Неожиданный звонок

Телефон требовательно вибрировал на госпитальной тумбочке, настойчиво вырывая Бельского из объятий сладкого послеобеденного сна.

Ещё окончательно не проснувшись, он выругался про себя.

После пережитых три недели назад серии тяжёлых боёв в пустыне одной ближневосточной страны, откуда Бельского эвакуировали самолётом сначала в Москву, а оттуда в Санкт-Петербург, с тяжёлым ранением и контузией, он спал только днём, не мог спать ночами, в каждую из которых по частичкам вспоминал фрагменты последнего боя.

Терзая себя июльскими душно-влажными ночами, Бельский осуждающе оценивал свои действия, действия своей артиллерии, безжалостно приписывал себе вину за сбитый боевиками наш вертолёт, прорванную во многих местах оборону местных правительственных войск.

Местные побежали тогда, бросив технику, тяжёлое вооружение, раненых и вынужденных самостоятельно обороняться два десятка российских военнослужащих передового пункта управления, с которого осуществлялась координация действий частей местной армии, на растерзание наступавшему противнику.

Бельский и другие тогда не отступили, целый день, упорно обороняя последний остававшийся под контролем объект – элеватор, примыкавший к лимонной плантации, которую прямой атакой в лоб боевики заняли ещё во второй половине дня.

Под вечер, когда закончились снаряды подопечной ему артиллерии, последние из которых он старался успеть положить по противнику до того времени пока тот не подойдёт совсем вплотную, подходили к концу и другие боеприпасы, улетели вертолёты огневой поддержки, враг предпринял последнюю попытку оставшимися силами штурмом овладеть элеватором.

Каким-то чудом им удалось удержаться и в этот раз, хотя бой шёл уже между строений самого элеватора.

Стреляя по боевикам из автомата, заняв позицию между двумя высокими бетонными парапетами огромных, превратившихся в решето металлических бочек, Бельский, каким-то вдруг необъяснимым внутренним чувством осознал, что враг выдохся, психологический перевес в бою ощутимо вырос в пользу обороняющихся и, вместе со всеми, ожидая получить в себя пулю, сжавшись, побежал в контратаку.

Упорный и грамотный противник, атаковавший окружённую неуступчивую позицию, в итоге, растеряв свои силы в яростных бросках, не выдержал своего адского наступательного напряжения и неожиданного свирепого контратакующего отпора обороняющихся.

Враг сломался и начал, огрызаясь огнём, отходить обратно в пустыню, умело маневрируя огнём и боевыми группами между складками местности.

Лёжа на отбитой у противника обваловке, что опоясывала элеватор оборонительным кольцом, Бельский, внутренне устало радуясь, что жив, принимал по IP-телефону доклады своих артиллерийских подразделений об остатке снарядов, упрямо надеясь, что хоть несколько штук на какой-нибудь огневой позиции осталось, чтобы выпустить их по отходящему противнику.

Однако боеприпасов на огневых позициях больше не осталось. Ту, положенную часть боезапаса, что должна была находиться на огневых позициях артиллерии, расстреляли за два дня, хотя огонь старались вести точно, сокращая расход. Другую и резервируемую части боезапаса Бельский приказал не завозить, опасаясь их возможного захвата противником.

Доставку остальной части артиллерийских боеприпасов пытались с предыдущего дня организовать автомобильными транспортами, под охраной морских пехотинцев с Балтики. Однако, развивавшееся в разных направлениях наступление противника, не позволило обеспечить на эти сутки боя гаубичные и реактивные дивизионы Бельского снарядами.

Справа от него метрах в десяти, солдат-дальневосточник лет тридцати, со странной безумной улыбкой на почерневшем от грязной пыли и шестидесятиградусной жары лице, деловито устанавливал на бруствере обваловки АГС (АГС-17 - 30-мм автоматический гранатомёт станковый). Поймав на себе взгляд Бельского, он жутко улыбнулся:

- Последние пять ВОГов (ВОГ-17 - выстрелы с осколочной гранатой)! Не уйдут от Лёхи! Не уйдут!

Лающая очередь лязгающе отправила пять последних гранат в сторону отступающих. Это и обнаружило позицию АГС. Вражеские миномётчики, прикрывающие отход своих подразделений, мастерски положили мину на гребне обваловки, между солдатом Лёхой и Бельским. Бельский ещё успел, в последний момент, услышав ужасающий до тошноты фрукающий звук подлетающей мины, вжаться лицом и телом в каменисто-пыльный грунт обваловки. Дальше был лютый удар по мозгам и провал.

Когда Бельский очнулся у медиков командного пункта их оперативной группировки, начальником артиллерии которой являлся, то понял, что остался без глаза. Тяжелейшая контузия и рана жуткой болью отзывались в голове и теле. Бельского кололи и ставили капельницы, заставляли пить что-то противное. Его рвало и крутило. Периодически он выпадал из реальности.

Рядом, искромсанный осколками, раздетый догола, опутанный трубками капельниц, без сознания лежал солдат Лёха. Вокруг него суетились медики. Фельдшера и сёстры медицинскими салфетками протирали и промывали его окровавленное грязное тело.

Бельский смутно помнил как, терпеливо подождав, пока закончится жидкость в капельнице, встал и в грязных от пыли окровавленных ботинках, маскировочных брюках и футболке, с перевязанной головой и заклеенными ранками на руках и щеках от осколков и каменной крошки, качаясь, пошёл через весь командный пункт искать свой автомат. Не задавая неуместных вопросов, предусмотрительно разряженный автомат ему отдали спецназовцы, охранявшие командный пункт.

Кто-то из офицеров пытался Бельского о чём-то расспросить, потом поняв, что тот не в себе, просто налил ему добрую половину пластикового стаканчика американского виски. Наливая, ему сказали, что местные подразделения и отряды ополчения, оставившие свои позиции на участке, где был Бельский, вернулись и полностью заняли опять оборону часа два назад.

Бельский хмуро выпил, не став закусывать протянутой ему половинкой конфеты с арахисом «Ярче!». Затем он попросил сигарет и зажигалку. Ему дали пачку «Кента» и синий «Крикет».

Бельский вернулся в медпункт, лёг на свою койку, положив рядом автомат и долго, до самого утра, молча, сосредоточенно курил. Периодически он забывался тревожным сном.

Утром Бельского, ещё семерых раненых и двоих «двухсотых» (груз 200 – погибшие) погрузили в бронированную «капсулу» «КамАЗа» и под охраной отвезли за шестьдесят километров на один из аэродромов подскока армейской авиации. Оттуда вертолётом их эвакуировали в медицинский отряд главной группировки войск и через сутки в Москву. Через неделю он оказался в Питере.

А телефон настойчиво гудел.

Просыпаясь, Бельский открыл глаза и протянул руку к очкам, лежавшим на тумбочке, надел их и рассмотрел вызов на телефоне.

Звонили с незнакомого номера питерского оператора. Бельский, зевая, ответил на вызов:

- Алло.

Трубка ответила сразу же показавшимся знакомым женским радостным возгласом:

- Привет! Это Ольга! Узнаёшь?

Бельский поморщился. Конечно, он узнал. Ей-то что нужно? Но, стараясь быть приветливым, он ответил:

- Привет! Узнал, конечно.

С прапорщиком Ольгой, приятной симпатичной особой из хорошей военной семьи, бывшей его сослуживицей по полку российского контингента в жаркой среднеазиатской стране, они встречались около двух-трёх лет, давным-давно, ещё в молодости, но расстались чуть больше двадцати лет назад.

Тогда они серьёзно поссорились и расстались на почве его ревности. Но основными предпосылками к расставанию были, конечно, их принципиальные разногласия по дальнейшим зыбким перспективам их отношений. Потом, они так и не попытались сделать шаги к примирению. Оба, по молодости, были принципиальные и неуступчивые. Первым мириться никто не захотел.

Бельский тогда тяжело переживал, надеялся, что со временем всё образуется. Однако не образовалось. Ольга уехала без прямой замены в Санкт-Петербург, жить рядом с родителями и служить дальше. И Бельскому до сегодняшнего дня знать о себе не давала.

Тот, год спустя тоже заменился в одну из частей в лесной российской глубинке. Служил там несколько лет до академии, не высовываясь и не прогибаясь, друзей больше не заводил, изредка общаясь только с теми, с которыми навсегда подружился под жарким солнцем бывшего Туркестана.

Почти сразу после замены, уже на новом месте, Бельский получил майора, и в это же время, в гарнизонном их военном госпитале, на каком-то медицинском обследовании случайно познакомился с хорошей привлекательной и толковой девушкой медсестрой, на семь лет моложе себя, встречался с ней почти год, потом женился.

Жена родила ему двух сыновей, создала прекрасную семейную атмосферу, очень любила Бельского и детей. Тот, в свою очередь, старался быть хорошим мужем и отцом.

Уже, будучи семейным человеком, Бельский окончил в Питере академию и, постепенно вырастая в должностях, поменял ещё четыре места службы. Последние три были в Сибири.

Наконец, уже в почти предпенсионном периоде своей службы, он с семьёй, наконец, осел в огромнейшем, третьим в стране по населению, сибирском городе.

Об Ольге он вспоминал очень редко, любовь к ней незаметно рассеялась, и иногда справедливо думал, что раз прошла любовь, значит, её и не было. Никогда про Ольгу Бельский не узнавал, и её жизнью не интересовался. Напротив, он благодарил судьбу, что свела его с женой.

И вот, Ольга, узнав, наверное, от их общих однополчан, номер телефона Бельского, звонила ему.

Голос её не изменился даже через годы, и тон был таким, как будто бы они расстались не много лет назад, а вчера вечером:

- Слушай! Мне тут сказали, что тебя положили в нашу академию! Я звоню узнать, как ты себя чувствуешь, что тебе нужно из необходимого? Могу всё принести!

Бельский помялся. Говорить с Ольгой ему хотелось меньше всего. И просить о чём-либо у неё, тем более. Но человек переживает, звонит и предлагает помощь. Невежливо и непорядочно было бы так резко завершить разговор, ссылаясь на какую-нибудь причину.

Он почесал голову:

- Да нет, спасибо. У меня всё есть. Как у тебя дела? Как живёшь?

Она вздохнула:

- Да вроде, всё в порядке. Тебе точно ничего не нужно?

Бельский улыбнулся:

- Ну, вот и хорошо! Оля, точно ничего не нужно. Не беспокойся.

Ольга чуть замялась:

- К тебе подойти? Я тут рядом, в соседнем здании.

Бельский мельком вспомнил, как они расстались и холодно сказал:

- Не стоит. Спасибо. Приходить не нужно.

Она, видимо, почувствовала его неприязненный тон:

- Ну, как скажешь. Только не пойму, почему я не могу увидеться с однополчанином? Мы столько лет не виделись!

Бельский начал уставать от разговора. В голове начало больно покалывать:

- Я не думаю, что тебе стоит приходить. Но, если хочешь, можешь забежать. Только ничего не приноси, пожалуйста.

Ольга облегчённо произнесла:

- Ну, вот и ладненько. Жди на днях. Я предварительно тебе позвоню. Пока! Выздоравливай!

Бельский отключился. Телефон Ольги сохранил.

Но ни на днях, ни потом, до самой выписки Ольга так и не позвонила. Соответственно и не пришла.

Бельский особо и не расстроился. Бывшая любовь, она и есть бывшая. Теперь у неё своя жизнь. Наверное, муж, дети и работа. Но всё-таки об Ольге, после её неожиданного звонка, он изредка стал задумываться. Представлял, какой она стала внешне, как изменился её характер.

Пролежал он ещё три месяца, вплоть до середины октября. За это время ему сделали две сложнейших операции на правом, покалеченном осколком от мины глазу. Глаз собрали, но он так и не восстановил зрение, но врачи оптимистично заверили, что нужно ждать и результат будет.

Выписавшись, Бельский не полетел сразу домой. Созвонившись с сыновьями, он сказал им, что хочет ещё пару дней побыть в Питере, сходить к бывшему своему училищу и посетить другие полузабытые места. Те поняли отца. Заверили, что всё у них в порядке, дали понять, что они вполне большие самостоятельные люди. Подождут его ещё несколько дней.

В день выписки он поселился в недорогой, но очень уютной гостинице с приветливым персоналом, располагавшейся на двух этажах пятиэтажного здания 18-ого века рядом с Гостиным Двором и бывшим Пажеским корпусом.

Наконец-то на свободе! Настроение у Бельского было на высоте. Как же он устал лечиться!

Его неторопливое размещение в номере прервал телефонный звонок.

Удивительно, но звонила Ольга:

- Привет! Думала, что ты давно уже выписался и уехал. А сегодня у меня с вашей клиники люди были, так они мне сказали, что тебя выписали только сегодня. Бог мой, ты так долго лежал! Когда уезжаешь? Билеты взял? Или уже едешь?

Бельский почему-то игриво ответил:

- Привет, привет, дорогая Ольга Вячеславовна! Не мог выписаться раньше! Я пока не уезжаю. Решил, так сказать, пару дней посвятить изучению местных достопримечательностей. Побывать в местах юности безгрешной!

Она озабоченно выдохнула:

- Что так долго лечили? Очень серьёзный диагноз поставили?

Он нарочито заговорщицки иронично стал отвечать:

- Да нет! Дело не в этом! Да бог с ним этим диагнозом! Представляешь, одна девушка обещала прийти меня навестить! Наобещала с три короба. А я повёлся, старый дурак! Три месяца ждал, не выписывался, а её всё нет и нет! И до сих пор из Питера не уезжаю! А потом я понял, в чём тут дело!

Ольга перебила Бельского:

- Да пойми! Я подумала, что ты меня не особо хочешь видеть! Ты таким тоном тогда со мной разговаривал! Я и не звонила поэтому. Думала, что не хочешь со мной общаться!

Он настойчиво, словно не слыша ее, говорил дальше:

- Так вот я понял, в чём дело! У девушки, наверное, муж, дети! Девушке некогда общаться со старым одноглазым полковником! Девушка из вежливости тогда позвонила. А я бы вёл себя прилично, не приставал бы к ней!

Она попыталась оправдаться:

- Господи! Ты всё такой же едкий и злопамятный! Ну, прости! Я же уже объясняла, думала, что тебе не сдались мои посещения!

Бельский вернулся к нормальному тону:

- Да я не в обиде. Это ты меня прости! Я ещё пару дней побуду в Питере. Похожу, поглазею на город. Когда я ещё попаду сюда. Может, вообще уже не попаду.

Ольга вдруг воскликнула:

- Слушай! Я с завтрашнего дня в отпуске. Хочешь, на машине тебя покатаю по достопримечательностям? Я же местная! Такие места знаю! Туда экскурсий не водят! Ну как? Ты не против? Можно и в Старую Ладогу сгонять! Ну, Рюрик там, крепость викингов, древняя Русь. Ты же любишь такие исторические вещи!

Бельский задумался:

- Да, как-то неожиданно. А дома что скажут? Бросила семью ради какого-то стареющего бывшего?

Она фыркнула:

- Да какая семья? Я и дочь! Дочь большая уже. Ей двадцать в феврале исполнилось. Учится в универе с утра до вечера и по ночам уроки делает. Ангелине не до меня совсем.

Бельский отметил про себя: «Ага, дочь Ангелина!». Он тут же прикинул возраст её дочери и прошедшее время с их Ольгой расставания.

Всё сошлось. Значит, не зря он тогда её приревновал и расстался. Зайдя тогда к Ольге в её жилой бокс «модуля» и обнаружив там подвыпившую весёлую компанию, в которой, кроме неё была какая-то девица, и двое военных мужиков. Ольга, тогда показалось ему, растерялась, но пыталась объяснить, что это соседи, друзья и её начальство из дивизии. Что иногда делает «начальство» на диване с подчинёнными женского пола, Бельский знал. Иронично это называли «боевое слаживание». Поэтому, спокойно оторвав от себя Ольгину руку, в то время, когда она пыталась ему что-то объяснить, он вышел, и до недавнего времени, больше с ней не общался. До того случая Бельский всегда считал Ольгу порядочной и правильной, но застав её в компании «начальства», своё мнение о ней поменял. Теперь он точно был уверен, что появление у неё дочери это последствия «дружбы» с начальством.

Ну и ладно. Его какое дело. Решила тогда девушка сделать, так как хотела, значит, решила и сделала. Дело её, конечно, но могла бы, и предупредить, а не скрываться с начальством в «модуле». Поговорила бы, объяснила, в чём Бельский её не устраивает. Званием ли, должностью или зарплатой.

Ну да бог с ним. Всё давно прошло. Теперь Бельский не обижался на неё.

Ольга почувствовала, что он где-то летает в воспоминаниях:

- Эй! Ты тут?

Бельский вернулся к разговору:

- А? Что?

Она повторила:

- Завтра приеду к тебе! Повезу тебя на экскурсию. Говори адрес гостиницы!

Тот, к своему удивлению, сказал:

- Почему завтра? Давай сегодня! Приезжай ко мне. Тут относительно недалеко. Тихо и спокойно. Машину есть, где поставить. Повидаемся, а заодно, как однополчане, отметим твой отпуск и моё освобождение от многомесячных оков госпитальной палаты.

Она немного растерянным тоном произнесла:

- Не поняла. Что? Ты меня приглашаешь провести с тобой вечер?

Бельский с напором произнёс:

- А что тут такого? Посидим, поболтаем! Или у тебя дела? Личные. Сердечный друг?

Ольга вдруг возмущённо и неожиданно зло воскликнула:

- Какой друг? С чего бы тебе интересоваться моими личными делами? И вообще всем остальным? Ты меня вычеркнул из жизни много лет назад, не объясняя причин! А теперь давай увидимся?

Бельского словно окатило холодной волной:

- Успокойся, Оль! Ты права – давай оставим всё как есть. Незачем нам видеться. Всё осталось в прошлом, много лет назад. И прощай! Рад был пообщаться с тобой.

И он резко отключил звонок.

Почему-то у Бельского закололо где-то там, где сердце. Он подумал про себя, что зря он предложил Ольге встретиться. Испортил и себе и ей настроение. А она в шоке, наверное, сейчас. Надо же. Тогда Бельский даже не дал ей объясниться, всю жизнь ничего не хотел о ней слышать, а тут вдруг пригласил к себе. Она уже другой человек, мать взрослой дочери. Наверняка, Ольга посчитала его приглашение чем-то не совсем уместным.

Он одел обувь. Решил спуститься на улицу покурить и успокоиться. Да и пройтись вокруг «Гостинки» не мешало бы. Купить водички, да и что-нибудь пожевать.

Покуривая на скамейке в гостиничном дворике, Бельский вдруг сильно захотел увидеть своё бывшее артиллерийское училище на Московском проспекте. Оно было тут недалеко. Он докурил и, выйдя через ворота арки, направился налево в сторону Сенной площади.

Пройдя Сенную и мимо университета путей сообщения, Бельский перешёл мост через Фонтанку, и зашёл в сквер у бывшего училища. Теперь тут размещались суворовцы.

Он вспомнил, как много лет назад в этом сквере они были радостные и пьяные после дня выпуска. Проходившим мимо девушкам предлагали неприличное, и даже замуж. Некоторые из них даже присаживались с молодыми лейтенантами в белоснежных рубашках с погонами, на скамейки и выпивали с ними шампанское и модный тогда ликёр «Амаретто». Посиделки продлились до утра.

Бельский грустно усмехнулся.

Он вспомнил, как одна из таких девиц, очнувшись утром на скамейке, выбравшись из-под заботливо положенного на неё лейтенантского парадного кителя, строго допытывалась у каждого, где её трусы. Ей опять налили и она успокоилась. После третьей начала искать того видного лейтенанта, который обещал её забрать с собой в Забайкалье.

Трусы тогда нашлись. В руке у памятника Георгию Валентиновичу Плеханову, что и поныне стоит у входа в Технологический институт. Училище и «Техноложка» располагались прямо напротив друг друга, через Московский проспект. Дедушка русской социал-демократии, держа девичьи трусы-потеряшки, укоризненно разглядывал проходящих мимо него девушек и женщин, словно хотел спросить у них: «Чьё это, бесстыдницы? Признайтесь же и заберите!».

Кстати, лейтенант, нашёлся тоже. Не обманул и забрал девушку с собой в Забайкалье. Правда, не сразу, а года через два, когда та закончила институт. И живут до сих пор вместе, двое детей у них. Уже не в Забайкалье, конечно, а в Питере. Хотя и отдали тем краям десяток лет жизни и службы.

Бельский оторвался от воспоминаний, прошёлся мимо старинных орудий, которые уже в течение ста пятидесяти лет всегда располагались у парадного входа. Потрогал грозные бронзовые стволы. Постоял немного, вспоминая свои училищные годы. Перешёл у памятника Менделееву на другую сторону проспекта и не спеша двинулся в сторону парка «Олимпия». Когда-то, в начале девяностых, здесь был переговорный пункт. Бельский, будучи курсантом, в увольнениях звонил отсюда родным, опуская в щель телефонного автомата причудливо изогнутые жетончики, приобрести которые можно было тут же рядом, в кассе. Теперь тут был большой магазин «М.Видео».

Знаменитое популярное «Бревно» - пивнушку на той стороне Московского, закрыли уже давно. В «Бревне» за недорого подавали хорошее пиво и вкусно кормили. Встретиться тут, и пообщаться можно было с кем угодно – от спившегося водителя автобуса дяди Лёши, до профессора физики Константина Сергеевича. Студенты, «омоновцы», курсанты военных училищ, компании врачей, бандиты и другие подозрительные личности составляли разнородный контингент этого заведения. Говорили, что «Бревно» существовало ещё до революции. Для вдохновения тут наливали Шаляпину, который жил неподалёку. Затем, в творческом вдохновении, он пел в «Олимпии» всем желающим.

Именно тут, перед написанием дипломной работы, Бельский встретил двух приятных девушек из Военмеха (военно-механического института), что находился почти рядом, на 1-ой Красноармейской улице. Тогда, с товарищем, они присели на свободные места, как потом оказалось, рядом со студентками пятого курса. Те пили «Амаретто» и что-то ели. Познакомились и представились. Бельский с товарищем были в штатском. Признались, что они курсанты-артиллеристы. Оказалось, девушки учатся по проектированию артиллерийского вооружения. Почти коллеги! Бельский испытывал тогда трудности с дипломным чертежом, да и с текстуальной частью было не очень. Он спросил тогда одну из них, соображают ли они в проектировании артиллерийских стволов. Обе снисходительно посмотрели не него:

- Да легко, малыш! Это наша будущая работа!

Не веря своему счастью, Бельский осторожно рассказал им о своей проблеме и поинтересовался, смогут ли они ему помочь. Лена, одна из них, задумалась:

- Задание есть? ГОСТы? Ваша методичка по правилам оформления чертежей и всего остального? Тащи всё сюда через неделю, примерно в это же время. Будем разбираться и думать.

Через неделю они встретились с Леной в «Бревне». На этот раз они были вдвоём. Лена долго не раскачивалась:

- Заказывай пожрать чего-нибудь! И давай сюда всё, что притащил. Изучать буду.

Они ели и выпивали. Лена внимательно читала задание:

- Учебное ТТЗ есть?

Бельский не понял:

- Что за ТТЗ?

Она с вопросительным удивлением посмотрела на него:

- Ты не знаешь, что такое ТТЗ? Тактико-техническое задание?

Бельский искренне улыбнулся:

- Нет. А что это такое?

Она схватилась за голову, но быстро справилась с собой:

- Ладно, проехали! Не обижайся. Я понимаю, что вы из этих стволов только бабахаете. Вам их не проектировать и не конструировать. ТТЗ это больше нас касается.

Она быстро накалывала вилкой жареную картошку с мясом:

- Ну, в принципе, в твоём задании на проект все исходные данные есть. Почти. Ну, объём каморы, конусы и прочую фигню посчитаем. Совсем не трудно. Всякую дребедень, типа нарезной части, прочностей, нагрузок, живучести и прочего, тоже посчитаем. Всё что получится, воплотим в чертеже. Скажу честно, так себе проект. Упрощённый слишком. Для детского сада. Ну, тебе же не в проектно-чертёжном отделе потом работать. Как сделаю, перепишешь всё своей рукой. Картинку тоже потом перерисуешь, чтобы не спалиться перед преподами.

Бельский тоже не тянул:

- Значит, ты берёшься? Я правильно понял?

Лена прекратила жевать и посмотрела на него:

- Ты глупенький? А зачем я сюда пришла? Посмотреть в твои синие глазки? Кстати, они у тебя классные! Можно сказать, что я взялась за твой проект ещё неделю назад.

Она шутливо пощекотала его своими пальчиками под подбородком:

- Ты такой несчастненький был. И милый. Как я могла отказать такому мальчишке?

Они доели, болтая уже о других вещах. Бельскому нравилась Лена, но он считал, что раз он помладше, то и она относится нему как к «малолетке». Из-за своей робости перед Леной он боялся поднять на неё глаза. Они вышли на январский ветер. Лена повернулась к нему:

- Через неделю всё будет готово. Приходи сюда же. Место встречи изменить нельзя.

Она неожиданно посмотрела ему в глаза:

- Кстати! А ты потом не хочешь меня куда-нибудь пригласить?

Недели через две Лена стала первой в его жизни женщиной.

Вот такие дела в стародавние времена решались в «Бревне».

Бельский курил на скамейке в «Олимпии», когда в кармане завибрировал телефон. Опять Ольга, без лишних предисловий:

- Денис, говори адрес!

Бельский вздохнул:

- Я не в гостинице сейчас. Гуляю по окрестностям. Прости меня конечно, но я думаю, что зря я тебя пригласил. Ты права, конечно.

Ольга помолчала немного:

- Ну, как скажешь! Я-то думала, что ты всё понял. Пока. Если что, я всегда на связи.

Он спросил:

- А что я должен был понять?

- Она вздохнула:

- Да уже ничего. Проехали.

Разговор закончился.

Бельский побыл в Питере ещё день и следующим вечером улетел домой.

Больше друг другу они не звонили.