Начало: вызвало чувство недоумения, видимо что-то случилось с героиней или же у нее. Читаю и понимаю, что сумбур в голове героини не просто так, она не в силах описать свои чувства обычными словами, они ей кажутся пресными, не выражающими настоящую глубину и она находит сравнения через ассоциацию себя с дождем, льдом, туманом. В какой-то момент чувствую раздражение, скажи же, наконец, что случилось и при чем здесь муха? «Муха, три дня жужжавшая на подоконнике, умерла», значит состояние героини длится не менее трех дней. И тут появляется понимание и сожаление, что героине приходится так глубоко скорбеть, просто она еще не может произнести по ком, хотя ее слова о трауре по мухе лишь усиливают невыносимость горя. И, внутренне согласившись с ней, что надо подождать, надо немного погоревать вместе, она о смерти близкого человека, а я о ней, не даром говорят, что труднее всего тем, кто остается. И вдруг возникает тревога: «Тише. Вы слышите шаги? И без того мягкие, сейчас их еще и скрадывает ковер.» Я еще ничего не знаю, но беспокоюсь о героине, а она уже немного доверяет мне и рассказывает трудно, с надрывом, что происходит сейчас и лишь в «доме Бога» ее интонации меняются, в них появляются светлые нотки надежды, она видит на кого ей можно опереться. В голове у меня крутится неуместная строчка из народной песни к этому рассказу: ...«она на святое распятье смотрела сквозь радугу слез»…, героине становится покойнее, а я с облегчением вздыхаю.
И тут, как будто разбивают витражи церкви, благость рушится бездушным топотом ног, отчего я вздрагиваю, а героиня «умирает».
Хочу подчеркнуть, что когда читала, эмоции сменяли друг друга стремительно, состояние человека, переживающего горе описано нестандартно, но ярко, правдиво, автору благодарность.
Немного портило лишь обилие восклицательных знаков, впрочем, это несущественно.
Первая часть вполне самодостаточна. Отдельный рассказ. Закончен. Меня мало интересует дальнейшая судьба героини, она обрела надежду на исцеление от горя, что бы не случилось, она увидела светлый путь.
Часть вторая.
Вначале ощущение «рояля в кустах» и скатывание в мелодраму.
Казалось бы…
Написано сухо, без эмоций, идет лишь перечисление действий героя и походя оценка окружающей действительности.
Увидел церковушку, дай, думает, зайду, давненько не бывал, по пути вспомнил «грешок», бабульку обобрал, но что поделать, ей все равно помирать, а он не так уж и виноват, окружение такое, что кровь его наполнена ядом лжи, стяжательства, бездушия. В церковь-то зачем поперся, так там дядюшка вроде служит, давненько не видались. Вот и зашел не как все, а со служебного входа.
И тут пред иконой стоит «блаженная», наследница миллиардов, кстати, единственная. В черном платье. Хоронит кого-то? Понаблюдал. Увидел, как вошедшая толпа подействовала на скорбевшую девушку, какая ярость вспыхнула в ее глазах от бесцеремонного поведения и сам разозлился. По сути это первая его неконтролируемая эмоция. «Вся эта кутерьма производила такой шум, что мне казалось – негодуют сами своды церкви, презрительно глядя сверху вниз на все это нелепое сборище. Мне вдруг стало не очень хорошо, и слегка закружилась голова – я вышел на улицу.» Главное в этой фразе: ...«негодуют сами своды церкви»… и далее описание своего состояния. С этого момента идет холодная оценка всего увиденного и едва у него проявляются какие-то чувства, он немедленно начинает «выпадать из реальности», действительность воспринимается словно в тумане, его дальнейшие поступки он описывает так, будто он не по своей воле действует, словно его кто-то подталкивает. И его заключительные слова, что не во сне ли он бросился на защиту ангела во плоти от всех этих жалких людей, как раз подчеркивает, что он возвел себя в рыцаря в сияющих доспехах, спасающего прекрасную деву, кажущуюся ему ангелом.
Читается легко, сначала скептически воспринимаются его появление в рассказе. В искренность поступков героя абсолютно не верится, он циничен, расчетлив и абсолютно прагматичен, сейчас девушке нужна хоть какая-то опора, какая-то близкая душа и он готов стать ей другом.
Автор не дает нам банальных разъяснений. Все сказано кратко, лаконично. Возможно я замахнусь слишком уж высоко, но по мне, так в этом рассказе описана борьба добра со злом. Именно этим рассказ мне интересен. Еще раз, благодарю.
«Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» (Этот эпиграф к книге А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» всегда меня интриговал и немного пугал, пока я не «увидела» это чудовище вот таким)
– Прячьтесь, сейчас чихнет!
Все, сопровождающие Юдо разумные, немедленно кидались на землю, затыкали уши и с интересом смотрели на усилия Арктура развернуть монстра в сторону врага.
Юдо приподнимался на передних лапах, запрокидывал назад, насколько мог, свою безобразно толстую шею, при этом рот этого пугала открывался сам собой, ноздри, каждая с пещеру, со свистом втягивали воздух, кожаный кончик носа стремительно двигался вправо-влево, будто норовил сорваться с морды, а глаза прикрывались веками, как оконными ставнями, он невольно приседал на оставшиеся четыре ноги, хвост его замирал параллельно земле и это ожидание чиха длилось бесконечно долго, веки вечные.
Сам чих сначала не было слышно, только воздух перед Юдо слегка белел, шквалом уносился вдаль, сметая все на своем пути, повергая в прах препятствия, оставляя просеку, а затем раздавался звук, похожий на расколовшийся гигантскийо орех, к счастью, этот треск затихал быстро.
Однако все разумные продолжали лежать, команды «подъем» от Арктура не поступало.
Юдо поднимался на свои шесть ног встряхивался будто пес, выскочивший из воды, из-под всех его бронированных чешуек вылетала пыльца, рассеивалась в воздухе и медленно, словно танцуя, опускалась наземь.
Звучала команда, разумные вскакивали, подставляли руки, собирали пыльцу в горсти, старательно размазывали ее на себе, а своим собратьям на спины, пока это волшебство осыпалось, укрывая белым чудом землю, помогая в борьбе с ворогом, дополнительно укрепляя броню дружине.
– Если не прекратит верещать, придавлю, выключи её как-нибудь, – жалобно-просяще простонал правитель, едва сдерживая раздражение.
Ларионова что-то резко прощелкала гриуперке-парламентерке на их языке, та, защелкала в ответ, подпрыгнула и скачками умчалась прочь, а Днепров в очередной раз восхитился помощницей, та знала фантасмагорический язык жителей этого мира и как-то понимала, кто перед ней находится, он, она или оно.
Служение Отечеству на планете Гриупер почти закончилось, вахта генерал-губернатора подходила к концу, осталось туземцев привести в чувство да передать пост преемнику и отправиться домой, но пока, к сожалению, результат был плохоньким, переговоры ничего не дали.
«Этот мир – для нас» лезли в глаза плакаты, а гриуперяне с вытянутыми унылыми лицами или мордами? верещали на площадях о свободе, независимости, по крайне мере помощница так поясняла, а Днепров ей доверял.
Этих таракашек спасли от истребления, вывезли с гибнущего астероида, выделили им планету, обустроили, обучили, они теперь могут сами себя кормить и обеспечивать, живи да радуйся, так нет, миром им править захотелось, ничтожным насекомым.
– Ладно, пора применить последний довод королей, показать, чей этот мир, – приняв решение, Днепров отошел от окна, не без умысла, нажал кнопку громкой связи и приказал, – выпустить бомаги.
Его слова немедленно разнеслись по всей планете, переведенные на гриуперянский язык, протестуны взвизгнули и, не разбирая дороги, кинулись врассыпную, а из гаражей медленно выкатывались асфальтоукладчики.
– Мавка, Волкодлак, ступайте в храм, оставайтесь там, пока не вызову. Мягкая неумолимость прозвучала в её распоряжении.
В подобныемгновения вечности ее взрослые дети – сын, славящийся ослиной уступчивостью, проводящий большую часть времени за изучением искусственного интеллекта в отдельно взятом сегменте мира компьютерных игр, и дочь, праздная работяшка, корпевшая над изобретением ледяного огня или огненного льда, что скорее получится, послушно вытягивались в струнку, подобострастно ели мать глазами, затаив дыхание следили за движением ее бровей, губ, за взмахом рук или поворотом головы. Благодушный гнев Берегини был опасен, им понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что не стоит перечить богине, если они хотят сохранить свою нынешнюю жизнь, свои блага, да и сам этот мир, хотя считалось, что их матушка относиться к добрым божествам.
Когда-то давно они были счастливы, веселы, к ним приходили друзья, тогда их папка Упырь, ныне живой мертвец, жил в семье, и, кстати, лишь он мог умиротворить Берегиню, но в те незапамятные времена не было этих бассейнов, лифтов, тачек, смартфонов, доставки еды на дом и даже абсолютно непонятного вируса, поэтому каждый был занят своим делом, положенным ему от рождения.
– А вы, матушка, – получилось хором, они переглянулись и Мавка, после незаметного кивка Волкодлака, продолжила, – справитесь ли одна, почто нас гоните?
– Не доросли вы для присутствия в высоком собрании, боги совет будут держать, ослабли мы, потому что у людей веры в нас не осталось, надо думать, как вернуть ушедшее близкое, говорят, будет присутствовать какой-то пиарщик, посмотрим, что за гусь, ну и под сурдинку хочу ритуал провести, вашему батюшке пора на покой, нагулялся, попил чужой кровушки, почти всех соседей извел, если нынче не успокоится, Личем станет, тогда справиться с ним сложно будет.
— Был бы Зевес таким грозным, если б не сын их увечный, тот, что кует Богу молнии, прячет отца под Эгидой, чтоб уберечь старика? — злобно шептала Эриния завистью, желчью полна.
— И Колесницу сражений в битве с Титаномахией выковал он для родителя, скипетр вручил, и обиды, видимо, все позабыл, — вторит Мегере Тисифона, местью сверкают глаза.
— Понял, простил и работает, бедный увечный хромой, грех отпустившей предателям, выковав трон золотой, мать наказал он премиленько, — третья Алекто Эриния план предлагает простой.
Страсти кипят на Олимпе, к ним равнодушен Гефест, лишь за измены жену хочется скинуть с небес.
— Стой, Тисифона, убийства тут не случилось, лишь блуд, да и Мегере завистнице нечего делать тут. Я предлагаю, подсказку стоит шепнуть кузницу, сделает — вечная слава, вечная месть отцу.
— Приветствую, сестры Эринии, вы, как всегда, хороши, злобны, коварны и мстительны, дали совет от души, и за подсказку удачную я вам подарки раздам, лишь Прометею другу Божий огонь передам.
И тут, как будто разбивают витражи церкви, благость рушится бездушным топотом ног, отчего я вздрагиваю, а героиня «умирает».
Хочу подчеркнуть, что когда читала, эмоции сменяли друг друга стремительно, состояние человека, переживающего горе описано нестандартно, но ярко, правдиво, автору благодарность.
Немного портило лишь обилие восклицательных знаков, впрочем, это несущественно.
Первая часть вполне самодостаточна. Отдельный рассказ. Закончен. Меня мало интересует дальнейшая судьба героини, она обрела надежду на исцеление от горя, что бы не случилось, она увидела светлый путь.
Часть вторая.
Вначале ощущение «рояля в кустах» и скатывание в мелодраму.
Казалось бы…
Написано сухо, без эмоций, идет лишь перечисление действий героя и походя оценка окружающей действительности.
Увидел церковушку, дай, думает, зайду, давненько не бывал, по пути вспомнил «грешок», бабульку обобрал, но что поделать, ей все равно помирать, а он не так уж и виноват, окружение такое, что кровь его наполнена ядом лжи, стяжательства, бездушия. В церковь-то зачем поперся, так там дядюшка вроде служит, давненько не видались. Вот и зашел не как все, а со служебного входа.
И тут пред иконой стоит «блаженная», наследница миллиардов, кстати, единственная. В черном платье. Хоронит кого-то? Понаблюдал. Увидел, как вошедшая толпа подействовала на скорбевшую девушку, какая ярость вспыхнула в ее глазах от бесцеремонного поведения и сам разозлился. По сути это первая его неконтролируемая эмоция. «Вся эта кутерьма производила такой шум, что мне казалось – негодуют сами своды церкви, презрительно глядя сверху вниз на все это нелепое сборище. Мне вдруг стало не очень хорошо, и слегка закружилась голова – я вышел на улицу.» Главное в этой фразе: ...«негодуют сами своды церкви»… и далее описание своего состояния. С этого момента идет холодная оценка всего увиденного и едва у него проявляются какие-то чувства, он немедленно начинает «выпадать из реальности», действительность воспринимается словно в тумане, его дальнейшие поступки он описывает так, будто он не по своей воле действует, словно его кто-то подталкивает. И его заключительные слова, что не во сне ли он бросился на защиту ангела во плоти от всех этих жалких людей, как раз подчеркивает, что он возвел себя в рыцаря в сияющих доспехах, спасающего прекрасную деву, кажущуюся ему ангелом.
Читается легко, сначала скептически воспринимаются его появление в рассказе. В искренность поступков героя абсолютно не верится, он циничен, расчетлив и абсолютно прагматичен, сейчас девушке нужна хоть какая-то опора, какая-то близкая душа и он готов стать ей другом.
Автор не дает нам банальных разъяснений. Все сказано кратко, лаконично. Возможно я замахнусь слишком уж высоко, но по мне, так в этом рассказе описана борьба добра со злом. Именно этим рассказ мне интересен. Еще раз, благодарю.
(Этот эпиграф к книге А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» всегда меня интриговал и немного пугал, пока я не «увидела» это чудовище вот таким)
– Прячьтесь, сейчас чихнет!
Все, сопровождающие Юдо разумные, немедленно кидались на землю, затыкали уши и с интересом смотрели на усилия Арктура развернуть монстра в сторону врага.
Юдо приподнимался на передних лапах, запрокидывал назад, насколько мог, свою безобразно толстую шею, при этом рот этого пугала открывался сам собой, ноздри, каждая с пещеру, со свистом втягивали воздух, кожаный кончик носа стремительно двигался вправо-влево, будто норовил сорваться с морды, а глаза прикрывались веками, как оконными ставнями, он невольно приседал на оставшиеся четыре ноги, хвост его замирал параллельно земле и это ожидание чиха длилось бесконечно долго, веки вечные.
Сам чих сначала не было слышно, только воздух перед Юдо слегка белел, шквалом уносился вдаль, сметая все на своем пути, повергая в прах препятствия, оставляя просеку, а затем раздавался звук, похожий на расколовшийся гигантскийо орех, к счастью, этот треск затихал быстро.
Однако все разумные продолжали лежать, команды «подъем» от Арктура не поступало.
Юдо поднимался на свои шесть ног встряхивался будто пес, выскочивший из воды, из-под всех его бронированных чешуек вылетала пыльца, рассеивалась в воздухе и медленно, словно танцуя, опускалась наземь.
Звучала команда, разумные вскакивали, подставляли руки, собирали пыльцу в горсти, старательно размазывали ее на себе, а своим собратьям на спины, пока это волшебство осыпалось, укрывая белым чудом землю, помогая в борьбе с ворогом, дополнительно укрепляя броню дружине.
– Если не прекратит верещать, придавлю, выключи её как-нибудь, – жалобно-просяще простонал правитель, едва сдерживая раздражение.
Ларионова что-то резко прощелкала гриуперке-парламентерке на их языке, та, защелкала в ответ, подпрыгнула и скачками умчалась прочь, а Днепров в очередной раз восхитился помощницей, та знала фантасмагорический язык жителей этого мира и как-то понимала, кто перед ней находится, он, она или оно.
Служение Отечеству на планете Гриупер почти закончилось, вахта генерал-губернатора подходила к концу, осталось туземцев привести в чувство да передать пост преемнику и отправиться домой, но пока, к сожалению, результат был плохоньким, переговоры ничего не дали.
«Этот мир – для нас» лезли в глаза плакаты, а гриуперяне с вытянутыми унылыми лицами или мордами? верещали на площадях о свободе, независимости, по крайне мере помощница так поясняла, а Днепров ей доверял.
Этих таракашек спасли от истребления, вывезли с гибнущего астероида, выделили им планету, обустроили, обучили, они теперь могут сами себя кормить и обеспечивать, живи да радуйся, так нет, миром им править захотелось, ничтожным насекомым.
– Ладно, пора применить последний довод королей, показать, чей этот мир, – приняв решение, Днепров отошел от окна, не без умысла, нажал кнопку громкой связи и приказал, – выпустить бомаги.
Его слова немедленно разнеслись по всей планете, переведенные на гриуперянский язык, протестуны взвизгнули и, не разбирая дороги, кинулись врассыпную, а из гаражей медленно выкатывались асфальтоукладчики.
– Мавка, Волкодлак, ступайте в храм, оставайтесь там, пока не вызову.
Мягкая неумолимость прозвучала в её распоряжении.
В подобныемгновения вечности ее взрослые дети – сын, славящийся ослиной уступчивостью, проводящий большую часть времени за изучением искусственного интеллекта в отдельно взятом сегменте мира компьютерных игр, и дочь, праздная работяшка, корпевшая над изобретением ледяного огня или огненного льда, что скорее получится, послушно вытягивались в струнку, подобострастно ели мать глазами, затаив дыхание следили за движением ее бровей, губ, за взмахом рук или поворотом головы.
Благодушный гнев Берегини был опасен, им понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что не стоит перечить богине, если они хотят сохранить свою нынешнюю жизнь, свои блага, да и сам этот мир, хотя считалось, что их матушка относиться к добрым божествам.
Когда-то давно они были счастливы, веселы, к ним приходили друзья, тогда их папка Упырь, ныне живой мертвец, жил в семье, и, кстати, лишь он мог умиротворить Берегиню, но в те незапамятные времена не было этих бассейнов, лифтов, тачек, смартфонов, доставки еды на дом и даже абсолютно непонятного вируса, поэтому каждый был занят своим делом, положенным ему от рождения.
– А вы, матушка, – получилось хором, они переглянулись и Мавка, после незаметного кивка Волкодлака, продолжила, – справитесь ли одна, почто нас гоните?
– Не доросли вы для присутствия в высоком собрании, боги совет будут держать, ослабли мы, потому что у людей веры в нас не осталось, надо думать, как вернуть ушедшее близкое, говорят, будет присутствовать какой-то пиарщик, посмотрим, что за гусь, ну и под сурдинку хочу ритуал провести, вашему батюшке пора на покой, нагулялся, попил чужой кровушки, почти всех соседей извел, если нынче не успокоится, Личем станет, тогда справиться с ним сложно будет.
— И Колесницу сражений в битве с Титаномахией выковал он для родителя, скипетр вручил, и обиды, видимо, все позабыл, — вторит Мегере Тисифона, местью сверкают глаза.
— Понял, простил и работает, бедный увечный хромой, грех отпустившей предателям, выковав трон золотой, мать наказал он премиленько, — третья Алекто Эриния план предлагает простой.
Страсти кипят на Олимпе, к ним равнодушен Гефест, лишь за измены жену хочется скинуть с небес.
— Стой, Тисифона, убийства тут не случилось, лишь блуд, да и Мегере завистнице нечего делать тут. Я предлагаю, подсказку стоит шепнуть кузницу, сделает — вечная слава, вечная месть отцу.
— Приветствую, сестры Эринии, вы, как всегда, хороши, злобны, коварны и мстительны, дали совет от души, и за подсказку удачную я вам подарки раздам, лишь Прометею другу Божий огонь передам.