Уважаемая?

В свете фонаря я ждала автобус. В кроне справа стрекотали цикады, а через дорогу женщина резкими движениями закрывала кондитерскую и отдалялась во тьму. Больше я никого не видела.

После спортзала взмокли волосы, поэтому ветер их не растрепал. Проехала машина, отчего я понадеялась добраться до дома живой и посмотрела на часы. Время семенило, — десять! — автобуса не виделось.

Я ломала локти, но замерла.

Скрюченный силуэт остановился на середине дороги и проскрипел двойным голосом:

— Уважаемая?

Донёсся запах гнили, противная, холодная вонь взмокшей почвы и аромат корицы — меня передёрнуло. Рука схватилась за фонарный столб, так как земля уходила из-под ног.

Он зашёл в круг света — кожа обтягивала череп, щёки впали, вместо глаз тонкие щёлочки, руки щекочут воздух.

— Уважаемая? — протянул он, улыбаясь. Сглотнул сладкую слюну и обнажил зубы — словно лезвия ножей для хлеба.

Такими зубками пиявки вгрызаются в жертву.

Сжавшись, я слежу за скрюченной рукой, которая лезет в карман. 

Оглядываюсь — автобуса нет, никого нет, мы одни.

Чтó там?

 Пистолет? Нож? Верёвка? Пакет?

— Хотите? — снова наивная, смущенная улыбка, с которой он протягивает из кармана шмат оленины. Зубки вгрызаются, язык ласкает мясо, глаза закатываются от удовольствия, смрад гнили и пропавшего винограда усиливаются. 

Крутит живот, я кашляю и прикусываю губу — из горла словно полез комок влажного грунта. Неужели взаправду? Нет, сон. Я сплю. Я повторяю это, дышу быстро-быстро, понимаю, что не владею собой.

На мгновение теряю мужчину из виду.

Где? (Сзади)

За остановкой? (Уже близко)

Сбоку?..

Я не оборачиваюсь, не думаю, не дышу…

А дальше улица, остановка и дорога, хихикающий незнакомец — всё видимое превратилось в окошко. Окошко — в светлячка. Светлячок мельтешил перед лицом, над землей, исчез в облаках. И я долго пыталась поймать его в ладоши. Не смогла. Осмотревшись, наконец почувствовала себя в безопасности, поскольку находилась в ненастоящем городе, среди картонных домиков, глиняных кукол-людей и игрушечных машин. Я сорвалась навстречу ветру. Не знала, что теребила волосы, заламывала локти и кусала нижнюю губу. Да и кого это волнует? Всё выцвело, как старая вывеска, под которой я тоже пробегала, не помню только — где и когда. Земля размякла, и я поймала себя на том, что лечу над облаками легко и спокойно, высоко-высоко: может, найду светлячка? Но кто-то отрубил крылья, и я стала падать, отдаляться от светлячка, всё дальше и дальше, пока не приземлилась на мат.

Электрический свет, резкие запахи резины и масла, кислого пота; лица занимающихся — веселые, тренера — бледное, в поту. Я засмеялась: он выглядел хуже меня. Кругом железяки.

Снова большая физическая нагрузка, потеряла сознание. Сейчас же я ощущала себя лучше, уверенне, плотнее. Я погладила блины для штанги — всё настоящее, а заметив, что окружающие уже не скрывают смеха, отдёрнула руку и убежала переодеваться.

Тренер отпускает домой. Да, лучше пойти домой. Пока ходят автобусы, пока не стемнело.

Пока не стемнело.

Когда я оплатила проезд и устроилась поудобнее, увидела скрюченный силуэт в окне. Он танцевал на остановке в круге света — при виде него старушка в шляпке остановилась и рванула к магазину, стуча каблучками. У неё лицо той женщины, которая закрывала кондитерскую.

Он остолбенел. Глянул прямо в глаза. И скрипнул двойным голосом:

— Уважаемая?

…голос отдернул…я в зале…в тумане…снова…теперь по-настоящему…чувствую затылком холодный металл; — расслабляю кисть — пятикилограммовый подвес — лицо. И крики.