Ольга Силаева

Как начать персонажем. Входит и выходит. Введение в.

  • Кандидат в Самородки
  • Опубликовано на Дзен
Как начать персонажем. Входит и выходит. Введение в.

- Кондуктор! Где я нахожусь?! В каком я обществе?! В каком я веке живу?!

- Да вы сами кто такой?

- Сапожных дел мастер Егоров...

Есть распространенная проблема, о которой я постоянно упоминаю, да так, что уже надоело – это введение персонажей в повествование. Почему-то считается, что если герой в шапке, можно считать, что он на этом месте уже давно стоял и какое вообще введение, вы что. Вместе с тем, обычно скверно получается, когда кто-то заходит и начинает говорить, что-то делать, кого-то убивать, как в театре. Литература все же не театр, как бы ни хотелось, и из каждого телодвижения перфоманс соорудить не получится.

Прежде всего, разумеется, стоит оговориться, что введение персонажа, то самое, о котором будет идти речь в статье – акт не обязательный, не необходимый везде, всюду и при любой погоде и степени освещения. Случается, что персонаж описывается и отыгрывается на протяжении какого-то времени, а заходит он тихо и незаметно; случается, в тексте и вовсе не нужно какое-либо его описание. Но эти оговорки касаются специальных приемов, средств выразительности, когда все эти условия для каких-то целей нужны. Нельзя не ввести персонажа просто так, но если вы не готовы обстоятельно ответить на вопрос, почему конюх просто вылез из заброшенного свиного хлева, стоит подумать о том, чтобы поместить его на сцену по всем правилам. В конце, если не забуду и не забью, я покажу одного из авторов, у которого персонажи появлятся просто так.

Еще следует заранее определиться с самим понятием и целями введения персонажа. Персонажи, как действующие лица, должны быть как-то запомнены читателем, чтобы он мог их отличать и примерно понимать характеры, представлять внешний вид и вообще считать их условно живыми людьми. В идеале, если в тексте попадается имя «Тирион Ланнистер», перед глазами должен появляться некрасивый пьяный карлик с каверзными вопросами к действительности. Чтобы достичь такого эффекта, и нужно в начале или ближе к началу того места, где ваш персонаж появляется в первый раз, потратить немного времени на закладку этих представлений. С технической стороны просто берется набор тэгов, которые вы как автор хотите прикрепить к персонажу, после этого в ближайшем тексте выписываются предложения с ними. В примерах эти ключевые слова и фразы я повыделял жирным шрифтом (приблизительно самые основные, чтобы не выделять абзацы целиком), жирным и подчеркнутым – усиление уже имеющихся признаков иносказательным повтором.

Также этот прием работает и для того, чтобы проверить себя, вне зависимости от того, как замылен глаз – выделяете все слова, относящиеся к нужному персонажу и проверяете их состав, все ли вы написали, что хотели вложить в этого персонажа и есть ли там что-то нежелательное.

Теперь о способах. Приемов достать из небытия и поставить персонажа на доску роскошно много, но вот способов количество ограниченное.

(Да, я тут заметил батхерт у отдельных комментаторов в связи с наездами на их не всегда идеальных кумиров, поэтому вместо имен и названий автора буду обозначать первой буквой первого слова взятого фрагмента, кому надо, тот загуглит продолжение. Не то, чтобы я не одобрял батхерты, но это отвлекает от темы.)

Первый пример, известный писатель З: взял и сделал. Предельно прямолинейное описание рассказчика в котором перечислены имена, внешний вид, среда, в которой они находятся, могут быть упомянуты любые сведения, не очевидные здесь и сейчас, это нужно для эффекта, будто автор давно знает своих героев и знакомит читателя не столько со сценой, сколько с ними самими. Нередко так вводятся персонажи в быличках или в рассказах, где четвертая стена незаметно прогнута в сторону читателя.

Знойный полдень. В воздухе ни звуков, ни движений... Вся природа похожа на одну очень большую, забытую богом и людьми, усадьбу. Под опустившейся листвой старой липы, стоящей около квартиры тюремного смотрителя Яншина, за маленьким треногим столом сидят сам Яншин и его гость, штатный смотритель уездного училища Пимфов. Оба без сюртуков; жилетки их расстегнуты; лица потны, красны, неподвижны; способность их выражать что-нибудь парализована зноем... Лицо Пимфова совсем скисло и заплыло ленью, глаза его посоловели, нижняя губа отвисла. В глазах же и на лбу у Яшкина еще заметна кое-какая деятельность; по-видимому, он о чем-то думает... Оба глядят друг на друга, молчат и выражают свои мучения пыхтеньем и хлопаньем ладонями по мухам. На столе графин с водкой, мочалистая вареная говядина и коробка из-под сардин с серой солью. Выпиты уже первая, вторая, третья...

- Да-с! - издает вдруг Яшкин, и так неожиданно, что собака, дремлющая недалеко от стола, вздрагивает и, поджав хвост, бежит в сторону. - Да-с! Что ни говорите, Филипп Максимыч, а в русском языке очень много лишних знаков препинания!

- То есть, почему же-с? - скромно вопрошает Пимфов, вынимая из рюмки крылышко мухи. - Хотя и много знаков, но каждый из них имеет свое значение и место.

- Уж это вы оставьте! Никакого значения не имеют ваши знаки. Одно только мудрование... Наставит десяток запятых в одной строчке и думает, что он умный. Например, товарищ прокурора Меринов после каждого слова запятую ставит. Для чего это? Милостивый государь - запятая, посетив тюрьму такого-то числа - запятая, я заметил - запятая, что арестанты - запятая... тьфу! В глазах рябит! Да и в книгах то же самое... Точка с запятой, двоеточие, кавычки разные. Противно читать даже. А иной франт, мало ему одной точки, возьмет и натыкает их целый ряд... Для чего это?

- Наука того требует... - вздыхает Пимфов.

А вот максимально отстраненное описание автора, когда автор сам, без применения всяких точек зрения описывает своих героев, давая лишь информацию, очевидную здесь и сейчас, в момент совершения действия, он словно незримо присутствует, но не участвует в действии и не оценивает его:

Девочка начала наигрывать на органчике мелодию, извлекая слабые, но верные звуки, и запела; ее высокое сопрано слилось с сопрано матери и весьма сомнительным баритоном отца. Другие детишки - девочка и мальчик, взяв по книжке из стопки, лежавшей на органе, слабо попискивали вслед за старшими. Они пели, а безликая и безучастная уличная толпа с недоумением глазела на это невзрачное семейство, возвысившее голос против всеобщего скептицизма и равнодушия. В некоторых возбуждала интерес и сочувствие застенчивая девочка у органа, в других - непрактичный и жалкий вид отца, чьи бледно-голубые глаза и вялая фигура, облаченная в дешевый костюм, выдавали неудачника. Из всей семьи одна лишь мать обладала той силой и решительностью, которые - как бы ни были они слепы и ложно направлены - способствуют если не успеху в жизни, то самосохранению. В ней, больше чем в ком-либо из остальных, видна была убежденность, хотя и невежественная, но все же вызывающая уважение. Если бы вы видели, как она стояла с книгой псалмов в опущенной руке, устремив взгляд в пространство, вы сказали бы: "Да, вот кто при всех своих недостатках, несомненно, стремится делать только то, во что верит". Упрямая, стойкая вера в мудрость и милосердие той всевидящей, могущественной силы, к которой она сейчас взывала, читалась в каждой ее черте, в каждом жесте.

Любовь Христа, ты мне опорой будь,

Любовь Иисуса - праведный мой путь, -

звучно и немного гнусаво пела она - едва заметная среди громадных зданий.

Мальчик, опустив глаза, беспокойно переминался с ноги на ногу и подпевал не очень усердно. Высокий, но еще не окрепший, с выразительным лицом, белой кожей и темными волосами, он казался самым наблюдательным и, несомненно, самым чувствительным в этой семье; ясно было, что он недоволен своим положением и даже страдает от него. Его больше привлекало в жизни языческое, чем религиозное, хотя он пока еще не вполне это сознавал. Только в одном не приходилось сомневаться: у него не было призвания к тому, что его заставляли делать. Он был слишком юн, душа его - слишком отзывчива ко всякому проявлению красоты и радости, столь чуждых отвлеченной и туманной романтике, владевшей душами его отца и матери.

А вот здесь писатель М. практически полностью описывает через диалог: большая часть образа персонажа, кроме визуала, дается через мысли и реплики его и других персонажей. Это позволяет с ходу вводить героя вместе с его взаимодействием с другими персонажами, позволяет оценивать его их глазами.

— Мороженое есть? — надела темные очки Витка.

— Нет… — официант чиркнул карандашом в книжке и вывернулся жирным тюленьим телом к сдерживающей очередь буфетчице. — Любань, еще одного!

— Может не на-а-до? Ведь нам так ую-ю-тно! — пропела Оля, закуривая последнюю сигарету, но по проходу уже шел шоколадный от загара мужчина в белых брюках и голубой рубашке.

— Здраствуйте, — улыбнулся он всем троим сразу, садясь и быстро заглядывая в глаза.

Он был никакой, без возраста, с плешивой головой.

«Ветеринар», — обозначил его Володя, забирая сигарету у Оли.

«Дынин», — вспомнила Оля персонажа детского фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен!»

«Холостяцкий притырок на пути с курорта», — скривила красивые губы Витка.

Официант, бормоча что-то, вспомнил про него, повернулся, но плешивый протянул ему трёшку:

— Мне ничего, пожалуйста.

Официант взял деньги, непонимающе нахмурился:

— Ну, а…

— Ничего, ничего… — тряхнул незнакомец пальцами с обгрызенными ногтями. — Я просто посижу… немного. Здесь у вас уютно.

— Ну, а… попить? Пивка? «Псоу»? Коньячок «Арарат»…

Ничего, ничего. Пока — ничего.

Официант молча уплыл на кухню.

«Ветеринар, но с припиздью, — покосился на незнакомца Володя. — Наверно, сибирский валенок. Зиму тихо горбатился, летом поехал на юга мошной трясти».

«От жены из купе сбежал, — Оля забрала сигарету у Володи, затянулась. — Дал бы лучше нам три рубля. Володька последнюю пятерку щас просадит, приедем, в доме шаром покати, предки в санатории, неделю жить еще, ужас…»

«Окрезел чувачок на юге, вот и мучается дурью, — Витка посмотрела в окно.- И почему у таких козлов всегда много денег

Другой вариант описания через диалог, когда персонаж-рассказчик рассказывает о другом персонаже:

- Значит, родные тебе ничего не писали все четыре года?

- Ну как, писали! В позапрошлом году мать прислала открытку, а этим рождеством - бабка. И хохот же стоял у нас в камере! Открытка с картинкой. На картинке елка вся в блестках, будто на ней снег. Да еще стихи:

Вот пришло к нам рождество,

И у деток торжество.

Глянь под елку - дед-мороз

Нам подарки всем принес.

Бабка, верно, и не видала, что там написано. Купила у разносчика, да постаралась выбрать какую понаряднее. Ребята в камере чуть не умерли со смеху. С тех пор так и прозвали меня "деточкой". А бабка прислала не для смеха. Видит - нарядная, ну и ладно, зачем же еще читать. В тот год, когда меня посадили, она потеряла очки. Может, и по сию пору их не нашла.

А вот наиболее часто встречающийся способ вводить второстепенных персонажей, который демонстрирует некий писатель В: описание-впечатление глазами героя, когда второстепенная фигура описывается через точку зрения. Вообще ввести и описать таким способом можно и главного героя, но для этого понадобится ТЗ другого персонажа.

В следующей комнате две женщины лихорадочно что-то вязали из черной шерсти. Приходили люди, и младшая из них то и дело сновала взад и вперед, показывая им дорогу. Старуха же сидела на своем стуле. Ее ноги в матерчатых туфлях упирались в ножную грелку, а на коленях у нее лежала кошка. На голову она надела что-то накрахмаленное, белое, на щеке виднелась бородавка, а очки в серебряной оправе соскользнули на кончик носа. Она посмотрела на меня поверх очков. Этот беглый равнодушный взгляд смутил меня. Вошли двое молодых людей с глуповатыми веселыми физиономиями, и она окинула их тем же бесстрастным и мудрым взглядом. Казалось, ей все было известно и о них и обо мне. Я смутился. В ней было что-то жуткое, роковое. Впоследствии я часто вспоминал этих двух женщин, которые охраняют врата тьмы и словно вяжут теплый саван из черной шерсти; одна все время провожает людей в неведомое, другая равнодушными старческими глазами всматривается в беззаботные, веселые лица. Ave, старая вязальщица черной шерсти! Morituri te salutant. Немногие из тех, на кого она смотрела, увидели ее еще раз...

А вот еще один, безмерно экзотический и мастерский ввод сцены действия, среды и всех персонажей глазами героя плюс описание самого героя. Мне не под силу наверняка выделить, как именно происходит это описание самого героя, потому что суть приема в структуре предложений и действиях, а не в конкретных ключевых словах: главный герой – слабоумный. Хотя, конечно, сложная задача и часть действия дается через диалог, который он слышит:

Через забор, в просветы густых завитков, мне было видно, как они бьют. Идут к флажку, и я пошел забором. Ластер ищет в траве под деревом в цвету. Вытащили флажок, бьют. Вставили назад флажок, пошли на гладкое, один ударил, и другой ударил. Пошли дальше, и я пошел. Ластер подошел от дерева, и мы идем вдоль забора, они стали, и мы тоже, и я смотрю через забор, а Ластер в траве ищет.

- Подай клюшки, кэдди! - Ударил. Пошли от нас лугом. Я держусь за забор и смотрю, как уходят.

- Опять занюнил, - говорит Ластер. - Хорош младенец, тридцать три годочка. А я еще в город таскался для тебя за тортом. Кончай вытье. Лучше помоги искать монету, а то как я на артистов пойду вечером.

Они идут по лугу, бьют нечасто. Я иду забором туда, где флажок. Его треплет среди яркой травы и деревьев.

- Пошли, - говорит Ластер. - Мы там уже искали. Они сейчас не придут больше. Идем у ручья поищем, пока прачки не подняли.

Он красный, его треплет среди луга. Подлетела птица косо, села на него. Ластер швырнул. Флажок треплет на яркой траве, на деревьях. Я держусь за забор.

- Кончай шуметь, - говорит Ластер. - Не могу же я вернуть игроков, раз ушли. Замолчи, а то мэмми не устроит тебе именин. Замолчи, а то знаешь что сделаю? Съем весь торт. И свечки съем. Все тридцать три свечки. Пошли спустимся к ручью. Надо найти эту монету. Может, из мячиков каких каких-нибудь подберем. Смотри, где они. Вон там, далеко-далеко. - Подошел к забору, показал рукой: - Видишь? Сюда не придут больше. Идем.

Мы идем забором и подходим к огороду. На заборе огородном наши тени. Моя выше, чем у Ластера. Мы лезем в пролом.

- Стой, - говорит Ластер. - Опять ты за этот гвоздь зацепился. Никак не можешь, чтоб не зацепиться.

Кэдди отцепила меня, мы пролезли. "Дядя Мори велел идти так, чтобы никто нас не видел. Давай пригнемся, - сказала Кэдди. - Пригнись, Бенджи. Вот так, понял?" Мы пригнулись, пошли через огород, цветами. Они шелестят, шуршат об нас. Земля твердая. Мы перелезли через забор, где хрюкали и дышали свиньи. "Наверно, свиньям жалко ту, что утром закололи", - сказала Кэдди. Земля твердая, в комках и ямках.

П.С.: есть еще введение персонажа через действие, когда персонаж с ходу действует без описаний, он сразу отстреливается, дерется, да хоть кухарит на кухне в поварском колпаке, и из его действий становится понятно, какой он, его характер и прочее, но я не нашел короткий пример, понятный без контекста. В чистом виде встречается редко, чаще в той или иной степени присутствует ТЗ другого персонажа, но в хорошем исполнении смотрится шикарно.

Разумеется, выписывать роскошные введения персонажей на страницу больше характерно для взрослой литературы, но это вовсе не означает, что в текстовых играх и сетературе введением персонажей можно пренебрегать.

Структурно введение персонажа обязательно должно включать в себя две части: внешнюю и внутреннюю.

Внешне – это визуал персонажа, какие-то детали, которых будет достаточно, чтобы представить себе его внешний вид. Чем мельче персонаж, тем меньше он должен быть детализирован, чтобы не отжирать объем. Соответственно, внутренняя часть описания – это все прочее, что вам как автору нужно вводить в образ персонажа, любые подробности и сведения.

Во всех случаях рекомендую избегать общих фраз и абстракций: красивая девушка, мужчина с синей машиной и крикливый ребенок – это очень плохие словосочетания. Имеет смысл использовать средства выразительности речи, метафоры, сравнения: заявленные в удачный момент ассоциативные образы будут долго сопровождать вашего персонажа в памяти читателя.

Лайфхак для ленивых. Не главного персонажа можно ввести, дав в тексте три разнородные подробности о нем: как минимум, одна должна касаться внешности, если вы ее не описывали, остальные – любых других аспектов: «старуха в желтом дождевике (1) ела булочку (2), злобно посматривая (3) на людей в очереди».

Под конец, как и обещал, могу рассказать, о том, кому можно то, чего нельзя нам. Кафка крайне редко вводит персонажей так, как это делают нормальные люди, и это часть его стиля: минималистичные персонажи без описаний – это часть его призрачного сюрреалистичного мира, где не существует никаких «почему» и «зачем». Например, вот так:

В низеньком чуланчике, согнувшись в три погибели, сидел какой-то дюжий малый, он повернулся и уставил на меня свои голубые глаза.

— Прикажете запрягать? — спросил он, выползая на четвереньках.

Я не знал, что ответить, и только нагнулся поглядеть, нет ли там еще чего. Служанка стояла рядом.

— Богачу и невдомек, что у него припасено в хозяйстве, — сказала она, и оба мы засмеялись.

— Э-гей, братец, э-гей, сестричка! — крикнул конюх, и два могучих коня, прижав ноги к брюху и клоня точеные головы, как это делают верблюды, играя крутыми боками, едва-едва друг за дружкой протиснулись в дверной проем. И сразу же выпрямились на. высоких ногах; от их лоснящейся шерсти валил густой пар.

— Помоги ему, — сказал я, и услужливая девушка поспешила подать конюху сбрую.

Но едва она подошла, как он обхватил ее и прижался лицом к ее лицу. Девушка вскрикнула и бросилась ко мне; на щеке ее красными рубцами отпечатались два ряда зубов.

— Ах, скотина! — крикнул я в ярости. — Кнута захотел?

И тут же спохватился, что этот человек мне совсем незнаком, что я не знаю, откуда он взялся, и что он сам вызвался мне помочь, когда все другие отказались. Словно угадав мои мысли, конюх пропустил угрозу мимо ушей и, все еще занятый лошадьми, на мгновение обернулся ко мне.

Жирным выделены не сами описания конюха, а все, что создает атмосферу, предельно реалистичную и в то же время пугающе-иррациональную: введение персонажа растворяется в происходящем и сам он, несмотря на то, что является действующим лицом, становится только частью картины необъяснимо искаженной реальности. 

+9
13:20
804
17:40
+1
Мне ничего, пожалуйста.
— мой любимый заказ в кафе crazy
Я бы еще добавил, как не надо, но хочется верить, что все в курсе. Ну… Почти все. Мы уже оба сходили туда, где «как не надо» laugh
23:18
+1
Сходили… на копропричастие. Обмазались. Давай, в следующий раз закажем ничего.
23:37
Давай просто больше не пойдем crazy
00:24
+1
Но надо же нам куда-то выбираться вместе.
00:27
Давай в приличные места ) Тут же должны быть такие… Чур ты приглашаешь laugh
01:51
В приличных местах посуду бить нельзя, там неинтересно.
14:03 (отредактировано)
О, ты теперь слон в посудной лавке? (примеряет маску Петросяна crazy) Ну, будем с тобой учиться хвалить, надо же когда-то начинать… laughПробовать что-то новенькое, там, для разнообразия )
14:16
Что-то новенькое. Фистинг.
14:25
wonder(чуть не спалился, что ниче там в этом нового нет)
Я имел ввиду из литературной движухи… Критический фистинг с автором текста? Нас за такое отсюда быстро выпрут crazy
17:49
Годно, чё. Только сизифовым трудом занимаешься.
22:58
Ну попробовать можно.
Комментарий удален
22:57
Нет, в эпиграфе у Чехова круче. Эти три строчки — законченный рассказ, если что.
Комментарий удален
23:17
У Чехова круче [2].
03:38 (отредактировано)
+1
Интересно, но сложно пока, прочитал и все попутал. Надо бы попроще, Hungry. О чем речь я конечно понял, но самому применить вот так сразу, то и не смог бы. Вот бы тренинг на эту тему с заданиями и там путём проб и ошибок, дошло бы. Нужные и полезные вещи излагаешь, Hungry, но уж очень сложным языком. Пока читаю — понимаю, а через минуту — забыл. Спасибо за интересную инфу.
23:59 (отредактировано)
Я тоже за тренинг!
Загрузка...
Алексей Ханыкин