Три слоя произведения. Текст, взаимодействие, идея. Книга как яблоко.

Самый важный блог, в нем я расскажу, что хотел сказать автор и почему феечка всем нравится, а также о том, что делает текст художественным произведением. У этой статьи есть иллюстрация, рассмотрите ее внимательно. Это не просто номерная картинка с оленем, это краткий конспект.

Предварительно уведомляю, статья и соображения в ней исключительно мои. Сама идея – не новая, я знаю, что, как минимум, Стругацкие придерживались похожей точки зрения, но я так и не нашел, где они об этом пишут. Возможно, где-то в интервью, тут нужно обращаться к знатокам и поклонникам. Если кто в курсе, о чем я говорю – поделитесь ссылкой, ее, как минимум, стоит сюда добавить.

Для начала, давайте представим яблоко. У него есть красивая полосатая шкурка, сочная мякоть и семечки внутри. На шкурку мы любуемся, рассматриваем ее, натюрморты всяческие рисуем, мякотью наслаждаемся, когда едим, а из семечка можно вырастить дерево. Художественное произведение похоже на яблоко, потому что структурно состоит из тех же самых слоев, и у каждого свое предназначение, признаки и, в некотором роде, плоды.

Шкурка: текст как он есть

Я специально говорю «шкурка» (skin), не говорю «кожица» (peel). В компьютерный век технологий именно скин чертовски верно передает смысл: при огромной разнице в том, что вы видите визуально, внутри может быть одно и то же.

Итак, внешний слой произведения – это его текст. Абсолютно весь текст, все, что написано буквами, все, что вы можете прочесть и законспектировать, перевести, заучить, либо забыть как страшный сон. Все слова, которые может передать автор через носитель – все это и есть внешняя часть произведения. Соответственно, и персонажи, и событийная нить, и сюжет, и форма, и даже жанровая принадлежность – не более, чем цвет яблочной шкурки.

Самая примитивная оценка качества текста – наличие или отсутствие грамматических и орфографических ошибок, нищий или богатый лексикон, логические ошибки и прочее, относящееся к тексту как к набору предложений, связанных по смыслу.

Сейчас простите, как графомановед я уже все сказал, теперь спущу с цепи внутреннего юриста, ему надо высказаться.

По стечению обстоятельств, именно на производство текста автор тратит больше всего трудов и времени, и в этом заключается его работа как писателя: творить шедевр, писать, графоманить, срать буквами – кому что. С технической точки зрения этот процесс не более одухотворен и благороден, чем труд машинистки середины 20 века, уберите своих пегасов, а то я вам ваши лиры засуну в задницы. Именно как продукт труда текст защищен авторским правом, именно про это нужно помнить, когда хочется надуть щеки и произнести страшное слово «плагиат». Авторское право – это против контрл-с – контрл-в, авторское право не защищает, не защищало и никогда не будет защищать ничьи потуги присвоить себе идею волшебной лестницы, волшебного кольца, волшебного варпа, либо космических эльфов.

Следующий уровень: эмоциональное взаимодействие

Я уже долго пытаюсь сформулировать краткое определение, но выходит так себе. Попробую сформулировать длинно.

Начну с самого наглядного примера – текст со вторым слоем и текст без него. Во время чтения советую меньше искать какие-то знаки между строк (вы же помните, что буквы это самый верхний слой?), и побольше прислушиваться к своим ощущениям от чтения.

– Не по себе мне в этом лесу, – проворчал старший охотник. – Там, где живет единорог, и простые звери потихоньку обучаются волшебству: в основном умению колдовски исчезать. Мы не найдем здесь дичи.

Охотники помолчали какое-то время, потом первый задумчиво произнес:

– Моя прабабушка однажды видела единорога. Когда я был совсем мал, она часто рассказывала мне об этом.

– О, в самом деле? И, конечно, она поймала его золотой уздечкой?

– Что ты, откуда ей было взяться у прабабушки! Это сказки. Чтобы поймать единорога, нужно чистое сердце, а не золотая уздечка.

– Да-да, – хихикнул молодой человек, – и она ехала под деревьями на своем единороге без седла, как нимфа в дни юности мира?

– Моя прабабушка боялась больших зверей, – сказал первый охотник. – Она и не пыталась сесть верхом на него, а словно замерла, и единорог положил ей голову на колени и уснул. Она не пошевельнулась, пока он не проснулся.

– И на кого же он был похож? Плиний пишет, что единорог весьма свиреп, имеет тело лошади, голову оленя, ноги слона, хвост медведя, низкий голос и черный рог длиной в два локтя. А китайский...

– Моя прабабушка говорила только, что от него приятно пахло. Она терпеть не могла запаха зверей, даже коровы или кота, а уж о диких и говорить не приходится, А вспоминая этот запах, она даже расплакалась однажды. Конечно, она была уже очень стара и легко плакала, когда что-нибудь напоминало ей юность.

Нервные системы рыб и млекопитающих устроены по общему плану, так что сравнивать их активность во время сна и бодрствования довольно просто. Сложнее дела обстоят с беспозвоночными, у которых план строения нервной системы отличается от «позвоночной». У эмбрионов позвоночных центральная нервная система формируется в виде нервной трубки (полой, как и следует из названия), а головной мозг представляет собой утолщения этой трубки. У насекомых нервная трубка не образуется, а формируется брюшная нервная цепочка и скопления нервных клеток — ганглиев. Некоторые из этих ганглиев, расположенных на переднем конце тела, объединяются в структуру, аналогичную по функциям головному мозгу позвоночных. Поэтому, как правило, наличие сна и (или) его отдельных фаз у беспозвоночных подтверждают по поведенческим критериям, а потом — и то с допущениями — по нейрофизиологическим.

Итак, что получилось?

Во втором случае, с научно-популярным текстом, можно ощутить либо причастность (о, я это знаю!), либо любопытство (интересные сведения!), и то, и другое не задействует сопереживание, текст во втором примере нужен для передачи информации и только для нее.

А теперь первый отрывок. Почувствовали ли вы себя на месте бабушки охотника? Представили ли вы, каково это – прожить долгую жизнь с кратким и прекрасным воспоминанием из юности? (кому не нравятся единороги, могут представить себе роллс-ройс «Фантом» или что-нибудь не менее прекрасное). Это был самый элементарный, самый простой пример сопереживания персонажу, задействование эмпатии – умения считывать и испытывать эмоции другого человека, со-переживать.

Таким образом, второй слой художественного текста – это процесс эмоционального проживания произведения, совместная работа автора и читателя, трансляция эмоций через текст.

Разумеется, личный опыт каждого человека уникален и строится из огромного количества испытанных им чувств, полученной им информации и событий, в которых он участвовал, однако многие эмоциональные паттерны универсальны и общедоступны. Я бы сказал, практически все элементарные воззвания к эмпатии в большинстве случаев работают и, если вы не налажали с передачей, читатель с вероятностью 9 из 10 будет шмыгать носом и сотрясать кулачками в положенных местах. Конечно, есть и исключения, например, вы едва ли разжалобите сельского жителя предназначенной на убой козочкой или курочкой, но в целом все достаточно просто.

Что я там сказал? Налажать с передачей? Вот в это все и упирается.

Нужно хорошо понимать, не только что, но и зачем вы пишете. Ради всех богов, художественная литература не предназначена для того, чтобы передавать информацию о том, как вымышленный герой переместился из вымышленной точки А в вымышленную точку В. Яблоками не любуются, их едят и первостепенная обязанность художки – доставить эмоции до потребителя.

Во-первых, процесс сопереживания должен быть достаточно плотным. Эмоциональные якоря должны быть раскиданы по тексту не абы как, а в выверенных местах и с нужной вам частотой. Читатель должен быть увлечен событиями, должен хорошо представлять себе героев и их чувства. Помните, я часто топаю ногами насчет того, что «персонажи не введены, да что ж это такое и когда это кончитсяяаа», а введение как раз и является первым шагом на пути к сопереживанию: читатель получает информацию о герое и начинает сличать ее с собственным опытом, воспринимать героя как живого человека.

Во-вторых, очень удобно устроена наша психика и вымышленный персонаж вызывает ровно такие же чувства, как реальный человек. Чем меньше вы будете лажать, тем реже читатель станет вспоминать, что все понарошку и не всерьез.

Самое глубокое проявление второго слоя выражается в состоянии катарсиса. Разумеется, катарсис не очищает и не облагораживает, но вот что хорошо запоминается, это факт.

Третий уровень: идея

Идея штука сложная и прекрасная. Недостижимая и неопределяемая как единорог. Или, если быть точнее, как стадо единорогов, потому что идей в произведение может быть заложено сколько угодно. Необязательная, как наличие единорога в городском зоопарке, но если он есть, это лучше, чем если его нет.

Есть много способов объяснить, что такое идея произведения. Мне нравится мое: идея – это попытка автора что-то изменить в читателе, дать новый культурный (это значит, не эмоциональный) опыт. Если второй слой – это не более чем эксплуатация старых рычагов и дерганье за уже имеющиеся нитки, то третий – это попытка создать нечто новое.

Хороший и простой пример сработавшей идеи, например, изменить отношение к неграм, прочитав «Свет в августе». Сидишь ты такой рабовладелец на плантации в плетеном кресле, читаешь себе книжонку и вдруг холодеешь висками и роняешь сигару прям на белые штаны – епанамать, негры такие же люди! Так же чувствуют! Тоже страдают!

Вообще говорить об идее можно много, и все пустое. Я считаю, что ее наличие для хорошего произведения обязательно, потому что идея не ограничивается нравоучением или басенной моралью – это только разновидности вложенного смысла. Чтение должно приносить не только обезьяний примитивный опыт сопереживания, не должно быть треньканьем на одних и тех же струнах. Обязательным культурным компонентом хорошего художественного произведения является и привнесение чего-то нового в мировоззрение читателя.

Не обязательно идея должна быть принята или хотя бы встречена с восторгом, идея может вызывать отторжение, неприятие, даже гнев, но она нужна, потому что именно в этом заключается новый опыт, необходимый человеку.