Не самый лучший

– Вы разбираетесь в искусстве? – монотонно, совершенно казённым голосом осведомился у меня хозяин кабинета.

Мы сидели друг против друга, разделённые широким массивным столом. Я ёжился на жёстком стуле с высокой спинкой: в основном от прохлады, но ещё от странного ощущения, будто нахожусь в пещере тролля. В полумраке небольшого кабинета комнатные растения отбрасывали резные тени на высокий шкаф, занимавший полностью одну из стен, свет настольной лампы многократно увеличивал их. Но всё меркло перед внешним видом Виктора Владимировича, хозяина кабинета. Крупный, плечистый, с выдающейся нижней челюстью и бровями, почти сросшимися в одну дугу. Выражение лица равнодушное и даже немного простоватое, но он явно был не так прост, как хотел казаться.

– Я криптограф, а не искусствовед.

– А что вы думаете об абстракционизме? Малевич, Кандинский? – не обращая внимания на мой ответ, продолжил Виктор Владимирович.

– У Малевича я знаю только квадрат его, а про Кандинского слышу впервые.

Виктор Владимирович свёл брови в одну линию.

– Впрочем, это не должно стать помехой. Да? Да… Мы предлагаем вам внеплановый отпуск в университете, с сохранением рабочего места, и весьма интересную временную работу у нас. Скажем, на месяц. Как вам, Егор Лексеич?

– Можно просто Егор.

Пришлось напрячь все мышцы лица, чтобы не сморщиться от исковерканного отчества, но потом это точно начнёт раздражать. Хотя, будет ли это «потом»? Я не спешил с ответом. Всё же, учебный год только начался, первый семестр хоть и ленивый, но не для всех: у третьекурсников с физмата экзамен, у второкурсников с ИТ – курсач… Ладно, студенты и без меня справятся, на кафедре найдут замену. Меня больше интересовало, почему именно я.

В народе говорят: «Кто не умеет работать, тот идёт преподавать», я эту теорию не разделял, но, к сожалению, доказывал. Даже на кафедре я не блистал – недостаточно въедливый для того, чтобы по уши закопаться в научные изыскания, недостаточно харизматичный для участия в бесконечной череде конкурсов, съездов семинаров…

Совершенно средний я совершенно не вписывался в происходящее.

По словам ректора, Виктор Владимирович – его школьный друг, ныне служит где-то в органах. «Знаете, Егор Алексеевич, в секретной службе, я и сам мало что знаю» – извиняющимся, совершенно несвойственным тоном уговаривал ректор, протягивая мне листочек с адресом не самого престижного бизнес-центра на «Речном». – «Вы возьмите методический день и сходите, сами всё разузнайте». Я, конечно, сразу покраснел, вспоминая, чего я такого делал противозаконного в своей жизни, набралось не так чтобы много, но всё же. Сейчас, в тёмном, неотапливаемом кабинете, меня, обычного преподавателя криптографии, приглашают поработать на… ну пусть на спецслужбы. Расскажу – никто не поверит.

– Хорошо, значит, Егор. Готовы выслушать наше предложение?

Голос Виктора Владимировича застал меня врасплох, и я машинально кивнул. Брось он в тот момент мне в руки гранату с сорванной чекой, я бы поймал, ещё и спасибо сказал.

– Мы предоставляем вам кабинет, – он улыбнулся, но будто «для галочки», совершенно ненатурально, – не этот, не волнуйтесь. Кабинет, в котором вам предстоит изучать работы русских художников-авангардистов и расшифровывать их.

Тут-то уж я не утерпел и выразил своё недоумение.

– Почему я?

– Потому что… – Виктор Владимирович потёр брови так интенсивно, словно пытался сдвинуть их на лоб. – Вы ведь знакомы с теорией палеоконтакта?

– Подобным не интересуюсь.

Собеседник улыбнулся.

– Вижу, вы считаете это чушью. Но. Рисунки – наиболее удобный способ передачи информации. Наглядно, просто, Небраска... Неброско.

Дальше я слушал с весьма скептическим настроем. Казалось, я попал на какую-то антинаучную программу, где ведущий на серьёзных щах рассуждает о назначении кругов на полях, инфообмене с инопланетными цивилизациями и прочей нелепицей.

– Егор, я же не прошу в это верить. Просто поработайте с нами. Мы ведь кого попало не просим.

Пожалуй, только из-за этих слов я и согласился. Пожалуй, именно этих слов я ждал.

***

Последующие две недели я ежедневно приходил в кабинет, радовался наличию климат-контроля и хорошей звукоизоляции, разглядывал с монитора картины, отмеченные в списке, и пытался выдать что-то вразумительное. Схемы, цифровые последовательности. Формулы – одна видимость работы. Этим должен заниматься не я, а какой-нибудь стеганограф. Это им дай поковыряться и найти спрятанное там, где другие даже не заподозрят зашифрованного послания. Я же всегда работал с чёткой уверенностью – передо мной шифр и нужно его разгадать. Сейчас я ковырял облако. Необъятное псевдо-важное облако, в котором может, и нет ничего, проколешь не в том месте и – пуф! – сдуется.

Голова шла кругом от вереницы цветных пятен известных и неизвестных наших художников. Чёрные квадраты, белые фигуры, домики для гусениц – в общем, всё то, на что я бы не обратил ни малейшего внимания.

Я занимался не своим делом, да ещё и не самым лучшим образом. Одна бессмыслица преобразовывалась в другие бессмыслицы. Я плодил ерунду. Всегда хотел стать героем книг – и вот, пожалуйста. Помню, как в юности читал книгу, в которой главный герой заходит в волшебный магазин, торгующий всякими непонятными вещами – чепушинками, ерундовинами, штуковинами. Так вот, я был тем, кто их делает… Нет, скорее, проектирует.

В середине дня неизменно заходил Виктор Владимирович и вытаскивал меня на обед: иногда я так погружался в работу, что терял счёт времени. От офиса до кафе-столовой можно было добраться напрямик, кварталами, но он настаивал на том, что перед прекрасным обедом нужно созерцать прекрасное. Прекрасным в его понимании оказалась аллея с посадками берёз, рябин и яблонь-ранеток. Бледно-золотистые яблочки размером с грецкий орех и правда выглядели симпатично на тонких тёмных ветвях, но ведь не каждый день на них глядеть? Виктор Владимирович предлагал созерцать скамейки и урны. «Шедевр индустрии… Какой индустрии? А, не важно!»

В столовой у моего нанимателя начинался аттракцион по выбору еды. В первые два дня я не обратил должного внимания на содержимое его тарелки, но потом понял: выбирает он еду исключительно по цветовой гамме. Капустно-огуречный салат с помидором, который он опасливо отодвинул, брокколи – в среду, солянка и кусок торта «красный бархат» - в четверг. Пятничный эксперимент в виде жареных грибов, баклажанов и отварной говядины его не устроил. «Фу, дохлятина… а грибы – живые или нет? Я как-то на уроках этот момент пропустил…». Я улыбнулся. Тролль-вегетарианец – это нечто.

После обеда Виктор Владимирович задерживался в парке, усаживался на одну из двух скамеек, исправно игнорируя третью. Объяснял он это тем, что рядом с ней не было урны. Я ещё понял бы, если он курил, но нет, просто сидел и дышал ртом, иногда выпуская облачка пара – в зависимости от погоды.

Оставшуюся часть дня обычно из соседнего кабинета доносилось равномерное жужжание шредера, измельчающего в белую лапшу стратегически важные, реальные схемы, которые мой наниматель сравнивал с тем, что выходило после моих шифровок. Но мне ничего не говорил. Может, не положено. Может, не видел смысла. Я тоже переставал его видеть в ежедневных расшифровках.

***

Закончив с очередной схемой, я выставил её рядом с монитором и сверился с картиной. От кругов на картине пошли круги перед глазами. Абстракция, чтоб её!

– Что ж вы так об искусстве?

Он что, мысли читает или я уже сам с собой разговариваю? В кабинет заглянул Виктор Владимирович, приветственно помахав мне новым списком. Я отодвинул клавиатуру и стукнулся лбом о стол. Сдаюсь. Ничего не могу, мартышкин труд какой-то. Я, на самом деле, люблю работу, но результат люблю больше.

– Какие-то новости? – обратился я к столешнице, не надеясь услышать ответа от Виктора Владимировича.

– Не много. Нашли соответствие. С заводом по производству патронов в Туле. Только, так сказать, поздно. Зато теперь мы точно знаем, что труд ваш не напрасен.

Да ладно! Я уж и разуверился. Пришлось срочно вытряхивать себя из наступающей депрессии и повернуть голову в сторону Виктора Владимировича.

– Ничего не понял. Можно подробнее?

– Подробнее… – брови его сошлись в одну линию. – Пожалуй, можно, всё равно звучит как сомнительная передача для любителей конспирологии. Эти абстракционисты, они как-то в своих работах передают схемы… Иногда ерунда, вроде последовательной схемы подключения лампочки, а иногда – вот. Тульский завод, как выяснилось.

– И что с заводом? Испепелили лазером?

Я сам не знал, какой процент шутки вложил в вопрос.

– Нет, пошурудили на складах, и сейчас там вместо пороха, патронов и всего вот этого вот – зерно. Шутка юмора такая у этих инопланетян.

В чём юмор, я не уловил.

– Ладно, давайте сюда свой список, мне из последнего только «Пятое блюдце» осталось расшифровать.

Виктор Владимирович покачал головой.

– Егор, мы расторгаем контракт.

– Э-э-э, в смысле?

– Понимаете, штука какая. Смешная. Шутка, а не штука, да… Эти инопланетяне, они как бы… похищают особо умных и выдающихся деятелей. А вы опасно близко подошли к этой грани. Нам не нужно, чтобы вы становились лучшим. Наймём другого. Так всем будет лучше.

Передо мной опустился листок с уведомлением об отстранении от работ. Я хмыкнул и черканул в нижнем правом углу дату и подпись. В правом виске пульсировало «я-был-не-лучший». Хотя, наверное, это справедливо. Нет-нет-нет! Я же, не смотря на… ай, ладно. Кому я пытаюсь что-то доказать?

Я оставил в кабинете всё секретно-служебное имущество, хотя Виктор Владимирович не удосужился зайти с проверкой или что там они должны делать по протоколу? С собой я уносил лишь мысли о последней картине. Никогда не мог разом вынырнуть из работы, вот и сейчас. «Пятое блюдце», пять кругов, четыре прямоугольника дверей. А может, блоков... Что это? Схема сборки вычислительной платы военных дроидов? Карта миграции синих китов? Детская площадка нового микрорайона с гордым названием «Европейский берег», вид сверху?

Угрюмо пиная жидкую кашу из прелых листьев, грязи и воды, я свернул по привычному маршруту к столовой и пошёл вдоль аллеи, разделяющей проезжую часть. Между двумя освещёнными участками мелькнула яркая полоса. Ноги действовали быстрее головы:

Я всё пытался вспомнить, что будет, если встать в начало аллеи и посмотреть вверх – уж не вид с картины ли?

преодолел проезжую часть,

А круги? Почему пять? Три лавочки, две урны!

перемахнул через невысокую ограду,

Несусь, как идиот, ну и что мне это даст? Это ведь просто аллея, не завод по изготовлению боеприпасов.

Запыхавшись, остановился у места, нарисованного на картине.

Из фонарей, приветливо подмигнув, вынырнули светящиеся ленты и свились в узнаваемую часть картины. Пять кругов на месте лавочек и урн, только без дверей. Словно уловив мои мысли, круги задрожали и спроецировали в воздухе двери.

Я сфотографировал светопредставление, не заботясь о качестве, и скинул Виктору Владимировичу в мессенджер с подписью «Пятое блюдце». Потом подумал и дописал: «Выкусите, я - лучший». Руки дрожали, как если бы мне вручали нобелевку. Нет, это лучше, это… Я рассмеялся собственным мыслям, тихо, чтобы не спугнуть явление и не привлечь случайных зрителей. Эта встреча – моя и только моя. Смешно это всё и странно.

Мерцающие ленты ярко вспыхнули и закрутились – какие по часовой стрелке, какие против. Вращение создавало иллюзию вытягивания пространства, превращая ночную улочку в огромный светящийся тоннель.

Приглашение? Я не из тех, кто запросто заводит новые контакты, тем более, инопланетные. Но я определённо тот, кому нравится осознавать, что он – лучший.

– Конечно, лучший, – примирительно шепнул в спину Виктор Владимирович, рука тролля-инопланетянина пушинкой легла на плечо. – Мы других не приглашаем. Сам дойдёшь или тебя проводить?

Я шагнул, и все двери разом распахнулись навстречу. Мне.