Может, чаю? 5

Шоу должно продолжаться.

Сезон «Бойни колдунов» подходил к концу. В числе претендентов на Золотую метлу Аделаида уверенно лидировала. Передачи с ее участием выходили самые рейтинговые, и вся съемочная группа благоговейно носилась с ней, как с писаной торбой, живя в режиме ее капризов и перемены настроения.

От выпуска к выпуску она на глазах миллионов телезрителей изгоняла из домов всяческую невидимую нечисть, находила потерянные ценности, устанавливала виновников всяческих несчастий, но самое главное — ворожила на благополучие. Благодарные клиенты засыпали программу письмами о том, как замечательно работают ее амулеты. Все, абсолютно все утверждали, что они — веники, безусловно, стоят тех сумасшедших денег, и лучше один раз потратиться, зато всё дальнейшее время провести обмазанными шоколадом.

Конкуренты явно уступали Аделаиде в сверхъестественных способностях. На ее фоне они выглядели либо шарлатанами, либо людьми с неуравновешенной психикой. Одним словом — не серьезно.

Попадались соперники равные, но им катастрофически не везло. Так, у колдуна Панкратиона из Читы сначала пропала любимая собака, а уже после сгорел дом, жена попала в больницу с нервным срывом, а у сына-отличника нашли марихуану. Разумеется, ему пришлось срочно возвращаться на родину улаживать дела.

Аделаида в прямом эфире пожелала ему удачи, обняла, дружески похлопала по спине. Панкратион при этом как-то сгорбился, словно тяжелый груз неудач, упавший на его плечи, непомерно возрос.

— А что вы хотели? Семейная жизнь это вам не просто так! — поучительно заключила Аделаида, сочувственно вздыхая вслед уходящему конкуренту.

Цыганка Лика, спускаясь по лестнице со второго этажа своего дома, нелепым образом зацепилась каблуком за подол своей длинной юбки. Сложные переломы обеих ног и черепно-мозговая травма вывели ее из состязаний, к большому сожалению Аделаиды. Та сокрушалась от всего сердца по поводу схода с дистанции такой сильной и интересной соперницы и передала ей в больницу от себя лично шесть коробок сока «Добрый», чтобы Ликочка поскорее встала на ноги.

На этом равные Аделаиде соперники в «Бойне колдунов» закончились.

— Аделаида Назаровна, завтра у нас с вами чистка квартиры, прямой, так сказать, эфир, — заискивающе сообщил, режиссер программы Игорь Валерьевич.

— Я не знаю, какая у вас завтра чистка, Игорек, — брезгливо отвечала ведьма. — К уборке вашего дома я отношения не имею, наймите себе домработницу. А у меня завтра спа-процедуры после обеда, а вечером важный клиент. Я, да будет вам известно, еще и работаю.

— Так может, хотя бы часть отснимем до обеда?

— А до обеда я сплю! — вышла из себя телезвезда. — Я отдыхать когда-нибудь должна? Или, по-вашему, я ломовая лошадь?

— Черт знает что такое?! — жалобно истерил Игорек.

— Он то, конечно, все знает, только приплетать его сюда совершенно необязательно, — холодно заметила Аделаида.

И Игорёк умолк, сник. Ему почему-то нестерпимо остро захотелось коньяка и повеситься.

Выпив кофе итальянской обжарки, Аделаида смилостивилась и решила-таки отменить завтрашние спа. Но это — в последний раз!

— Ну что там у нас сегодня? Шкаф-похититель носков или взбесившийся тостер? — полюбопытствовала перед съемками колдунья.

— Тут понимаете, какая штука, Аделаида Назаровна… Там похоже действительно творится нечто необъяснимое. Хозяева въехали год назад и, как они потом выяснили, продали им эту квартиру как раз из-за каких-то вот таких моментов. Ничего, разумеется, не сказали.

— Каких «таких-то вот»? Вы, Игорек, вообще можете нормально разговаривать?

— Да могу-могу, Аделаида Назаровна! Насколько нам известно, прошлые хозяева даже вызывали экстрасенса, чтобы очистить помещение. Но потом все равно продали. А теперь, по словам новой хозяйки, там нечто такое…

— Факты?! Игорь, черт вас дери! Мне нужны конкретные факты, с чем мне придется работать. Иначе, честное слово, пойдете туда сами с собственным нательным крестиком!

— Одну минуточку, Аделаида Назаровна, одну малюсенькую минуточку, — суетился Игорек, роясь в ворохе бумаг, который дрожащей рукой подсовывал ему консультант.

— А… вот… «В кухне по ночам раздаются звуки, будто кто-то гремит ложкой о стакан…»

Аделаида отпихнула от себя руку гримера и вонзила малюсенькие глазки в Игорька.

-Адрес: Первомайская 85, квартира 33?

— Аделаида Назаровна! Вы меня просто пугаете! — пролепетал Игорек после паузы, положительно кивая головой.

— Что ж с вами тогда на месте будет? — поморщилась колдунья. — Еще что? Затопления? Перемещение вещей? Нападение на жильцов?

— М… нет, — Игорек спешно проглядывал бумаги, — нападений нет… перемещения… А вот, нашел: «Телевизор включается сам во время программы «Бойня колдунов». Ух, ты! Во как! «По всем каналам показывает только передачи с Аделаидой», то есть вами. «На зеркалах и стеклах внезапные запотевания и проявление надписей».

Игорек внезапно умолк.

— Ну! И что пишут? — Аделаида явно нервничала.

— …Надписи: «Аделаида…» — Игорек поперхнулся, не договорив.

Аделаида выхватила у него листки.

— Так… надписи: «Аделаида — похитительница детей», «Аделаида — убийца», «Аделаида, приди и сдохни!»

— Аделаида Назаровна, я не знал! Честное слово! Я не знал, я только вот прочитал!

Аделаида закрыла глаза. Постепенно успокаивалось сердцебиение. Мысли вновь обретали ясность.

— Старые знакомые вернулись домой? — думала она про себя.— Интересно, который это из них? Все эти угрозы — так, ерунда. С другой стороны, это вам уже не телевизионная инсценировка.

И Аделаида передернулась, вспоминая, как ее таскали за волосы в той самой квартире.

— Может, ну их всех? Расторгнуть контракт, вернуться в бизнес? Заказы на домовят валом валят. С другой стороны, это будет большой удар по карьере. Ее имя теперь гремит на всю страну. И не надо больше заниматься всякой ерундой, вроде ловли щурок. Можно просто ходить с одного реалити-шоу на другое и быть звездой!

— Аделаида Назаровна! Аделаида Назаровна! — прорвался к ней сквозь мысли жалобный голос Игорька. — Пора!

И он без слов, по одному только взгляду, понял, что пора настанет тогда, когда решит Аделаида Назаровна. К счастью для него пора настала довольно быстро. Съемочная группа тут же подорвалась и направилась на место работы.

«Бойня колдунов» сезон 1 выпуск 13.

Картинка камеры вздрагивает при каждом шаге оператора. В кадр рывками попадают ракурсы двора, которые по замыслу режиссера должны вызвать у среднестатистического зрителя очередной приступ параноидального психоза, панической атаки, беспричинной тревоги, ощущения полной обреченности, а также страха за жизнь и здоровье своего потомства — в общем, привычные повседневные ощущения.

Причудливо искривленная, почерневшая от унылого осеннего дождя ветка, в бессловесной мольбе тянет узловатые сучья к равнодушному серому небу. Труба теплосети, покрытая лохмотьями стекловаты, скрывается в зарослях клена, которые в своем стихийном развитии явно уже обрели зловещий разум. Обшарпанные железные гаражи чистосердечно признаются, что в их погребах под слоем гнилой позапрошлогодней картошки наверняка запрятаны следы холодящих кровь преступлений. В песочнице обреченно лежат совочек с ведерком, всем своим видом намекают, что выпали из детских ручек при зловещих обстоятельствах. Вывернув конечности во все стороны света, валяется поодаль кукла Вероника, любезно предоставленная статистом для съемок и в целях феноменального художественного эффекта лишенная своих кукольных глаз.

Внезапно в кадре появляется ведущий Савелий, харизматичный до боли в глазах. Он органично смотрится в данном антураже. Изможденное бледное личико весьма облагораживает изящный нос с горбинкой и при этом слегка портит несуразно ассиметричная стрижка. Шрам, явно декоративного происхождения, рассекающий мужественно сформированную стилистом бровь, призван украшать молодого мужчину. Вытатуированные руны ползут по тонкой шее из-под расстёгнутого ворота шелковой рубашки и обязуются свести поклонниц с ума.

— Добрый… пока еще добрый вечер, дорогие друзья! — вкрадчиво начинает Савелий.

— Мы с вами с минуты на минуту станем свидетелями эпохального финала самой невозможной и невероятной и все же совершенно реальной программы «БОЙНЯ КОЛДУНОВ»! — выдает он спартанский клич.

Камера мечется, ловя в центр кадра шныряющего по пустующей детской площадке Савелия:

— Наша финалистка — Аделаида Глазунко!

Камера кидается к стоящей в сторонке Аделаиде Назаровне. Колдунья, погрузив руки в карманы кожаного плаща, меланхолично глядит в затянутое тучами небо.

— Аделаида Глазунко– талантливая колдунья! — заходится в восторге Савелийю — Природный феномен! Человек, обладающий сверхъестественными способностями и чутким сердцем! Благодаря ее чудесному дару сотни людей в нашей стране, да и за рубежом, обрели покой и семейное счастье. Давайте посмотрим хронику событий!

Картинку зловещего двора сменяют ролики.

Здоровенный мужик стоит около Лэнд Крузера, ласково поглаживая капот:

— Благодаря чудесному дару Аделаиды Назаровны, нашлась моя десятка, — расплывшись в улыбке, вещает, судя по титрам, Егор Эдуардович Рейкиус. — А с помощью амулета (в дюжем кулаке зажат маленький веничек, украшенный монетками, цветами, берестяными кусочками и невзрачной матерчатой куколкой по центру) мое благосостояние существенно возросло. Вот, машинку поменял, домик отстроил…

Камера берет в кадр типовой коттедж красного кирпича, с уютной лужайкой засаженной геометрически сформированными туями.

— Спасибо вам, Аделаида Назаровна, доброго вам здоровьичка и всяческих благ!

А Егора Эдуардовича сменяет уже полная задора и огня Людмила Васильевна Голобородько, хозяйка продуктового магазина «Зайди-ка».

— Ой, так ведь плохо жилось, не представляете даже! Как вспомню пожар этот, слезы на глазах наворачиваются, ведь все сгорело, все сгорело подчистую. Дача, баня, надворные постройки! Такие убытки! — всхлипывает Людмила Васильевна, комкая в пухленькой ручке носовой платочек. — Никто делом заниматься не хотел, все отмахивались. Сгорело и сгорело, мол. А вот Аделаида Назаровна, душенька моя, как поглядела только на фото соседей, сразу пальцем так ткнула: «Вот он!» — говорит. И ведь точно! Сосед — лиходей поджег. Ну, теперь все в порядке! Амулетик вот помогает.

В кадре появляется очередной веничек с тряпичной фигуркой посредине.

— Дела, как говорится, идут! Вот магазинчик у меня. Второй открывать собираемся. Спасибо Аделаиде Назаровне и огромный ей привет!

Людмила Васильевна расплывается в улыбке и энергично машет пухленькой ручкой, посылая воздушный поцелуй.

А в кадре уже картинка с толпой веселых и довольных людей — благодарных клиентов колдуньи. Все улыбаются, одновременно машут маленькими веничками и скандируют:

— Аделаида, вперед!

— И снова, снова я с вами, дорогие мои телезрители, — Савелий врывается в кадр, не умолкая на ходу, зовя камеру за собой через унылый двор. — Вот такая обширная группа поддержки у нашей Аделаиды Назаровны. Все они знакомы вам по нашим выпускам. У каждого своя драматическая история. Но все эти истории со счастливым концом, обеспеченным нашей финалисткой! А у меня для вас еще один сюрприз, дорогие телезрители! Буквально с минуты на минуту мы встретимся с поистине легендарной женщиной. Именно с ее проблемы, да что там говорить, с ее беды и начался триумфальный взлет карьеры колдуньи Глазунко!

— Что еще за… — пронеслось в голове Аделаиды. — Какого черта мелет этот дебил?! Кого он сюда приволок?!

Она вглядывалась вдаль, пытаясь подавить возрастающее раздражение, во всяком случае, не допустить его проявления на лице.

— Чертов придурок этот режиссер! «Эффект неожиданности, эффект неожиданности»… Предупреждать надо!

Между тем камера уже выхватила новую героиню программы. Торопливой и вместе с тем неуверенной походкой, пугливо озираясь по сторонам, двор пересекала Юлия Михайловна. «Только этой курицы здесь не хватало», — с досадой подумала Аделаида. Она надела полную радостной неожиданности улыбку, раскинула тощие ручки и твердо зашагала навстречу старой знакомой.

Для съемочной группы только что появившаяся Юлия Михайловна стала просто находкой и спасением. Во-первых, своей внешностью пышная блондинка в белом кашемировом пальто удачно контрастировала с колдуньей. На ее фоне последняя выглядела не просто женщиной маленького роста и сухого телосложения, а инфернально хрупким существом, словно пришедшим из запределья.

Во-вторых, Юлия Михайловну абсолютно не пришлось раскрепощать перед камерами и «разбалтывать». Она совершенно не чувствовала скованности и прекрасно говорила сама, даже опережая вопросы Савелия, даже задавая их самой себе.

— Да-да. Вы совершенно правы, родовое проклятье. Старик, знаете ли, никогда нас не любил. Был против нашего брака с мужем. Сереженьку, родного внука, совсем не привечал. Да что там, знать не хотел! — «словно реченька журчала» Юлия Михайловна.

— А как состарился, сами знаете, проблемы бывают с головой у стариков. Мерещилось ему всякое. Каких-то ребятишек видеть стал. Да-да старческое, безусловно. Вы меня понимаете. К нам ни за что ехать не хотел. А как в его возрасте одному справляться? Уж, как только мы его ни уговаривали! Ни в какую! Ну и сами понимаете, возраст, здоровье не очень было и сердце, и вот это… да-да галлюцинации... Пришлось госпитализировать. Конечно, хотели как лучше! Самый лучший санаторий! Сын сам выбирал. Конечно, о чем речь! Все в лучшем виде было. Только вот не по сердцу было старику. Ему, знаете, вообще угодить невозможно было! Все думал, что квартиру отнять хотим и от него избавиться. Ну, конечно, старческое. Да-да. Вы же сами знаете, какие они с возрастом подозрительные становятся. Вот и проклял в сердцах! Верно говорю, Аделаида Назаровна?

Та рассеянно кивнула, особо не вникая.

— Да-а! Натерпелись. Настоящий полтергейст. И травмы были, чуть до увечья не дошло. Да ужас просто, вспоминать страшно! Сын с невесткой и сейчас-то ни за что сюда приезжать не захотели. У них дети маленькие, боятся. Ирочка, невестка моя, даже не дослушала меня. Я только заикнулась, что вы предлагаете встретиться и обсудить эту историю, так она прямо в крик, в слезы. И Сереженьку к вам не отпустила. Боится! Да. До ужаса боится. Чего? Да было чего бояться. У нее даже срыв был. Нарушения сна. У специалиста наблюдалась. Теперь все в порядке. Детки вот замечательны!

Юлия Михайловна бережно достает фотографию внуков, демонстрирует перед камерой.

— Что я видела? Ой, знаете… Это вот словами передать невозможно. Я как начинаю вспоминать, у меня, знаете, с сердцем плохо становится. Руки холодеют, пальцы немеют. Никому пережить такое не пожелаю. А я ведь даже там и не жила. Бедный мой сыночек, все на его долю пришлось…

Юлия Михайловна театрально промакивает заслезившиеся глазки платочком.

— Конечно, как мать стала искать выход, надо было просто спасать детей. Вот так и встретилась нам Аделаида Назаровна, дорогулечка наша. Такая хрупкая она у нас. А знаете, какая она женщина сильная! А отваги в ней сколько! Ведь с этим ужасом бороться, это же… слов нет… Я вот не задумываясь, скажу, горжусь! Горжусь знакомством. Она — героиня! Дело свое знает досконально.

Что значит не полностью? Полностью очистила! Никаких рецидивов не было! Да как почему переехали?! Возможность появилась у детей улучшить жилищные условия. А все амулет Аделаиды Назаровны! Просто оберег, я бы сказала. Да и вообще, хоть и чистая стала квартира, а забыть такое невозможно. Вот и переехали при первой возможности.

Понятия не имею, почему опять все началось. Одно знаю, Аделаида Назаровна свое дело прекрасно делает!

— Все-все, достаточно, — Аделаида впорхнула в кадр, прерывая Юлию Михайловну слабым, но не терпящим возражений голосом. — Не хвалите меня, прошу вас! Мне всегда очень дискомфортно от таких слов!

— Что вы, милая моя, я же искренно, от чистого сердца! — ухала Юлия Михайловна, от неожиданности смутившись и раскрасневшись.

— Да-да… я понимаю, — почти шептала Аделаида, комкая в смуглых ручках белоснежный шелковый платочек. — Но поймите и вы. Я просто делаю свое дело!

Говорила она глухо, но твердо выделяя каждое слово. Она тщательно подбирала эти слова, не произнося ничего лишнего, говоря медленно, будто через силу, борясь с какой-то внутренней преградой, как в последний раз.

— Мне дан дар, и я обязана помогать! Понимаете? Обязана! Иначе, просто невозможно. По-другому просто нельзя! Это мой долг… моя обязанность… миссия.

Надломленный голосок колдуньи растворился в воцарившейся тишине, оставляя трогательное ощущение соприкосновения с чем-то невероятно хрупким и самоотверженным.

— Простите меня! — Аделаида, закрыла лицо руками и поспешно удалилась из кадра.

— Такая ранимая! — ахнула ей в след Юлия Михайловна.

Камера погналась было за уходящей колдуньей, но смутилась и отстала. Тема возврата полтергейста в очищенную финалисткой квартиру была закрыта. В успешной деятельности колдуньи никто не сомневался.

Потоптавшись во дворе, исчерпав все его художественные ресурсы, телебанда приняла решение отправиться в ту самую квартиру.

Савелий сновал между дамами, подрезая решительно идущую к подъезду Аделаиду, и попадая под ноги семенящей чуть поодаль Юлии Михайловне.

Около входа в подъезд бывшая хозяйка квартиры вдруг охнула, схватилась за сердце, побледнела и спустя некоторое время, за которое успела осознать приближение сердечного приступа, наотрез отказалась входить в подъезд. Она поспешно распрощалась со всеми, обняла Аделаиду, как призывника на вокзале — долго и крепко, и чуть ли не бегом покинула место съемок.

Аделаида печально улыбалась. Рука в кармане крепко сжимала заветный мешочек. «Вот и славно», — говорила она себе, — «не будет путаться под ногами».

Однако, войдя в подъезд, настроение ее резко изменилось. Аделаиду внезапно накрыло весьма отвратительное чувство. Она давно уже не испытывала подобное. Беспросветная тоска залила сердце и оттуда растекалась по всему телу, делая ватными ноги и непослушными руки. Так бывало, когда во время запоя кончалось все пойло и неоткуда было ему появиться в ближайшее время. Аделаида остановилась на ступенях. Ей захотелось сползти вниз по перилам, усесться на корточки и, обхватив голову руками, раскачиваться и выть, тоскливо, истово, без слез, на сухую.

Постояв так некоторое время, она запрокинула голову вверх, сделала три максимально глубоких вздоха и продолжила путь, придерживаясь, однако, за стеночку. Съемочная группа неотступно следовала за ней. Игорек с замиранием сердца следил за поведением телезвезды, внутренне восторгаясь ее сценичностью.

Так они и подошли к квартире. Ведущий достал заранее приготовленные ключи, но не успел он вставить их в замочную скважину, как внутри замка само по себе щёлкнуло, и дверь медленно приоткрылась.

Воцарившаяся перед входом в квартиру тишина нарушалось лишь гудением камеры.

Аделаида шагнула было вперед, но остановилась на пороге, не решаясь войти внутрь. В один миг она осознала, что перешагнув через порог, она простится со всем, что есть у нее сейчас, простится раз и навсегда. И прежней Аделаидой она уже не будет. Все будет по-другому. Лучше или хуже? Что за вопрос?! Конечно же, хуже! Потому что лучше просто не бывает. Так она и стояла на пороге, не решаясь перешагнуть через себя.

Ей бы развернуться да уйти. Но сделать это было решительно невозможно. Конечно, не обязательства перед телепроектом не отпускали Аделаиду от двери. Для неё не было бы проблемой расторгнуть контракт в любое время. Да и эти клоуны вокруг не удержали бы её. Она, не задумываясь, распихала бы всех на своем пути, обругала, обматерила, а Игорьку — хмырю этому — еще бы и в рожу его пучеглазую плюнула, не задумываясь, а на прощанье еще и счастья пожелала бы всему роду во всех поколениях.

Причина, по которой Аделаида не могла покинуть это место, была загадкой даже для нее самой. Просто, внезапно она перестала принадлежать самой себе. И теперь хоть она сама и стоит еще на лестничной площадке по эту сторону двери, какая-то невидимая, но очень ощутимая часть ее уже немыслимым образом переступила порог и все дальше углубляется внутрь квартиры. Аделаида ощущала, что между физическим телом и той незримой удаляющейся частью натягиваются связующие нити, и натяжение их предельно. В какой-то момент это ощущение двойственности, внутренней расщепленности стало невозможно выносить. Казалось, что тело вот-вот вывернется на изнанку. Аделаида всхлипнула, с силой толкнула наполовину приоткрытую дверь и, шагнув через порог, не останавливаясь, она устремилась внутрь.

Все кинулись было за ней, но дверь с шумом захлопнулась за колдуньей, оставив съемочную группу за пределами квартиры.

— Аделаида Назаровна! — Игорек боязливо вдавил кнопку звонка.

Ничего не произошло. Звонок не работал. Игорек робко постучал.

— Аделаида Назаровна! Откройте дверь, пожалуйста! — пролепетал он, припав к дверному косяку.

Остальные бессмысленно топтались, переминались с ноги на ногу.

Игорек припал ухом к двери. Ничего не было слышно. Он пришикнул на подчиненных, но скорее для порядка, чем для пользы дела, и постучал сильнее.

— Да что она там?! Померла, что ли? — злобно взвизгнул Савелий.

Все, будто сговорившись, зашикали на него. Оператор, отключивший камеру, тихонько крестился.

— Аделаида Назаровна! Вы в порядке? — громко и обеспокоенно вопрошал Игорек закрытую дверь.

Ответа не последовало.

Далее все активно проявили себя в области стука в дверь и вопросах о самочувствии Аделаиды.

— Ну что! Ломать надо! — Савелию явно было мало действия.

Все проигнорировали его предложение и пытались расслышать хоть что-нибудь из квартиры поглотившей колдунью.

Но Савелий не привык к игнорированию себя и напомнил свое предложение раз семь за две минуты. На последний раз Игорек ответил звериным ревом:

— Ну, лома-ай! Давай! Чем ты будешь ломать железную дверь? Руками? Ногами? Головой?!

Все тут же стали успокаивать Игоря и ругать Савелия, чем довели обоих до истерики.

Интерес к тому, что же там происходит внутри квартиры, был так велик, что перекрыл все доводы разума, поэтому единогласно решено было позвать милицию.

Внутри.

Прихожая.

А в это время Делька стояла босая на холодном грязном полу посреди коридора, хлюпала носом и размазывая слезы по щекам. Было страшно и очень хотелось есть. Страшно было потому что Делька не знала, когда придет мать, сейчас, через час, ночью, утром, завтра… А вдруг она вообще не придет и никогда ее не накормит. А есть дома совершенно нечего. Кругом только пустые бутылки, грязь и тараканы. Тогда Делька умрет тут одна. А тараканы будут ползать по ней, прогнать их она уже не сможет.

Делька опять посмотрела на стену. Там висела картинка из журнала, прилепленная на лейкопластырь каким-то материным ухажёром. «Для красоты!» — сказал он таращейся на картинкуДельке.

Страшную черную бабку, закованную в цепи, везли куда-то на санях. А она злобно смотрела поверх людей, и замахивалась на них рукой, странно сложив пальцы. Наверное, колдовала. Желала, чтобы все эти люди сдохли в муках или провалились сквозь землю. А все её боялись и плакали. В углу картинки сидел страшный мужик. Бабкино колдовство уже подействовало на него, потому что выглядел он отвратительно. Наверное, уже проваливался сквозь землю. Так думала Делька, но не знала наверняка, потому что нижняя половина заколдованного мужика была оторвана. Одного Делька не понимала, почему он так же держит пальцы, как и черная колдунья. Наверное, хочет вернуть проклятье ей.

Делька сотни раз складывала пальчики, как у бабки на картинке, но никакого колдовства не получалось. Наверное, она не знала заклинаний. Она спрашивала про эту бабку у матери. Та сказала, что это Баба-Яга, и она вылезет из картинки и заберет Дельку, если та будет приставать к матери. А ухажёр назвал Делькину мать дурой и сказал, что это не Баба-Яга, а боярыня Морозова.

То, что это не Баба-Яга и никто из картинки не вылезет, Делька знала и сама. Она ведь не маленькая. Но, кто такая боярыня, Делька не знала и решила, что так называются самые главные колдуньи.

— А ее сожгут? — спросила она ухажера.

— Какая умная у тебя дочь! — восхитился полупьяный ухажер, с обожанием глядя на Делькину мать. — В таком возрасте знать про борьбу со старообрядчеством!

Он погладил Делькины кудряшки.

— Нет, ребенок, ее посадили в глубокую яму, и она умерла там от голода.

Делька зажмурилась. Она часто бывала голодной, но как-то не задумывалась, что от этого можно умереть. А вот колдунья умерла, а вдруг и она однажды умрет от голода!

— Ну, хватит мне тут ребенка пугать! Будет еще орать по ночам, — прицыкнула мать. — А ты бери давай картошку, а то опять будешь ныть, что некормленая.

— Надо было не всю есть, а припрятать где-нибудь картошку на всякий случай, — подумалось Дельке.

Она всхлипнула, побрела к двери. Та по-прежнему была закрыта. Она в сотый раз стала колотить кулаками в дверь, пинать ее босыми пятками, пока боль не заставила остановиться. Делька не была дурочкой. Она понимала, что так дверь не открыть. Но надо было хоть что-то делать.

— Ах, ты ж сволочь, дрянь такая! — услышала она злобный шипящий голос за спиной.

Делька замерла, съежилась и медленно стала поворачиваться на голос.

— Ты что ж это делаешь, гнида?

За спиной Дельки посреди коридора, пьяно раскачиваясь, стояла мать. Делька так растерялась, она была уверена, что одна дома.

— Мама, ты дома? — одними губами прошелестела Делька.

— Мама, ты дома? — гнусаво передразнила ее мать. — А то ты, дурище, не видишь! Мать усталая прилегла на минутку, а это дебилка тут давай об дверь колотиться. Конечно! Разве матери покой будет? Щаз! Жди! Она тут весь дом разнесет, всех соседей подымит!

— Я думала, тебя нет, — пробормотала растерянная Делька.

— Думала! Она думала! У тебя мозгов нет! Чем тебе думать-то?– орала мать. — Думала матери нет! Погоди, не будет скоро у тебя матери с такой-то жизнью! Сдохнет твоя мамочка, вот тогда поколотишься!

— Мама, — заревела Делька. — Не говори так!

— А как тебе еще говорить? — орала пьяная мать, срываясь до хрипоты. — Ты на меня посмотри! Смотри, сказала, хватит сопли по морде мазать, на меня смотри! — она ухватила Дельку за худющие плечики и с силой затрясла . — Мать здоровая? Здоровая, скажи?!

— Не-ет! — рыдала Делька.

— Во-от! Сама сказала! Мать у тебя больная! А ты ей отдыхать не даешь! Колотишься тут! Идиотина!

Резким тычком она пихнула маленькую Дельку в спину так, что та не удержалась на ногах и растянулась на полу прихожей, сбив в кровь колени о грубые доски пола.

— Ма-ма! — рыдала Делька. — Прости!

— Бог простит! Заткни пасть, сказала!

Она ухватила ревущуюДельку за шиворот, рывком подняла с пола.

— Мамочка! — Делька тянула к ней тонюсенькие ручки.

— Да ты заткнешься сегодня? — бесилась мать.

Она залепила Дельке звонкую затрещину и зашвырнула ее в комнату, с треском захлопнув в дверь.

Комната.

А в комнате ее уже ждали. Их было много, не меньше десяти. Но взгляд приковывала одна, белесая, с неприбранными волосами, выбившимися из «хвоста», светлоглазая девица. По всему было видно, заправляла здесь она.

— Новенькая?

— Да.

— Как звать?

— Аделаида Глазунко.

— Че за имя такое? — хмыкнула главная.

— Ну, Деля, — ответила Делька, смутившись. Она до ужаса боялась этих девчонок.

— Деля-говноделя — заключила старшая, и гогот заполнил комнату. — Ни фига! Как, говоришь, фамилия?

— Глазунко.

— Ну, вот и будешь — Глазуньей.

— А что это такое? — робко спросила Делька.

Хохот опять заполнил комнату.

— Ой, девки, не могу! Ваще тупняк! — заливалась старшая. — Вали на кухню и стырь яйца. Принесешь сюда, покажем.

Снова взрыв хохота.

— Я не смогу, — сдавленным от страха голосом прохрипела Делька.

— Не сможешь — заставим! Девиз детдома, усекла?

Делька послушно закивала.

— Тогда бегом! В кухню! — и она с силой пнула Дельку под зад.

Кухня.

Делька! Че тупишь-то? Давай, наливай ужо!

Сиплый голос разогнал хмельную дремоту.

Какая я тебе Делька? — медленно и невнятно цедя слова, прорычала Аделаида в ответ запитому мужику в грязной растянутой майке. Внутри ее мутного сознания вскипала хмельная злоба.

Я тебе не Делька! — рявкнула она, стукнув грязной пятерней по столу.

— А кто? — растерялся собутыльник. Его черты расплывались перед пьяным взглядом хозяйки. О том, чтобы вспомнить его имя, или хотя бы погоняло, не шло и речи.

— Я — Аделаида Назаровна! — с неимоверной гордостью произнесла она, еле ворочая заплетающимся языком.

— Чего-о? — гнусаво протянул мужик, брезгливо кривя рот на один бок, отчего его запитое, отечное лицо окончательно утратило человеческие черты.

Аделаида сощурила без того малюсенькие глазки до состояния щелочек, чтобы хоть как-то различить, какая сволочь пьет тут ее водку и еще и не желает величать ее по имени отчеству. Но ясность взгляду это не прибавило.

— Ах, простите, ваше величество, — гадко растягивая слова, пропел собутыльник. — А в глаз не желаете?! А то мы завсегда можем преподнести.

— Тока тронь, мразина. Я тя сглажу! — заблажила Делька, высоко и пронзительно до рези в ушах.

— Чего-о?! — взревел мужик.

— Сглажу, говорю! — орала пьяная баба. — Прокляну! У меня знаешь глаз какой черный?!

— Вот я те щас под твой черный глаз поставлю голубой фингал, — просипел мужик. — А там уж, Далаида Батьковна, поглядим на твои чары.

Тут же последовал удар по лицу.

Аделаида мгновенно протрезвела. В кухне была идеальная чистота. Никаких окурков, очисток, бутылок и шелухи нигде не валялось, никаких пьяных дерущихся мужиков тоже не присутствовало. Едва успокоив сбившееся дыхание, она попыталась осмотреться и прислушаться к собственным ощущениям. Это была она — Аделаида Назаровна, не сопливая Делька, не детдомовская Глазунья, не пьяная Далаида. Но чулки на коленях оказались порваны, колени сбиты, ныл копчик, а под левым глазом ощутимо наливался синяк. Но все это можно было легко пережить, если бы не сосущее сердце чувство беспробудной тоски. Все, о чем Аделаида усиленно старалась забыть, вернулось не просто в памяти, а воплоти.

Аделаида готовилась к сегодняшней встрече. Она ожидала всего чего угодно — падающих шкафов, летающих ножей, взрывающихся телевизоров и самовоспламеняющихся штор. Она даже знала теперь, что делать, если нападение коснется непосредственно ее саму. На любую выходку домового в виде полтергейста у нее был готов ответ. Единственное, к чему она не была готова, так это к встрече с самой собой. Аделаида больше всего на свете боялась возврата к своему истинному облику. Допустить такое она не могла.

И тогда она решила перейти в нападение. Колдунья попыталась достать из кармана мешочек с пальцем, но тут же обнаружила, что карманов нет, и рук, почему-то тоже нет. Во всяком случае, пользоваться ими она не может. Руки были сложены за спиной и замотаны в рукава смирительной рубашки.

— А знаешь, где ты еще не была? — позади неё раздался голос.

Аделаида рывком повернулась. Перед ней теперь была высокая, худая, некрасивая девушка. Пряди белых, непослушных волос падали со лба ей на глаза, и она их беспрестанно сдувала, противно кривя рот. Нечеловечески светлые глаза сияли ненавистью.

— Ну, так что? — вызывающе бросила она. — Пошли в спальню?!

Ужас волной захлестнул Аделаиду. «Только не спальня!» — кричала ее память. Аделаида понимала, что надо взять себя в руки и сбросить наваждение, но вместо этого вдруг задергалась в путах, зарычала по-звериному и попыталась пнуть белесую девчонку.

Та даже отскакивать не стала. Нога Аделаиды прошла сквозь собеседницу и пребольно ударилась о табурет, стоящий позади нее.

— Умно, — захихикала домовиха. — Что? Выкусила? А вот ты, к сожалению, на такой финт не способна. У тебя есть тело из костей и мяса. А у меня есть вот это.

И тут же в руках домовихи появилась Золотая метла — символ и приз «Бойни колдунов». Метла была, как настоящая, в натуральную величину, покрытая позолотой.

— Что же ты заметалась, Аделаида Назаровна, драгоценная ты моя?! Ты ведь так ее хотела!

Домовиха перехватила метлу черенком вперед, приподняла на манер копья. Аделаида зарыдала и забилась в угол. Во дворе тоскливо завыла собака. В распахнувшееся окно внезапно влетела черная птица. Она заметалась по кухне, ударяясь обо все в своем безумном кружении и роняя черные блестящие перья. На секунду Аделаида забыла об угрозе со стороны домовихи, потому что птицу она испугалась еще больше.

— На! Получи! — голос вернул взгляд Аделаиды к метле в руках домовихи, позолоченное древко которой неумолимо приближалось к животу колдуньи. Аделаида зажмурилась и завизжала.

— Лукерья, окстись! — прогремел строгий старческий голос.

Аделаида открыла глаза. Старик выкручивал метлу из рук плачущей девушки. Та безвольно разжала пальцы, упала деду на плечо и зарыдала безудержно.

— Полно, Луша, полно, — тихо бормотал старик, похлопывая девушку по плечу.

Аделаида сползла по стене на пол. Рубашка, стягивающая руки пропала, но они все равно не слушались, крупно дрожали. Слезы не позволяли ясно видеть, да она и не смотрела никуда.

Птица перестала кружить и села деду на свободное плечо.

— А вот и Галочка пришла, — старик расплылся в улыбке. — Вот что девоньки, хватит слезы лить, сырость разводить. Лучше сделайте-ка деду чаю!

Луша тут же оторвалась от стариковского плеча, и, поспешно утирая слезы, направилась к плите. Птица перепорхнула на ее плечо. Луша нежно погладила тонким пальчиком перышки над клювом.

— Вот и хорошо, вот и славно! — приговаривал старик, постукивая метлой об пол. — А я пойду пока гостью нашу выпровожу, да Касьяна запущу, а то он, малахольный, всю дверь, поди, покарябал уже!

Не отходя от плиты, Луша буравила Глазунью ненавидящим взглядом.

— Ну, давай, милая, поднимайся!

Старик, шаркая тапками, подошел к углу, где комком свернулась Аделаида, опустошенная, не способная даже плакать.

Вставай, вставай! Погостила, пора и честь знать,— уговаривал он миролюбиво, но непреклонно.— Идти тебе надо. Вот, на! Хватайся за палку-то!

Аделаида послушно взялась за древко подставленной метлы и с трудом поднялась на ноги.

Вот и ладно! — старик, кряхтя, поднял Аделаиду с полу. Ее шатало.

А теперь, пойдем! — дед тихонько подталкивал обессилившую колдунью в спину. — И метлу с собой забирай! Супер-приз тебе! — и старик хрипло засмеялся.

— Не надо! — еле ворочая пересохшим языком, пробормотала Аделаида и протянула метлу старику.

— Нет, уж! Бери! На память, так сказать!

Старик открыл входную дверь. Огромная собака, не смотря на хромоту, влетела в комнату, пронзительно скуля. Пес завертелся у ног старика волчком. Старик трепал загривок, теребил за ушами. Пес заходился в звонком радостном лае.

Аделаида стояла на пороге. Не в силах сделать шаг из квартиры. Пес, немного успокоившись, обернулся к ней и, ощетинившись, зарычал.

— Полно, Касьян, она уходит уже! — дед погладил пса. — Иди, милая, у тебя еще дел по горло.

— Каких? — вяло, без интереса, спросила колдунья.

— Домашних! Ты же сама все знаешь, чего ж спрашиваешь-то? — удивился старик.

— Не хочу я идти, дед, — Аделаида обернулась на пороге. — Можно я с тобой останусь? У тебя так хорошо!

— Нельзя, милая! Ты тут гостья незваная. И своих гостей отпускать уже пора. Да и вообще всех по домам возвращать надо. Тебе все исправить нужно!

— А когда исправлю, можно вернуться? — тихо, по-детски упрямо, просила женщина.

— Нет, — в голосе старика прозвучало низкое гулкое эхо.

— Но почему? Почему? — заскулила Аделаида жалобно.

— Да потому что некуда! — тихо сказал дед и пропал. Исчез бесследно, будто и не было его. И тогда Аделаида заплакала.

Что-то невидимое тихо легло ей на плечи и мягко перевело через порог. Дверь тихо затворилась. Замок щелкнул. А Аделаида Назаровна осталась стоять на лестничной клетке, опираясь о сияющую золотую метлу, у того самого порога, который не решалась переступить больше суток назад, и рыдала навзрыд.

По лестнице к ней уже бежала съемочная группа, милиционеры, бригада скорой помощи. Но первой, расталкивая всю эту толпу и прыгая через ступеньки, на помощь своему кумиру спешила Юлия Михайловна.

Эпилог:

http://litclubbs.ru/articles/6842-mozhet-chayu-konec.html