В муках рождается поэт. Эпизод первый
Многие десятилетия увлечения стихосложением, при этом безразличное отношение к поэзии, думаю, не частое явление. Поэтому и хотелось разобраться в самом себе, почему чуть ли не вся жизнь оказалась тесно связанной с этим хобби. Ведь были и другие увлечения, полностью загружавшие моё свободное время. Это и спорт (точнее, физкультура) с погоней за разрядами; это и шахматы, которые я не держал за спорт, но с головой погружался в изучение дебютной теории; это и мистика, сконцентрированная на «Тайной доктрине» Елены Блаватской; это и различные собирательства – филателия, нумизматика, книги. Но все эти увлечения были относительно краткими – от года до пяти лет. А вот стихосложение захватило в раннем детстве и продолжается до сих пор, конечно, с многолетними интервалами.
.
Эпизод первый
Мой сосед по дому и приятель с раннего детства Толька (дворовая кликуха – Толян) всегда следовал за мной, как тень, и постоянно «смотрел мне в рот», хотя и был старше меня почти на год. Ничего в этом удивительного не было. Слабоват он был на голову. Дважды бывал второгодником - во втором и шестом классах, не утруждал себя чтением книг. Постоянная моя помощь ему в выполнении домашних заданий никакого проку не имела. Во всех делах он был моим ведомым. В одном я отдавал ему должное - он обладал врождённым поставленным ударом по футбольным воротам. Вот Толяне и довелось стать «крестным отцом» моего стихоплётства.
Произошло это, когда, если мне не изменяет память, у меня за плечами было лет двенадцать. Толян мучительно зубрил заданный в школе стих какого-то классика и поливал бранью и этого поэта, и всю поэзию в целом: - Вот уродятся такие рифмачи! А нам зубри и зубри! И кто только придумал эти самые стихи?!
- Что ты против стихов-то имеешь, - ответствовал я Толяне. Интересная же игра - слагать стихи. Ничуть не хуже, чем кроссворды и шарады разгадывать.
- Вот ты и попробовал бы сочинить что-нибудь, а я посмотрю, как у тебя это получится.
Это предложение запало мне в душу. Решил я, что «не Боги горшки обжигают», обязательно что-нибудь сварганю. Например, про Алку, которая во дворе числилась «невестой» Толяны. И сварганил. Толян был первым слушателем и "комментатором". Он хлопал в удивлении глазами, шмыгал носом, никогда не свободным от соплей, и смог только вымолвить: - Классно! Я б так не смог.
После этого и пошло – забава оказалась заразной. Писал и про наши дворовые дела, и про школьные, и про пионерские забавы. Иногда пытался всерьёз писать и патриотические стихи. Нужно отдать должное Толяне: он был единственным моим слушателем и никому не рассказывал во дворе о моей «поэзии». Стихи писал на вырванных тетрадных листочках и складывал в ящик письменного стола. Однажды один из серьёзных стихов мне самому настолько понравился, что я решил послать его в редакцию «Пионерской правды», благо жанр и тема вполне соответствовали формату этой газеты. Попытка не удалась. Признав «несомненное наличие таланта», настоятельно рекомендовали записаться в литературный кружок Дома пионеров и «совершенствовать там своё поэтическое мастерство». Это был первый удар по самолюбию начинающего поэта.
Тут же вскоре последовал и второй. Моя мама, далёкая от поэзии и подобных увлечений, при очередной уборке очистила мой стол от разрозненных тетрадных листочков с правленными-переправленными текстами, написанными карандашом. И я наконец-то почувствовал себя свободным от тягостного увлечения.