«Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» (Этот эпиграф к книге А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» всегда меня интриговал и немного пугал, пока я не «увидела» это чудовище вот таким)
– Прячьтесь, сейчас чихнет!
Все, сопровождающие Юдо разумные, немедленно кидались на землю, затыкали уши и с интересом смотрели на усилия Арктура развернуть монстра в сторону врага.
Юдо приподнимался на передних лапах, запрокидывал назад, насколько мог, свою безобразно толстую шею, при этом рот этого пугала открывался сам собой, ноздри, каждая с пещеру, со свистом втягивали воздух, кожаный кончик носа стремительно двигался вправо-влево, будто норовил сорваться с морды, а глаза прикрывались веками, как оконными ставнями, он невольно приседал на оставшиеся четыре ноги, хвост его замирал параллельно земле и это ожидание чиха длилось бесконечно долго, веки вечные.
Сам чих сначала не было слышно, только воздух перед Юдо слегка белел, шквалом уносился вдаль, сметая все на своем пути, повергая в прах препятствия, оставляя просеку, а затем раздавался звук, похожий на расколовшийся гигантскийо орех, к счастью, этот треск затихал быстро.
Однако все разумные продолжали лежать, команды «подъем» от Арктура не поступало.
Юдо поднимался на свои шесть ног встряхивался будто пес, выскочивший из воды, из-под всех его бронированных чешуек вылетала пыльца, рассеивалась в воздухе и медленно, словно танцуя, опускалась наземь.
Звучала команда, разумные вскакивали, подставляли руки, собирали пыльцу в горсти, старательно размазывали ее на себе, а своим собратьям на спины, пока это волшебство осыпалось, укрывая белым чудом землю, помогая в борьбе с ворогом, дополнительно укрепляя броню дружине.
– Если не прекратит верещать, придавлю, выключи её как-нибудь, – жалобно-просяще простонал правитель, едва сдерживая раздражение.
Ларионова что-то резко прощелкала гриуперке-парламентерке на их языке, та, защелкала в ответ, подпрыгнула и скачками умчалась прочь, а Днепров в очередной раз восхитился помощницей, та знала фантасмагорический язык жителей этого мира и как-то понимала, кто перед ней находится, он, она или оно.
Служение Отечеству на планете Гриупер почти закончилось, вахта генерал-губернатора подходила к концу, осталось туземцев привести в чувство да передать пост преемнику и отправиться домой, но пока, к сожалению, результат был плохоньким, переговоры ничего не дали.
«Этот мир – для нас» лезли в глаза плакаты, а гриуперяне с вытянутыми унылыми лицами или мордами? верещали на площадях о свободе, независимости, по крайне мере помощница так поясняла, а Днепров ей доверял.
Этих таракашек спасли от истребления, вывезли с гибнущего астероида, выделили им планету, обустроили, обучили, они теперь могут сами себя кормить и обеспечивать, живи да радуйся, так нет, миром им править захотелось, ничтожным насекомым.
– Ладно, пора применить последний довод королей, показать, чей этот мир, – приняв решение, Днепров отошел от окна, не без умысла, нажал кнопку громкой связи и приказал, – выпустить бомаги.
Его слова немедленно разнеслись по всей планете, переведенные на гриуперянский язык, протестуны взвизгнули и, не разбирая дороги, кинулись врассыпную, а из гаражей медленно выкатывались асфальтоукладчики.
– Мавка, Волкодлак, ступайте в храм, оставайтесь там, пока не вызову. Мягкая неумолимость прозвучала в её распоряжении.
В подобныемгновения вечности ее взрослые дети – сын, славящийся ослиной уступчивостью, проводящий большую часть времени за изучением искусственного интеллекта в отдельно взятом сегменте мира компьютерных игр, и дочь, праздная работяшка, корпевшая над изобретением ледяного огня или огненного льда, что скорее получится, послушно вытягивались в струнку, подобострастно ели мать глазами, затаив дыхание следили за движением ее бровей, губ, за взмахом рук или поворотом головы. Благодушный гнев Берегини был опасен, им понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что не стоит перечить богине, если они хотят сохранить свою нынешнюю жизнь, свои блага, да и сам этот мир, хотя считалось, что их матушка относиться к добрым божествам.
Когда-то давно они были счастливы, веселы, к ним приходили друзья, тогда их папка Упырь, ныне живой мертвец, жил в семье, и, кстати, лишь он мог умиротворить Берегиню, но в те незапамятные времена не было этих бассейнов, лифтов, тачек, смартфонов, доставки еды на дом и даже абсолютно непонятного вируса, поэтому каждый был занят своим делом, положенным ему от рождения.
– А вы, матушка, – получилось хором, они переглянулись и Мавка, после незаметного кивка Волкодлака, продолжила, – справитесь ли одна, почто нас гоните?
– Не доросли вы для присутствия в высоком собрании, боги совет будут держать, ослабли мы, потому что у людей веры в нас не осталось, надо думать, как вернуть ушедшее близкое, говорят, будет присутствовать какой-то пиарщик, посмотрим, что за гусь, ну и под сурдинку хочу ритуал провести, вашему батюшке пора на покой, нагулялся, попил чужой кровушки, почти всех соседей извел, если нынче не успокоится, Личем станет, тогда справиться с ним сложно будет.
— Был бы Зевес таким грозным, если б не сын их увечный, тот, что кует Богу молнии, прячет отца под Эгидой, чтоб уберечь старика? — злобно шептала Эриния завистью, желчью полна.
— И Колесницу сражений в битве с Титаномахией выковал он для родителя, скипетр вручил, и обиды, видимо, все позабыл, — вторит Мегере Тисифона, местью сверкают глаза.
— Понял, простил и работает, бедный увечный хромой, грех отпустившей предателям, выковав трон золотой, мать наказал он премиленько, — третья Алекто Эриния план предлагает простой.
Страсти кипят на Олимпе, к ним равнодушен Гефест, лишь за измены жену хочется скинуть с небес.
— Стой, Тисифона, убийства тут не случилось, лишь блуд, да и Мегере завистнице нечего делать тут. Я предлагаю, подсказку стоит шепнуть кузницу, сделает — вечная слава, вечная месть отцу.
— Приветствую, сестры Эринии, вы, как всегда, хороши, злобны, коварны и мстительны, дали совет от души, и за подсказку удачную я вам подарки раздам, лишь Прометею другу Божий огонь передам.
Кроме слов ..." Московский Кремль. Зал заседаний Сенатского дворца"… ничего не заинтересовало.
Трудно произносимое имя какого-то царя, трудно укладывающаяся в голове сценка заседания, трудно увязываемая следующая сценка с предыдущей и совершенно неясны мысли некоего канализатора об Алеане-Навне. Словом, пришлось продираться через нагромождение чего-то.
«О чём дева плачет, о чём слёзы льёт?» О том, как людей поработили? И кто? Насекомые? То есть изначально идёт посыл, что мы стали рабами? Грустно, грустно, грустно.
А я на первых порах приготовилась повеселиться, вот сейчас, думаю, зайдёт В Екатерининский зал (это наверняка он?), уборщица со шваброй, ну или с пылесосом, проворчит, что вот опять из подвалов мокрицы повылазили, видно сырость от дождей развелась, да и смахнёт их в ведро. А тут прям борьба, практически революция, пафос, можно сказать. Н-да.
Понравилось, поставила плюс. В стихах не сильна, подумалось, если в строчке И всё исчезнет написать все исчезает, может не собьётся ритм? Извините, наверо зря влезла.
Хорошее начало. Первое предложение читала с надеждой на продолжение текста в стиле В.В. Маяковского, но ударилась ..." об голые стены"… и сразу интерес пошёл на ноль. Автор либо слишком ленив, чтобы грамотно писать, либо слишком высокомерен, мол «пипл схавает», а мог бы ...«ноктюрн сыграть
на флейте водосточных труб»…
И вот теперь я, как та обезьяна, мечусь между плюсом и минусом. Поставила бы несколько плюсов, но за державу обидно, такой великий наш язык и так бездарно коверкать. Думаю.
Наверно талантливо, наверно атмосферно, наверное ныне такая литература, но я сломалась на первых же словах: ...«голова нехотя перекидывается на правый бок»… попыталась представить это действо, захохотала. Если читать с точки зрения стёба, ещё сойдёт, но грамотно излагать свои мысли всё же надо учиться. А этот перл: ...«остатки блесток в глазах»… словно читаешь перевод с неизвестного языка на русский. Спасибо, автор, похохотала от души. Минус
(Этот эпиграф к книге А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» всегда меня интриговал и немного пугал, пока я не «увидела» это чудовище вот таким)
– Прячьтесь, сейчас чихнет!
Все, сопровождающие Юдо разумные, немедленно кидались на землю, затыкали уши и с интересом смотрели на усилия Арктура развернуть монстра в сторону врага.
Юдо приподнимался на передних лапах, запрокидывал назад, насколько мог, свою безобразно толстую шею, при этом рот этого пугала открывался сам собой, ноздри, каждая с пещеру, со свистом втягивали воздух, кожаный кончик носа стремительно двигался вправо-влево, будто норовил сорваться с морды, а глаза прикрывались веками, как оконными ставнями, он невольно приседал на оставшиеся четыре ноги, хвост его замирал параллельно земле и это ожидание чиха длилось бесконечно долго, веки вечные.
Сам чих сначала не было слышно, только воздух перед Юдо слегка белел, шквалом уносился вдаль, сметая все на своем пути, повергая в прах препятствия, оставляя просеку, а затем раздавался звук, похожий на расколовшийся гигантскийо орех, к счастью, этот треск затихал быстро.
Однако все разумные продолжали лежать, команды «подъем» от Арктура не поступало.
Юдо поднимался на свои шесть ног встряхивался будто пес, выскочивший из воды, из-под всех его бронированных чешуек вылетала пыльца, рассеивалась в воздухе и медленно, словно танцуя, опускалась наземь.
Звучала команда, разумные вскакивали, подставляли руки, собирали пыльцу в горсти, старательно размазывали ее на себе, а своим собратьям на спины, пока это волшебство осыпалось, укрывая белым чудом землю, помогая в борьбе с ворогом, дополнительно укрепляя броню дружине.
– Если не прекратит верещать, придавлю, выключи её как-нибудь, – жалобно-просяще простонал правитель, едва сдерживая раздражение.
Ларионова что-то резко прощелкала гриуперке-парламентерке на их языке, та, защелкала в ответ, подпрыгнула и скачками умчалась прочь, а Днепров в очередной раз восхитился помощницей, та знала фантасмагорический язык жителей этого мира и как-то понимала, кто перед ней находится, он, она или оно.
Служение Отечеству на планете Гриупер почти закончилось, вахта генерал-губернатора подходила к концу, осталось туземцев привести в чувство да передать пост преемнику и отправиться домой, но пока, к сожалению, результат был плохоньким, переговоры ничего не дали.
«Этот мир – для нас» лезли в глаза плакаты, а гриуперяне с вытянутыми унылыми лицами или мордами? верещали на площадях о свободе, независимости, по крайне мере помощница так поясняла, а Днепров ей доверял.
Этих таракашек спасли от истребления, вывезли с гибнущего астероида, выделили им планету, обустроили, обучили, они теперь могут сами себя кормить и обеспечивать, живи да радуйся, так нет, миром им править захотелось, ничтожным насекомым.
– Ладно, пора применить последний довод королей, показать, чей этот мир, – приняв решение, Днепров отошел от окна, не без умысла, нажал кнопку громкой связи и приказал, – выпустить бомаги.
Его слова немедленно разнеслись по всей планете, переведенные на гриуперянский язык, протестуны взвизгнули и, не разбирая дороги, кинулись врассыпную, а из гаражей медленно выкатывались асфальтоукладчики.
– Мавка, Волкодлак, ступайте в храм, оставайтесь там, пока не вызову.
Мягкая неумолимость прозвучала в её распоряжении.
В подобныемгновения вечности ее взрослые дети – сын, славящийся ослиной уступчивостью, проводящий большую часть времени за изучением искусственного интеллекта в отдельно взятом сегменте мира компьютерных игр, и дочь, праздная работяшка, корпевшая над изобретением ледяного огня или огненного льда, что скорее получится, послушно вытягивались в струнку, подобострастно ели мать глазами, затаив дыхание следили за движением ее бровей, губ, за взмахом рук или поворотом головы.
Благодушный гнев Берегини был опасен, им понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что не стоит перечить богине, если они хотят сохранить свою нынешнюю жизнь, свои блага, да и сам этот мир, хотя считалось, что их матушка относиться к добрым божествам.
Когда-то давно они были счастливы, веселы, к ним приходили друзья, тогда их папка Упырь, ныне живой мертвец, жил в семье, и, кстати, лишь он мог умиротворить Берегиню, но в те незапамятные времена не было этих бассейнов, лифтов, тачек, смартфонов, доставки еды на дом и даже абсолютно непонятного вируса, поэтому каждый был занят своим делом, положенным ему от рождения.
– А вы, матушка, – получилось хором, они переглянулись и Мавка, после незаметного кивка Волкодлака, продолжила, – справитесь ли одна, почто нас гоните?
– Не доросли вы для присутствия в высоком собрании, боги совет будут держать, ослабли мы, потому что у людей веры в нас не осталось, надо думать, как вернуть ушедшее близкое, говорят, будет присутствовать какой-то пиарщик, посмотрим, что за гусь, ну и под сурдинку хочу ритуал провести, вашему батюшке пора на покой, нагулялся, попил чужой кровушки, почти всех соседей извел, если нынче не успокоится, Личем станет, тогда справиться с ним сложно будет.
— И Колесницу сражений в битве с Титаномахией выковал он для родителя, скипетр вручил, и обиды, видимо, все позабыл, — вторит Мегере Тисифона, местью сверкают глаза.
— Понял, простил и работает, бедный увечный хромой, грех отпустившей предателям, выковав трон золотой, мать наказал он премиленько, — третья Алекто Эриния план предлагает простой.
Страсти кипят на Олимпе, к ним равнодушен Гефест, лишь за измены жену хочется скинуть с небес.
— Стой, Тисифона, убийства тут не случилось, лишь блуд, да и Мегере завистнице нечего делать тут. Я предлагаю, подсказку стоит шепнуть кузницу, сделает — вечная слава, вечная месть отцу.
— Приветствую, сестры Эринии, вы, как всегда, хороши, злобны, коварны и мстительны, дали совет от души, и за подсказку удачную я вам подарки раздам, лишь Прометею другу Божий огонь передам.
Трудно произносимое имя какого-то царя, трудно укладывающаяся в голове сценка заседания, трудно увязываемая следующая сценка с предыдущей и совершенно неясны мысли некоего канализатора об Алеане-Навне. Словом, пришлось продираться через нагромождение чего-то.
«О чём дева плачет, о чём слёзы льёт?» О том, как людей поработили? И кто? Насекомые? То есть изначально идёт посыл, что мы стали рабами? Грустно, грустно, грустно.
А я на первых порах приготовилась повеселиться, вот сейчас, думаю, зайдёт В Екатерининский зал (это наверняка он?), уборщица со шваброй, ну или с пылесосом, проворчит, что вот опять из подвалов мокрицы повылазили, видно сырость от дождей развелась, да и смахнёт их в ведро. А тут прям борьба, практически революция, пафос, можно сказать. Н-да.
на флейте водосточных труб»…
И вот теперь я, как та обезьяна, мечусь между плюсом и минусом. Поставила бы несколько плюсов, но за державу обидно, такой великий наш язык и так бездарно коверкать. Думаю.