Menda, callida, mustela!*

Чай. Что может быть лучше чашечки свежего ароматного чая? Конечно чашечка свежего ароматного чая в половину шестого вечера четверга. Не в среду, когда неделя лишь миновала экватор, и точно не в пятницу, когда нужно как можно скорее убраться подальше от академии, пока никто не обнаружил вдруг никакой новой нестыковки в расчетах, или не решил обсудить свежую мысль. Или, чур-чур-чур, возник на пороге только спросить, а потом ты приходишь в себя в начале десятого, объясняя нерадивому Первый Принцип Ньютонуса. Приходишь в себя, тянешься за чашкой, промочить горло, а чай все, айсберг!

Поэтому лучшие дни недели только четверги. И чай - чуть горячее, чем теплый, - в половину шестого вечера - лучшие его минуты.

До наступления идеального, как считал профессор Миллс, мига первого глотка оставалось четыре рывка длинной тонкой стрелки и дюйм между позолоченным ободком красной фарфоровой чашки и его губами. Три, два…

— Профессор, у меня для вас загадка!

Наглец выглядел как… Наглец! Совершенно окончательно и бесповоротно неисправимый наглец. Ворвался в библиотеку, громыхнув дверьми. Зацокал каблуками, будто кавалерист. С диким скрипом ножками по полу оттащил от стола тяжелый стул и замер, опираясь на его спинку. Каков! Надменно высок, самовлюблен, беззастенчиво красив, и, черт бы его, дьявольски харизматичен. А ещё…

— Скажите, профессор, что бы вы сделали, если бы точно знали, что переродитесь в следующей жизни? - …обладал голосом человека, способного навсегда испортить четверги.

Это было непросто, но профессор справился. Унял бурю внутри, закупорив вулкан. Изящно опустил чашку на блюдце, допустив достаточное для выражения своего пренебрежения гостю “звяк”, отставил чайную пару в сторону, снисходительно, но деловито вздохнул, и, усадив подбородок на сплетенные в замок пальцы, зазвенел сталью в голосе:

— Юноша, если бы вы числились в моих студентах, вы, несомненно, запомнили три правила: представляться, задавая вопрос, обращаться “сэр”, и никогда и ни при каких условиях не отвлекать меня от чая.

Но то, что обычно заставляло всяких непрошенных испариться, будто отскочило от наглеца. Лишь на краткий миг потускнел огонёк задора в глазах, явив тень смущения. Да тут же разгорелся вновь, а самая невинная в мире улыбка стала еще невиннее.

— Прошу прощения, профессор. Сэр. Меня привели к вам замешательство и восторг. Сэр. Мое имя Джеффри. Джеффри Комбс. Сэр.

— Мне буквально не терпится узнать подробности, - профессор растягивал звуки, не желая признавать поражение в первом раунде, и как бы намекая, что чай уже остывает.

— Сказать по правде, я несколько напуган. Сэр. Однако, должен признать, история разбередила во мне любопытство, и я надеюсь, сэр, в вас тоже проснется интерес к исследованию.

— Да неужели? - взгляд профессора начал терять контуры струйки пара над чашкой. Но все же они были более заметны, нежели надежды профессора насладиться этим вечером.

— О, да, сэр. Видите ли, я жил обычной жизнью помощника аптекаря. Но пару недель назад все изменилось. Сэр. Это случилось когда я проснулся с ясным осознанием того, что, - он с силой выдохнул, - это не первая моя жизнь.

— Простите? - взгляд профессора метнулся от чашки к собеседнику, вонзился в него. - И с чего же, скажите на милость, вы это решили?

Он снова смутился, но быстро взял себя в руки:

— Дело в том, сэр, что я вспомнил все. Всю свою прежнюю жизнь. Вот прям от и до.

Как оказалось, Джеффри не мог стоять на месте. Он сходу, с первого слова, начал активно жестикулировать. Затем оставил в покое спинку стула, отошел к стене, увешанной регалиями, принялся мерить шагами комнату. Сопровождая это игрой мимики и интонаций голоса. Взгляд профессора все чаще задерживался на говорящем, и все реже возвращался к вожделенному некогда напитку. Со стороны могло показаться, что Джеффри дирижировал. И профессор едва-едва поспевал вертеть за ним головой, пока тот, рассказывая и рассуждая, перемещался по кабинету.

— Да, сначала я подумал: “Какой реалистичный сон!”. Но после того, как я понял, что помню слишком много для простого сна, я пришел к выводу, что схожу с ума. Но… Но тут у меня возникла идея. Я решил перебрать все свои, в смысле его, воспоминания и постараться найти что-то осязаемое. Что-то, что я смог бы найти здесь, в этой жизни. И проверить. И..

— И..?

— И я нашел. Это!

Джеффри, оторвавшись от полки с различными фигурками и статуэтками, в два шага оказался практически вплотную к профессору. Его рука нырнула во внутренний карман и достала…

— Это что, сова?

— Эээ, возможно. Я не знаю. Я нашел это за пределами города. Там где я это спрятал. Ну, тот. Тогда.

Профессор вертел в руках деревянную игрушку. Именно игрушку, вырезанную грубо, наспех. Чуть разукрашенную дешевой краской, уже почти стершейся. Ни намека на хоть какую-то значимость.

Миллс перевел взгляд на Джеффри, рассматривающего шахматные фигуры.

— Красивая работа, сэр. Вы сами сделали?

— К сожалению, я не одарен способностью к обработке драгоценных камней и ценных металлов. Это подарок. Короля.

— Вот как. Выглядит весьма ценно.

— Возможно, - профессор вернулся к сове, задумался на миг, - возможно, я действительно могу помочь вам…

— Джоффри.

— Джоффри?

— Джоффри, - гость поставил на поле одну из фигур. Профессор проигнорировал зыбкую мысль о том, что на той клетке стоял король белых. Золотой.

— Так вот, Джоффри. Дело в том, что я не только ученый-теоретик, - Миллс наигранно скромно улыбнулся, - я еще и практик. Маг-практик.

— Ого! Неужели?

— О, да. Магистр ложи Золотого Рассвета. Прошу за мной, мой юный друг.

Профессор поднялся из-за стола и направился к необъятным стеллажам с книгами. Нырнул под площадку кованой, украшенной черными розами, винтовой лестницы. Потянул вниз корешок безымянной красной книги. Стеллаж повиновался безмолвному приказу, отъехал в сторону, открывая длинный узкий коридор. Маг шагнул во мрак.

*   *   *

— Сэр, а вы уверены, что это необходимо?

Джоффри сидел на высоком стуле, почти троне, посреди утопающей во мраке залы. Редкие свечи, казалось, наоборот, нагоняли тьму, нежели создавая свет. Серый камень блестел холодом.

— Совершенно обязательно, юноша. Во время ритуала вам жизненно необходимо молчать и не двигаться, поскольку любое слово, любое даже самое малое движение способно нарушить магическую формулу. Поэтому, прошу вас потерпеть это непродолжительное неудобство.

Затянулись кожаные ремни, сковывающие тело, сдавливающие шею, мешающие вздохнуть. Щелкнули замки.

— Сэр… Мне… Сложно… Дышать…

— Никаких слов, юноша. Зажмите это зубами.

В рот погрузился шарообразный кляп. Дышать легче не стало.

— Последний элемент. Ваша сова. Вы должны крепко держать ее в руках, что бы не происходило. Это важно, если мы хотим получить интересующие нас ответы. Вам все понятно?

Джоффри попытался кивнуть.

— Отлично. Можно начинать.

Миллс прошел к кафедре, снял стеклянный купол с фолианта. Зашуршал страницами, что-то бормоча.

— Ага! Вот оно.

Профессор прочистил горло кашлем, поправил мантию. И запел на манер церковников:

— Misce soyae condimentum, condimentum piscis, saccharum et piper in patera.
Marina mus in hoc marinade saltem decados minutas.
Caldum grillum et illud oleo vegetabili ungue.
Assa mus in medio igne, regulariter vertens, ut caro aequaliter coquat.
Servi cum herba coriandro et, pro certo, cum rice. 

Ничего не произошло. Ни дыма, не всполохов пламени. Ни мистического тумана. Миллс подождал несколько секунд, набрал побольше воздуха и запел вновь. А после повторил снова. Подождал. Заглянул в книгу.

— А. Кровь. Точно. Кхм. Прими эту жертву во славу твою! Даруй мне силу и величие!

Темный клинок застыл последним воспоминанием об этой жизни в глазах Джоффри.

*   *   *

— …и как только коронер уехал, я сразу же позвонил тебе. Подумал, что, наверное, гораздо интереснее будет тренироваться на молодом стройном мужчине, чем на каком-нибудь мерзком жирдяе. К тому же, совсем свежем. И без документов. Вот, ну и подумал, там, что он лучше тебе подойдет, чтобы, это, не пришлось копаться в слоях жира, например. А еще они воняют. Ну, обычно.

Второй голос засмеялся. Высоко и звонко. Заливисто.

— Да, ты молодец, Чарли. А знаешь, что еще лучше у молодых?

— Скажи мне.

— Сердца. Они красивые. И выглядят так… Вкусно.

— Н-наверное. Да. Да, ты права. Никогда не обращал внимания, но, наверное, да, ты права, они очень красивые. Очень. Эээ… Нам сюда.

Чарли достал ключи, чуть суетясь и нервничая, несколько раз промазал мимо скважины. Наконец попал, выдохнул, провернул. Дверь, заунывно взвизгнув петлями, уплыла внутрь комнаты. Пугливый свет нехотя и опасливо пополз по полу. Уперся в холодный стол, вскарабкался, запутался в складках и буграх ткани, перепрыгнул на следующий, и на следующий за ним, и далее, пока едва-едва не дотянулся до нижнего края таящегося в глубине помещения шкафа.

— Нам нужен второй с конца в правом ряду.

— Второй? Но там ведь никог…

— Простите, а где моя одежда?

Визг вспорол безмолвие мертвых.

_______

*непереводимая игра слов. “)