конфигурацию растопыренных крыльев, и как система опрашивает датчики, составляя список целей, пока расходятся беззубые челюсти, пока выезжают наружу закопченные дула...
Последний дракон, казалось, не совладал со своей яростью, на всей скорости врубился в сияющую башню – наружу вылетел рой осколков, сверкающая пыль. И спустя один вздох чудовище показалось с другой стороны, взлетело в клубах пламени, а башня медленно начала складываться, проваливаться внутрь себя, ускоряясь все сильнее… Хина в ужасе сцепила пальцы. Нежная бесполезная красота, за что ее так? Неужели для этого созданы драконы? Неужели вот это – их дело?
Нужно возвращаться. Нужно как можно быстрее вернуться обратно – она не собиралась больше смотреть, на что похожа ярость стальных чудовищ, Хина слишком хорошо знала, что они могут. Раньше казалось, что боевые характеристики драконов чрезмерны и излишни, любого солдата боевой зверь мог разнести на куски в один выстрел, играючи размазать лапой, но теперь-то стало понятно, что люди для них – просто смазка когтей. Они нужны, чтобы стирать целые города, и этот – следующий.
Бежать через лес оказалось тяжело. Мешали трава и корни, скользкая листва, вода набралась в ботинки и хлюпала на каждом шагу, но, хуже всего, Хина потеряла направление. Над головой пронеслось узкое стальное брюхо в венце восьми острых треугольников – кто-то из драконов приземлялся и она ринулась к нему как к единственному знакомому существу в этом зеленом хаосе.
Оказывается, она совсем не привыкла к таким пробежкам. Задыхаясь, давясь металлическим привкусом во рту, Хина еле передвигала ноги, когда увидела что-то темное впереди. Побежала, убежденная, что весь этот ужас сейчас будет позади.
…Это Шестнадцатый. Это был Шестнадцатый и он был чудовищен. Темное, красно-оранжевое пламя рвалось из него, взметывалось из-под брони, стоящей торчком, пламенем были окутаны лапы с растопыренными когтями, пламя с ревом рвалось из широкой груди, стекало по шее. Оно тоже было живым. Только оно и было, потому что тело дракона – просто машина. Извивающийся язык из стальных секций облизывал торчащее из пасти орудие; выстрелы – каждый как маленький взрыв.
Хина видела, куда он целился, сначала чуть было не подумала, что в нее, потом поняла, что смотрит на пыхающую морду не прямо, а немного под углом. Снова побежала, в сторону, вбок. Дракон охранял катер, и до него совсем близко, всего ничего…
Выстрелы грянули над головой. Вспышки на броне Шестнадцатого, что-то ударило его по шее, взорвалось с такой силой, что дракон дернулся, а Хину, успевшую это увидеть, сбило с ног и понесло куда-то в кусты. Исцарапавшись, ушибив голову и плечо, она подскочила, побежала.
Слез не было и страха не было. Чего бояться, если на ее стороне самое могучее и самое страшное существо, которое она могла себе представить? Крики сзади. В Шестнадцатого снова стреляли, он поднял голову выше – величественная стальная башня, дал очередь в ответ. До него еще тридцать шагов. Вдруг под ногами все взбрыкнуло, как будто Хина снова оседлала Второго. Небо из синего сделалось оранжевым от огня. Драконья лапа почти перед глазами, утонула в податливом грунте, и нужно отойти, нельзя мешать ему, но она так устала, что уже не хочет вставать и снова куда-то бежать.
Гул огня убаюкивает и Хина закрывает глаза.
… – Ненавижу вас. Всех вас.
Дракон, неуклюжий на земле, проползает круг света, медленно встает на дыбы, цепляется когтями за стену, за потолочную балку, отпускает передние лапы и свешивается вниз головой. Секции крыльев сходятся вместе, точно части чудовищного кокона. Он словно сделал вид, что не услышал, только голова на сложенной шее повернулась одним глазом вниз, туда, где осталась под прожектором нелепая фигурка со сжатыми кулаками. Тишина нарушилась едва слышным шелестом. Голос дракона равнодушен.
– Расскажи это нашему хозяину, человечек. Объясни, что он поступает неправильно, научи его добру и злу. А ведь это ты виноват, с твоими фантазиями и глупостями. Вечно вам не сидится там, где ваше место.
– Там и было ее место. Где синее небо и зеленая трава, а не это…
Второй не ответил, сомкнул крылья, собираясь спать, но вдруг шевельнулся в последний раз:
– Значит, все правильно. Там она и осталась.
