Может, чаю? Конец

Эпилог.

— Маш, ты дедам чаю давала? — спросила молоденькая санитарка, убирая за уши непослушные белые пряди.

— Ага! И бутерброды с икрой! — не отрываясь от заполнения журнала дежурств, ответила полненькая Маша. — У меня ж работы нет, только чай подавать! — язвила она.

— Это значит — не давала? — спокойно переспросила первая.

— Да, именно это и значит, — Маша оставила записи, подняла миленькое личико к собеседнице и, глядя ей прямо в глаза, откровенно призналась:

— Не давала и не буду давать. И так все — окей.

— Ладно, я пойду, чай поставлю.

— Ага, давай, мать Тереза ты наша! — Маша устало потянулась и вернулась к записям. — И сделай что-нибудь с волосами.

— Какими?

— Своими, разумеется, — умиляясь непониманию собеседницы, улыбнулась Маша.

— А что с ними сделать?— обескураженно переспросила санитарочка.

Что-что… — заворчала советчица. — Подстриги, уложи?! Такой роскошный природный оттенок — платиновая блондинка, а ходишь, как чумичка! Завтра сама за руку отведу тебя в салон! — нетерпящим возражений тоном Маша закончила разговор и одновременно захлопнула журнал.

Тем временем в палате не утихал политический диспут.

— А я тебе говорю, дурень ты старый, это все американцы подстроили!

— Ой, Кир Ильич, я вас умоляю… — Аркадий Игнатьевич не стал договаривать.

— Раскудрить твою в качель! Умоляет он! — рокотал лежачий инвалид.

— Да чтоб вы в этом понимали?! — с вселенской тоской в голосе вопрошал его оппонент.

Спор прервал тихий стук в дверь. В палате моментально воцарилась тишина. Кир Ильич расплылся в улыбке, а Аркадий Игнатьевич, стал поспешно застегивать пуговицы фланелевой рубашки.

— Луша пришла, чай принесла, — нараспев пробасил Кир Ильич.

— Лушенька наша всегда стучится, на редкость деликатная девочка!

— Вечер добрый, дедуленьки, — неслышно ступая, по обыкновению скрипящему полу, девушка вошла в палату стариков.

— Добрый, добрый, детонька! Он у нас всегда добрый, когда ты на дежурстве, — весело улыбаясь, отозвался Кир Ильич.

— Чайку не желаете?

— Как же, как же! Очень даже желаем, — засуетился вокруг нее Аркадий Игнатьевич. — Особо из ваших золотых ручек. Чаек у вас, Лушенька, всегда особенный получается!

— И ничего особенного, — смутилась Луша, — такой же, как у всех.

— Не скажите, не скажите, деточка. Вы — просто волшебница!

— Да хватит тебе, Игнатыч, — оборвал комплименты соседа Кир Ильич. — Совсем девчонку смутил. Она вон уходить засобиралась!

— Нет-нет! Куда ж вы, Лушенька? Деточка! — не на шутку заволновался старик. — Мы же еще и не поговорили...

— Да я, дедушки, тут, не ухожу я, — мягко улыбаясь, успокоила стариков Луша. — Я с вами побуду, приберу у вас, а вы чаек пейте, пока горяченький.

— Спасибо, Луша. Ну давай, рассказывай, как поживаешь?

— Да спасибо, хорошо всё.

— Братья как? Вернулись?

— Да, — Луша расплылась в улыбке. — Пришли оба, худющие!

— А то! Служба, она вещь суровая. Ну, ничего, откормишь, — улыбнулся Кир Ильич.

— Это точно, — засмеялась Луша.

— На работу-то устроились?

— Устроились. В детский дом.

— Это ладно! Сиротам хорошие люди во, как нужны! — Кир Ильич подкрепил свою фразу движением ладони в районе подбородка.

— Да, это они прямо молодцы, и трудности не боятся и за деньгами не гонятся, — размешивая сахар, одобрил Аркадий Игнатьевич. — А что младший? Не забрала его из той семьи?

— Нет, — Луша заметно погрустнела, замолчала и активно заработала тряпкой, протирая окно.

За ее спиной разыгрывалась немая сцена. Кир Ильич угрожающе выпучил глаза на собеседника и поджал губы, мясистым пальцем размашисто подкрутил у виска. Аркадий Игнатьевич, раскаиваясь всем лицом, картинно зажал рот сухонькой ладонью и, сокрушаясь, качал головой.

— Ну… ты не грусти, Лушенька, — стал утешать девушку Кир Ильич. — Сложно все в жизни! Прикипел, видать, к новой семье.

Луша не отвечала. Оконное стекло противно скрипело под ее яростным напором.

— А звери твои как? — робко попытался поменять тему проштрафившийся старик.

Луша встрепенулась, отложила уборку и вернулась к разговору.

— Ой, эти в порядке, — улыбнулась она и с охотой продолжила. — Галочка никуда больше не улетает, все дома сидит, столько слов новых выучила! С ней Прохор все разговаривает.

— А что говорит?

— Да много чего! Все не упомнишь! Чаще всего: «Я — красавица!»

Старики засмеялись.

— Ишь ты! Надо же! — удивленно ухмылялся Кир Ильич.

— А пес? — заинтересовался Аркадий Игнатьевич. — Касьян, кажется?

— А Касьянка убегает часто, — охотно ответила Луша. — Дня по три не приходит, бродяга, и лапа хромая не мешает.

— Вот ведь, гулена какой! Куда только бегает?

— Да известно куда, к младшему. То у них живет, то у нас.

— А его не прогоняют хозяева? — с беспокойством в голосе спросил Аркадий Игнатьевич.

— Нет, наверное, — задумалась Луша. — Там дети, а он детей любит. Вроде кормят там его. Ошейник красивый надели.

— Значит, полюбился, — подытожил Кир Ильич.

Ну все, дедуленьки, пора мне,— Луша собралась уходить. — Скоро доктор придет.

Она поправила одеяла Кира Ильича и направилась к двери.

— Спасибо, что пришла, — сдавленным голосом прохрипел, лежащий старик. Слезы душили его.

— Ты только не забывай к нам заглядывать. Мы ж тебя целыми днями ждем не дождемся! — Аркадий Игнатьевич шаркал следом, провожая дорогую гостью.

— Не беспокойтесь, дедушки, не забуду. Посидим еще, чайком побалуемся, — она улыбнулась старикам и неслышно притворила дверь.

— Удивительная девочка! — с улыбкой выдохнул Аркадий Игнатьевич.

Да-а, — протянул Кир Ильич. — Словно майский ветерок, теплота и свежесть от нее на душе. И чай, правильно ты, Игнатьич, сказал: «Волшебный»!

И они одновременно подняли стаканы.

Вошел доктор в сопровождении группы студентов.

— Здорово, бойцы! — гаркнул он, задорно прищурясь.

— Хе-хе-хе … какой уж там! — заскрипел Кир Ильич. — И тебе добре, Игорь Дмитрич!

Он неуклюже приподнялся и, кряхтя, протянул руку для приветственного рукопожатия. Доктор охнул, притворно затряс кистью, засмеялся. Могучий старик расхохотался в ответ, срываясь на оглушительный кашель.

— Здравствуйте и вы, гости дорогие! — обратился он, прокашлявшись, к студентам.

Те робко поздоровались в ответ и смущенно сбились в кучу.

Аркадий Игнатьевич в свою очередь не отреагировал на шуточное приветствие врача. Напротив, вдруг надулся, демонстративно улегся на кровать и отвернулся к стене.

— Ну-с, на что жалуемся? — Игорь Дмитриевич пододвинул стул к постели рассерженного старика.

Ответа не последовала. Доктор вопросительно поглядел на Кира Ильича, но тот в ответ лишь недоуменно пожал плечами.

В тот же миг Аркадий Игнатьевич порывисто повернулся к доктору и разразился визгливой тирадой ему в лицо:

— На что жалуемся, спрашиваете? На вашу медсестру Марию мы жалуемся! Не понятно за что только деньги получает? Все за нее Луша делает — и чай, и уборку. А какой душевный она человек!

— Простите, Аркадий Игнатьевич, — прервал распылившегося старика доктор. — С Машей, мне, предположим, более менее ясно. Но кто такая Луша?

— Стыдно! — визгнул возмущенный старик. — Стыдно, доктор, не знать младший персонал! А они ведь тоже люди! Тем более Лушенька!

Старик всхлипнул и, давясь рыданиями, продолжил:

— Доктор, я знаю, вы хороший, душевный человек! — он крепко ухватил врача за край халата и тут же сорвался на крик. — Прибавьте Луше зарплату!

— Да что ты, Игнатьич, привязался то? — не выдержав, вступил в разговор Кир Ильич. — Как он прибавит? Из своего кармана, что ль? Это ж государство зарплату дает.

— Тише вы!— шикнул в ответ Аркадий Игнатьевич. — Не знаете, так не говорите! Игорь Дмитриевич похлопочет, я знаю, у него там наверху связи, влияние…

Он нервно соскочил с кровати и суетливо засеменил из стороны в сторону.

— Понимаете, — продолжал он, активно жестикулируя, — у Лушеньки тяжелейшее положение! Девочка — сирота. Из многодетной семьи. Братья — на низкооплачиваемой работе! Младшего забрали в чужую семью. Девочка страдает! Поверьте, у нее золотое сердце! Да если б она имела возможность, она бы давно поступила в медицинский и была бы врачом, а не санитаркой. И даже, несмотря на тяжелейшие жизненные обстоятельства, она не ожесточилась! Понимаете?! — он внезапно остановился. — Она находит доброе слово для нас, брошенных стариков! У нее есть на нас время! — в полный голос крикнул он, в тайне надеясь, что равнодушная Маша слышит его намеки. Но только сильнее перепугал без того ошеломленных студентов-медиков.

— Доктор, послушайте! — он порывисто кинулся к Игорю Дмитриевичу и мертвой хваткой вцепился в отвороты халата. — Вы великодушный человек! Я знаю это! Помогите бедной девочке! Устройте ее в институт. Она должна учиться! Это ее призвание!

Доктор послушно кивал, поглаживая не отпускающие его руки старика. Перепуганные студенты боязливо жались в углу, Кир Ильич сокрушенно мотал головой.

— Похлопочите! — требовал Аркадий Игнатьевич.

— Непременно! — преданно глядя в слезящиеся глаза старика, уверял психиатр, одновременно мягко высвобождаясь из рук пациента. — Сделаю, что могу!

— Ну вот! Что я говорил?! — с победным пылом старик переключился на соседа по палате. Но Кир Ильич только махнул на него рукой.

После обхода один из студентов поинтересовался у Игоря Дмитриевича непростой судьбой санитарки со старинным именем.

— Понятия не имею, — буркнул психиатр. — Нет у нас никакой сироты казанской.

— Значит, бред? Галлюцинация? — восторгался пытливый студент.

Вероятно…к тому же — навязчивая идея, — рассуждал доктор. — Я вам больше скажу, у нас и медсестры Маши — тоже нет.

В толпе студентов раздались непонимающие и удивленные вздохи.

— А вот так, — торжествовал врач. — Есть пациентка Мария, выдающая себя за медицинскую сестру. Интереснейший случай, кстати! А вот собственно и она.

Доктор заспешил к Маше, сидящей на стуле посреди зала и прилежно записывающей что-то в замызганный и помятый журнал. Строчки ложились одна поверх другой, разобрать что либо, не представлялось возможным.

— Здравствуйте, Маша!

— Игорь Дмитриевич! — Маша расплылась в улыбке и кокетливо поправила за ухо прядь выбившихся из прически волос.

— Как дела?

— Да как? Как всегда! — отмахнулась мнимая медсестра. — Работы по горло!

— Это точно, — печально улыбнулся доктор.

— Игорь Дмитрич! — умоляюще подняв неровно нарисованные брови, обратилась к доктору Маша. — Можно я на завтра отгул возьму?

— Можно, Маша, — еще печальнее выдохнул доктор.

— А чем займетесь? — искренно заинтересовался доктор.

— Да мне тут надо нашу санитарку в парикмахерскую сводить! — заговорческим шепотом произнесла сердобольная Мария. — А то сама она не соберется! Девчонка хорошенькая, но запущенная, ужас!

— Какую санитарку? — с едва заметной тревогой в голосе спросил доктор. — Это, случаем, не Лушу ли?

— Ее самую! — радостно подхватила Маша. — Все-таки поражаюсь я, насколько вы, Игорь Дмитриевич, внимательный человек!

Доктор улыбнулся, не ответив.

По пути в приемный покой он увлеченно рассказывал ребятам про редчайший случай массового психоза, который им посчастливилось только что наблюдать. Потрясенные студенты ловили каждое слово.

— Ну-с! Кто тут у нас? — спросил он дежурную, оформляющую только что поступившую пациентку.

— А у нас не скучно! — бодро ответила ему сестра в приемном покое. -У нас тут знаменитость!

— Как? Опять? Что вы говорите? — в тон ей радовался доктор. — И кто же на этот раз?

— «Бойню колдунов» смотрите?!

Доктор неопределенно кивнул.

— Так вот! Сама Аделаида Глазунко!

— Да-а ?! И с чем же она к нам?

— Галлюцинации. Говорит, что ее знакомый домовой женского пола работает у нас в отделении санитаркой и очень советовала ей подлечить здесь нервы.

— Ух, ты! — психиатр заметно опал с лица.

Пациентка, поняв наконец, что ее давно уже обсуждают, оживилась и утвердительно закивала:

— Доктор! Какое счастье! Она мне очень вас советовала!

— Да-а? — Игорь Дмитриевич, боролся с внутренним беспокойством. — И что же она вам конкретно говорила? — спросил он, взяв себя в руки

— Что вы волшебник!

— Да-а?!

— Доктор, пожалуйста, вылечите меня!

— Конечно, вылечим, о чем речь! — заверил врач, не отрываясь от заполнения карты. — Осталось выяснить от чего, и сразу вылечим.

— Да что тут выяснять, мать твою! — настроение пациентки резко изменилось. — От нее, от Лукерьи вашей! — в гневе вскрикнула она.

— От Лукерьи, значит? — ровным тоном переспросил доктор, незаметно нажимая под столом кнопку вызова санитаров.

— От нее, окаянной, — внезапно всхлипнула только что негодующая пациентка. — У вас она в санитарках днем, а ночью у меня домовихой! — жаловалась она на обидчицу.

— Доктор, дайте мне лекарство, чтобы она ко мне не являлась! — законючила больная. — И я домой пойду. А то меня по телевизору показывать будут, а меня дома нет! — она на время задумалась. — Только сначала лекарство! — забормотала она. И вдруг заорала, в приступе бешенства. — Слышь, ты?! Тебе, говорю! Лекарство, говорю, давай!

— Я уже все сделала! — всхлипывая и оправдываясь, объясняла она уводящим ее санитарам. — Домовят я отпустила, из бизнеса ушла, даже палец закопала! А она все ходит, и ходит, ходит и ходит ко мне!

— Да? — доктор, казалось, с пониманием слушает исповедь больной. — И что же хочет?

— Да всегда одно, чтобы я чаю с ней пила! А я чай этот видеть уже не могу! Мне бы водочки! — и она с неизъяснимой тоской взглянула на доктора, видимо, надеясь, что он поймет ее прозрачный намек.

— Та-ак! Оформляйте Белую горячку, и в процедурный, будем снимать интоксикацию, — распорядился доктор, подписывая направление.

— Ну, надо же! Редчайший случай! Массовые галлюцинации! — пробормотал доктор под нос то ли себе, то ли ошалевшим студентам и заспешил в кабинет, стремительно пройдя прямо сквозь Лукерью. Та, в свою очередь, тоже не обратила на это никакого внимания и продолжала подметать больничный коридор золотой метлой.