Если бы я

«31 июня в Хрустальном зале филармонии Бабочка Клавиш Кира Цикорская сыграет секстет “Сны Полиса” и кантату “Вздохи гейши”»

Ветка яблони в черноте клавиш и собственное лицо — бледное, с кроличьим взглядом, будто её ослепила вспышка. Кира всмотрелась в свою фотографию на афише и закрыла глаза.

— Кира Александровна? Запускаем?
Она метнулась взглядом к экрану.
— Да.
— Пришлём экземпляр в субботу. Всего доброго!

Зум отключился. Кира обмякла в кресле и стиснула пальцы. В ушах звенела кантата и, словно аккомпанемент, — шум крови.

Вдох. Выдох. В этом нет ничего страшного. Она делала это десятки раз. Сделает снова.

Пальцы сами легли на клавиши, набрав: «Афиши не печатаем. Концерта не будет».

Взглянув на то, что написала, Кира опустила руки.

Остался месяц, и три четверти билетов раскуплены ещё до выхода анонса.

…Едва дотерпев до утра, она набрала Клару Игоревну. Всё, что хотелось сказать, выкристаллизовалось ещё ночью; с губ почти сорвалось «Давайте отменим концерт, потому что…»

Слушая гудки, она скользила взглядом по фотографиям. Вот маленькая Кира выглядывает из-за пианино. Вот отличница Кира играет на выпускном. Кира-студентка задумчиво наигрывает «Джона Грэя». Раскрасневшаяся Кира после экзамена в консерватории…

Прерывая воспоминания, пискнул новый комментарий под видео. Чаще всего отзывы были короткими: «Восторг!», «Вы — дыхание клавиш!»… Кира посмотрела превью, уверенная, что увидит очередное «Обожаю вашу игру».

И застыла.

«Ты играешь про меня, про себя, про всех нас. Ты одна из нитей, которые всё ещё держат мир. Пожалуйста, продолжай. А я всегда буду рядом, преданная тебе до последней ноты. М.»

Тут же мелькнуло новое уведомление — комментарий под «Аэрусом»: «Это полёт, и стремление, и сама жизнь. Ты создала свой аэрус вместе с композитором и инженером. Свой, ворвавшийся в наши души. М.»

Прозвенел третий комментарий — к «Весенней элегии». «Если бы ты была средневековым воином, твоим фортепиано стал бы меч, увитый вьюном и лилиями, воскрешающий и прекрасный. М.»

Кира заглянула в профиль М., увеличила аватарку и чуть не выронила телефон. Быть такого не может.

Впрочем, нет. Сходство колоссальное, но М. — темнее, и брови решительно сдвинуты к переносице — выражение, Кире совсем не свойственное.

«Я узнала, что ты хочешь отменить филармонию. Пожалуйста, не надо. Если ты хочешь добиться настоящего con fuoco, если хочешь сыграть не просто «Сны Полиса», но саму «Бесконечность огней» — тебе нужно выступить на этом концерте. Это ступень, понимаешь? Пожалуйста, прошу тебя, не отменяй! М.»

Кира испуганно сообразила, что ещё никому не говорила, что хочет отменить концерт. Откуда об этом узнала М.? Кто она? Может, какой-то хейтер, хочет втереться в доверие, а потом выбить из колеи? Киру и выбивать не надо, она и так на волоске…

«Если захочешь, можем встретиться. Я живу рядом».
«Кто ты?» — набрала Кира.

Провокация? Попытка выманить? Может быть, ей хотят сломать руки, облить кислотой?

«Я давно слежу за твоим творчеством и взлётом. Ты мой кумир. Пожалуйста, давай встретимся».

Это было самым безумным, что можно было сделать, — встретиться с незнакомой и, кажется, полусумасшедшей фанаткой. Но…

«Я заслушала “Аэрус”, и “Призрачного”, и твой “Экспромт в будущем времени”. То, как ты играешь, вытягивает из чёрной глотки. Я давно хотела с тобой увидеться, но боялась написать. Встретимся через двадцать минут у твоего подъезда?»

Откуда М. знает, где она живёт? Откуда знает про «Экспромт»? Кира редко играла свои сочинения, а «Экспромт» и вовсе слышала только Клара. Откуда М. знает мечту про «Бесконечность»?!

Кира закрыла глаза, захлёстнутая недосягаемым: сыграть «Бесконечность огней Полиса». Сыграть грандиозную коду симфонии в том единственном месте, где это прозвучало бы так, как задумано композитором. Но… В Шафран-холл попадали лучшие из лучших, пианисты с таким послужным списком, какой не снился Бабочке Клавиш.

«Если хочешь сыграть не просто “Сны Полиса”, но саму “Бесконечность огней” — тебе нужно выступить на этом концерте. Это ступень».

Может, в этом есть смысл. Может, есть смысл встретиться с М. и понять, откуда она знает так много.

***
— Кира? — услышала она из темноты и резко обернулась.
— П-привет. М?
— М, — улыбнулась девушка, протягивая руку. — Ну как ты?

От этой улыбки, от низкого, с хрипотцой голоса, от спокойного весёлого взгляда пропали все мысли о подвохе. Кира ответила, будто старой знакомой:

— Жутко боюсь. Мне кажется, я налажаю и разочарую всех, кто придёт.
— Почему? — удивлённо спросила М., и вспыхнули фонари. — Ты ведь всегда справлялась!
— Сама не знаю, — ответила Кира, вглядываясь в фанатку и отмечая сухожилия на руках и проступавшие вены. — Вы… ты тоже пианистка?
— В некотором роде. Говорят, у меня идеальные слух и память.
— Мы, наверно, учились вместе? Ты из-за этого столько обо мне знаешь?
М. глянула косо.
— Кира, я… как бы не существую.
Кира на автомате вскинула руку и потрогала девушку. Материальная. Живая.
— Ты не поняла ещё?.. Кир?..
Кира посмотрела на на неё и захохотала.
— Ты же не моя галлюцинация.
— Нет, — тихо ответила девушка. — Я твоя Мечта.
— Мечта? Значит, ты играла в Шафран-холле? И Рахманинова сыграть хватает растяжки? И не волнуешься перед концертами?
Мечта остановилась. Серьёзно проговорила:
— Нет. Я не сильнее тебя. Я так же боюсь.
— У тебя же идеальный слух и память, ты сама сказала. И руки идеальные для пианиста. И, судя по твоим комментариям, ты понимаешь музыку, а не просто все эти «звучишь, как солнце». Почему тогда боишься?

Кира остановилась, замолчала, потому что кончилось дыхание, — и только тут поняла, какой несёт бред.

— Слушай, — пробормотала она. — Откуда ты столько знаешь? Почему я раньше тебя не видела, если ты живёшь рядом?
— Я всегда рядом. Просто… ты слишком много сомневаешься. Забываешь обо мне. Если бы я была воином, я бы боролась за тебя. Но я могу только… комментировать. — Мечта слабо улыбнулась и развела руками. — Прости.
— Но ведь ты смогла встретиться со мной. Ты из плоти и крови. У тебя руки. Ноги. Ты просто меня разыгрываешь!
— Я твоя Мечта! — запальчиво воскликнула М. — А ты гнобишь меня, игнорируешь, вспоминаешь только изредка!
— Мечта, — презрительно протянула Кира, оглядывая растрёпанную девушку, нисколько не похожую на пианисток в лучших залах мира. — Да если бы ты была мечтой, ты бы помогала мне, а не грызла!
— Я веду тебя, Кира, а ты меня так не любишь! За что? Если бы я была звездой, я бы светила тебе! Если бы была дорогой, я бы тебе под ноги постелилась, чтобы ты прошла! Но я только Мечта… Всего лишь мечта.
— Что тебе надо? — рявкнула Кира, сворачивая к подъезду.
— Я только хотела убедить тебя не отменять концерт. Мы с тобой почти одно и то же, но я вижу чуточку дальше. И я знаю, что это очень важно! Пожалуйста, не отменяй!

Кира фыркнула, смерила расхристанную Мечту язвительным взглядом и вошла в подъезд.
Что только ни выдумают чокнутые фанаты. Пока это была самая дичь.

***

С утра ломило затылок, и на душе было так же гадко, как на улице. До филармонии оставалось четыре недели. «Пожалуйста, не отменяй концерт!» — вертелось в голове.
— Пожалуйста, не отменяй концерт! — передразнила Кира. С чего бы она должна отменять? Фига с два. И что за слова такие, кто их сказал? Что было вчера, что сегодня она чувствует себя так скверно?

Да, вчера же была та сумасшедшая, так похожая на неё девка…

Кира села за пианино и сердито пробежалась по клавишам. В лакированной деке отразилось хмурое лицо и сдвинутые брови. Видели бы её зрители. Какие там «крылья бабочки»! Это, как минимум, поступь гиппопотама…

Впрочем, не так плохо для вступления к «Бесконечности». Первые аккорды — они ведь и должны быть тяжёлыми. Хмурыми…

Пальцы сами побежали по клавишам. Забыв, что подходит к регтайму, который никогда, никогда не получался без запинки, Кира летела вместе с мелодией, чувствуя на лице сырой ветер, почти вдыхая запахи асфальта, цветущей вишни…

«Как ты?» — пискнул телефон.

— Да чтоб тебя! — рявкнула Кира, застигнутая в полёте, рухнувшая с эстакад Полиса на вертящуюся табуретку.

Опять эта сумасшедшая!

Кира вскочила и брякнула турку на плиту.

«Аудио “Бесконечность огней Полиса”», высветилось в новом сообщении.

Кира включила. И, замерев, растворилась в финале симфонии, в музыке, зажигавшей звёзды, заставлявшей выхватить и воздеть меч, или карандаш, или смычок, поднять, вздёрнуть — вперёд, к самому солнцу!

Когда «Бесконечность» стихла, Кира очнулась и услышала, как шипит убежавший кофе.

«Я из-за тебя заруинила кофе», — машинально написала она.
«Это не я играла. Это ты. Только не сегодняшняя. Чуть позже».
«Враньё», — слабо подумала Кира, нажимая «Play». Хотелось переслушать «Бесконечность» ещё раз. Ещё сто раз.
«Это ты играла, Кира», — настойчиво повторила М.
«Я не могу так. Это ты сыграла и записала. И дразнишь меня».
Опечатываясь, добавила: «Но это божественно».
Помедлила ещё секунду и дописала:
«Раз ты такая талантливая, сыграй в филармонии за меня».
Ответ не приходил долго.
«Давай встретимся ещё раз», наконец написала Мечта.

***

В дневном свете М. выглядела хуже, чем вечером. Ввалившиеся, воспалённые глаза, исцарапанные руки. Бледная, как смерть.
— Голова болит? — сердито-сочувственно спросила Кира.
— Есть немного, — отозвалась Мечта.
— Таблетку пила?
— Кончились…

Кира втащила лёгонькую Мечту в квартиру. Принесла цитрамон и воду:
— Запивай как следует.
М. кивнула, бледнея ещё сильней. Кира со вздохом посторонилась.
— Заходи уж. Надо сладкий чай. Заодно расскажешь, какие упражнения делаешь на растяжку.

После чая Мечта заметно повеселела и оглянулась на пианино.
— Давай-давай. Зря я тебя, что ли, пустила? — проворчала Кира.

М. села на табуретку и опустила руки на клавиши. В следующую секунду Кире показалось, что снова включилась запись «Бесконечности», но телефон молчал. А Мечта, распрямившись, играла, и пальцы перебирали клавиши, не ведая преград.

Дойдя до регтайма, М. резко остановилась.
— Зачем? — обиженно воскликнула Кира, так хотевшая вживую услышать этот отрывок.
— Я… устала.
— Устала? Ну… Выглядишь ты не ахти. Но, слушай, где ты училась? Лет с трёх, да? Обалденная растяжка, и чувство ритма, и…
— И музыкальная память, и слух. И ещё упорство, трудолюбие и генетика, — кивнула Мечта.
— Ты Джулиард закончила?
— Кира, — облокотилась на загудевшие клавиши М. — Я же сказала, я твоя Мечта. Я нигде не училась. Меня как бы… нет.
— Слушай… А давай ты сыграешь за меня? Мы похожи, почти одно лицо. Афиши переделывать не придётся. Сыграй за меня, а гонорар я отдам тебе. Ну, процентов десять мне, а остальное…
— Я не буду играть! — испуганно вскинулась Мечта.
— Перестань! У тебя шикарно получается! Сыграй-ка «Гейшу».
Мечта бросила на неё умоляющий взгляд, но вернулась к клавишам. «Гейша» вышла мягкой и холодной — такой, какой её слышала сама Кира.
— А «Сны» давай?
Мечта безропотно сыграла и «Сны». Не дожидаясь реакции, перешла на «Экспромт».
— Откуда ты это знаешь? — спросила Кира, покачивая носком в такт звукам. — Это ведь я сочинила. И не выкладывала нигде.
— Я его знаю, потому что композиторство — часть твоей мечты. Я его сыграла, чтобы доказать, что я — это как бы ты…
— Это я хочу доказать тебе, что ты должна вместо меня играть в филармонии, — оборвала Кира. — Ты же просто вау! Давай!
— Как я буду играть вместо тебя? Это ты должна быть на сцене! Я только тень, я что-то внутри тебя, только… только…
— Не согласишься — отменю концерт, — резко произнесла Кира, хлопая крышкой пианино.
— Кира! — Мечта опустила голову и всхлипнула. Пробормотала: — Ладно. Но так не должно быть. Я могу только помочь, но не сделать за тебя…
— Так, — не слушая, расхаживая по комнате, соображала Кира. — Надо познакомить тебя с Кларой, притворишься, что ты — это я. Потом сходим в филармонию, я сделаю пропуск, чтобы дали на репетицию зал. Играешь ты офигенно, но в «Гейше» есть место, где можно пошлифовать. У нас три недели, успеем. Ну?
— Что — ну? — спросила Мечта, не поднимая головы.
— С «Гейши» и начнём. — Кира села на место, куда обычно садилась Клара Игоревна, и вытащила ноты. — Тут. Бери звуки аккуратней, отчётливей. Поехали!

***

Мечта являлась каждое утро, и они тотчас садились за инструмент. В полдень обедали, в семь расставались. Всё остальное время Кира лежала в постели, глядя в потолок и чувствуя ноющую тоску, которая таяла без следа, стоило Мечте оказаться рядом.

Она не жалела сил, оттачивая программу, без устали внушая М. уверенность и задор. Её шокировало и возмущало, что идеальная Мечта сомневается в себе, нервничает и плачет над нотами.

— Ты из-за чего психуешь? Ты играешь прекрасно, ты гораздо си…
— Я не сильнее! — гневно кричала Мечта, отшвыривая папку. — Я тоже боюсь! Как ты не понимаешь, ты меня пихаешь сыграть не свою роль!
— Я уже сто раз это слышала! — рычала Кира, плюхая папку на пюпитр. — Распустила сопли! Ты красотка, пианистка с громадным будущим, трудяга — что тебе ещё не хватает?

Мечта рыдала, но играла, играла так, что у Киры застывали слова на губах, замирало сердце, а пальцы сами рвались к клавишам.

— Тебя точно не смущает моё имя на афише? — спросила она за день до концерта.
— Меня уже ничего не смущает, — буркнула Мечта.

На своём канале Кира накатала:
«Друзья! С вами Бабочка Клавиш. Завтра я играю в филармонии «Вздохи гейши», «Сны Полиса» и избранные места «Бесконечность огней». Билетов уже нет, но будет трансляция — присоединяйтесь! Помните, что музыка открывает дороги не только в новые миры, но освещает тропинку вглубь себя. Приходите. Слушайте! А я буду играть для вас, про вас, про всех нас».

— Ишь как разошлась, — хмыкнула Мечта. — А если сыграю плохо?
— Ты? Плохо? — фыркнула Кира. — Скорее потолок рухнет. Хотя, может, он и рухнет от аплодисментов. А пока сыграй всё целиком… пожалуйста. Только для меня.
— Всё, что я делаю, я делаю только для тебя, — ответила Мечта и села к пианино.

***

Накануне концерта М. взбунтовалась.

— Не буду играть. Хоть режь, не буду!
Утомлённая бессонной ночью, капризами и страхом, что обман раскроется, Кира заорала:
— Будешь! Будешь, я сказала! Я зря с тобой возилась? Зря столько труда положила?
— Не буду!
— Да кто ты такая, чтобы перечить?
— Я Мечта!
— Если бы ты была Мечтой, — желчно прошипела Кира, — ты бы сбывалась! А ты хочешь слиться в шаге от того, чтобы сбыться!
— Кира… пожалуйста… — прошептала М., хватая её за руки. — Прошу тебя, пожалуйста, не заставляй меня!

…Ей показалось, что, вталкивая Мечту в подъехавшее такси, она выпускает из рук что-то важное, что-то очень дорогое. Тёплую птицу, ласковую синицу, вынутую откуда-то из-под сердца.

…За час до концерта, в тёмном платье, в тяжёлых серьгах, про которые бабушка говорила: «Вот будешь играть в филармонии — наденешь», М. села в последний раз прорепетировать «Вздохи».

И, охнув, замолкла.

— Что такое? Играть можешь? — ахнула Кира.
— Больно, — прошептала Мечта.
— Перетрудила руку, — констатировала Кира сквозь зубы и схватилась за голову. — Через полчаса выход…
Мечта, плача, захохотала.

…Через полчаса, размяв пальцы, наскоро повторив сложные места и растерзав пачку салфеток, Кира кивнула заглянувшему конферансье:
— Иду.
И растерянно глянула на Мечту.

— Смотри, — сказала М. — Я сейчас сожму твою тревогу. Вот так, — она сжала здоровый кулак. — И у меня хватит сил сохранить весь твой страх. А ты — иди. Иди бестрепетно, Кира.