Цветок, собака и призрак

Мой добрый читатель (я уверена, что ты добрый – все люди в глубине себя добры, но не все знают об этом), прошу тебя: читай этот рассказ как угодно - по каждой строчке или через одну, наискосок или вслух, пропуская гласные, стоя или качаясь в гамаке – как угодно, но только, пожалуйста, не читай между строк, иначе будет риск заметить то, что я хотела сказать. Тогда моей мысли, столь уютно спрятавшейся за грудой слов, придется вылезти на открытый воздух под холодные облака. Брр… Впрочем, до конца ты меня все равно не поймешь. Почему? Да вот поэтому:

…Эта история, верно, никогда не начиналась и никогда не закончится. Но в один день над городом пылал закат, розовый как лепестки шиповника. Как крылья огромной бабочки раскинулись перистые облака. Я стояла на перекрестке, жалея, что не взяла с собой фотоаппарат. Я внимательно посмотрела на небо, стараясь охватить взглядом всю картину, и – запечатлела что-то вроде «фото глазами». Глупое выражение. Это я придумала. Моя подруга Ника посмеялась, когда услышала про такие «фото». «Это называется – воспоминания, - сказала она. -Тем более, ты не сможешь показать картинку из мозга другому человеку. Обычные фото на порядок лучше». Называть – пусть называет как хочет, она нейробиолог, ей виднее. Только я готова поспорить: обычные фото никак не дают посмотреть другим людям увиденное тобой.

Поворот – и я во дворе никиного дома. Пара пролетов смешных полосатых ступеней. Ника говорила, что в детстве бабушка рассказывал ей: «Ника, или лучше по-взрослому, Вероника, сказочная принцесса. Ее богатство Дракон спрятал под одной из ступеней подъезда. Придет пора - и принцесса сможет отыскать клад…». Пора пришла, Ника выросла и перестала верить в сказки и в клады под ступеньками. Вот ее дверь.

Ника открыла сразу же, и я сразу заметила – глаза у нее какие-то странные. Будто в них затекло море. Огромное и без волн. Ника только поздоровалась и, ничего больше не говоря, жестом пригласила меня в комнату. Подруга встала напротив меня и все молчала, словно на что-то решившись, но не осмеливаясь начать.

-Мы изобрели ее, совсем, все получилось, - наконец прошептала она.

-Кого? – тоже шепотом спросила я.

Вдруг Нику как прорвало – должно же море куда-нибудь вылиться - она заговорила без пауз, быстро, горячо:

-Эонию, помнишь, я намекала тебе? Устройство для распознавания мыслей. Нет, еще, конечно, многое придется доработать, но – мы уже добились точного прочтения любых мыслей, зрительных, вербальных – да всех! Это получилось! Отныне любую идею можно сохранить в электронном виде! Это же… -Ника задохнулась от эмоций, я скорее обняла ее и усадила рядом с собой.

-Расскажи, для чего это нужно?

-Как – для чего!? – Ника снова вскочила, ее глаза горели восторгом. -Во-первых, мы сможем сохранить все знания человека, полученные им за жизнь – они не исчезнут вместе с его смертью. Разве мыслимо – человек годами учился, скапливал знания, думал каждую секунду о чем-то – а потом вся вселенная его внутреннего мира просто исчезает! Во-вторых, представь, люди-инвалиды, которые не могут говорить, двигаться – для них появится возможность общаться, ведь Эония позволяет не только сканировать весь мозг, но и, разумеется, просто считывать текущую мысль, что не требует много времени. Потом прикладные вещи – криминалистика, техника, понимающая нас без слов и жестов. Понимание истоков конкретных мыслей может вывести на новый уровень психиатрию…

-Подожди, как вы сумеете понять, что человек на самом деле имел в виду конкретной мыслью?

-Что?.. Сонь, я не Эония – я не понимаю столь путаные вопросы.

Я подошла к книжному шкафу и взяла подвернувшуюся книгу.

-Вот, смотри. Есть книга, все страницы, вроде, на месте. Ты можешь прочитать ее целиком, насквозь, только вряд ли ты сможешь полностью…

-Ты имеешь в виду, - перебила меня Ника с усмешкой, тряхнув льняными волосами, - что я не смогу полностью понять автора, что в книжном саду растут розы, возможно, не просто так, а потому что Розой звали собаку автора, и далее в том же роде?

-Пусть и так.

-Именно это и учитывает Эония, она рассматривает все связи и взаимоотношения между нейронами, поэтому выводятся все подсознательные мысли, все ассоциации. С цветами, собакой и парком в Сочи, если по-простому…

Мы сидели в комнате, среди легкого научного беспорядка, раскрытых книг и изрисованных черновиков, и еще долго обсуждали изобретение, сделанное командой, членом которой была Ника. Обсуждали и спорили. Так долго, что заварочный чайник, полный к моему приходу, оказался пуст. Ника рассказывала о работе Эонии, о принципе Буардо, о нейронных сетях. Я не понимала большей части, но меня не могло оставить равнодушным то, что было интересно ей. Ника была в восторге – ей хотелось с кем-нибудь поделиться размышлениями от своего долгой работы, к тому же она, как настоящий исследователь, обожала спорить, слушать чужие аргументы и переворачивать с боку на бок свою мысль, свою идею, искать новые доводы, убеждаясь в ее правильности, или, быть может, не найдя, усомниться. Для последнего, впрочем, дать ей повод я не смогла.

-Оставайся у меня? – спросила Ника, когда мы обе выдохлись. – А завтра, если хочешь, можешь поехать со мной к доктору Надеждину – помнишь, я рассказывала тебе о нем, ему принадлежит большая часть разработки – возможно, он покажет нечто интересное тебе. Вдруг ты потом согласишься написать про нашу разработку статью.

Я, зевая, согласилась. Про Надеждина я помнила только, что он работает в частной психиатрической клинике и при этом является великолепным нейрофизиологом.

***

Утреннее метро встретило нас сквозняком, метавшемся среди крепких гранитных стен. Мы сели в вагон, разделив одну пару наушников на двоих. «Волны, обгоняя волны» - раздавался голос из наушников. Ника чуть притопывала ему в такт – видимо, волны ее моря все еще рвались наружу. «Я молчу, я лечу» - слышала я тот же голос и улетала в мчащемся поезде.

Клиника располагалась в уютном местечке, здание терялось среди деревьев, кустов жимолости и винограда. Мы прошли через проходную, поднялись на четвертый этаж. Ника постучала в дверь кабинета. Когда мы вошли, я увидела мужчину лет шестидесяти в белом халате – наверное, это был доктор Надеждин – и молодого человека в черной рубашке. Молодой человек чуть смущенно поздоровался и выскользнул за дверь.

-Добрый день, Алексей Степанович. Это моя подруга, София, - сказала Ника.

-Рад познакомиться с Вами, София, - доктор протянул мне руку.

Он повел с Никой беседу об их изобретении – нет, оно не было страшной тайной, хоть они пока не афишировали его на широкую публику. Время от времени, Надеждин обращался ко мне, то разъясняя что-нибудь, то спрашивая, и в шутку называл меня «экспертом». От широкой улыбки доктора веяло добродушием.

-Хотите увидеть пару чужих мыслей? – спросил он меня напоследок.

-Чьих?

-О, это был занимательный человек. Он был уже очень пожилой, проработал всю жизнь водителем. Он рассказал, что всю жизнь сочинял в мыслях фильм, выдумал героев, сцены во всех подробностях, но снять фильм по-настоящему у него уже не было сил. Он стал одним из первых наших подопытных. Мы не сканировали весь его мозг, он только представлял мысленно кадр из своего фильма, а мы этот кадр считывали.

Я ободрилась – такое кино можно посмотреть.

-Хорошо бы Руслан, этот парень, которого ты видела в кабинете, не узнал про Эонию, - прошептала Ника, когда мы шли по коридору, и сочувственно улыбнулась.

-Почему?

-Он то ли приятель, то ли родственник Алексея Степановича, - тихо ответила Ника, - и одновременно пациент. У него маня преследования, ему все кажется, что кто-то читает его мысли, инопланетяне или не знаю кто.

Мы зашли в темную комнату на другом конце коридора. Доктор включил свет и подошел к компьютеру с огромным монитором. Комната была полна аппаратов, со всех сторон на меня глядели стекла, провода готовы были соединить все вокруг. Вдруг дверь приоткрылась и заглянула девушка в белой шапочке. Она что-то быстро показала доктору.

-Ох, опять! – воскликнул Надеждин. Он виновато отпросился у нас, предложив посидеть у него в кабинете. Я в свою очередь отпросилась побродить по этажу. Ника осталась в кабинете с какой-то бумагой.

Напротив одной палаты я увидела Руслана. Он стоял лицом к окну, заложив пальцем страницу в конце книги. «Г.Майринк «Голем»» прочитала я на обложке. Я подошла к Руслану.

-Как там, в комнате без дверей? – спросила я, кивнув на книгу и намекая на запомнившийся образ из нее.

Руслан слегка вздрогнул от неожиданности и улыбнулся.

-Найти бы туда вход… А Вы ведь подруга Вероники?

-Да. Соня.

-Очень приятно. Руслан.

-Я знаю, Ника представила мне Вас. Мне тоже очень приятно.

-Знаете, у меня был имбирь, и я приготовил имбирное молоко. Не хотите ли отведать?

В палате Руслана стояла всего одна койка. Прямо в окно заглядывали ветви сосен. На прикроватной тумбочке Руслан выставил стаканы с напитком и положил пачку печенья.

-Здесь уютный сад, не так ли? – спросил он.

-Согласна. Если быть здоровым здесь – то чудесно.

-Значит, докторам здесь чудесно, - улыбнулся он. -Эх, куда бежать от преследователей, если тебя, кажется, могут достать везде…

-Кто же Вас преследует? – спросила я. Мне кажется, легкая бестактность иногда лучше натянутой тактичности. Имбирь приятно обжигал изнутри.

-Я и сам не знаю, кто. Но мне кажется, кто-то читает мои мысли. Может быть, правительственные агенты или машины, давно и незаметно захватившие наш мир, или инопланетяне, в конце концов. Я порой почти чувствую в голове щуп, который лазает, пробивается к мыслям. Я тогда перестаю думать… Простите, простите, это все должно быть совершенно неинтересно Вам!

-Вы очень боитесь, что кто-то узнает ваши мысли?

Руслан молча кивнул.

-А я уверена, что человека нельзя понять, даже прочитав все его мысли. Есть в человеке призрак- можно назвать его как угодно, душой, сознанием - который и делает наше «Я». Он накладывает своей отпечаток и на все мысли человека, поэтому никто не сможет ни понять их совершенно, ни увидеть такими, какие они на самом деле есть.

-Интересная идея. Правда, в нее трудно поверить – где жить призраку, если весь мозг у ученых на виду?

-Да ее трудно доказать, но я сама в ней просто уверена, без всяких новых доказательств.

За спиной Руслана в приоткрытое окно ворвался порыв ветра и вздыбил занавеску. Руслана, кажется, начала тяготить перспектива поспорить со мной.

-Чем Вы занимаетесь? – спросил он.

-Пока учусь в университете, журналистика. А Вы?

-Я тоже. Готовлюсь в шарлатаны.

-Как это?

-Географический факультет. Собираюсь стать метеорологом, но шутки про правдивых синоптиков еще не угасли, пока я здесь? – Руслан уже снова улыбался. -Еще глоток и я, наверное, сгорю, - сказал он и сделал два глотка имбирного молока.

Только мы с Никой миновали проходную, я сразу поделилась с ней сомнениями по поводу Руслана.

-Но ведь Руслан болен! – она удивленно вскинула брови.

-Да, но его болезнь – в беспочвенном подозрениях слежки, но отнюдь не в боязни ее самой. Показывать или нет кому-то свои мысли – его право, а не симптом. Боюсь, плохо будет таким людям, как он, когда ваше изобретение распространится по миру.

-Во-первых, никто насильно никого не заставляет…

-Пока. Пока до Эонии не добрались злоумышленники и хаке…

-Во-вторых, для целого сеанса нужны сложные условия клиники, аппаратура, много времени…

-Пока кто-нибудь не усовершенствовал Эон…

-Тогда это будет в корне другое изобретение, мы с ним ничего не можем сделать. Вообще, стоит ли складывать ответственность на создателя ножа за все преступления ножом совершенные?.. Люди склонны бояться всего нового. Будем идти на поводу у страха – прогресс остановится.

-То есть вы хотите оставить Русланов за бортом корабля по имени Прогресс? Или бросите им шлюпку?

Ника замолчала. Она так плотно сжала губы, что они побледнели.

-Ник, я не хочу обидеть тебя и я тебя ни в чем не обвиняю. Я понимаю, что ты стремишься только к хорошему и это хорошее, несомненно, получится, но ведь у вас... у нас нет шлюпки.

Прошло несколько недель после той поездки с Никой в клинику к доктору Надеждину. Работа над изобретением продвигалась медленно, со стороны это выглядело полной остановкой. Я все время не могла не переживать о Руслане, мне чудилось что он вот-вот узнает об Эонии и тогда, с его болезнью… Если Эония распространится, то, должно быть, сотни, тысячи Русланов столкнутся с серьезными проблемами. Я строила планы, но все они рассыпались, лишь я начинала обдумывать детали. Разумеется, я не могла помочь Руслану выздороветь. Я не могла остановить разработки. Я могла лишь ронять зернышки сомнений, которые заставляли бы лишний раз задуматься о последствиях. Ника понимала мою тревогу, но не разделяла. Порой она посмеивалась надо мной, называя и меня параноиком. Однажды, она зашла ко мне вернуть одну мою вещицу и обрадовала меня новостью, что Руслану стало гораздо лучше, сомнения перестали терзать, и он попросил выписать его.

На следующее утро я принесла книги в университетскую библиотеку, но выяснилось, что ошиблась с расписанием. До открытия библиотеки оставался целый час. Я отправилась вверх по этажам, чтобы полюбоваться видом на парк. Я добралась до девятого этажа. Солнце лило в окошки, светлые полосы ложились на паркет. В воздухе пахло летом и близостью жары. Вдалеке я увидела человека, стоящего возле открытого окна. Мне тоже захотелось распахнуть окно, впуская нагретый воздух в тишину коридора. Силуэт у окна не шевелился. Когда я приблизилась, я узнала Руслана.

-Очень рад видеть Вас, Соня, - сказал Руслан, когда я приблизилась к нему, сказал тем же мягким голосом, которым предлагал мне молоко, - Только я занят, простите, что не могу поговорить с Вами.

Я невольно глянула вниз, где простирался пустырь. Потом в глаза Руслана. По ним проскользнула болезненная молния, похожая на судорогу. Я убедилась в своей догадке.

-Руслан, умоляю, два слова! Только не здесь, внизу.

Снова молния.

Мы спустились в университетский дворик и шли, оставляя следы на песке. Долго молчали.

-Почему? – спросила я.

-Это просто. Я узнал случайно, что я теперь не совсем и болен – ученые на самом изобрели аппарат, способный читать чужие мысли - все, даже воспоминания. Моя выдумка сбылась, хуже, чем я фантазировал. Раньше я не боялся по-настоящему – я не верил сам в свои страхи. Теперь же я не мог рисковать…

-Вы храните какую-то тайну?

-Нет, - он покачал головой.

-Хорошо, а как они – те, что прочитают Ваши мысли - поймут, что поняли Вас правильно? У них не будет ничего, ведь они никогда не смогут доказать, что ваши мысли – действительно таковы, как увидели они.

-Не в том дело. Просто это как… выставить свое сокровенное на всеобщее обозрение, позволить над ним надругаться. Ведь хранятся в моей памяти воспоминания о тех и о том, что я люблю, воспоминания, которые не должны видеть другие.

-Помните, я говорила Вам про призрака?

-Помню…

-Я позвоню сейчас Алексею Степановичу.

-Я ведь Вам так благодарен, что Вы спасли меня! Почему я не сказал этого раньше?! Быть может, доктор Надеждин на этот раз сможет окончательно вылечить меня, -Руслан беспокойно заламывал пальцы. Я внимательно посмотрела на него и увидела в его глазах, помимо мучительной тревоги, радость от того, что он все еще жив.

-Я позвоню, но не буду рассказывать о вашем поступке.

-Как это? Отчего?

-Я поеду в клинику с Вами.

-Хорошо, но это необязательно. Алексей Степанович, наверное, пришлет машину.

-Как Вы думаете, мог бы человек, не уверенный в том, что никто никогда не увидит его мысли в их настоящем виде, добровольно согласиться на процедуру с этим аппаратом, считывающим деятельность мозга, просто из одного желания что-то доказать?

-Не знаю. Наверное, зависит от человека.

-Ладно, конкретизируем. Вы говорили о сокровенном. Мог бы в таком случае добровольцем стать человек хоть раз по-настоящему влюблявшийся?

-Нет!

-Смотрите, - я вытащила из внутреннего кармашка рюкзака потрепанный блокнот и перелистнула его на последнюю страницу. На ней было наклеено фото. Я посмотрела на лицо с фотографии. -Верите, что я любила этого человека?

-Вы так смотрите на его фото, я не могу сомневаться, - Руслан говорил уверенно (а ты, добрый читатель, усмехнешься, наверное - «Кто же поверит взгляду, если стоит вопрос жизни и смерти!» Посуди сам: если мы не можем проверить правду слов человека, то чему же верить, как не полному чувства взгляду?) -Но вы же не хотите сказать, что собираетесь…

-Я буду добровольцем у доктора Надеждина.

***

Знакомая дверь в клинике. За стеной гудит прибор. Я, Ника и Руслан ждем у дверей. Выглянул Алексей Степанович и позвал нас.

Надеждин, легонько оттолкнув помощников, сам подошел ко мне и устроил меня в кресле. Поднял подголовник. Профессиональной хваткой пощупал пульс на моем запястье.

-А Вы храбры! - усмехнулся он. -На самом деле, ничего страшного, никакой опасности для здоровья процедура не представляет. Только время - увы, нужно довольно много времени. Я думаю, сегодня сеанс не будет слишком длительным – час или два. Следующий раз – когда Вам будет удобно.

С этими словами доктор взял два датчика и прикрепил мне к вискам.

-Постарайтесь не двигаться и не разговаривать.

-Стойте! – вдруг раздался голос Руслана. Он подскочил ко мне и сорвал датчики. -Стойте, не надо! Клянусь, я Вам верю, я теперь тоже уверен, - он обращался ко мне. -Но все равно, пожалуйста, не надо. Не выставляйте из-за меня всю Вашу жизнь напоказ.

Все, кроме Руслана, замерли в изумлении. Руслан смотрел ясно и одновременно смущенно. После я нашла объяснение его поступку: не может человек, трепетно берегущий свое, грубо посягнуть на чужое. Соврать ли, что я ничуть не обрадовалась развороту событий? Пришлось извиняться перед Надеждиным. Одним добровольцем у него стало меньше.

Поезд катился в темном тоннеле, наскоро пробегая ребристые стены, и нес меня к моей станции. Хорошее чувство, когда тебя избавили от крайне неприятно дела.

***

Я сидела под громадным каштаном, раскидывавшим надо мной свои зеленые лапы. На коленях у меня лежал журнал. Ника значилась в авторах статьи. Они все-таки напечатали статью про Эонию, без моего участия. Ника ходила последние дни уставшая как черепаха в конце забега, но жутко довольная своей работой. Руслан остался в клинике и больше не подходил к карнизу. Надеюсь, когда-нибудь он полностью выздоровеет. А я – я, конечно, иногда страдала от недопонимания, но какая же все-таки радость, что меня никто никогда до конца не поймет!

*

(Изображение - художник Юлия Можина, https://www.art-spb.ru/goods/23332)