Первый день на границе

Батарея старшего лейтенанта Бельского третий день шла маршем на границу.

С батареей шёл и «Корвет» (позывной мотострелковой роты), приданный батарее для охраны и выполнения боевых задач, в составе семи БМП-2, четырёх «УРАЛов» и «КАМАЗа» с имуществом и боеприпасами, топливозаправщика и восьмидесяти четырёх человек, из которых двадцать были контрактниками.

Рота была из состава мотострелкового полка, который располагался к юго-западу от столицы страны, километрах в двухстах. Старшим в этой роте был один из заместителей командиров взводов старший сержант Емельянов.

Рота присоединилась без офицеров. Ротного перед выездом увезли в госпиталь с гепатитом, его заместитель по работе с личным составом был в отпуске в связи со смертью матери, один взводный неделю назад сломал ногу, неловко упав с БМП при проверке вооружения, второй взводный переучивался в Саратове на мобилизационную специальность.

И офицеры в роте закончились. Прапорщики, почему-то все сразу, были в отпуске.

Командир батальона задумал было дать другого офицера, но в итоге, доверил руководить выходом опытному сержанту контрактнику, благо тот был на хорошем счету, да и других задач, где нужны были офицеры, которых и так не хватало, у батальона было предостаточно. И это решение он убедительно аргументировал и отстоял перед штабом полка.

Бельский, при встрече роты, узнав, что она без офицеров, сначала напрягся по поводу дисциплины и порядка в приданной ему пехоте, но, во время движения и на привалах, общаясь с Емельяновым и наблюдая за ним и его подразделениями, убедился, что пехота вполне управляема и обучена.

БМП были распределены по всей длине колонны, по - «афгански», направив свои пушки по обеим сторонам дороги «ёлочкой», так же, как и пулемёты на рубках башен самоходных орудий.

К слову, из ныне служивших, никто уже и не помнил, когда местные сепаратисты в последний раз нападали на колонны, но, тем не менее, в этой среднеазиатской стране было неспокойно. То тут, то там правительственные войска вели бои с хорошо организованными вооружёнными отрядами местной оппозиции, рвавшейся к власти в стране, и, помогавшими им формированиями афганских моджахедов.

Третью ночь ночевали в «модулях» пограничной комендатуры на горном хребте.

Комендант, довольный тем, что ему впервые подкинули целое войско «армейцев», подполковник лет сорока, зелёной фуражкой показывая Бельскому на афганский берег «речки», одухотворённо вещал:

- Тут! Понимаешь, вот прямо тут Александр Македонский переправлялся, чтобы навалять местным бабаям! А вон там, за каптёрками, до сих пор руины древней сторожевой башни.

От него получили задачу занимать район между двумя заставами, на горном плато, километрах в семи от комендатуры.

Майор, его заместитель или начальник штаба, принимавший «армейцев» в подчинение, приняв от Бельского предписание, командировочные, выписки из приказов и списки личного состава, долго, около полутора часов, по карте и другим боевым документам ставил Бельскому общую задачу по артиллерийскому огневому обеспечению границы в районе действий батареи и особенности её выполнения. Предупредил, что пехота будет использоваться не только для охраны и обороны огневых позиций, но и для обеспечения служебно-боевой деятельности застав в районе ответственности.

Утром, перед завтраком, Бельский, со своим старшиной батареи старшим прапорщиком Абдуллаевым, которого в полку, из-за его предпенсионного возраста и армейского опыта, все уважительно называли дядей Колей, построил весь свой отряд пехоты и артиллерии, проверил солдат, поставил задачи сержантам.

Завтракали в столовой комендантского участка. Офицеров кормили в отдельном маленьком зале. Бельского посадили за завтраком напротив Жанны – синеглазой приятной молодой женщины лет двадцати семи-тридцати. Жанна была капитан. Он ел, заглядываясь на Жанну украдкой, стеснялся её присутствия, и удивлялся, как она могла попасть в это, прямо говоря, не самое мирное место на чужой границе.

Жанна же вела себя естественно и не терялась. Быстро и непринуждённо познакомившись с Бельским, она, во время еды, принялась как-то необычно разглядывать его.

Бельскому было не по себе. Он чувствовал неловкость от своей трёхдневной щетины, пропахшего солярой горного комбинезона и, как ему казалось, недостаточно хороших манер.

Он вообще стеснялся любых девушек, считая себя невзрачным и малопривлекательным, что отчасти соответствовало действительности. В их присутствии Бельский терялся, и быстрее стремился покинуть компании, где находились женщины.

Кроме того, в минуты волнения, он заикался и сильно переживал из-за этого.

Ещё на курсе общевойсковой начальной подготовки (в просторечии «КМБ» - курс молодого бойца), который курсанты проходили в посёлке Северном – учебном центре училища на Лужском артиллерийском полигоне, за неделю до принятия Присяги, как-то Бельский, будучи дневальным по батарее, не смог подать команду «Смирно!» командиру дивизиона полковнику Чернову.

Бельский назубок выучил обязанности дневального и хорошо знал порядок своих действий, но от своего проклятого заикания и волнения он не смог подать команду. Так и стоял перед полковником, приложив руку к пилотке, тщетно пытаясь выкрикнуть: «С-с-м..», «С-с-м..». Чернов с ироничной жалостью посмотрел на Бельского и позвал командира батареи:

- Гурин, а как он вообще поступил? Разве врачи должны были его пропустить? Как он будет потом отвечать на экзаменах? Ходить в караулы и кричать «Стой! Кто идёт»? Я уже не говорю о том, что если мы его выпустим через четыре года офицером, то не представляю, как он будет командовать солдатами в бою, не дай бог!

Миниатюрный майор Сан Саныч Гурин, выпускник нашего же училища, золотой медалист, командовавший в своё время миномётным взводом в Афганистане, потом гаубичной батареей в Германии, имеющий две жёлтые нашивки за тяжёлые ранения на офицерском кителе, снял фуражку, внимательно посмотрел на Бельского и повернулся в сторону полковника:

- Товарищ полковник. Вы правы. Но я взял на себя ответственность и попросил медицинскую комиссию, чтобы его пропустили.

Командир дивизиона возмущённо наклонил голову к Гурину и повысил голос:

- Я с вами, товарищ майор, разберусь потом, кто дал вам право брать на себя ответственность просить комиссию ставить заведомо ложный диагноз. А курсанта подать на отчисление пока он не принял Присягу! По состоянию здоровья! Немедленно! Сегодня же его переодеть в штатское барахло и на электричку в Ленинград!

Полковник повернулся к Бельскому:

- Как вы будете учиться с такими проблемами речи?

Бельский стоял, ни жив, ни мёртв и опять слова застряли у него в горле:

- Я-я-я…!

Закалённый афганским прошлым Гурин вдруг твёрдо возразил:

- Товарищ полковник! Во-первых, этот курсант на отлично и хорошо сдал все экзамены. Никто за него у меня не просил и сверху мне не подсказывали! Во-вторых! Я читал автобиографию каждого абитуриента, который распределялся в мою батарею! Да, у этого курсанта отец военный, артиллерист, афганец. Кроме этого, у него дед перед войной окончил наше училище, и прадед, ещё Константиновское, при царе. У них семья уже сто лет в русской артиллерии! Сто лет! И сто лет, если считать этого курсанта, эта семья связана с историей училища! Как я мог поступить, прочитав это? Вы же можете понять меня! Тоже наше училище окончили!

Командир батареи сделал паузу и страстно продолжил:

- И я прошу дать мне разрешение обраться к начальнику училища, который сможет отменить ваше решение отчислить этого курсанта.

Командир дивизиона Чернов молчал, глядя на Бельского.

Гурин, уже с полуулыбкой, глядя на Бельского успокаиваясь, продолжил:

- А речь у него наладится. У меня были солдаты, которые приходили и сильно заикались, а через два года, увольнялись и говорили нормально. Наверное, на нервную систему влияет резкий переход в другие условия и реальности и речевые функции постепенно адаптируются.

Полковник с недоверием посмотрел на Бельского:

- Ну что ж. Время покажет. Пусть пока остаётся и учится со всем старанием. Может, это поможет ему в последующем, когда военно-врачебная комиссия признает его негодным к военной службе и опять встанет вопрос об отчислении. Под вашу ответственность, Гурин! Будет очень жаль, если вы окажетесь неправы.

Чернов повернулся и ушёл.

Гурин, ободряюще подмигнув Бельскому, тоже пошёл по своим делам.

Командир батареи оказался прав. Бельский, за годы учёбы, стал лучше говорить, и гораздо меньше заикаться. В основном, только тогда, когда волновался.

Впоследствии, через два года, у Гурина отнялась правая рука, его год лечили, а потом уволили по здоровью.

А полковник Чернов, уже, будучи заместителем начальника кафедры тактики, через четыре года, в составе комиссии принимал у Бельского последний по счёту государственный экзамен по своему предмету. Выставляя Бельскому «отлично», Чернов обратился к начальнику училища:

- Товарищ генерал, должен признаться, что я этого курсанта, сейчас уже почти лейтенанта, будучи командиром третьего дивизиона курсантов, чуть не отчислил до Присяги. Он сильно заикался, почти не говорил, и я посчитал, что он не сможет учиться. И вот как получилось – послезавтра уже выпускать.

Генерал, надевая китель, одобрительно покивал.

И в дальнейшем, к удивлению всех и самого Бельского, когда он стал командовать людьми и общаться с начальством, как-то научился регулировать вдох-выдох и быстро подбирал слова, сразу же начиная говорить ровно и плавно, особенно когда подавал артиллерийские команды при ведении огня. Ко всему прочему, он неплохо играл на гитаре и пел, совсем не заикаясь.

Бельский совсем смутился, когда Жанна неожиданно принялась ухаживать за ним за столом. Налила ему чай, положила сахар, намазала хлеб маслом. Он попытался отказаться, но она нарочито строго рявкнула:

- Молчите! Вы же в гостях!

После завтрака они вышли из столовой на улицу. Жанна неожиданно воскликнула:

- Не вздумайте влюбиться там в местную Соловьёву!

Бельский удивлённо спросил, тщательно подбирая нужные слова, на которых он мог бы не заикаться:

- В смысле? Я приехал сюда не для этого.

Жанна сочувствующе посмотрела на Бельского:

- В прямом смысле! Она же разведённая!

Бельский, нахмурившись, слегка иронично ответил:

- Не понимаю уместности вопроса. Вы с ней конкурентки? Или следите за тем, чтобы разведёнки не охмуряли молодых офицеров?

Она вздохнула, осуждающе посмотрела на Бельского как на недалёкого валенка, разочарованно махнула рукой и куда-то пошла.

А батарея и рота двигались дальше, до назначенной заставы.

Старшему сержанту Балкову, заместителю командира первого взвода Бельский поручил выбирать на горном плато район огневых позиций и начинать размещать технику и людей. Емельянову было поручено выбрать и занимать позиции охранения и сторожевой заставы.

Сам комбат, пересев на БМП, поехал представляться начальнику заставы.

Служебные и хозяйственные помещения заставы были размещены по сторонам неглубокого ущелья, а некоторые из них даже прорублены в скалах. Как рассказывали потом пограничники, вырубали и продалбливали эти скалы древние персы. Туркестанские басмачи использовали их как перевалочные склады для британского оружия и припасов. Впоследствии, Красная Армия, совершив боевой рейд на афганскую сторону Бадахшана, полностью взяла под контроль эти места, и молодое советское государство разместило здесь пограничную заставу, которая существовала и поныне.

Начальник заставы, высокий тёмненький капитан Алфёров, крепко пожал Бельскому руку, и, не отпуская, радушно повёл в один из проходов, прорубленных в скале.

По разветвлённой сети коридоров, освещённой электрическими лампочками, они прошли в прохладное помещение, занимаемое начальником заставы и его канцелярией. Стол, диван, шкафы, импровизированный душ и даже самовар олицетворяли собой здешний интерьер помещения.

Бельский и Алфёров сели за стол. Начальник подробно, под запись ввёл Бельского в обстановку. Вручил список плановых целей – около 120 штук, порядок разлиновки и обозначения квадратуры карт по специально закодированной системе и таблицу позывных.

Основными задачами Бельского были:

ведение огня по всему, что движется от границы, через границу, и к границе в пределах сопредельной полосы;

прикрытие одним мотострелковым взводом промежутка между оборонительными позициями ММГ (мотоманевренной группы) и заставой;

оборудование и организация боевой деятельности сторожевой заставы на правом фланге на некотором удалении от нас, тем самым взяв под контроль сходящиеся тропы, дорогу и окружающую местность на подступах к «речке»;

поддержка огнём действий пограничников по обороне границы.

Сложность для Бельского и его людей заключалась в том, что на плато никто до них не стоял, подготовленных позиций не было. Всё нужно было обваловывать камнями, грунтом, обкладывать специальными мешками, кое-что выкапывать и оборудовать вручную. На это отводилось десять дней.

Плато было неудобно ещё и тем, что перелётные по заставе мины, с той стороны «речки» могли падать на него. А миномётные обстрелы разной степени интенсивности иногда, по словам начальника заставы, случались. Позднее, во время оборудования района, и после, Бельский находил оперённые хвостовики мин разного калибра.

В длину район выходил около семисот метров, в ширину – метров пятьсот.

Корректировочную группу с имуществом и приборами Бельскому нужно было передать на заставу уже сегодня, в распоряжение начальника, для постоянного выполнения задач.

Пополнение боеприпасами и ГСМ должно было осуществляться по графику, транспортом «Центроподвоза» и батальона материального обеспечения дивизии каждые десять суток.

Готовность к ведению огня начальник заставы определил уже сегодня с 18.00.

- Не теряй времени! – провожая, напутствовал Бельского Алфёров:

- Обстановка меняется постоянно.

Комбат выехал с заставы на плато, которое возвышалось над окружающей местностью. Бельский смотрел с брони БМП на район заставы и позиций мотоманевренной группы. Примерно с пятисотметровой высоты, были видны склоны, изрезанные извилистыми полосами оборонительных траншей, насыщенные позициями БМП, зенитных установок и миномётов.

Приехав, Бельский сразу отправил один из разгруженных «УРАЛов» с пехотинцами осмотреть окрестности, в плане изучения местности, поисков источников воды, каких-то полезных материалов.

На плато вовсю кипела работа. Полчища мух и других летающих тварей облепляли лица, руки и потные спины солдат.

Уже оборудовались позиции боевого охранения, дневные сторожевые пункты. БМП, лязгая гусеницами, занимали назначенные позиции. Устанавливалась тактическая и огневая взаимосвязь. В доступных местах уже расставлялись палатки, чтобы можно было расположиться на первое время.

Бельский, потратив часа два, со всеми сержантами, в том числе и пехотными, обошёл весь район, поделил район на сектора ответственности, назначил старших по направлениям деятельности. Тут же на месте, ставил или уточнял задачи.

Бельский был слегка взволнован. Первый раз, за свою командирскую деятельность, он выполнял такие специфические задачи. Работ предстояло выполнить непочатый край.

Завершив обход, Бельский принялся расставлять и ориентировать орудия. Рельеф плато позволил поместить места орудийных позиций совсем не по классике, а в четырёх разных направлениях стрельбы, в 100-200 метрах друг от друга.

Как он размышлял, ни прикидывал, но без того, чтобы не перемещать с места на место одно орудие, одно направление оставалось неприкрытым артиллерийским огнём. Об этом Бельский сразу доложил Алфёрову. Тот пообещал связаться с комендантом или отрядом и обозначить проблему.

После Бельский с расчётом машины старшего офицера батареи и остатками взвода управления, занялся своим пунктом управления. Радиотелефонисты развернули радиостанцию Р-130М, которую получили перед выездом и ещё в полку установили в командно-штабную машину.

Вошли в связь с заставой, комендатурой и группой боевого управления (ГБУ) отряда.

Обязанности СОБ (старшего офицера на батарее) на огневой позиции, ввиду некомплекта в батарее других офицеров, традиционно постоянно исполнял старший вычислитель батареи сержант Вова Горячев.

Бельский и Горячев, в вагончике пункта управления, занялись боевой документацией: расчертили карту по системе целеуказания, нанесли боевой порядок, определили основные направления стрельбы для каждого из орудий, распределили цели между ними, посчитали по ним топографические данные.

Топогеодезист Мильханов, расставил старенький, но безотказно работающий ДМК (десантный метеорологический комплект) и принёс первые измерения.

Горячев, открыв большую толстую чистую разлинованную тетрадь с биркой «Метео», красивым своим почерком сделал первую запись:

«ОП – горное плато ТАЛУКАН, 15 км южнее ЯНЗАР, 13.00 16 мая, высота 1815, температура воздуха +34, давление 614, скорость ветра 0».

По этим измерениям Бельский составил приближённый метеорологический бюллетень, посчитал поправки и вместе с Горячевым определил установки по плановым целям.

Вызвали командиров орудий. Уточнили им задачи по подготовке к стрельбе и дали под запись установки.

Пообедали и продолжили работы по оборудованию района. До вечера упорно трудились. Вечером, до ужина, Бельский объявил общее для всех, кроме боевого охранения, построение.

Разбитые пальцы, покрытые ссадинами руки, содранные в кровь спины, искусанные насекомыми распухшие лица – таковы были результаты первого дня.

По книгам вечерней проверки и спискам проверили людей. Довели боевой расчёт.

Бельский, остатки его взвода управления и СОБовский расчёт, сели ужинать на ящиках, рядом с пунктом управления.

Внезапный звенящий гул двух боевых вертолётов МИ-24, вылетевших из-за горы, промчавшихся над нашим плато на фоне заходящего солнца и эффектно нырнувших в разворот над ущельем заставил сердце Бельского нехорошо сжаться. Вертолеты, хищно снизившись над дорогой, петлявшей вдоль берегов «речки», красиво умчались дальше, вправо.

Подтверждая предчувствия Бельского, зазвенел телефонный аппарат выноса с радиостанции, на белом шильдике которого жирно, простым карандашом было выведено «ГБУ».

- Я - «Гром»! Да! Я - «Гром!», - радиотелефонист Зуев дожёвывал галету:

- Записываю! – он делал пометки в блокноте радиотелефониста.

Смахнув капельки пота со своего красного, от жары лица, он выпалил в трубку:

- Повторяю! Пеший отряд боевиков! «Барс, восемь-восемь»! Четыре снаряда! Огонь!

Обращаясь ко мне:

- Цель, товарищ старший лейтенант!

Вельмакин, механик-водитель машины, уже звонил на заставу доводить полученную от ГБУ задачу.

Бельский не успел ещё ничего сообразить, как Горячев, метнувшись за стол у стены, сел за разложенные бумаги и карту. Быстро вычисляя установки, взяв трубку связи с орудиями, подал команду:

- Второе! Второе! Ты где там? – взорвался Горячев.

- Коля, записывай! Цель «один – сто один»! Пешая боевая группа! Заряд третий! Прицел пятьсот шестьдесят девять! Уровень плюс семьдесят! Основное направление правее пять шестьдесят два! Четыре снаряда огонь! Повтори!

Дослушав орудие, Горячев положил трубку.

- Где это? – встав, Бельский подошёл к карте.

- Тут! По межгорью лупим! Ближе к «речке», слева!

Орудийный выстрел давящим шлепком гулко потряс воздух.

Со стен и потолка покачнувшейся будки на колёсах мягко взметнулась пыль, оседая на потных лицах, шеях и спинах.

Второй выстрел.

Звонок с заставы. Бельскому дали трубку. Говорил Алфёров, вводя Бельского в обстановку:

- Слышу, что ты уже тоже начал! Переход! Группа человек сорок! Два миномёта! Идёт бой! Вертолёты уже пошли! Выслал туда две группы и твоих корректировщиков! Разрыв твой увидели! Пока давай по «Барсу» в таком порядке: сейчас повторяем по «восемь-восемь» левее метров сто! Далее по «восемь-шесть» и «восемь-пять»! По одному снаряду! Давай быстренько! Всё! Дальше работают телефонисты!

Бельский подтвердил задачу.

Горячев, на слух, восприняв целеуказания, уже высчитал корректуры, и командовал стреляющему орудию.

У Бельского мелькнула тревожная мысль о корректировщиках, вступающих в бой у «девятки».

В раскрытой двери появилось собранное лицо Емельянова, в бронежилете на голом, в ссадинах, теле:

- Что? Воюем уже? Снизу «погранцы» пошли! В ту сторону!

Бельский вышел из вагончика осмотреться.

Он смотрел на орудие, находившееся метрах в пятидесяти от пункта управления. «Акация», резко вздрогнув и сильно присев назад, взметнув невообразимую кучу пыли огненным бело-оранжевым всполохом, выстрелило снаряд и потом, почти мгновенно, резко подавшись вперёд, клюнув стволом, белым длинным обтюрационным пшиком выдуло из ствола остатки порохового дыма.

Вокруг Бельского вздрогнул воздух. Донесшаяся до него звуковая волна ударила его по барабанным перепонкам и отпустила, оставив за собой лёгкий шум внутри головы.

Гудяще шурша, снаряд, с неимоверной силой давя и рассекая воздух, полетел на цель, постепенно затихая вдали.

А бой продолжался. Оттуда в работу включился «Суфлёр» - корректировочная группа батареи под руководством сержанта Придаченко.

Бельскому вдруг сейчас, именно в этот момент вспомнилось, как год назад командир его машины Придаченко, командир отделения управления Байда, механик-водитель Хрен, и позже переведённый в другую батарею старший вычислитель Зубалей, пришли к нему в батарею.

- Мы все омские, - заявил ему тогда Байда. Бельский удивился:

- В Омске у всех украинские фамилии?

Хрен весело доложил:

- Так наших дедов после войны из Украины сослали в Сибирь!

Бельский хмыкнул:

- Бандеровцами были?

Байда неопределённо пожал плечами:

- Так теперь никто уже и не помнит, кем были и за что сослали.

Второе орудие всё интенсивнее бухало выстрелами. На нём поменяли уставший расчёт.

Подумав, Бельский принял решение подключать первое орудие. Развернувшись и переориентировавшись в направлении второго, первое орудие Балкова вступило в бой.

Отражение прорыва продолжалось ещё часов пять. Ещё два раза в тот район летали вертолёты. Наконец, поутихло. Корректировочная группа внезапно перестала отвечать.

Команд больше не поступало. Бельский доложил по инстанциям о выполненных задачах и расходе боеприпасов. Писарь Мавлютов, он же командир четвёртого орудия, запись в батарейном журнале боевых действий.

В сторону, где недавно шёл бой, в ночной темноте, над огневой позицией туда-сюда носились вертолёты.

Позже вышел Алфёров, подвёл итоги:

- Всё! Отбились с вашей помощью! Вовремя вы приехали! Всё-таки артиллерия – это великая вещь! Там их не сорок было, а больше! Я чуть не упал, когда мне потом оттуда доложили! С миномётами, ДШК и «безоткаткой»! Упрямо и грамотно шли в прорыв раз пять! Потом отошли, их у берега катера подобрали, обратно в Афган переправили! Может, теперь у нас спокойней будет в ближайшие недели. Знают теперь, что сюда просто так теперь не сунешься!

Бельский заволновался:

- А что по моим корректировщикам? Они перед самым окончанием из связи пропали!

- Пока не знаю. Уточню сейчас. А кто они там у тебя?

- «Суфлёр».

Начальник шумно вздохнул в трубку:

- Там сейчас кошмар, что творится! Собираются и считаются после боя. Туда полетела куча начальства из отряда. Комендатура говорит, что там и «двухсотые», и «трёхсотые» среди наших! Короче, перезвоню!

Внутреннее нервное напряжение, вызванное тревогой за корректировщиков, у Бельского не спадало. Пришёл дядя Коля:

- Ну что, командир, отстрелялись пока? Я покушать принёс.

На ящиках для документации сели есть гречку с тушёнкой из сухого пайка.

Звонок с заставы. Вельмакин протянул Бельскому трубку:

- Вас, товарищ старший лейтенант.

Алфёров негромко говорил:

- Нашёл твоих! Один «трёхсотый», пулевое навылет в бедро, кровопотеря большая. Пока то, пока сё, крови много потерял. Уже в отряде, у нас в госпитале, в «интенсивке». Его туда эвакуировали. Так что, назначай другого.

Бельский спросил:

- А кто? Фамилия? Фамилию не сказали?

Алферов, мыча в трубку вспоминая:

- Блин, сказали же! Вот башка моя дырявая! Сержант, который старший у них!

Придаченко!

Бельский обратился к сидящим за столом, закрывая трубку рукой:

- Придаченко «затрёхсотили»! Уже в госпитале! Снегирёв, собирайся его менять!

Все перестали стучать ложками.

Договорив, Бельский положил трубку.

Сорок три снаряда, вышедший из строя досылатель второго орудия и один раненый корректировщик.

Так закончился первый день на границе.