Весне дорогу! Полная версия событий

Набрав полную грудь воздуха, как перед нырком в прорубь, Анатолий встал из-за рабочего стола и направился к окну. Весь путь, все пять размеренных шагов, он шумно выдыхал через надутые щеки и губы трубочкой, словно боттичеллиевский Зефир, своим дыханием весну приносящий. Заложив руки за спину, уставился в окно.

Снег на карнизе был притоптан птичьими следами. Пытливая синица проверяла, нет ли за прозрачной преградой сердобольной старушки с пшеном. Вместо старушки был Анатолий. Ничего против синиц он не имел, желтизна оперения в зимнем однообразии радовала глаз, но устраивать птичью столовую с неотъемлемым птичьим туалетом на карнизе окна рабочего кабинета был не готов. «Поест в другом месте», — подумал Анатолий и направил скучающий взгляд вниз.

По тропинке в снегу сновали пешеходы. Сверху лиц, разумеется, не разглядеть, так, шапки меховые, шапки вязаные, береты, капюшоны... Шубы, пальто, пуховики… Мужчины, женщины, дети... Скукота. А кого он хотел увидеть? Фею в обнимку с эльфом? Бред.

За спиной тоже протяжно вздохнули. Анатолий спохватился, извинился. Неловко вышло. К окну он отправился, чтобы хоть на минуту отсрочить не самый приятный разговор, и, что называется, залип. А тем временем Вадим стоял, как принято говорить, «на ковре», хотя в кабинете Анатолия никакого ковра никогда не было. Даже выражение это он терпеть не мог и не вел себя никогда, как другие начальники, те, что «с коврами», голос не повышал, по столу кулаком не стучал, ничью «мать» не показывал. А они все равно говорили: «На ковер» и тихо его ненавидели. Хотя и это, пожалуй, громко сказано. Всего лишь обхохатывали его походку «уточкой», вечно сонный взгляд, да и вид помятый, застиранный. Костюмы, как и «ковры», он терпеть не мог.

Это же только «встречают по одежке», а он уж сколько лет в своем джемпере. Пора бы привыкнуть. Но они привыкли к другому, привыкли мыть ему кости. И привычка эта переходила все границы.

Как-то похихикивая от уверенности в полной безнаказанности, нахально спросили, что ж он вечно в джемпере, словно надеть нечего? «С такой вот прохладцей относитесь вы к своему руководителю — не то что джемпер, в тулуп влезть охота», — сострил Анатолий, разумеется, мысленно. В ответ же получилось лишь выдавить подобие улыбки и пожать плечами.

Что поделаешь, женский коллектив. Преимущественно. За редким исключением, он да вот еще — «на ковре».

Видимо, управлять таким коллективом надо по-другому: повышать, стучать, показывать… Или иными способами, но непременно подогревать интерес. А у него…

«Зима в сердце, на душа вьюга…» — внезапно взвыло откуда-то изнутри Вадима. Тот долго шарил в бездонном кармане, отыскивая завывающий смартфон. Когда нашел, зачем-то развернувшись в пол-оборота, зашептал:

— Не могу говорить.

— На ковре, что ли? — послышался сдавленный динамиком голос главбуха Аллы Львовны.

— Ну…

— Баранки гну, — откомментировала главбух и сама отключила вызов.

— Ну и звонок у тебя, прости, конечно… — Анатолий смерил сисадмина взглядом.

В мешковатой толстовке бледно-голубого цвета Вадим напоминал снеговика. Вот так оставить его в кабинете, и к концу дня будет лужа, а работника не будет.

Будто сейчас есть. Это не работник, а недоразумение.

Недоразумение открыло было рот для ответа, пожевало воздух и закрыло.

«Не получилось», — подумал Анатолий, а вслух предположил:

— Я думал, ты рэп какой-нибудь любишь.

— Не-е… — в этот раз вышло пусть вяленько, но хоть что-то.

— Песне этой лет, как тебе, наверное. Нравится?

— Не-е…

В голове сложилось три «б»: бесполезно, бессмысленно, безнадежно. Да и что он, собственно, привязался к этой песне, будто проблем других нет.

— Вот прости, пожалуйста, ты проблему видел?

— Да, — прозвучало с той же интонацией, что «не-е»…

— А почему не исправил? Не сказал даже. Вообще ничего не сделал.

Вадим смотрел в пол, опустив голову, чуть склонив ее на бок.

«Смотрит, не натекло ли?» — пришло в голову Анатолию.

— Почему?!

Анатолий не рассчитывал получить ответ, но тут «снеговик» чавкнул:

— Ждал, пока само…

— Да как так-то? — Анатолий откинулся на спинку кресла. — Тебе пять лет, что ли? Ты не понимаешь, что ничего само не делается. Прости, пожалуйста, но ты вообще, как на работу попал?

— По объявлению, — тут же ответил Вадим.

Анатолий даже растерялся от ответа без промедления:

— По какому?

— «Требуется системный администратор…».

— Ну да, действительно, — Анатолий в очередной раз понял, что разговор зашел в тупик и сам по себе выход не найдется, а искать не хочется.

В дверь кабинета постучали и, не дожидаясь позволения войти, тут же ее открыли. В проеме возникли: очки, каре, узкие губы в перламутровой помаде.

— Анатолий Сергеич, — недовольство в голосе Аллы Львовны было делом обычным и слух уже почти не резало, ко всему можно привыкнуть, даже к тону главбуха. — Нам там передвинуть кое-что нужно. Вы долго еще Вадимчика держать будете?

Анатолий хотел было уже сказать привычное: «конечно-конечно» или «сейчас-сейчас», извиниться несколько раз, попросить простить его великодушно и закопаться в бумажки. Но сквозняк из-за зависшей в дверях Аллы Львовны сорвал эти бумажки со стола и раскидал ковром под ноги застывшего сугробом Вадима. «Закапываться» стало не во что. Снежные хлопья ворвались в кабинет через приоткрытую форточку, не зная, куда деться, улеглись на стол, на место бумаг.

Бухгалтер сквозняк терпела стойко, дверь закрывать не собиралась.

«Снежная баба», — подумалось Анатолию, пока та не повторила вопрос:

— Вы Вадимчика долго держать будете?!

— Не-е… — невольно копируя Вадима, откликнулся Анатолий. — Может прямо сейчас писать по собственному, отрабатывать не нужно.

— Не поняла, — недовольство переросло в угрозу.

— И понимать нечего. Просто рассчитайте. И закройте уже дверь, — Анатолий поежился. — С той стороны. Оба.

После рабочего дня Анатолий брел домой, как лавиной придавленный переживаниями по поводу и без. Вопросы к самому себе натыкались на упреки, раскаяние на самоедство, все слиплось, как снежный ком, в единое: и что на него нашло? Может, холод этот собачий так подействовал? Вот и сорвался.

С другой стороны, давно пора было гнать этого лоботряса в шею и главбушку на место поставить, превратила специалиста в мальчика на побегушках: передвинь, принеси, за пирожками сгоняй. А тот и рад. Лишь бы не работать. Но ведь раньше на это как-то глаза закрывались, а теперь-то что?

Ветер швырял кучи снежинок прямо в лицо, противно покалывало нос и щеки. Анатолий морщился, то и дело утирался платком.

Все зима эта… Надоела. Достала просто! Шарф кусучий, пальто тяжеленное, на работу в потемках, с работы в потемках… День только в окно кабинета и видишь, а там… Одно и тоже. Тоска.

А раньше-то как было! Зима ж это — сказка. Снеговиков, баб снежных лепили, а не это вот все — Анатолий усилием воли отогнал навязчивый образ Вадимчика с главбушкой, застывших в изумлении от его отповеди, и вернулся в детство.

Во дворе горка, в парке лыжи, санки, коньки… Фигуры ледяные — залюбуешься. Сейчас тоже, наверное, есть. Только он же не пойдет на них смотреть. Чего ради? Смешно даже. Что он, маленький? Да и какие ему санки-коньки? На лыжах еще можно было бы в выходной, но холодно же.

А раньше что, теплее было?

Вроде нет. Вот только не мерз. Грело что-то изнутри. А теперь… Анатолий поднял воротник и влился в вечернюю толпу у супермаркета. «Словно снежинки в пурге», — пронеслось в голове.

— Простите, не нужно! — попытался увернуться от протянутого флаера, однако взял и даже укорил себя по привычке: «И я — снежинка. Колкая. Противная».

Уже на пороге квартиры, отыскивая ключи, он заметил, что так и держит в руке флаер. В тусклом свете «моргающей» лампочки на лестничной площадке плохонько, но видно на приятном, цвета майской листвы, фоне большими буквами выведено: «Требуется…». Кто, что и куда Анатолий читать не стал. Он сегодня уже слышал про объявление, хватит с него. Мусорить в подъезде привычки не было, сунул листок в карман и вошел в квартиру.

Сразу навалилась дикая усталость. В затылке словно застыла ледяная глыба, а горло будто раздирало тоже ледяное, только крошево.

Все-таки сквозняк сделал свое дело, а может, нервное? Хотя, лучше, чтоб сквозняк. Привычное ОРВИ, больничный на неделю, а там все уляжется и забудется. Они к тому времени все подробно обмусолят и, потеряв интерес, переключатся на цены на яйца и отвратительную уборку снега с тротуаров. Так и будет.

Анатолий наполнил чайник, нажал кнопку включения. Раздался звонок. От неожиданности Анатолий вздрогнул, даже рука отдернулась от кнопки включения.

Осознав весь абсурд ситуации, направился к входной двери, чтобы хоть в глазок посмотреть на незваного гостя.

Ничего не было видно. Звонок тем временем повторился нетерпеливо и недовольно, словно голос Аллы Львовны. Второй раз за день бунтовать против подобной настойчивости у Анатолия уже не было сил, он покорно отпер дверь. На пороге стоял… гном.

Не человечек из диснеевских мультфильмов, а могучий бородач. Если бы не рост (не карликовый, но и не гигантский — на голову ниже невысокого Анатолия), гостя вполне можно было назвать человек-гора. В плечах он был невероятно широк, бугры мышц не мог скрыть даже накинутый на плечи плащ зеленого сукна, а кожаное одеяние под ним лишь подчеркивало силу и мощь. На расшитом причудливым орнаментом ремне через плечо висел большущий барабан.

Человек-пригорок тряхнул волнистой гривой с проседью и буркнул в бороду:

— По объявлению, — и не дожидаясь приглашения вошел в квартиру.

— Простите… — то ли извинился, то ли поинтересовался Анатолий, но точно не возразил.

— За что? — немало удивился гном с барабаном.

— Это какая-то ошибка.

— Улица Новаторов?

— Да.

— Дом 17, квартира 14?

— Да, но…

— Никакой ошибки.

Пока гость оглядывал прихожую в поисках места, где можно примостить барабан, в дверь постучали, торопливо, но настойчиво.

— Это Легуринда. Открывай! — скомандовал гном и, отодвинув Анатолия, сам распахнул дверь.

За ней оказалась фея. То, что это фея, Анатолий понял сразу, потому что выглядела она как фея, от кончиков заостренных ушек до нежных пяточек, таких несовместимых с резиновым ковриком у порога, как и вся она совершенно невозможная в его подъезде. Поэтому Легуринду он пригласил войти как можно скорее, уже не тратя время на недоуменное «простите».

А вот гном не торопился впускать старую знакомую.

— Пароль! — спросил он сурово.

— Двалин, свали с дороги! — в голосе феи звенело раздражение.

— Ты знаешь правила.

— По объявлению, тысячу пикси тебе в бороду!

— Другое дело.

— По объявлению! — раздалось из-за еще неполностью закрытой двери, перекрывая звонок.

— Дориан четвертый, — объявил Двалин, распахивая дверь.

— Единственный и неповторимый, — добавила Легуринда и кинулась обнимать пришедшего.

Порог переступил высоченный платиноволосый эльф. В каждой руке у него было по скрипке, на шее висела фея.

— Ты в прошлый раз оставила, — он пытался вручить одну из скрипок Легуринде, одновременно уворачиваясь от ее поцелуев.

Анатолий успел себя исщипать, проверяя, не спит ли он. Не спит. Пытался смотреть одним глазом, следуя распространенному в интернете способу распознавать галлюцинации, и даже решился потрогать каждого гостя. Все трое были реальней некуда и даже пахли волшебно: гном терпко костром, фея обворожительно лавандой, а эльф решимостью и отвагой. Как это, Анатолий объяснить не мог даже самому себе, но чувствовал определенно.

— Ну вот, квартет в сборе!

— Квартет? — удивился Анатолий.

— Один, два, три, четыре! — пересчитал гном, тыча каждого мясистым пальцем в грудь.

— Но…

— Что? Опять ошибка? А это что из кармана торчит?

Гном ухватил с вешалки пальто Анатолия, словно пойманного зверька за шкирку, и ловко выудил из кармана флаер.

— Читаем: «Требуются… побудчики весны. Зарплата от 500 монет серебром, полный соцпакет…». Ну это детали. Что теперь скажешь?

Анатолий, не выдержав тяжести взгляда из-под кустистых гномьих бровей, потупился, слегка склонив голову на бок.

— Проблему видел? — словно поддразнивая, спросил гном.

— Не… — все, что смог выдавить Анатолий.

— Зима в сердце, на душе вьюга… — Двалин пробасил мимо нот. — Пора весну будить, иначе не придет.

— Но… Я думал, что оно само…

— Сами только кошки родятся, — перебил его гном. — Да и то, после марта.

— Мы репетировать в прихожей будем? — вопрос Легуринды встряхнул обмякшего хозяина дома.

— Прошу прощения, — смутился Анатолий, жестом приглашая гостей проходить в комнату.

— И хватит уже извиняться, словно вместо пикси прикончил хоббита. — Легуринда дружески похлопала Анатолия по плечу. — Извиняться будешь, если сыграешь мимо нот.

— Мимо чего? — не понял Анатолий.

— Кларнет где? — сурово спросил Двалин.

— Простите…

— Хватит! — рявкнул гном, и Анатолий понял, что не может вспомнить, что за звуки идут в после «пр…» в таком, казалось бы, нужном слове.

— Полегче, дорогой друг. — В тоне Дориана слышалась магия уговоров: гном расхмурился, но эльф не собирался останавливаться на достигнутом.

— А вам, любезный, — обратился он к Анатолию, — действительно, стоит подумать о разнообразии ответов, поскольку ваше извинение, уже, буквально, слово-паразит, а это, сами понимаете, не совсем то, что…

— Хватит! — гном справился с эльфийскими чарами быстрее ожидаемого и во всю пустился в свои.

Эльф вынужден был оборвать словесный поток на полуслове и теперь озадаченно морщился, видимо, припоминая, а что, собственно, «что»…

— Так, — вмешалась Легуринда, — закончили чарами перекидываться и все ищем кларнет!

Какое-то время Анатолий завороженно наблюдал, как незваные гости переворачивают вверх дном его дом, потроша шкафы, тумбочки, комод, трюмо и кладовую.

Обладатель завидного роста, Дориан, перебирал залежи на антресолях. Анатолия захватило любопытство. Он сам совершенно не помнил, чем они забиты, поскольку забиваться они начали еще его двоюродной бабушкой, поэтому каждую извлеченную на свет вещь встречал восторженным ахом или потрясенным охом. Тем временем из темноты и глубины безвременного хранилища появлялись невероятной расцветки и немыслимых фасонов жакеты, пуловеры, кашне и прочие совершенно невозможные предметы гардероба. На голову засмотревшемуся Анатолию выпала видавшая вида горжетка, а Дориан придирчиво рассматривал то перчатки с обрезанными пальцами, то остроносые туфли с подбитыми блестящими подковками каблуками.

— Не знал, что вы такой искушенный модник! Гловелетты — просто восторг, но вот штиблеты… вызывают вопросы.

— Пр… — попытался Анатолий, но у него не получилось.

— Да-да, я понял, кончено, не ваше. Ваше вот.

Среди вороха вещей Дориан откопал зонтик, повертел его в руках, попытался раскрыть. Над поломанной спицей ткань уныло провисла. Эльф вздохнул разочарованно, закрыл зонт.

— Что ж, попытка не пытка. — Он подмигнул Анатолию и провел над зонтиком рукой.

Зонтик растаял в дымке, на его месте появилась дудка с причудливым раструбом, напоминающим шляпку мухомора.

Эльф, виновато улыбаясь, протянул дудку Анатолию.

— Просто попробуйте, ну а вдруг…

Анатолий не нашел сил отказаться и неожиданно для себя подул в то, что было предложено.

«Местами ожидается понижение температуры, порывистый ветер и обильные сопли на последующие два дня», — поставленным дикторским голосом донеслось из дудочного зонтика.

— Та-ак… — потянул эльф голосом и руками в попытке забрать у пораженного Анатолия инструмент. Тот не особо хотел с ним расставаться, намереваясь подуть еще.

— Вы тут сосем, что ли? — Из кладовой высунулся Двалин. — Только соплей не хватало.

— Отрицательный результат тоже результат.

— Поговори еще, неудачник.

— Сэр Двалин, я бы попросил вас…

— Ну попроси-попроси, можешь на коленях поумолять.

— Не ссорьтесь, мальчики! — Легуринда вынырнула из недр шкафа, — Или возьмите инструменты и разберитесь уже, как музыканты.

— Разберемся еще, погоди! — пробурчал гном, возвращаясь в кладовую.

Эльф пинком захлопнул за ним дверь. За хлопком последовал грохот падения то ли гнома, то ли вещей, проклятья и угрозы. Вскоре дверь распахнулась, гном выбрался из кладовой, вытаскивая за шланг старый пылесос, словно слона за хобот.

— Вот это то, что надо. То самое.

Он порылся в бороде, поминая недобрым словом пикси, вырвал волосок и разорвал его над агрегатом. В клубах дыма на месте пылесоса возникла волынка. Вместо деревянных трубок во все стороны извивались хоботы.

Гном предложил это уродство Анатолию, тот робко укрылся за спиной эльфа. Двалин пожал плечами и попробовал сам. Волынка испустила аккорд: верхний звук прозвучал воплем ревнивого самца выхухоли, средний походил на продолжительное сморкание при полной заложенности носа, нижний был слишком неприличным, чтобы поддаться описанию.

Легуринда покраснела, Дориан побледнел, гном затрясся в приступе хохота, пока один из отзвучавших хоботов не добрался до его бороды. Дальше Двалину было не до смеха, началась борьба за выживание. Легуринда не стала смотреть, как волынка всасывает товарища, хлопнула в ладоши, инструмент отстал от гнома и безжизненно свалился на пол, вернувшись к первоначальному пылесосному состоянию.

Гном, тяжело дыша, оглаживал бороду и бросал гневные взгляды на Дориана:

— Тоже мог бы хлопнуть!

Эльф засветился в улыбке и принялся театрально аплодировать.

—- Не отвлекаемся! — Легуринда в очередной раз прервала представление. — Надо решить, где взять кларнет.

— Не «где», а из чего? — поправил эльф.

— Или из кого, — Двалин косо посмотрел на Анатолия.

— Попробуем обойтись без жертв.

— А зачем себя ограничивать? — возразил Двалин. — Кларнет нам нужен, а вот квартет зачем? Мы вполне и трио справимся.

— Здрасьте, приехали! — всплеснула руками Легуринда. — У нас скрипки, у тебя барабан. А кларнет сам на себе играть будет?

— Ну… Я б мог… — предложил Двалин с несвойственной ему скромностью.

Дориан едва сдерживал смех.

— А барабан-то? — не понимала Легуринда.

— На всем смогу, — выдохнул гном и под неудержимый хохот эльфа залился краской.

— Не делай мне смешно, гном-оркестр! — махнула рукой Легуринда. — Ищи давай, время не ждет.

— Да не найдем мы тут ничего! Это вообще все из-за него. — гном бесцеремонно показал пальцем на растерянного Анатолия. — Наберут по объявлению кого попало! Ему зима, видите ли, не угодила, а весна придет — слякоть, гололедица, простуда — он опять ныть примется.

— Вовсе нет, — встрепенулся Анатолий.

— Да как «нет»! Ты даже не знаешь, чего хочешь?

Анатолий шумно вдохнул, словно перед продолжительным монологом, задержал дыхание и просто выдохнул, даже не раздувая по-зефировски щек.

— Так, давайте, действительно, разберемся, — вмешалась Легуринда. — Анатоль, что для вас весна?

Тут до Анатолия дошел весь ужас ситуации. Ему абсолютно нечего было сказать, кроме как повторить за Двалиным «слякоть, гололедица, простуда…», но ужасно не хотелось подтверждать гномову правоту. Он открыл рот, пожевал воздух и закрыл, ощущая себя подтаявшим снеговиком.

— Ну, что я говорил? Из него и кларнета не выйдет! В лучшем случае, сопелка.

— Да подожди ты напирать! Анатоль, ну, пожалуйста…

Фея смотрела с надеждой и ожиданием. В ее глазах синело небо, бровки веточками устремились ввысь, лепестки губ подрагивали. Анатолий сам не понял, как решился на такое, но в тот же миг поцеловал фею прямо в эти трепетные лепестки.

— Вот это поворот, — хохот гнома прервал поцелуй с феей, а губ Анатолия тут же коснулся мундштук неизвестно откуда появившегося новенького, сияющего клапанами кларнета.

Лавиной обрушились мысли, что последний раз он видел ноты в школьном оркестре, где играл на домре-альт, а кларнет в жизни в руках не держал и постоянно путал с гобоем, как по виду, так и по звучанию. И как же он теперь? — вьюгой кружилось в голове, но гном скомандовал:

— Выходим, время!

— Быстро, быстро, быстро, быстро… — залепетал эльф и, ухватив фею за руку, выскочил с ней в прихожую, без промедления за дверь, и понесся вниз по лестнице, потом снова вверх, забежал в квартиру, схватил скрипки и умчался, не задерживаясь ни на секунду.

— Что стоим? — рука Двалина легла на плечо Анатолия.

Если б Анатолий сумел высвободится от крепкой руки, которая сопроводила его к выходу, он бы остался у окна и видел, как странная процессия, танцуя джигу и подыгрывая себе на скрипках, кларнете и барабанах удаляется прочь, исчезая в метели. Но он не высвободился.

Он вдохновенно дул в кларнет, выводя невероятной сложности пассажи, морщась от оглушительных гномьих ударов в барабан и танцуя самую потрясающую джигу в Средиземье. И на месте каждого ритмичного удара его подбитого серебряной подковкой каблука появлялись и тут же расцветали ярко-желтые примулы и фиолетовые крокусы, выстилая весне дорогу.