Несовершенство мимикрии

Я встретил ее на берегу реки. Она бросилась ко мне и прижалась. Сказать, что я удивился – не сказать ничего. Я, доложу вам, не красавец. Подозреваю, что некоторые считают меня уродом, но не осмеливаются сказать об этом, потому что я толст и силен. У меня узенький лобик, широкий, почти не выступающий нос с большими ноздрями, из которых растет пук волос. Если волосы обрезать, то это будет выглядеть как одежная щетка, помещенная в ноздри. Волосами я покрыт с ног до макушки головы. Если не побриться, то белыми останутся мой маленький лоб, нос, верхняя полоска щек ну и уши, из которых растет изрядное количество волос.

Нужно сказать, что берег нашей речки довольно безлюдное место, а если перейти на другую сторону реки и зайти в лесок, растущий вдоль ее берегов, то вообще мало кого встретишь. Это место имеет дурную славу и в некотором роде, из-за меня. Я часто здесь гуляю и полюбил его. Здесь не нужно отвечать на обидные замечания, здесь нет брезгливых, глумливых или ужасающихся взглядов. Я уже научился давать отпор, меня боятся, я очень силен, но одинок. Кожа моя не так толста, как кажется, и сердце мое не заросло жиром до такой степени, чтобы не трепыхаться и не сжиматься от волнения, страха, обиды.

Я давно перестал ждать любви, а ведь я молод.

И тут, в чаще, на берегу реки, при свете заката ко мне на грудь бросается девушка невозможной красоты – тоненькая, стройная, на длинных ножках. Лицо как фарфор, а глаза большие, нежные, голубые. Я испугался, я даже схватил ее за талию, чтобы отбросить от себя, но потом передумал. Очень уж хорошо от нее пахло.

Девушка сказала, что, наверное, заблудилась, не помнит, кто она и не знает, где находится. Я, не убирая руки с талии, повел ее домой. Она положила свою головку мне на плечо и время от времени поднимала глаза и взглядывала на меня. Мне казалось, что ее глаза мерцают: они становились то зелеными, то светло коричневыми, то снова голубыми, а затем темнели, как небо перед грозой. Никогда не видел таких глаз.

Войдя в мою квартиру, она стала с любопытством ее осматривать. Оказалось, что она не умеет пользоваться кранами, ванной, унитазом, не говоря уж о плите, чайнике и т.д. Наверное, ее амнезия, - подумал я, - весьма серьезна.

Я встал рано, как смог помыл полы, окна, стол, посуду, соорудил бутерброды, заварил чай, который на 23 февраля подарила тетка. Хлопотал так, что весь вспотел.

Гостья вышла из спальни такая милая, что я чуть в обморок не упал. Оказалось волосы еще светлее, личико с румянцем и от меня глаз не отрывает. Я, скажу вам, к такому не привык – лицо так побагровело, что двадцать минут пришлось сидеть в ванной и поливать его холодной водой.

Кушала девушка хорошо, даже очень. После завтрака я понял, что нужно пополнить запасы. Так как имени своего она не могла вспомнить, то попросила меня дать ей имя. Я назвал ее Симона.

Мы стали жить вместе и постепенно она рассказала мне неправдоподобную историю о том, как она сюда попала. Якобы она с планеты Ую, и их космический транспорт разбился. Она спаслась и «сделала» себе человеческий образ.

- Вот, - сказала Симона и протянула мне потрепанный журнал мод, на развороте которого я увидел девушку, похожую на нее.

- Я гораздо красивее, - сказала она, - хочешь, покажу?

Я кивнул, не услышав и половины ее щебетанья, так как любовался ею.

Не успел я и глазом моргнуть, как на месте моей красавицы появилась другая девушка. Ее фигура напоминала яблоко и поэтому кофточка натянулась и завернулась, открывая пятнистое брюшко. Ее щеки и губы казались надутыми, а сверху, на темечке из кудрявых грубых волос торчали треугольные ушки бурого цвета.

Я вообще-то тугодум, поэтому сидел и пялился на нее, ничего не соображая. Во рту пересохло. Толстушка встала, кокетливо склонила голову к плечу и спросила голосом Симоны:

- Ну как я тебе?

Я от ужаса замахал руками и зашипел, так как во рту не осталось никакой слюны. Девушка засмеялась, открыв свой широкий ротик, в котором было тесно от зубов, видно приняв мои действия за невыразимый восторг, а потом сказала, что на планете Ую им часто приходится использовать мимикрию. Условия на ней тяжелые, температура скачет от нижних до верхних показателей, почва, то замерзает, то затвердевает, то становится жижей. Хищники могут появляться и нападать даже в городах. Поэтому главное – это вовремя измениться. Некоторые становятся настоящими виртуозами. А теперь ей придется носить на себе уродливый человеческий образ. А ведь в этом случае он может прижиться и ей уже трудно будет вернуться в свой.

Здесь ко мне вернулся дар речи, и я попросил ее вновь стать земной женщиной, иначе ей грозит опасность. Сделать это нужно сейчас, потому что кто-нибудь может заглянуть в окно.

Симона заплакала и сказала, что боится опротиветь мне в виде пуррикулы (это, оказывается у них такой червяк, покрытый белыми волосками). Но я стал горячо ее уверять, что так ее люблю, что вытерплю любой образ, любое ее перевоплощение. А ее настоящая красота может ей повредить на Земле. Она спросила, почему же моя красота мне не вредит? Я ведь тоже не похож на здешних мужчин? Я и ответил, что у меня нет таких прелестных ушек, как у нее. Оказывается, по меркам жителей планеты Ую, я красавец. Только уши мои не на том месте и кожа другого цвета, но это делает меня особенно привлекательным, придает мне шарм. Примерно так сказала Симона.

Она с плачем вернулась в прежний образ, и я в основном счастлив. Моя жена самая красивая женщина в городе. Уже не один свихнул шею, разглядывая ее. Они даже пытаются ее завлекать, флиртовать с ней, но в ответ получают только взгляды, полные отвращения. Но я тоже имею успех – женщины стали смотреть на меня с большим интересом. Наверное они считают, что если меня полюбила такая как Симона, то во мне есть что-то невообразимо привлекательное. Поэтому Симона меня очень ревнует и даже иногда бьет. Но мне не больно. Гораздо хуже, что, ругаясь, она визжит громче, чем поросенок моей тетушки, которая живет в деревне. Иногда я застаю мою любимую в ее настоящем облике. Она говорит, что это для того, чтобы мой глаз отдохнул. Я пугаюсь, но она принимает это за восхищение.

В наши лучшие минуты для полной гармонии я надеваю уши на резиночке, которые она мне сшила из моей старой кожаной куртки. Когда она видит меня с ними, то даже бледнеет от восторга. Это испытание происходит один раз в месяц: терпеть можно.

С недавних пор Симона два раза в месяц стала приносить деньги, говоря, что устроилась на работу. Когда я спросил куда, моя жена сказала, что она сама толком не знает, то есть не может выразить это в языке. Она накупила себе множество нарядов, попыталась наряжать и меня, но я это пресек.

Вначале я радовался, а потом задумался: где может заработать деньги красивая девушка без образования? Как я говорил – я тугодум, поэтому долго перебирал возможности. Может она устроилась уборщицей в офис богатого предпринимателя на две ставки? Может официанткой или посудомойкой? Но было не похоже. Ее ручки были ухожены, ноготки с маникюром. Другие перспективы, перебираемые мной, были совсем плохие. Секретарем? Стриптизершей? Моделью? Я почувствовал, как кровь приливает к моему лицу.

В таком виде меня застала Симона. Она засюсюкала со мной, как с младенцем, стала чесать мне за ухом, спрашивать, почему ее любимый кабанчик (это животное – ее любимое) такой сердитый. Я стукнул кулаком по столу и призвал ее честно ответить, как она зарабатывает деньги. Когда я высказал свои предположения, ее ноздри затрепетали от гнева, она несколько раз изменила цвет глаз, волос и кожи, завизжала и вырвала у меня небольшой клочок волос.

В результате выяснилось, что она служит в банке! Когда я высказал сомнение в ее образовании, она возмутилась и сказала, что очень образованна и даже талантлива. У себя дома она многого добилась. Ну, я на время успокоился. Симона весь вечер щебетала, обхаживала меня, и я растаял. Тогда она стала говорить о том, что неплохо бы нам сменить жилье и обставить его красивой мебелью. А также нужно купить автомобиль и еще отдохнуть. Я снисходительно усмехнулся:

- Ага, после дождичка в четверг.

Я стал разъяснять ей, что все это очень дорого стоит, а если брать кредит или ипотеку, то расплачиваться придется всю жизнь.

- А сколько это – дорого? – спросила моя девочка и вывалила из хозяйственной сумки кучу денег.

Я заплямкал пересохшим ртом, деньги были в банковской упаковке, и их было много. Я, по крайней мере, столько не видел.

- Где ты ффзяла? – наконец произнес я.

- В банке, - таращила на меня наивные синие глаза Симона. Они очень красиво сочетались с ее сережками и ожерельем из сапфиров. На ней было светло-серое платье, оттенявшее порозовевшие щечки и мне нужно было большое усилие, чтобы продолжить выяснение, а не петь ей дифирамбы.

- Это твоя зарплата? Тебе ее выдали?

- Послушай, милый, я очень много работаю, я обогатила этот банк, перевела много денег на его счета из других банков, и он получил много средств из оборотов. Никто ничего не узнал, я потом перевела все обратно. Но когда я пришла к директору и потребовала свою долю, он рассмеялся и сказал, чтобы я…- тут Симона запнулась, - не мо-ло-ла че-пу-хи.

Она произнесла незнакомое словосочетание по слогам.

- Я правильно говорю? – спросила она. – Так вот, - продолжила она, - он меня выгнал, а я люблю справедливость. Я взяла все себе и закопала в лесу – там еще много.

Я бушевал, я ее ругал, она же визжала в ответ, укусила меня за руку.

Поймите меня правильно, я не отличаюсь высокими моральными принципами, да и пролетарское происхождение дает о себе знать: экспроприация экспроприаторов – это святое. И деньги мне нравятся, но не такой ценой, не ценой Симоны. Мне без нее ничего не интересно.

Когда я донес до нее эту мысль, она немного успокоилась и рассказала, что у них, на планете Ую – воровство и мошенничество – это элитная профессия. Она учится, я так понимаю в их вузе на первом курсе, а на Землю ее послали на практику. Сначала ей показалось, что здесь, с помощью мимикрии легко совершать, скажем так, экспроприации. У них на планете способностью к изменениям обладают все, даже животные, но не все могут (животные точно не могут) принимать различные формы по своему желанию. У многих уютян это связано с инстинктом. А вот их клан – виртуозы. Несмотря на это, обманывать там трудно.

- Но почему же у вас, где никто не знает о мимикрии, меня иногда преследуют весьма долго, хотя я постоянно меняю образ? – вполне миролюбиво спросила Симона. - Я бежала, становясь то брюнеткой, то рыжей, то полной, то худой, а за мной все равно гнались.

В разгар нашей беседы за дверью на площадке послышался какой-то шум, зазвучали голоса. Симона прислушалась, встревожилась и, выпорхнув из моих объятий, скрылась в ванной. Вслед за этим раздалась серия пронзительных звонков в дверь, а затем грохочущие удары. Я понял, что Симону вычислили.

Дрожащими руками я собрал пачки денег в сумку, выбежал на балкон и кинул вниз. Сумка попала на балкон соседа снизу. Я открыл дверь и на меня сразу накинулись, приставили пистолет к виску, а к горлу нож. В грубых выражениях стали требовать деньги и Симону.

Вы не подумайте, что я пижон, и что грубые выражения мне претят. В прежние времена не было никого, кто переплюнул бы меня в использовании ненормативной лексики. Но Симона все изменила – из меня вылупился интеллигент. Не зря мне мама говорила, что мой прадедушка был профессор. Поэтому я, несколько придя в себя, двинул тому, кто держал нож, а он, повалился на того, кто держал пистолет. От неожиданности, вероятно, последний нажал на курок, пистолет выстрелил в потолок, затем упал буквально мне в руки. Одновременно раздался оглушительный визг, и из ванной выбежал зверь. Он кинулся на наших гостей, которые при виде его повели себя по-разному: двое попытались открыть дверь и убежать, но это заняло время, так как к двери отхлынули все и прижались к ней; один пытался противостоять зверю, но это выглядело жалко, так как укушенный, он заверещал громче него; четвертый потерял сознание.

Я признаюсь, было от чего упасть в обморок, - Симона превратилась в зверя, похожего на собаку, с подвижной, как в мультфильме мордой, с клочками шерсти по всей поверхности шкуры. К тому же эта собака не лаяла, а верещала, как большая свинья.

С врагами мы разделались, двое убежали, обморочного и укушенного я затолкал в лифт. Симона очень устала, когда я вернулся, она сидела в коридоре, часто дыша и, вероятно, не имея силы выйти из образа чудища. С ее шеи свисало сапфировое ожерелье, в ушах болтались серьги, а серое платье собралось у шеи. При виде меня, она встала, положила мне лапы на плечи и стала лизать мои щеки. Было щекотно, но хохотал я не от этого: никогда не видел помесь собаки и свиньи в серьгах и ожерелье.

Мы быстро собрались и поехали на автовокзал, так как в поездах и самолетах требовались паспорта и нас могли выследить. Я надел бейсболку, приклеил усы, Симона надела один из ее умопомрачительных нарядов – блузку, расшитую золотом. В ушах у нее сверкали длинные серьги с изумрудами. И тут меня осенило! Все дело в одежде!

- Симона! – воскликнул я, - переодевайся.

Я нашел в шкафу с ее одеждой серую футболочку, простые джинсы, темно-серую курточку – все то, что ей в самом начале купил я. Объяснять было долго и трудно – мои мысли не сразу облекаются в слова, поэтому я стал снимать с нее ее великолепный наряд. Симона брыкалась как лошадь, царапалась как кошка, кусалась как собака. Весь израненный, я, наконец, все ей объяснил. Когда за ней гонятся, то главным, привлекающим внимание признаком, является одежда, тем более такая богатая и яркая как у нее. Со спины изменения внешности не очень заметны, поэтому ее долго преследуют и даже вычисляют.

- Ты должна одеваться как все, слиться с массой, понимаешь? Ведь ты можешь изменить тело, но не одежду, которая на нем!

Раздраженная и распаленная Симона хотела возразить, но потом нежнейшая улыбка озарила ее лицо, и эта улыбка предназначалась мне.

- О, мой прекрасный кабан! Мой мудрейший слон! Я не ошиблась в тебе, ты превосходишь всех мужчин своим могучим умом! – она благоговейно смотрела на меня.

Я, понятное дело, покраснел и, пользуясь случаем, повинился, что деньги пропали, упав на балкон соседа. Симона отмахнулась – перед ней разворачивались потрясающие перспективы.

- Пусть берет сосед, - сказала она, - ему нужно учить своих детей.

Вот такая моя Симона. Как ее можно не любить?